Батюшка Дон кн. 3 гл. 20
Наступлению предшествовали авианалёты бомбардировщиков из 4-й воздушной армии. В начале месяца на встрече с Паулюсом и Зейдлицем её командующий Рихтгофен выражал недовольство топорным использованием авиации, говорил о полной бесполезности для действий пехоты. 11 ноября немецкая авиация нанесла удары, но самым заметным её успехом стало лишь разрушение заводских труб в промышленном районе города.
Отважно сражалась сибирская дивизия Батюка, удерживая позиции на Мамаевом кургане, но главный удар немцы нанесли несколько севернее, по направлению к химическому комбинату «Лазурь» и железнодорожному узлу. Здесь атаковала 305-я пехотная дивизия немцев, усиленная сапёрными батальонами. Поначалу им удалось захватить несколько зданий, но вскоре красноармейцы в яростной контратаке их отбили.
Севернее, зажатые между заводом «Баррикады» и берегом Волги, отчаянно сопротивлялись бойцы 138-й стрелковой дивизии. На винтовку у них оставалось по тридцать патронов. В ночь на 12 ноября 95-я стрелковая дивизия атаковала немцев восточнее завода «Баррикады». Однако атака была остановлена благодаря массированному огню немецкой артиллерии.
Около десяти часов утра немцы ввели в бой свежие войска, целясь на нефтяные цистерны на берегу Волги. Советские бойцы отразили удар, уничтожив группы автоматчиков и подбив три немецких танка. Один из батальонов РККА сократился до пятнадцати человек. Каким-то чудом измождённые люди смогли удержать позиции всего в семидесяти метрах от берега могучей Волги.
***
Когда начнётся снегопад в горах предсказать невозможно. Из маленькой тучки посыпался робкий снег, который вдруг перерос в злую бурю. Колючие снежинки били прямо в лицо, словно сотни маленьких осколков стекла.
- Только этого мне не хватало! - старшего лейтенанта Головатюка капризы погоды не волновали.
Не от этого он выглядел совершенно расстроенным. От его роты в составе 383-й «шахтёрской» стрелковой дивизии, перед введением в бой насчитывавшей сто пятьдесят человек, осталось десятка полтора красноармейцев.
- С кем воевать теперь? - думал он, пересчитывая редких бойцов.
Утром его рота опять штурмовала безымянную гору. Она, по-видимому, имела стратегическое значение, ибо её с диким упорством старались захватить советские и немецкие командиры.
- Чо в неё так упёрлись? - возмущались чудом выжившие солдаты.
- Пока нас всех не угробят, - сказал Пётр Шелехов, - не успокоятся…
Непрерывные бои, словно гигантским бульдозером срыли всю растительность на ней и даже метра полтора-два почвы на вершине.
- После войны на этом месте долго ничего расти не будет! - потянулся крепким телом Генка Шахов.
- Разве что железо с когтями… - заметил его товарищ. - Пару лет тут точно простоит стойкий трупный запах…
Снег пока не успел прикрыть страшные последствия недавних боёв. Земля была густо смешана с осколками металла, разбитого оружия, гильзами, тряпками от разорванной одежды и человеческими останками.
- Думаю больше! - сказал Гена и посмотрел на поникшего ротного.
Утром Головатюк, поднявшись во весь рост и воинственно размахивая командирским револьвером, кричал, пытаясь поднять в очередную атаку жалкий остаток своего измотанного подразделения.
- За мной, мать вашу! - кричал он.
Но его либо никто не слышал в грохоте разрывов мин и снарядов, в трескотне пулемётной, либо делал вид, что не слышит, но так или иначе, никто не поднялся и не закричал вслед за ним пугающее «ура».
- Не расстраивайтесь командир, - подбодрил его Шахов. - За снегом тебя никто не увидел…
Буря в горах царствовала на больших высотах, где нет деревьев, а только ледники. Чуть ниже снег просто валил большими хлопьями, падал медленно и долго.
- Никто не поднялся… - огорчился старший лейтенант.
- Ведь почти никого не осталось из солдат! - уточнил он.
Предыдущий час им пришлось работать не покладая рук, оттаскивая раненых под пулями, взбивавшими вокруг густую пыль.
- Могли бы на время вместе прекратить огонь, - сокрушался Петька, вытаскивая волоком плотного красноармейца. - Будто они действительно думают, что бессмертные.
- Зато мы смертники! - кисло буркнул Геннадий.
Противник начал интенсивный обстрел снарядами. Под их вой они бросились в ближайшую щель. Лёжа на её дне с закрытыми глазами и замирающим сердцем, Шелехов прислушивался к разрывам. Вдруг напарник толкнул его в бок и сказал:
- Чувствуешь, как земля под нами шевелится?
Только он собрался ответить, снизу прозвучал приглушенный голос:
- Не обращайте на это внимание. Под вами мне ещё безопаснее...
После обстрела осталось два десятка бойцов, которые сдерживали постоянный натиск немцев. Командир снова попытался поднять в атаку.
- Никто не поднялся, - расстроился офицер, - мне комполка голову оторвёт.
- Дальше передовой не пошлют, меньше роты не дадут! - пошутил Петя.
Головатюк огорчённо махнул рукой и, пригибаясь, побежал в своё временное жильё. Там сидели и пили водку командиры приданных полку пулемётных и миномётных рот. Они заняли большой немецкий дзот, наполовину разбитый. Из-под брёвен обрушенного наката торчала скрюченная рука и подкованные каблуки двух немецких сапог.
- Своего квартиранта никак не достанете… - с осуждение заметил он.
- Вытащить бедного «ганса» нет никакой возможности, он крепко зажат! - как бы оправдываясь, произнёс Михаил Соколов и достал третью кружку.
Жили они в таком приятном соседстве уже несколько дней. У дзота, в канаве, лежали ещё шесть «друзей» в зелёных шинелях.
- Чего такой хмурый? - спросил вошедшего изрядно захмелевший миномётчик Соколов.
- Аааа! - старлей выпил залпом алкоголь. - Почти вся рота полегла.
- А что с батальоном?
- Почти никого их командиров не осталось.
- Зато скоро станешь комбатом…
Молча, выпили ещё по одной. Пулемётчик Первухин начал рассказывать одну из своих бесконечных историй:
- У меня в роте в начале войны служил красноармеец-пулемётчик Семён Константинович Гитлер, еврей по национальности. Воевал хорошо и я представил его к медали «За отвагу». Написал бумагу, всё чин чином, а меня на следующий день вызывает комдив и грозно так спрашивает: «Ты что сукин сын думал, когда представление писал?.. Ты хочешь, чтобы я за отвагу наградил Гитлера?» …
Все выслушали, но никто не рассмеялся. Да и повода смеяться, особо не было. На вопрос Соколова, что с ним и почему молчит, Головатюк как-то криво улыбнулся и почти одним рывком выскочил из блиндажа.
- Куда это он? - вырвалось у пьяного пулемётчика.
Соколов лениво ответил:
- Известно куда. Подымать в атаку. Такова доля командира стрелковой роты… Мне немножечко лучше. Я не подымаюсь первым и не кричу: «Вперёд! За мной!..» Как твоя, пулемётная рота?
- Осталось три отделения...
- Что?! Три, значит, пулемёта?
- Три «максима». Правда, есть ещё два ручных - «дегтярята».
- И всё?
- Всё, Михаил... Ну, брат, мне пора. А ты скажи своим, чтобы точнее кидали игрушки. Давеча мина разорвалась в двух метрах от «станкача».
- Может, немецкая?
- Нет, дорогой. Твоя!
- Не может быть! - вырвалось у Соколова.
В соседней землянке тоже происходили интересные вещи. Начальник Особого отдела части майор Пиманов пришёл к Геннадию Шахову разгадать странный ночной сон. Тот ради шутки разок когда-то похвастался, что является большим экспертом в этом интимном вопросе.
- Я видел во сне часы, на которых было двенадцать часов времени, - спросил озадаченный майор. - Что это значит?
- Нужно подумать…
Когда Пиманов попытался «пришить» им дело за дискриминацию командиров Генка решил проучить вредного чекиста. Он глубокомысленно почесал бритый затылок и выдал:
- Часы - это месяц… Время - могут убить в полночь!
В течение месяца он не вылезал с КП полка, даже позеленел от недостатка воздуха в полусыром подвале-яме.
- Жив! - радостно выдохнул еле живой майор.
Шутливое пророчество неожиданно сбылось, только коснулось оно также его и Шелехова. В полночь12 ноября 1942 года случайный снаряд разворотил дзот, где они спокойно спали, отправив Петю в госпиталь, а неудачливого расшифровщика снов на тот свет.
… После неудачных попыток прорваться к Туапсе из района Новороссийска немецко-фашистское командование решило основные усилия сосредоточить на туапсинском направлении. Сущность плана состояла в нанесении двух ударов по сходящимся направлениям с целью окружения основных сил 18-й армии русских в районе северо-восточное Шаумяна.
Для нанесения главного удара создали группу «Туапсе», составленную в основном из горнострелковых и пехотных дивизий, специально экипированных и прошедших обучение ведению боевых действий в горах. К началу Туапсинской оборонительной операции в состав советской армии входили 32-я гвардейская, 31, 383, 236 и 395-я стрелковые, 12-я гвардейская кавалерийская дивизии, 76-я и 68-я морские стрелковые бригады.
27 сентября немецкое командование решило прорваться через Гунайку. Для осуществления плана оно бросило в бой дивизионную группу Ланца. Малочисленные части 383-й стрелковой дивизии в течение четырёх дней стойко оборонялись. 25 октября укреплённая пополнением дивизия перешла в наступление и к исходу дня достигла реки Пшиш. В результате была окончательно устранена угроза прорыва немецких войск к Туапсе.
***
Русский перебежчик Фомин, о котором лишь немногие из роты лейтенанта Штрауба, теперь почти целиком состоявшей из новичков, знали, что он воевал на другой стороне, однажды подобрал бесхозную снайперскую винтовку с оптическим прицелом и предложил:
- Давайте повеселимся!
- А чем мы, по-твоему, занимаемся? - мрачно спросил Иоганн Майер.
- Будем играть в охотников, - казак объяснил простые правила игры.
Товарищи по взводу, чтобы скоротать время, теперь выползали за насыпь железнодорожной ветки и по очереди становились снайперами.
- Тот, кто должен стрелять, - инструктировал «Фом» желающих, - выбирает жертву и показывает её остальным.
- Зачем?
- Чтобы соревноваться, кто больше наберёт очков.
У многих имелись полевые бинокли, так что зрители воочию могли следить за тем, что происходит.
- Вон тот, - указал пальцем Франц Ульмер, - примерно в десяти метрах влево от мёртвой лошади.
Наклонившись над тощим вещмешком, советский солдат доставал свою армейскую флягу. Франц тщательно прицелился и выстрелил. Мишень согнулась пополам и больше не шевелилась.
- Убит! - крикнул он и довольно засмеялся.
- Убит, - подтвердил привередливый «Фом».
Он аккуратно занёс Ульмеру два зачётных очка в свою записную книжку. Иоганн погодя подстрелил неуклюжего красноармейца, который боком перелезал из своего окопа в соседнее укрытие.
- Готов! - воскликнул он.
- Нет, нет, посмотри, как следует, - настаивал Фомин. - Он шевелится.
- Да, он двигается… - согласился зевающий Майер.
- Только одно очко. - «Фом» записал его.
Однажды зачинщик игры поразил бутылки с зажигательной смесью, разложенные перед вражеским окопом. Это оказались ёмкости, наполненные горючим веществом, использовавшимся против танков.
- Бинго! - азартно крикнул казак.
Выстрел произвел настоящий фейерверк, и русский солдат начал танцевать перед окопом, пытаясь сбросить с рук горящий «коктейль Молотова», что вызвало гомерический хохот:
- Выдай ещё коленца!
Кровавая стрельба считалась приятным времяпрепровождением. Никто не думал о ней, как о хладнокровном убийстве. Это было просто состязание, за которое Ковач, Вилли, Зандер и Пилле расплатились своей жизнью.
- Мы стреляем не для того, чтобы сослужить службу своей стране, - думал в перерывах Иоганн. - Мы делаем это просто потому, что случайно нашли винтовку с оптическим прицелом и знаем, как ей пользоваться.
Ночью ему приснился странный сон. Будто он пришёл в магазин, что за прилавком магазина стоял Бог.
- Господи! Это ты? - воскликнул он с радостью.
- Да, это я, - ответил Бог.
- А что у тебя можно купить?
- У меня можно купить всё, - прозвучал ответ.
- Дай мне, пожалуйста, возможность остаться живым в этой бойне, а после войны хочу здоровья, счастья, любви, успеха и много денег.
Бог доброжелательно улыбнулся и ушёл в подсобное помещение. Через некоторое время он вернулся с маленькой бумажной коробочкой.
- И это всё?! - воскликнул солдат.
- Да, это всё, - ответил Бог. - Разве ты не знала, что в моём магазине продаются только семена?
Майер проснулся со странным чувством и дал зарок больше не стрелять ради развлечения из снайперской винтовки. С другой стороны, противник сам развлекался, как мог. Когда немецкие солдаты трогали любого убитого солдата Вермахта, мёртвые и живые взлетали на воздух - русские часто закладывали небольшие мины под гимнастёрки погибших.
… Мобильной пехоте гитлеровцев сопутствовал временный успех, батальон последним усилием смог продавить противника. Когда немцы с великим трудом пробивались вперёд, через позиции русских, «Фом» посмотрел на убитых и раненых, валяющихся вокруг и, сказал:
- Держу пари - большинство этих негодяев только притворяются.
- Ты не доверяешь соплеменникам? - улыбкой поинтересовался Франц.
- Ты мне ближе, чем эти проклятые русские…
Всем приходилось соблюдать осторожность. Красноармейцы стали более опасными, со всеми их ударными отрядами.
- Раньше русские просто сдавались в плен, - едко заметил он.
- А что изменилось?
- Теперь они предпочитают умирать! - поразился переменам Иоганн.
Среди советских солдат хватало фанатиков, но обычно достаточно было бросить взгляд в глаза или на его рану, чтобы сказать, опасен он или нет.
- Вряд ли они будут стрелять нам в спину… - сказал Ульмер.
- Русский солдат обычно не имеет плана действий, - заметил кто-то, - поэтому он страшен своей импровизацией.
Гитлеровец приблизился к человеку, лежавшему лицом вниз. Толкнул его ногой, русский зашевелился и застонал. Подошёл Майер и хотел перевернуть человека, чтобы посмотреть, что с ним.
- Ой, оставь его, - сказал Франц и указал. - Посмотри на кровь.
Солдаты пошли дальше, вдруг Фомин закричал. Иоганн обернулся и увидел, что раненый приподнялся и выстрелил из пистолета ещё раз.
- «Фом»! - отчаянно крикнул Ульмер.
Он упал как подкошенный, зарывшись пальцами в снег, конвульсивно дёрнулся и затих. Франц посмотрел на мёртвого друга, потом перекрестился. Его лицо страшно изменилось, будто он натянул маску.
- Подонок! - грозно прошипел он.
Подбородок мстителя выдвинулся вперёд, губы сжались в тонкую нить с горестными морщинами в углах рта, глаза сощурились подобно щели дота.
- Ты заплатишь за него! - он повернулся и пошёл назад, не обращая внимания на стрельбу со стороны русского.
Надеясь спастись, тот лёг лицом в землю, делая вид, что ему ни до чего нет дела. Но когда Ульмер приблизился, он всё понял.
- Нет! - красноармеец спустил штаны, чтобы показать ужасную рану на верхней части бедра, говорил, что всё равно умрёт: - Камерад пощадите!
Франц взял в железные тиски шею вероломного русского, и держал его, не ослабляя мёртвую хватку, до тех пор, пока в последней судорожной конвульсии остатки жизни не покинули бренное тело.
- Это тебе за казака… - сказал он и вытер руки о замызганные штаны.
продолжение http://proza.ru/2012/10/16/10
Свидетельство о публикации №213021802036
Владимир Прозоров 23.12.2017 20:51 Заявить о нарушении
Владимир Шатов 23.12.2017 21:11 Заявить о нарушении