Темный паладин. Глава 11

***
Небольшой отряд под предводительством барона Ульца и Высшего Мастер-паладина Орфинии ехал по широкой мощеной дороге, являющейся главным торговым трактом в этой части империи Вэшкил. С обеих сторон дороги, на некотором отдалении рос редкий лес. А справа, на расстоянии в несколько дней пути виднелся Бежгарский хребет. Предвечернее солнце, остающееся все еще по-дневному жарким, светило им прямо в глаза.
«Дагош бы побрал эту баронессу и все это путешествие! – устало покачиваясь в седле, думала Розалия. – Еще утром я была уверена, что она быстро сдуется и пересядет в карету, а она скачет и скачет да еще с таким видом, словно и не было всех этих миль пути по жаре без единого привала… А я-то думала, что это Я готова к любым испытаниям… В Академии нас гоняли целыми днями и ночами и готовили, по-моему, ко всему, что только может случиться. Да и после выпуска я не расслаблялась и держала себя в форме. Я была лучшей в Академии! По всем предметам и по физической подготовке… Меня всегда хвалили… Как может подготовленный агент уступить какой-то выскочке, которая лишь протекцией достигла своего теперешнего положения! – Розалия раздраженно цыкнула. – Я могу по несколько часов прятаться совершенно неподвижно, не дрогнув ни единым мускулом! А потом бежать несколько дней практически без еды и воды, и даже без отдыха! Я мастер шпионажа и маскировки… Но почему мне на долю выпало самое ужасное из испытаний! Ненавижу лошадей!!! – девушка внутренне застонала. – Единственное, что в Академии я с трудом сдала – это была верховая езда! Лошади меня не любят! Хорошо хоть эта не пытается меня сбросить или укусить…» – она попыталась сесть поудобнее, хотя это было нелегко, потому что тело, непривыкшее к конным прогулкам, очень болело.
От этих невеселых мыслей Розалию отвлекло внезапное изменение атмосферы в отряде. Хороший шпион всегда должен чувствовать изменение настроения и движения людей вокруг себя, чтобы не пропустить что-нибудь важное. Этому ее учили инструкторы в Академии, и это она хорошо усвоила. Возможно, даже слишком хорошо… Именно из-за этого в Академии у нее не было друзей и даже более-менее близких знакомых. Все студенты старались ее избегать, потому что, как говорили преподаватели и что действительно соответствовало истине, Розалия была прирожденным шпионом и, даже сама того не желая, всегда слышала и замечала все, что вокруг нее происходит. Скрыть что-либо от нее было практически невозможно.
Розалия незаметно огляделась, слегка удивленная тем, что угрюмое молчание, царившее в отряде весь день, сменилось оживлением. По обрывкам слов и фраз, которые долетали до нее из разговоров наемников, она поняла, что приближается долгожданный привал. И еще, с некоторой долей удивления девушка поняла, что не только она устала от этой безостановочной скачки. От этого ей стало несколько легче. Но когда она посмотрела на четверых, что ехали во главе отряда, настроение ее снова испортилось. От «торговца» и командира наемников еще можно было ожидать того, что они выглядят совершенно не уставшими и бодрыми, но баронесса и престарелый слуга должны были быть не менее уставшими, чем сама Розалия. Нет, они должны быть более усталыми! Но вся эта четверка предводителей выглядела совершенно не уставшими и, похоже, была готова ехать и всю ночь, и весь следующий день, и даже далее без остановки и без еды.
Спустя некоторое время командир наемников остановился и скомандовал:
– Привал!
Отряд свернул на обочину. Наемники спешились и начали обустраивать лагерь. Розалия следовала за своей «госпожой», которая направилась к карете, чтобы отдать приказания «слугам». Хотя единственным ее желанием было наконец-то слезть с этой лошади и упасть прямо в траву, чтобы дать отдых своему измученному телу. Но… если уж ты взялся играть какую-то роль, то играй ее до конца и хорошо. Внутренне проклиная все на свете, она играла свою роль и играла ее хорошо: мало кто мог заметить за внешним спокойствием и милой беззаботной улыбкой Розалии, какие страдания она испытывает.
Из болезненного оцепенения Розалию вывел громкий голос Орфинии:
– Поставьте мой шатер ближе к лесу, на окраине лагеря. Карету поставьте так, чтобы в любой момент можно было быстро ее запрячь. Лошадей пустите пастись отдельно от остальных. Не хочу, чтобы с ними что-то случилось. Сторожить будем по очереди.
Несколько шокированная этой речью Розалия, подъехав ближе, тихо сказала, обращаясь к баронессе:
– Госпожа, не забывайте, что вы – графиня Лассье, едущая на лечебные источники! Вы не должны себя вести, как командир наемников! Это совершенно неприемлемое поведение! К счастью, сейчас все наемники заняты, и никто вас не слышал, но постарайтесь в дальнейшем следить за собой и своей речью!
Хмуро посмотрев прямо на Розалию, Орфиния резко отвернулась и, пустив своего коня в галоп, ускакала к лагерю. Девушка в растерянности замерла, не зная, то ли ей следовать за баронессой, то ли проследить за тем, как будут устраивать их лагерь. Разумнее было бы последовать за «госпожой», чтобы проследить за ней и постараться не допустить еще каких-нибудь промахов. Но, исходя из своего состояния, Розалия решила, что пользы от нее в данной ситуации будет мало, поэтому пустила лошадь шагом рядом с каретой, собрав последние силы и ожидая того момента, когда можно будет наконец закончить эту пытку. Следующие несколько минут были для нее самыми трудными, и, когда они добрались до места их стоянки и слуги начали ставить шатер, Розалия кое-как слезла с лошади и упала на землю. Вытянувшись в полный рост, она застонала частично от боли, но больше от наслаждения. Только теперь она поняла, что ноги не просто онемели и болели, но еще и были стерты до мяса. Завтра ее ждет трудный и очень болезненный день…
Немного придя в себя, Розалия села и огляделась вокруг. Жизнь в их небольшом лагере кипела вовсю. Ставились шатры, разжигались костры, а часть людей носили дрова и воду. Похоже, каждый из них заранее знал, что должен делать для обустройства лагеря и где его место в нем. Это с хорошей стороны показывало лидерские качества Фредрика Глосса. Но от размышлений о том, насколько хороший командир у наемников, ее отвлекало чувство беспокойства, вызванное тем, что среди всех этих мельтешащих людей она не видела Орфинии. «Дагош ее побери! – с раздражением подумала «милая» фрейлина. – Я чувствую, что мне предстоит вынести еще много мучений из-за нее! Она совершенно не представляет, как должна себя вести благородная дама! Похоже, утром она истратила весь запас своих благородных манер, и на остальной день их не осталось! Родителям стоило уделять больше внимания ее воспитанию! А впрочем, зачем ей воспитание, когда под защитой отца она могла творить все, что пожелает, не думая о последствиях!»
Наконец Розалия увидела Орфинию. Она сидела возле шатра торговца Ульца и о чем-то разговаривала с Фредриком Глоссом и слугой торговца. «Во имя всех Темных Богов! – схватившись за голову, простонала Розалия. – Я должна быть рядом с ней в этот момент! Но я не могу встать! Что же делать? Я чувствую, что она сейчас натворит дел! О чем она там разговаривает?! Как она не понимает, что графиня Лассье никак не может опуститься до общения со слугами! – в этот момент все трое над чем-то рассмеялись. И громче всех смеялась Орфиния. – Но это уже слишком!» – пробурчала Розалия себе под нос и жестом подозвала одного из «слуг».
– Отправляйся к шатру торговца и скажи баронессе, что ее шатер уже готов! – зло прошипела она, потом поманила «слугу» пальцем и, когда он приблизился, схватила его за шиворот, притянула к себе поближе и прорычала ему прямо в лицо:
– И сделай это так, чтобы она поняла, что не подобает графине сидеть со слугами!
– Как же я это сделаю? – растерялся «слуга».
– А это уже не мое дело! – рассвирепела Розалия. – Не одну меня приставили, чтобы нянчится с этой безмозглой дылдой!
 «Слуга» направился к костру, а Розалия неотрывно следила за его продвижением. Если бы ее взгляд мог материализоваться, то, наверное, «слуга» давно бы уже бегал, объятый пламенем. Наконец «слуга» достиг места назначения. Розалия увидела, как он склонился в почтительном поклоне и заговорил. Орфиния внимательно его слушала, время от времени кивая головой, потом, когда «слуга» замолчал, она что-то коротко ответила и махнула рукой, приказывая тому удалиться. «Слуга» поклонился и отправился в обратный путь. По его лицу, на котором было написано желание каким-либо образом не дойти до своего лагеря – исчезнуть, испариться или даже умереть на месте, – Розалия поняла, каким был ответ. «И-и-и-и-и-и!!! – мысленно завизжала девушка. – Она смеет меня игнорировать!!! Пусть она здесь главная, но она должна понимать, что своим поведением она подставляет всех нас под удар! С таким ее поведением мы можем попасть в большую беду в любой момент! А Терб еще говорил, что никаких проблем не будет, и что мы с ней прекрасно поладим! Никогда, никогда ее не прощу, если из-за нее мы провалим задание!!! Мое! Первое! Задание!»
Вернувшийся «слуга» стоял в сторонке и ждал, когда Розалия несколько успокоится. Они не в первый раз работали вместе, и он прекрасно знал, что под горячую руку к ней лучше не лезть. Через некоторое время девушка, наконец, обратила на него внимание и зловещим голосом спросила:
 – Так что ответила баронесса?!
Оцепеневший от ужаса «слуга» что-то промямлил.
– Что?! Говори громче! – зарычала Розалия.
– Графиня Лассье сказала, что она отужинает с нашими новыми спутниками! – встав по стойке смирно, отчеканил «слуга».
– Понятно… – хмыкнув, произнесла Розалия. – Мы будем ужинать в шатре, – усталым голосом сказала она и вдруг, с внезапно вернувшимся демоническим выражением лица, добавила. – Я не хочу видеть баронессу!
«Слуга» поклонился и сбежал готовить ужин. Некоторое время после его ухода Розалия сидела, запрокинув голову, и смотрела на постепенно темнеющее небо. Все мысли вдруг куда-то унеслись, и она в полном спокойствии и умиротворении перестала замечать все вокруг. Тело стало легким, боль отступила… Но все испортил запах еды, добравшийся до нее от костра. Розалия почувствовала, что она страшно голодна, и, с трудом поднявшись, поплелась в шатер.


***
Небольшой отряд под предводительством барона Ульца и Высшего Мастер-паладина Орфинии ехал по широкой мощеной дороге, являющейся главным торговым трактом в этой части империи Вэшкил. С обеих сторон дороги, на некотором отдалении рос редкий лес. А справа, на расстоянии в несколько дней пути виднелся Бежгарский хребет. Предвечернее солнце, остающееся все еще по-дневному жарким, светило им прямо в глаза.
«Как хорошо… – думал барон Ульц, подставляя лицо ласковым солнечным лучам и встречному ветру. – Впервые за много лет я счастлив… – воспоминания и образы прошлого, вызванные этим путешествием, всплывали из глубин и все больше волновали его душу. – Снова, как в первый раз… Как тогда, когда я, совсем мальчишкой, отправился с отцом в качестве его герольда и оруженосца усмирять гильдеров из Пэша. Тогда я ехал родом с отцом, в лицо так же светило солнце, ветер бил в лицо. И так же ехал рядом верный Барро, тогда еще просто наставник… Сколько лет прошло с тех пор… Больше двадцати… Я тогда был таким юным и глупым… А Барро почти не изменился за это время, разве что волосы поседели, да на лице появилась пара морщин, – оглянувшись на воинов, следующих за ними, он подумал. – Эти наемники… они так похожи на солдат моего отца… А ведь из тех ветеранов никого, кроме Барро, уже не осталось… Наша жизнь – всего лишь мгновение, как вспышка яркого света пред вечной тьмой… – от этих мыслей барон впал в грустную задумчивость. Его взгляд скользил по обочине дороги, не задерживаясь ни на чем, пока вдруг не натолкнулся на спирентус гладиколикус – очень редкое растение, которое было сложно найти и еще сложнее вырастить. Взволнованный барон мысленно воскликнул. – О! Это хороший знак! Помню, как долго я пытался вырастить его в своих оранжереях. Очень капризное растение! Ему нужно определенное освещение, и приживается оно лишь на определенных видах деревьев. Помучился же я с ним, пока сумел найти к нему подход! Хорошо бы, раз уж я все равно оказался в империи Вэшкил, лично встретиться здесь со знающими людьми, с которыми у меня давно уже идет оживленная переписка. С некоторыми я даже обменивался семенами и саженцами. Особенно хорошо было бы заехать поприветствовать короля эльфов – моего давнего друга и достойного соперника в области редких растений. Многие спорят, чья коллекция лучше – моя или его. И мне хотелось бы хоть одним глазком взглянуть на его растения. Судя по его письмам и рассказам очевидцев, там должно быть много интересных экземпляров. Я слышал, у него есть единственный в мире выращенный в домашних условиях черный папоротник, который славится своими прекрасными цветами, – барон мечтательно поднял глаза к небу. – Может, мне даже удастся присутствовать при его цветении!..»
Ульц уже представил эту прекрасную картину, и сердце его наполнилось восторгом. Но грубоватый голос Фредрика Глосса спустил его на землю из мира грез.
– Господин, я думаю, нам следует уже остановиться на ночлег, чтобы успеть разбить лагерь до наступления темноты.
– И правда, самое подходящее время, – согласился Ульц.
Через некоторое время командир наемников скомандовал:
– Привал!
Съехав на обочину вслед за Фредриком и немного отъехав от дороги, Ульц спешился, протянул поводья Барро и произнес:
– Позаботишься о лагере, ладно? А я немного пройдусь, разомну ноги и посмотрю окрестности.
– Хорошо, мой мальчик, – тихо, чтобы никто не слышал, произнес Барро и взял поводья. – Только постарайся слишком не задерживаться. Я думал пригласить к нам на ужин Фредрика и графиню Лассье. Нам есть о чем поговорить, ты согласен со мной?
– Прекрасно! Я вернусь минут через десять, – оживился барон. – И я сам приготовлю ужин!
Когда барон отошел на некоторое расстояние и уже не мог его слышать, Барро с улыбкой покачал головой и сказал:
– Узнаю прежнего Ульца! Путешествие явно идет ему на пользу. Надо было давно его куда-нибудь вытащить!
Барон направился в сторону леса, подгоняемый любопытством. Ему было интересно, отличаются чем-нибудь растения у светлых от тех, что растут на его родине. Исходя из того, что расстояние было не слишком большим – всего несколько недель конного пути – большой разницы быть не должно. Но, встретив на пути спирентус гладиколикус, Ульц несколько засомневался: а что если здесь встретятся и другие интересные растения?
Он шел по лесу и думал: «Когда во мне проснулась эта любовь к экзотическим растениям? Барро говорит, что это от одиночества. Но ведь я и в детстве любил возиться с разными растениями. Тогда у меня был всего лишь небольшой садик, в котором росли обычные цветы. Зато как я гордился своим «садом»! И моей матери он очень нравился… Я и создал его для нее – ей нравилось любоваться цветами, сидя в небольшой беседке, которую построили для нее по моей просьбе. Тогда я, в своей детской наивности, думал, что это сможет излечить ее от болезни… Она всегда украдкой улыбалась, следя за тем, как мы с Барро возимся с цветами, и, притворно сердясь, вытирала землю с моего лица, если я пачкался… Но она умерла… Мой сад не смог спасти ее… После этого я долгое время не хотел видеть цветы… А когда снова вернулся к своему увлечению, я начал выращивать только такие растения, которые было сложно вырастить. Среди них было множество ядовитых, плотоядных или обладающих другими интересными или неприятными свойствами. Я больше никогда не хотел видеть обычные, никому не нужные и бесполезные цветы…» 
Ульц так задумался, что уже ни на что не обращал внимания. Он шел, опустив голову и глядя себе под ноги. Вдруг, остановившись и вскинув голову, он прошептал:
– Но я добьюсь своей цели! Я создам лекарство, которое сможет помочь людям! Которое будет спасать от смерти!
Оглядевшись по сторонам, он понял, что зашел уже довольно далеко, и направился назад к лагерю. Вдруг он усмехнулся мыслям, пришедшим ему в голову. Он вспомнил, какие о нем ходят слухи – теперь уже не только в окрестных деревнях, но распространившиеся и за их пределы. Крестьяне рассказывали страшные истории о том, что его люди хватают первых встречных на дорогах и скармливают их его растениям. Или о том, как по ночам из его замка начинают расползаться ужасные растения, поедающие всех, кто по неосторожности выйдет из дома ночью на улицу. Или о том, что он сам – наполовину растение, пожирающее младенцев и пьющее кровь девственниц, чтобы продлить свою жизнь. Или о том, что когда-нибудь его растения заполонят весь мир, не давая жизни людям и подчиняя ему все и всех.
«Да уж… вот так я и выгляжу в глазах окружающих, – подумал барон. – А все началось с вполне безобидных историй, которые распространяли мои слуги. Но с каждым годом люди придумывали все больше и больше страшных подробностей. И сейчас, похоже, даже сами слуги верят в то, о чем все говорят. Хотя некоторые истории я с удовольствием бы воплотил в жизнь! И даже часто, сидя в своей заветной комнате, я представляю муки своих врагов, которых пожирают мои растения, – он слегка запнулся и немного насмешливо подумал. – Впрочем, некоторые, и правда, удостоились встречи с моими растениями. Пара самых жестоких разбойников, которые резали всех направо и налево, и несколько кровавых убийц – когда я вспоминаю о их деяниях, у меня кровь стынет в жилах. Мне доставило огромное наслаждение следить за тем, как они бьются в смертельных объятиях моих растений, как постепенно силы покидают этих нелюдей, как их агония длится час за часом. Они заслужили свою участь, их смерть была даже слишком милосердной по сравнению с тем, что они творили!»
За этими размышлениями барон не заметил, как оказался на окраине лагеря. Найдя взглядом свой шатер, он быстрым шагом направился к нему, не обращая внимания на царящую вокруг суету. Подойдя к шатру, он заглянул внутрь и, не увидев Барро, отправился на поиски. Долго искать не пришлось. Не пройдя и нескольких шагов, он заметил своего наставника в компании Фредрика Глосса и Орфинии Вар Не Гонгот. Вспомнив, что он обещал самолично приготовить ужин, барон развернулся и бегом направился обратно к шатру.
Войдя внутрь, он бросился к своей сумке и достал из нее аккуратный сверток. Бережно прижав его к груди, Ульц подумал: «Хорошо, что я взял его с собой! Иначе, как бы я без него готовил!»   


***
Небольшой отряд под предводительством барона Ульца и Высшего Мастер-паладина Орфинии ехал по широкой мощеной дороге, являющейся главным торговым трактом в этой части империи Вэшкил. С обеих сторон дороги, на некотором отдалении рос редкий лес. А справа, на расстоянии в несколько дней пути виднелся Бежгарский хребет. Предвечернее солнце, остающееся все еще по-дневному жарким, светило им прямо в глаза.
«Дагош бы побрал всю эту компанию! Без них я бы двигалась в два, нет, в три раза быстрее! – раздраженно думала Мышка. – Бросить бы, к дагошу, эту карету, тогда мы могли бы ехать намного быстрее! Но это невозможно! Я и так не слишком похожа на благородную даму, а если я прикажу бросить карету, это будет выглядеть совсем странно. С каретой и слугами я, по крайней мере, похожа, пусть на эксцентричную, но все-таки графиню. Но как же это напрягает! Все время думать о том, чтобы не сделать что-то не так! Ну почему мне так не везет?! Была бы открыта граница, я могла бы оформить все документы как полагается и, не скрываясь, путешествовать здесь, как привыкла. Да и спутники мои еще те фрукты! Эта девчонка – как ее там? – Розалия, сразу же видно, что я ей не нравлюсь. Да и относится ко мне свысока, будто она все знает и умеет лучше меня! Такое ощущение, будто она думает, что я впервые вышла за ворота своего дома, а может, вообще только вчера ходить научилась! А сама даже на лошади нормально сидеть не умеет! – она кинула быстрый взгляд на второго спутника, который ее сильно интересовал. – А этот «странствующий торговец»… тоже очень странная личность… Не совсем понятно, кто же он на самом деле. Ясно лишь одно, что вряд ли он обычный торговец. Иногда мне кажется, что он просто какой-то контрабандист. Тем более – выправка у него солдатская, и он привык командовать людьми. Да и его отряд состоит, похоже, не из простых наемников… Во-первых, у них очень сильна дисциплина, что у наемников встречается крайне редко. Во-вторых, все они очень хорошо вооружены, и даже по их поведению и движениям ясно, что они бывалые и закаленные в боях воины. Да и их командир Фредрик Глосс явно не так прост, как кажется! Очень уж большим влиянием и уважением он пользуется у своих подчиненных. Такие наемники не пошли бы служить торговцу, да и стоят они далеко не дешево. Торговцы просто пожалели бы денег на такой отряд!»
В этот момент Фредрик Глосс, повернувшись к торговцу, сказал:
– Господин, я думаю, нам следует уже остановиться на ночлег, чтобы успеть разбить лагерь до наступления темноты.
– И правда, самое подходящее время, – согласился Ульц.
Через некоторое время командир наемников скомандовал:
– Привал!
Мышка, которая все это время тоже незаметно высматривала место для лагеря, не могла не согласиться, что место он выбрал очень хорошее.
Отряд начал съезжать на обочину, а Мышка, погруженная в свои мысли, направилась к карете, находящейся в середине отряда. Невозмутимая и восседавшая на лошади, как мешок с картошкой, Розалия следовала за ней. Взглянув на нее, Мышка обреченно подумала: «И ЭТО будет следовать за мной все время нашего путешествия… Насколько ЭТО отличается от моего брата! Из всех, кого я знаю, он – лучший наездник… Он может объездить любую лошадь. Помню, как я удивилась, – когда он стал моим оруженосцем, – насколько послушны ему лошади, даже моя, а ведь она до этого не подпускала к себе никого, кроме меня! Стоило Барашку подойти к ней, она сразу стала тихой и ласковой и больше была похожа на какого-то маленького жеребенка, чем боевого скакуна. Не только моя лошадь, но и все остальные ходили за ним попятам. Бывало так, что возле нашего костра собирался целый табун лошадей, а недовольные хозяева все время приходили и требовали вернуть своих лошадей обратно…»
Подъехав к карете, она натянула поводья и отчеканила командирским голосом:
– Поставьте мой шатер ближе к лесу, на окраине лагеря. Карету поставьте так, чтобы в любой момент можно было быстро ее запрячь. Лошадей пустите пастись отдельно от остальных. Не хочу, чтобы с ними что-то случилось. Сторожить будем по очереди.
Задумавшаяся Мышка не следила за своими словами и поняла, что сказала что-то не так, только когда услышала возмущенный шепот Розалии:
– Госпожа, не забывайте, что вы – графиня Лассье, едущая на лечебные источники! Вы не должны себя вести, как командир наемников! Это совершенно неприемлемое поведение! К счастью, сейчас все наемники заняты, и никто вас не слышал, но постарайтесь в дальнейшем следить за собой и своей речью!
Мышка смутилась и почувствовала себя виноватой, но признать это мешали уязвленное самолюбие и то, каким тоном сделала ей замечание Розалия. Нахмурившись, паладин резко отвернулась и, пустив своего коня в галоп, ускакала к лагерю.
Въехав в лагерь, она замерла в удивлении. Картина, которую она увидела, никак не соответствовала ее ожиданиям. Она не раз видела лагеря наемников: с Имперской армией, да и с Темными паладинами время от времени участвовали в компаниях отряды наемников. И надо было видеть, что обычно творится у них в лагерях! Полный разброд, каждый делает то, что захочет, во время привалов каждый из наемников подчиняется только себе и добиться от них чего-либо практически невозможно. Кончено, многое зависело от командира отряда. В некоторых отрядах бывали довольно хорошая дисциплина и относительный порядок. Но даже по сравнению с ними здесь все наемники работали настолько слажено, что казалось, что это отработанное до мельчайших движений действо. Ни Имперская армия, ни даже Имперская гвардия не могли похвастаться такой выучкой и скоростью. Лагерь рос буквально на глазах. До этого единственные, по ее мнению, кто обладал такими способностями, были Темные паладины, в чьих отрядах царила железная дисциплина и где даже на привалах каждый занимался своим делом, которое было ему поручено и за которое он отвечал. Мышка подумала, что если переодеть их в форму паладинов, то они спокойно могли хоть сейчас войти в ряды бойцов Ордена, а многие из них смогли бы даже пройти экзамен на Темных паладинов. Во всей этой суете и кутерьме Мышка начала чувствовать себя как дома. Странным может показаться, но большую часть жизни, если не считать детства, Мышка провела в походных лагерях, и именно они, скорее, а не особняк Вар Не Гонгот в их Цитадели ассоциировались у нее с домом.
Некоторое время она сидела, рассеянно глядя на кипевшую в лагере жизнь.
– Госпожа! – внезапно услышала она чей-то голос, доносившийся откуда-то справа. Повернувшись, Мышка увидела Фредрика Глосса, который, похоже, помогал ставить шатер. Он был без камзола, рубашка на груди была распахнута. Вытирая пот со лба, он подошел поближе и продолжил. – Возможно, вам нужна какая-нибудь помощь в обустройстве? Я и мои люди всегда готовы вам помочь!
– Благодарю вас, мои слуги справятся сами. Они не в первый раз этим занимаются.
– Вы много путешествуете? – с интересом спросил Фредрик.
– Я не люблю долго сидеть в четырех стенах. Мой отец много путешествовал и часто брал меня с собой. Ну а теперь я уже и сама могу решать, когда и куда мне ехать.
Они замолчали, не зная, как дальше продолжить разговор. По командиру наемников было видно, что он мучительно подбирает слова. Мышка, чтобы избавить его от этого, хотела что-нибудь сказать, но поняла, что тоже ничего не может придумать. Повисло неловкое молчание. Но, к их большому облегчению, его прервал слуга торговца.
– Добрый вечер, графиня!.. Добрый вечер, Фредрик!.. – он слегка поклонился, потом обратился к Глоссу. – Мой господин хотел бы пригласить вас к нашему костру на ужин и заодно обсудить с вами некоторые дела.
– Я с радостью приму ваше приглашение! – с улыбкой ответил наемник.
Кивнув Фредрику, Барро повернулся к Мышке и произнес:
– Госпожа графиня, надеюсь, вы не воспримете это как оскорбление, но я осмелюсь пригласить и вас к нашему костру.
– Я с радостью приму ваше приглашение, – спрыгивая с лошади, ответила девушка. – К тому же, я бы тоже хотела принять участие в вашем обсуждении.
– Я знал, что вы тоже захотите принять участие в нашем разговоре, – странно сверкнув глазами, сказал слуга торговца.
Мышке стало несколько не по себе, но она сделала вид, что не заметила этого странного взгляда. Немного усмехнувшись и преувеличенно вежливо поклонившись Мышке, Барро развернулся и пошел к костру. Паладин и командир наемников последовали за ним.
Они расположились вокруг костра на складных походных табуретках, которых, как обратила внимание Мышка, заранее было поставлено четыре, из чего она сделала вывод, что ее в любом случае собирались пригласить. Рядом с Мышкой Барро усадил Фредрика Глосса, а сам сел напротив, рядом с еще одним пустующим табуретом, который предназначался его хозяину. Сам торговец, похоже, еще приводил себя в порядок и не спешил выйти к костру.
Мышка чувствовала себя очень неловко: во-первых, из-за неудобной одежды, которую она с удовольствием сменила бы, если это было бы возможно, на свой обычный наряд, а во-вторых, из-за пристально смотрящего прямо на нее слуги торговца. Он не отводил взгляда ни на секунду с того самого момента, как они расселись. Его глаза искрились какой-то насмешливостью и любопытством. Паладин незаметно глянула на сидящего рядом Фредрика. Тот, похоже, тоже чувствовал себя неловко. Он сидел несколько зажатый и с непонятным выражением на лице, не отрываясь, смотрел на огонь. Внезапно Мышка подумала, что в всполохах огня его лицо выглядит очень мужественно. Опрятная небольшая бородка и усы придавали ему благородный и величественный вид, как у героев на картинах, которые она любила рассматривать в детстве. «Интересно, сколько ему лет? – подумала Мышка. – По виду ему можно дать лет тридцать. Хотелось бы мне узнать его получше… Мне кажется, он очень интересный человек, каких редко можно встретить…».
– Похоже, мой господин не торопится, – немного насмешливо проговорил Барро, глянув в сторону задернутого полога шатра.
– Может быть, вам пойти и посмотреть, что с ним? – забеспокоилась Мышка. – Может, ему нужна ваша помощь?
– Не беспокойтесь, графиня, если он и через полчаса не найдет выход, я ему помогу, – с серьезным лицом произнес Барро.
 Не удержавшись, Мышка рассмеялась. Ей вторил Глосс, похоже, несколько воспрявший духом. Даже Барро, который сначала старался сохранить серьезное выражение лица, не выдержал и рассмеялся.
– Он что, так плохо ориентируется? – продолжая смеяться, спросила Мышка.
Барро уселся поудобнее и все с той же легкой усмешкой принялся рассказывать:
– Однажды, когда мой господин был еще молодым, он отправился в небольшое путешествие. С ним поехали два молодых слуги. Они должны были вернуться через три дня. Но в назначенное время они так и не появились. Отец господина забеспокоился и послал меня узнать, что же с ним произошло. Когда я подъезжал к деревне, в которой они должны были останавливаться, я увидел их – выезжающих из нее в сопровождении деревенского мальчика. Как мне рассказал потом этот самый мальчик, мой господин выехал из деревни еще за день до этого. Но через несколько часов он в сопровождении слуг въехал в эту же деревню с другой стороны. Жители деревни показали им, по какой дороге надо ехать. Они уехали, но через несколько часов снова вернулись в деревню с другой стороны. Это повторялось еще два раза. Вечером они все-таки попросили себе сопровождающего. Но так как ехать было поздно, им пришлось остаться в деревне еще на одну ночь. Конечно, после этого я обучил молодого господина, как ориентироваться на местности, но до сих пор не уверен, что это ему поможет, окажись он где-нибудь в незнакомом месте без меня.
Во время этого рассказа Мышка, забывшая обо всем на свете, громко и свободно хохотала так, что чуть не свалилась с табуретки. Остальные, глядя на нее, тоже не могли удержаться от смеха. Отсмеявшись, Мышка спросила:
 – Вы, похоже, давно служите своему господину?
– Практически с самого его рождения, – с мягкой улыбкой ответил Барро. – Я научил его всему, что он знает. И если он чего-то не знает, то это только моя вина… Он вырос на моих глазах, и я отношусь к нему почти как к своему сыну. Со всеми своими бедами он всегда прибегал ко мне. Сначала это были мелкие неприятности в виде разнообразных ссадин и ушибов, потом по мере взросления проблемы становились все сложнее и запутаннее. Первая любовь… Кстати, с этим связана еще одна интересная история…
В этот момент к костру подошел Мышкин «слуга», и эта история так и осталась нерассказанной.
– Госпожа, мы уже поставили шатер, ужин почти готов, – он поклонился и добавил. – Ваша фрейлина ждет вас, чтобы помочь вам переодеться в платье. Мы уже подготовили воду, чтобы вы могли смыть с себя дорожную пыль, – замявшись, он жалобно продолжил. – Ваша мягкая постелька ждет вас... Ваша фрейлина беспокоится за вас…
Во время его речи Мышка несколько раз кивнула, а когда он замолчал, сказала:
– Берд, вы можете быть свободны. На ужин я останусь здесь.
Она махнула рукой поникшему «слуге» и отвернулась, показывая, что разговор закончен. «Слуга» отправился в обратный путь.
– Похоже, ваша фрейлина очень заботливая, – с легкой усмешкой сказал Барро.
С трудом сдержав раздражение, Мышка как бы нехотя бросила:
– Сейчас, когда мой отец думает о моем замужестве, он приставил ко мне эту фрейлину, чтобы она следила за моими манерами, так как отец боится, что они шокируют моих женихов, – перехватив недоуменный взгляд Фредрика, она пояснила. – Отец всегда хотел сына, но я была его единственной дочкой. Именно поэтому он поддерживал мои увлечения неподобающими девушкам занятиями боевыми искусствами.
– О, это многое объясняет! – ударив кулаком по ладони, воскликнул Фредрик и тут же, смутившись, выставил перед собой руки и попытался оправдаться. – Нет, нет, вы ничего такого не подумайте! Я ничего такого не имел в виду! У вас прекрасные манеры! – еще больше смутившись, он замолчал.
Из шатра донесся звон металла, затем – голос торговца:
– Барро! Иди сюда! Мне нужна твоя помощь!
Слуга нехотя поднялся и вошел в шатер. Мышка услышала таинственный шепот, доносившийся из-за полога, позвякивание и странное шипение. Через некоторое время Барро вышел из шатра. В руках он нес две больших тарелки с дымящимся мясным рагу. Вслед за ним появился торговец Ульц в розовом кружевном фартуке и таком же розовом чепчике с оборками.
– А вот и ужин! – торжественно провозгласил он. – Извините, что заставил вас ждать!
Мышка с Фредриком замерли в немом изумлении…


***
Когда ужин закончился, и посуда была убрана, Мышка с невинной и слегка задумчивой улыбкой произнесла:
– Я приятно поражена, господин Эшпингел. Оказывается, вы хорошо готовите! Это большая редкость в наше время… особенно среди торговцев.
Ульц склонил голову в легком поклоне и с такой же невинной улыбкой ответил:
– Благодарю! А вы на удивление прекрасно держитесь в седле… особенно для благородной дамы.
Сощурившись и не переставая улыбаться, Мышка сделала следующий выпад:
– А у вас на службе прекрасный и хорошо обученный отряд наемников, что тоже очень странно для обычного торговца!
Сузив глаза и продолжая улыбаться, Ульц парировал ее выпад своим:
– А у вас, напротив, очень мало прислуги для настоящей благородной дамы!
Слегка склонив голову и еще более мило улыбнувшись, чем раньше, Мышка сказала:
– Спасибо за комплимент! А ваш слуга слишком умен и самостоятелен, что очень странно для слуги обычного торговца! Порой мне кажется, что ваш слуга намного умнее и самостоятельнее вас!
Уже начиная злиться, барон слегка поклонился и, несколько натянуто улыбаясь, произнес:
– Благодарю! А у вашей фрейлины прекрасные манеры и воспитание! Порой мне кажется, что она более воспитана, чем вы!
Улыбка Мышки тоже стала натянутой. Паладин, поднявшись и слегка наклонившись к барону, выставила одну ногу вперед, подбоченилась и выпалила:
– А вам очень к лицу розовый фартук и чепчик с оборочками! Мне кажется, что они вам подходят больше, чем обычная одежда!
Внутренне весь кипя, барон вскочил на ноги, наклонившись вперед, выдвинул одну ногу, подбоченился и, выпятив подбородок, сказал:
– А вам ваша дорожная одежда совершенно не к лицу! Вы в ней выглядите просто у-жас-но!!! – и он засмеялся.
Мышка двинулась вперед. Барон тоже. В этот момент между ними встал Барро и успокаивающе произнес:
– Тише, успокойтесь! Мы собрались здесь не для того, чтобы ссориться, а для того, чтобы обсудить наши дальнейшие планы.
Фредрик Глосс, который пребывал в состоянии близком к панике, так как не знал, кого ему бросаться защищать, если начнется драка – то ли графиню, которая все-таки девушка, то ли барона, который все-таки наниматель, и он должен защищать его от любых неприятностей – вскочил и с облегчением сказал:
– Да, да, не надо продолжать эту ссору! Давайте не будем горячиться и поговорим!
Несколько успокоившись и усаживаясь на место, барон проворчал:
– Она первая начала!
Мышка, гордо вскинув голову и скрестив руки на груди, уселась и как бы в сторону проговорила:
– А настоящий мужчина мог бы и промолчать!
Ульц снова вскочил и в первые мгновения только тыкал пальцем в сторону Мышки, не в состоянии что-либо вымолвить, а потом прошипел:
– А настоящая женщина вообще не должна так себя вести!
Мышка вскочила и закричала:
– А тебя никто не учил в детстве, что показывать пальцами на людей невежливо?!!
Побагровев, барон бросился к девушке и прорычал:
– Ваше поведение доказывает, что тот человек, которого я ищу, точно один из вас!
– На что это ты намекаешь?!!! – взревела Мышка, схватив барона за грудки.
Ульц, вне себя  от ярости, потянул руки к ее шее со словами:
– Сейчас я придушу вас, сударыня! И тогда ваш поганый язык наконец-то перестанет болтать гадости!
В этот момент Барро, схватив своего господина за правую руку и пытаясь его оттащить, закричал:
– Надо их растащить, пока кто-нибудь не пострадал!
Фредрик Глосс, который не осмелился схватить графиню, вцепился в левую руку барона и тоже потянул его от Мышки. Воспользовавшись обездвиженностью противника, Мышка со зловещей улыбкой начала обеими руками отвешивать пощечины Ульцу. Не выдержав такой несправедливости, барон заорал:
– Все против меня?!!! Вы на ее стороне?!!! Отпустите меня!!! – он дернулся, пытаясь вырваться.
Мышка зловеще захохотала, не прекращая лупить бедного Ульца по лицу.
И вдруг, когда она подняла руку для очередной пощечины, кто-то крепко схватил ее за запястье.
– Госпожа, думаю, вам лучше успокоиться! – услышала Мышка демонический ледяной голос.
Медленно повернув голову, она увидела Розалию. В глазах фрейлины полыхало пламя, а улыбка, больше похожая на оскал голодного демона, не предвещала ничего хорошего. Мышка мгновенно успокоилась и, отвернувшись от барона и резким движением вырвав руку из цепких пальцев Розалии, направилась к своему табурету. Спокойно усевшись и сложив руки на груди, она улыбнулась и сказала:
– Ну что ж, продолжим совет, прерванный этим небольшим недоразумением.
Барон дернулся и, угрюмо насупившись, произнес:
– Отпустите. Я уже успокоился.
Наставник и командир наемников отпустили его, и он, отряхнувшись и поправив одежду, уселся на свой табурет, не глядя в сторону Мышки. Барро встал за спиной Ульца и, посмотрев на Розалию, поклонился и с улыбкой произнес:
– Сударыня, может, вы присоединитесь к нашему совету, чтобы гарантировать спокойствие обеих сторон?
Хмуро кивнув и встав позади Мышки, фрейлина ответила:
– Почту за честь!
После этого она положила руки на плечи своей «госпоже». Мышка едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от боли, когда пальцы Розалии незаметно для окружающих сжались на ее плечах. Повернув голову, она посмотрела прямо в глаза своей «фрейлине», и они обе одновременно подумали: «Разберемся, когда вернемся в шатер!..»
Фредрик Глосс, в полном замешательстве и недоумении замерший между своим «благородным» нанимателем и «милой» графиней, наконец снова обрел дар речи и несмело произнес:
– Что ж, раз все немного успокоились, давайте продолжим наш совет.
Четыре хмурых пары глаз одновременно взглянули на него. Поежившись, Фредрик оттащил свой табурет подальше от всех и сел, стараясь стать как можно незаметнее.


***
Слегка покачиваясь в седле, Анниус Анссо задумчиво блуждал взглядом по волнующемуся под ветром зеленому морю степи.
 «Так свободно и легко я чувствовал себя последний раз лет триста назад, когда меня назначили в Кантибр послом, и я, совсем еще молодой и несмышленый, с большими надеждами и мечтами ехал к месту назначения, – думал представитель Древа Осии. – Но мечты так и остались мечтами… Все оказалось совсем не так, как хотелось… А путы долга и правил стали еще более крепкими… Глупая мечта о свободе так и осталась всего лишь мечтой… Мое чувство долга не позволило мне сделать то, чего хотело сердце. К сожаления, сейчас уже поздно поступать, как поступил Эллюниум, но в молодости, когда у меня был шанс… Я понимаю, почему он сбежал. Я сам не раз думал об этом, когда был моложе. Но, наверное, наше отличие даже не в том, что он сбежал, а я нет, а в том, что, сбежав, я вел бы себя совершенно по-другому. Во-первых, я не стал бы занимать такие огромные суммы денег. А если бы и занял, то ни за что не потратил бы их на азартные игры. Как глупо надеяться выиграть, тем более в гномьих игорных домах! Ведь каждый дурак знает, что там честностью и не пахнет. Они позволяют выигрывать лишь для того, чтобы ни у кого не возникло подозрений, что они ведут нечестную игру. Во-вторых, у меня слишком большое чувство долга. Если бы я и ввязался в какие-нибудь неприятности, я бы не стал убегать. Впрочем, именно из-за этого я и не сбежал тогда, когда у меня был шанс, и до сих пор нахожусь на своем посту… Что ж, как бы ни было неприятно мне заниматься подобной работой, но поймать его – мой долг. И как бы ни было мне его жалко, я это сделаю…».
Анниус Анссо посмотрел вперед, чтобы определить, сколько еще примерно им ехать до цели. Лес утоме был уже близко. От него их отделяло примерно полторы лиги. Оглянувшись на свой маленький отряд, состоящий из одного Тъесо, – остальные побоялись приблизиться к утоме даже под покровительством Королевской печати –  Анниус отметил, что тот не проявляет никаких признаков волнения. А ведь даже он, Анниус Анссо, представитель клана Древа Осии, чувствует себя беспокойным, подъезжая к землям утоме в такое время. Тем более что утоме за последнюю тысячу лет все больше и больше выходят из-под контроля, и некоторые опасаются, что они могут начать делать вылазки за пределы своих лесов, хватая всех, кто попадется по руку. Это сильно испортит отношения со Светлой империей и может даже привести к полномасштабной войне. Правда, может случиться и такое, что эльфам придется самим охотиться на утоме, чтобы избежать этой войны. Реформаторы, пытаясь предотвратить неизбежный конфликт, предлагают разрешить утоме уходить во внешние кланы, а особо радикально настроенные вообще требуют дать разрешение на браки с другими расами.
Анниус глянул на Тъесо и подумал: «А ведь во внешних кланах я не заметил тех проблем, которые уже долгое время преследуют наше королевство. Скорей, наоборот, мальчиков у них рождается даже больше, чем нужно. Возможно, это связано с тем, что почти все браки у них межрасовые, чаще всего с людьми. К тому же дети, которые рождены от этих браков, более похожи на истинных древних эльфов, чем те, что рождены в чистокровных кланах. В высших кланах так мало рождается мальчиков, и их слишком опекают. Они изнежены и совершенно не похожи на тех благородных, сильных и мужественных эльфов, которые когда-то правили эльфийским народом. Пройдет еще некоторое время, и в верхушке уже не останется никого, кто был бы достоин править государством. И тогда или падет Эльфийское королевство, или власть в свои руки возьмут младшие кланы, которые были лишены права голоса из-за притока нечистой крови других рас. Хотя, может, это будет и к лучшему, так как, на мой взгляд, нет никакой разницы между чистокровными и нечистокровными, если не принимать во внимание болезненное чувство превосходства первых».
Представитель покачал головой и погрузился в воспоминания. Перед его глазами возник образ отца. Его бледное от ярости лицо в тот момент, когда он узнал, что Анниус общается с «нечистыми» эльфами из младших кланов. «Какой позор, – кричал он тогда, – для потомка чистого рода, хранившего свою чистоту из поколения в поколение и никогда не позорившего себя дружбой с теми, кто ниже и кто может быть лишь слугами! Хотя и это для них слишком большая честь! И мой сын, моя надежда и опора, гордость и будущее нашего рода и даже больше – нашего клана, связался с этими жалкими потомками рабов, которые не смогли даже умереть, чтобы не нести это позорное клеймо! Ни один благородный эльф не опустился бы до подобного! Мой дед лишил себя жизни, чтобы не стать рабом, а мой сын предал его светлую память!»
После этого почти два года Анниуса не выпускали из дома без присмотра верных «телохранителей», которые для молодого человека стали тюремщиками. Это закончилось тогда, когда его королевским указом назначили послом в Кантибр. Если бы не это назначение, то он уже готов был сбежать из дома и присоединиться к какому-нибудь внешнему клану.
«Хуже это было бы или лучше для меня? – с грустью подумал Анссо. – Конечно, тогда я не смог бы больше вернуться домой. Хотя… хоть я и не изгнан, за последние триста лет я всего несколько раз возвращался в свой клан. Да и эти пребывания дома были крайне короткими и не доставляли мне большой радости… Возможно, жизнь в каком-нибудь внешнем клане, наподобие Багровых листьев, была бы более счастливой для меня… – он снова глянул на Тъесо, который, заметив его взгляд, улыбнулся ему, открыто и чисто, и ободряюще помахал представителю рукой. – Может, я был бы чем-то похож на него… – он с большим сомнением покачал головой и подумал. – Нет, вряд ли. Таких, как он, еще поискать, как среди эльфов, так и среди других народов. Слишком уж мало он думает о том, что вокруг него происходит. По-моему, ему вообще нет разницы, что его ждет впереди, главное, чтобы ему было нескучно. В какой-то мере, Тъесо – полная противоположность своего отца. Тот может казаться несколько несдержанным, но на самом деле крайне прагматичен. Сын же, напротив, всегда спокоен, но при этом, по словам его же отца и людей, которые его хорошо знают, внутри него скрывается настоящий чангуш, или как его зовут люди – демон лесов».
   Немножко придержав лошадь, чтобы поравняться с Тъесо, представитель заговорил:
– Я слышал, что ты даже в самых безвыходных ситуациях остаешься спокойным, и некоторые вообще считают, что тебе неведом страх, но разве ты не чувствуешь волнения, беспокойства, тревоги, приближаясь к лесу утоме?
– Нет, – улыбаясь и пожимая плечами, ответил Тъесо. – А почему я должен волноваться?
– По крайней мере большинство людей, гномов, эльфов да и всех других не чувствовали бы себя спокойно, въезжая в земли утоме, даже имея при себе королевскую печать. В своих землях утоме – сами себе закон, и никогда нельзя угадать, чем закончится встреча с ними.
– Миентаго, вам нечего бояться. Если мы попадем в безвыходную ситуацию, то я убью вас раньше, чем они до вас доберутся, – перестав улыбаться и резко утвердительно кивнув, сказал Тъесо.
Видя, с каким серьезным видом он это произнес, Анниус Анссо невольно поежился: «Похоже, я в любом случае не выберусь отсюда живым, если что-то пойдет не так».
– Надеюсь, в этом не будет необходимости, – несколько натянуто засмеялся представитель. Помолчав, он снова обратился к Тъесо. – Хорошо, допустим, ты меня убил. А что ты сам будешь делать дальше?
– А что может делать молодой парень в окружении тысячи молодых красивых  девушек? – нахально ухмыльнулся Тъесо. – Оставшись один, я буду трудиться на благо отечества не покладая… – он несколько замялся, – …рук. Пока они все не устанут, тогда я сбегу.
– В таком случае, зачем убивать меня? – обиженно спросил Анниус. – Я тоже могу внести вклад в улучшение эльфийской демографии! Неужели я кажусь тебе таким старым и ни на что негодным?
– Нет, миентаго, если бы вы были старым и ни на что негодным, я бы не стал вас убивать. А так, ведь половина утоме достанется вам!
– А не кажется ли тебе, мальчик, что тысяча утоме – это слишком! Думаю, ты устанешь первым!
– Нет, миентаго. Я много практиковался не только в сражениях.
– Похоже, твой отец не в курсе всех твоих подвигов… – задумчиво произнес Анссо.
– Я не знаю, в курсе отец или нет, – пожал плечами Тъесо. – Может, он знает намного больше, чем я думаю. Но, по крайней мере, он ничего на этот счет мне не говорил. 
– Твой отец не слишком сильно ограничивает вашу свободу, как я погляжу.
– Хм, как только мы научились отвечать за свои поступки, отец каждому из нас сказал, что мы сами должны выбрать свой путь и научиться выживать в этом мире. Иначе мы никогда не станем Багровыми листьями. У нас не было нянек, которые следили бы, чтобы нас не поколотили на улице, и никто бы нас не спас, даже если бы нас убивали. Это научило нас уважать силу и надеяться на себя и на товарищей, проверенных в бою и невзгодах. Хотя, думаю, мне и Катио в какой-то мере было легче, чем другим, потому что наш старший брат, который намного нас старше, часто приходил к нам на помощь, когда мы не могли справиться сами. Вам, высшим, не понять этого. Ну, может, только Мэнзэ, который, в отличие от большинства чистокровных, не полагается во всем на других и может сам постоять за себя, понял, что значит настоящая жизнь.
Анниус Анссо, удивленно посмотрев на молодого эльфа, спросил:
– Хочешь сказать, что ты одобряешь его поступки?
– Если бы меня заставляли жениться против моей воли на девушке, которую я даже не видел, я не стал бы дожидаться и сделал бы так же, как он. Хотя дальше я вел бы себя не так глупо. Взяв деньги, я бы не стал пытаться выиграть еще больше, а просто сбежал бы. Если у тебя есть деньги, тебе будут рады везде, и найти меня не смог бы никто.
– Как по-твоему, почему Эллюниум Мэнзэ поступил по-другому? – с интересом спросил представитель.
– Мне кажется, таким образом он хотел отомстить своему клану. Ведь его поступки бросают тень на всех вас, – глядя прямо в глаза Анниусу Анссо, ответил Тъесо.
– И, понимая все это, ты нисколько не сомневаешься в том, стоит ли вообще ловить его? Возможно, было бы более правильно дать ему уйти, исчезнуть, – этот вопрос Анссо задавал не столько собеседнику, сколько себе самому.
– Я всего лишь помогаю вам его найти, а что вы будете с ним делать потом – это уже ваши проблемы, – равнодушно пожимая плечами, ответил Тъесо.
– И тебя нисколько не волнует его судьба? – не унимался представитель.
– Он не из моего клана, и видел я его всего пару раз. Почему меня должна волновать его судьба?
 «Когда-нибудь из него получится прекрасный глава клана, который в первую очередь будет думать о благе своего клана и о своем собственном, – подумал Анниус. – Если его предок, на которого, говорят, он похож, был хотя бы вполовину таким, понятно, почему он создал такой сильный клан, как Багровые листья».
С изумлением представитель внезапно понял, что если бы не легкомысленное отношение к жизни, то этот молодой эльф мог бы превзойти и своего отца, и братьев, и, возможно, сравняться с самыми великими умами эльфийского народа. Если он когда-нибудь остепенится и задумается о большем, чем просто вести веселую жизнь, то эльфов ждут большие перемены. И не только за пределами королевства, но и в самом королевстве. Правда… это только в том случае, если он до этого доживет.
– Из нашего клана никого не изгоняют, – холодно и с презрением глядя на представителя, продолжил Тъесо. – Если бы кто-то из нашего клана сделал бы что-то порочащее нас, мы бы просто убили его. Ну, или дали бы шанс исправить свой поступок.
Это был уже прямой выпад против его клана и вообще против всех высших эльфов, и Анниус прекрасно понял это, но он остался спокоен, так как за все эти триста лет он в какой-то мере перестал считать себя частью высших кланов. Возможно, в молодости он не смог бы проигнорировать этот выпад, но его должность научила его спокойно относиться к любым нападкам на чистокровных, на высшие кланы, на королевство. Некоторое время помолчав и глядя прямо перед собой, Анссо тихо проговорил:
– Эльфийские законы… Эльфийские правила… Не знаю, что бы я выбрал: смерть или изгнание… Пусть это неофициально, но я – изгнанник… потому что легче было меня изгнать, чтобы я не доставлял проблем, чем держать взаперти.
Тъесо ничего не сказал и, похоже, не собирался продолжать разговор. Представитель тоже не горел желанием о чем-либо разговаривать. Молча, думая каждый о своем, они продолжали ехать в сторону леса утоме.


***
Наконец случилось то, чего Анниус Анссо ожидал уже давно. Из леса выехал отряд утоме и быстро поскакал по направлению к ним. Представитель Древа Осии нервно барабанил пальцами по шкатулке с королевской печатью. А Тъесо, позевывая, подъехал поближе и вытащил из ножен меч. Покосившись на него, Анссо занервничал еще больше, но тот, похоже, пока не собирался пускать оружие в ход.
– Запомни, Тъесо, – предостерегающе проговорил представитель, – сначала мы проведем переговоры, а уж если они проваляться, тогда поступай, как знаешь.
– Идут переговоры – никого не убиваю. Переговоры закончились – можно всех убивать, – подвел итог Тъесо.
– Если переговоры пройдут удачно, не надо никого убивать! – с беспокойством воскликнул Анниус. – В нашу миссию не входит истребление утоме или что-либо подобное. К тому же, если ты приглядишься, ты увидишь, что мы окружены многими сотнями утоме.
– Хм, я знаю… Они уже два часа как начали нас окружать.
– И ты ничего мне не сказал?! – возмутился представитель.
– А зачем? Вы же не боец. Зачем вас понапрасну беспокоить.
Возразить на это было нечего, и Анниус Анссо, покачав головой и тяжело вздохнув, смирился.
Маленький отряд, выехавший из леса, был уже совсем недалеко. Основная же часть утоме расположилась кольцом вокруг них на почтительном расстоянии. Стояла полная тишина, и лишь шелест вымпелов и звук трепещущих на ветру плащей раздавался в этой тиши.
Анниус Анссо принял приличествующее своему положению выражение лица и приготовился к встрече. Подъехав ближе, эльфийки разделились на две колонны, как на параде, и, отдавая честь, подняли над головой свои дротики. По создавшемуся коридору медленно ехали трое. Две утоме ехали немного позади и явно были телохранителями или чем-то вроде того. А в центре ехала утоме-эситаро, которой, к огромному удивлению Анниуса, оказалась Муинюллэ Мэнзэ. А ведь ради нее они сюда и приехали! Это очень облегчало поиски, хотя и не решало проблем, которые в прямом и переносном смысле окружали представителя.
Остановившись напротив представителя, утоме-эситаро внимательным взглядом оглядела Тъесо и, усмехнувшись, перевела взгляд на Анниуса.
– Что-то в последнее время вокруг нашего леса ездят только мои родственники, – шутливо сказала Муинюллэ. – К чему бы это?
– Может, к дождю… – с той же шутливостью в голосе ответил ей Анссо.
Громко засмеявшись, она подъехала ближе, и они, не сходя с лошадей, крепко обнялись. Разомкнув объятия, эльфийка несколько отстранилась и, посерьезнев, спросила:
– Как я понимаю, тебя привело какое-то дело? Вряд ли ты приехал сюда только для того, чтобы навестить меня. Тем более что выйти отсюда вам будет не так просто даже с моей помощью. Хоть я и утоме-эситаро, но многие могут выразить недовольство тем, что я вас отпускаю.
– На этот случай у меня есть некоторые козыри в рукаве, – ответил Анниус и, открыв шкатулку, вытащил из нее печать короля. Выполненная из неизвестного материала в форме дерева, напоминающего своими очертаниями дракона, и покрытая тонким золотым узором, она светилась тусклым зеленоватым светом. 
Муинюллэ нахмурилась.
– Насколько я помню, за всю историю эльфийского народа вторая печать всего несколько раз покидала пределы королевства. Надеюсь, это никак не связано с утоме? – наклонившись поближе к представителю, тревожно спросила она. 
– Ну, только в том смысле, что она должна дать мне возможность покинуть сей гостеприимный лес не через два года, а завтра. А о цели своего визита, думаю, стоит поговорить наедине и в более подходящей обстановке. За чашечкой чая, например.
– Я согласна. Но… может быть, ты все-таки спрячешь печать? А то, насколько я знаю, если долго находиться вблизи печати, не скрытой в королевской шкатулке, можно даже умереть. А мне что-то не хочется расставаться с жизнью в такой солнечный чудесный день!
Анниус быстро убрал печать, плотно закрыл шкатулку и пробормотал:
– Да, мне тоже не хочется… Угроза смерти сегодня все время витает надо мной… Все, что меня окружает, может привести к смерти: смерть в объятиях утоме, смерть от королевской печати, смерть от меча моего же телохранителя!
Муинюллэ кивнула в сторону Тъесо:
– Вот этого, что ли? Телохранителя?
– Да, да, именно так. Позвольте представить: это мой телохранитель. Его зовут Тъесо, и он сын главы клана Багрового листа Древа Дайшу Далью Иешу. И он готов лишить меня жизни, если мне будет грозить опасность, чтобы этого не сделали мои враги.
Утоме-эситаро расхохоталась.
– Ты, как всегда, весело живешь! – отсмеявшись, она добавила, разворачивая лошадь в сторону Эльфийского леса. – Ладно, поехали, поболтать можем и по пути в лагерь, – потом, обращаясь к своим спутницам, она скомандовала. – Эмиэлли, Доинистицэ, оповестите командиров отрядов, чтобы они возвращались в лагерь! Дальнейшие распоряжения я отдам сама, после того как поговорю с этими адате.
– Да, эситаро! – в голос ответили сопровождающие ее девушки и поскакали в разные стороны.
– Что ж, прошу за мной, в мою скромную и незаметную обитель страха и ужаса для всей округи! – насмешливо бросила через плечо Муинюллэ и поскакала по коридору из своих верных сподвижниц.
Представитель и его телохранитель последовали за ней. Стоило им проехать, как утоме сопровождения сомкнули ряды и поскакали следом. Отряд быстро добрался до леса, но, войдя под своды деревьев, перешел на трусцу. Их окружали огромные раскидистые серебристые клены, ярко-зеленые с серебристой окаемкой листья и посеребренная кора которых ярко сияли под лучами заходящего солнца. Вокруг них, как свита, стояли строгие и подтянутые эльфийские тополя.
Некоторое время отряд ехал по почти незаметным в траве тропинкам. Но вскоре тропинка вышла к сверкающей белым песком дороге. Даже готовый ко всему Анниус слегка опешил, но в еще больший шок его привело увиденное впереди. Там возвышался город, словно сошедший с древних полотен о временах расцвета эльфийского королевства. Вокруг города росли деревья, их ветви, переплетенные и сросшиеся таким образом, что в прямом смысле образовывали городскую стену, сверкали золотистыми листьями, а стволы выдавали принадлежность к велитарам, называемым также железными деревьями. Нельзя было разглядеть, что находится за стеной, видны были лишь резные деревянные крыши.
– Ни фига себе стенка! – задрав голову кверху, воскликнул Тъесо.
Насмешливо поглядев на телохранителя, Муинюллэ сказала:
– Это, конечно, впечатляет, но ни в какое сравнение не идет со столицей. Наверное, каждый, кто хоть раз в жизни бывал в столице, не забудет ее живое великолепие, эти искусно выращенные дома и стены, прекрасную резьбу, древесные арки и купола, навесные дорожки, идущие между кронами деревьев, великолепные фонтаны, расположенные напротив королевского дворца! Мы лишь попытались воссоздать часть того великолепия.
– Да, ты, конечно, права, это ни в какой мере не сравнится со столицей, – кивнул Анниус Анссо, – но увидеть подобное чуть ли не в середине человеческих земель… Тем более что таких городов даже в Эльфийском королевстве всего несколько, – немного помолчав, он продолжил. – Это великолепное зрелище! Я рад, что перед смертью успел его увидеть…
– Ты что-то рановато распрощался с жизнью! – окинула его внимательным взглядом Муинюллэ. – Ты не очень-то похож на умирающего!
– Ну… я уже так стар… Пора уступить место молодому поколению… – он поднял на нее жалобный и совершенно невинный взгляд, в глубине которого искрился смех.
Она внимательно оглядела его, склонив голову и прищурив глаза. В неясном предвечернем сумраке его прекрасные серебристые волосы, казалось, светились изнутри, а его ярко-синие глаза излучали молодость, ум и энергию.
– Да, ты прямо-таки дряхлая развалина! – саркастически усмехнулась Мэнзэ. – Ты же на целых три года старше меня! Пора на покой, писать мемуары и пытаться найти букет идеального чая.
Тъесо, несколько сбитый с толку, непонимающе глядел на собеседников. По его виду, было понятно, что на языке у него крутятся многочисленные вопросы, но он так ничего и не спросил. Лишь как-то странно хмыкнул и отъехал подальше.
За этим разговором они незаметно для себя подъехали к воротам. Где-то наверху, на стене послышались приказы, и ворота начали медленно открываться. Через арку ворот открывался прекрасный вид на главную улицу города. Выложенная белым камнем мостовая и дома, словно вросшие в деревья, были окружены живописными садиками, в которых возле изгородей стояли прекрасные, но очень хорошо вооруженные утоме. Среди них встречались и совсем молоденькие, и такие, которые должны были скоро выйти из детородного возраста. И совсем не похоже было, что они так уж жаждут мужского общества.
– Добро пожаловать в Мулиэдаэтис! – с гордостью художника, представляющего свое творение, сказала Муинюллэ и приглашающее взмахнула рукой.


***
Дом Муинюллэ был расположен в центре города. Его нельзя было назвать большим, но и маленьким он не был. Основная часть дома была одноэтажной, но над ней находились платформы и переходы с комнатами, балконами и открытыми беседками. Молоденькая служанка-утоме проводила гостей в довольно большую комнату, где было все готово, чтобы помыться и немного передохнуть с дороги. Эта же служанка сказала им, что когда эситаро будет готова их принять, она за ними вернется.
Как только девушка вышла, Анниус быстро скинул с себя одежду и с наслаждением погрузился в горячую воду небольшого бассейна, расположенного в углу комнаты. Тъесо, несколько помедлив, последовал его примеру. Некоторое время оба молча блаженствовали. Прервал это молчание Тъесо, у которого накопилось множество вопросов к своему старшему товарищу. Внимательно посмотрев на Анниуса, он спросил:
– Миентаго, утоме-эситаро ваша знакомая?
– Можно сказать, даже больше, чем знакомая, – расслабленно ответил Анссо. – Мы знакомы с ней с детства, мы вместе росли.
– Она очень на вас похожа… Остальные из вашего клана, которых я видел, совсем не такие. Да и с Эллюниумом Мэнзэ у вас очень много общего.
– Ты очень наблюдателен, Тъесо. Но если бы ты жил в королевстве, ты бы сразу понял, почему мы похожи. Они – дети моего старшего брата. Следовательно, они – мои племянники. Хотя, как ты уже понял, с Муинюллэ разница в возрасте у нас всего три года, что, как сам понимаешь, даже по человеческим меркам немного. Так что мы росли, скорее, как брат с сестрой.
– Тогда это все упрощает, – шлепая рукой по воде и наблюдая за расходящимися кругами, рассеянно произнес Тьесо. – Раз вы хорошо знакомы, она нам не откажется помочь.
– В этом я как раз не уверен… Прошло много лет с того времени… Мы уже изменились, и совсем не те, какими были раньше…
– А вы, миентаго, разве не можете найти его?
Анниус, немного помолчав, ответил:
– Сразу видно, что ты не из чистокровных. У вас этого дара нет, поэтому ты и не знаешь. Мы можем сильно чувствовать только тех, с кем находимся в кровном и очень близком родстве, то есть своих отца, мать, братьев, сестер и детей. Двоюродные братья, дяди, тети, племянники, внуки, дедушки, бабушки уже не настолько близки по крови, поэтому почувствовать их можно, только когда довольно близко от них находишься. А в более дальних родственниках зов крови чувствуется только тогда, когда стоишь с ними рядом. Поэтому я мог бы почувствовать Эллюниума, если бы он оказался в пределах нескольких лиг от меня. Да и то, только если бы хотел этого намеренно. Но его сестра может найти Эллюниума даже на другом конце мира, потому что она будет чувствовать, где он, знать, в каком направлении нужно идти.
Тъесо хотел еще о чем-то спросить, но в этот момент в комнату вошла та же самая служанка, которая проводила их сюда. В руках она несла аккуратно сложенные халаты, поверх которых стояла небольшая деревянная бадейка с принадлежностями для мытья. Ловким движением опустив бадейку на воду и оставив ее плавать, она положила халаты на край бассейна и, легонько поклонившись, сказала:
– Эситаро примет вас, как только вы будете готовы. Если вам что-то понадобиться, позовите меня, я буду ждать за дверью.
Анниус кивнул, дав девушке понять, что она может быть свободна. А Тъесо, облокотившись о край бассейна и положив голову на руки, подмигнул утоме и голосом профессионального обольстителя сказал:
– Может, постоишь сегодня вечерком возле моей двери? От такой милашки, как ты, мне точно что-нибудь понадобится! И не один раз!
Девушка смутилась, покраснела до корней волос и выбежала за дверь.
– Что это с ней такое? – Тъесо удивленно посмотрел на Анниуса. – Разве она не должна была обрадоваться?
Злорадно усмехаясь, Анссо произнес:
– Не льсти себе! Ты отнюдь не так красив, как думаешь! Вот если бы я предложил это девушке, она непременно бы согласилась! – и он небрежным движением откинул серебристые волосы с лица.
– По-моему это у вас, миентаго, завышенная самооценка!
Их взгляды столкнулись, воздух между ними, казалось, сгустился, и невидимые молнии метались от одного к другому. Так продолжалось некоторое время. Потом Анниус, усмехнувшись, зловеще процедил:
– Что ж, мы позже выясним, кто из нас больше нравится женщинам, а пока нам надо поспешить и закончить здесь все дела.
После этих слов Анниус больше не проронил ни слова, впрочем, как  и Тъесо, и они остервенело отмывались каждый в своем углу бассейна.


***
Анниус и Муинюллэ сидели на навесной террасе, расположенной над домом. Кроме них там никого не было. Раздосадованный Тъесо, с легкой руки утоме-эситаро, был оставлен в приемной на первом этаже вместе с охраной и служанками.
Внимательно оглядевшись по сторонам, Анниус понял, почему Муинюллэ выбрала именно это место для их разговора. Эта терраса находилась намного выше, чем остальные, а поэтому была соединена только с первым этажом посредством винтовой лестницы, и подслушать их здесь было практически невозможно.
Муинюллэ закончила разливать чай по чашкам и, сделав несколько небольших глотков, вопросительно посмотрела на своего дядю.
– Думаю, теперь мы можем поговорить о твоем деле.
– Ну, если быть точным, то это, скорее, не мое дело, – тоже отпивая из чашки, пожал плечами Анниус. – Это дело всего нашего клана, и нас с тобой оно касается, возможно, больше, чем всех остальных. Это дело касается Эллюниума, который почти два года назад был объявлен изгнанником, после того как сбежал. Но ты об этом, наверное, знаешь больше меня, так как ты присутствовала при этом. Все это время у нас практически не было никаких сведений о том, где он находится и чем занимается. Но около недели назад со мной связался глава клана Багрового листа Древа Дайшу Далью Иешу и попросил урегулировать дело о долге, который записан на Эллюниума Мэнзэ. К тому же, как мы знаем, Эллюниум задолжал не только Багровым листьям, но и гномьей гильдии банкиров. Именно поэтому мне поручено поймать его и доставить на суд.
– Из-за какого-то долга?! – презрительно бросила Муинюллэ. – Нужно просто выплатить долг, и пусть Эллюниум катится на все четыре стороны!
– Возможно, так бы все и было, если бы не некоторые осложнения. В результате этих осложнений при его побеге пострадали тридцать Багровых листьев. К тому же Эллюниум, похоже, связался с опасной компанией…
– Хм, я видела его пару дней назад с какой-то странной компанией. Но мне они не показались опасными. Да и не думаю, что Эллюниум мог справиться с тридцатью противниками даже с помощью своих спутников.
Удивленный Анниус подался вперед.
– Ты видела его и его спутников где-то поблизости?
– Два дня назад они проезжали мимо нашего леса со стороны гор, – усмехнувшись, она добавила. – То еще было зрелище!
– Почему же вы их отпустили? – с досадой воскликнул Анссо.
– У меня не было причин их задерживать. Они доказали, что не являются мужчинами.
– В к-каком смысле? – заикаясь, спросил представитель.
– Их страстный затяжной поцелуй уже стал легендой нашего леса, – засмеялась Муинюллэ. – Именно поэтому я и говорю, что они не могут быть чем-либо опасны. Чем может быть опасен эльф, разгуливающий в женском платье?!
– Ошибаешься, дорогая моя! Как раз эльф в женском платье очень опасен! Особенно, когда на его стороне отряд наемников и шпион империи Адалон.
– Ты хочешь сказать, один из этих двоих – шпион? – спросила пораженная до глубины души эситаро. – И если это так, им удалось обвести вокруг пальца даже меня!
Наклонившись к Муинюллэ, Анниус тихо произнес:
– Об этом мало кому известно, но мои осведомители среди инквизиторов донесли мне, что найдены неопровержимые доказательства того, что один из спутников Эллюниума – шпион. Хотя, к счастью, инквизиция никак не заинтересована самим Эллюниумом и, возможно, даже не знает, что он вместе с ними, – потом пожал плечами, выпрямился и продолжил уже нормальным голосом. – Правда, никому не известно, как он с ними связан: работает ли он на них, или они просто его использовали.
Нахмурившись, Муинюллэ смотрела куда-то вдаль, обдумывая слова дяди. Потом она медленно перевела взгляд на Анниуса и посмотрела прямо ему в глаза.
– Чего же вы хотите от меня?
– Думаю, ты и сама уже догадалась. Мы хотим, чтобы ты помогла нам выследить Эллюниума.
– Допустим, я помогу вам. Но я хотела бы знать, какую цель преследуешь именно ты!
– Что ты имеешь в виду? – не понял ее вопроса Анниус.
– Преследуешь ли ты лишь интересы клана, не задумываясь о моем брате, или ты хочешь ему помочь? – она встала и, ударив кулаком по столу, сказала. – Я не собираюсь искать его лишь для того, чтобы отдать его на растерзание Суду Равных или кому-либо другому! Пусть даже он сбился с пути, но он остается моим братом!
– Я бы хотел ему помочь, но я не вижу, как я могу это сделать! – в замешательстве воскликнул Анссо. – Я сам, можно сказать, изгнанник! Спрятать его не в моих силах!
– Зато я могу это сделать! – хлопнув ладонью по столу, твердо сказала утоме-эситаро. – Я помогу тебе найти Эллюниума, но с условием, что я буду решать его судьбу!
– Главное, чтобы об этом никто не узнал, – тихо, словно обращаясь к самому себе, пробормотал представитель. – Но, возможно, это наилучший вариант для всех…
– Тогда – решено! Я пойду с вами. Отправимся на рассвете.
Она залпом допила чай и решительно направилась вниз по лестнице. Анниус же остался в одиночестве допивать чай, любуясь окрестностями и размышляя о том, а не остаться ли и ему потом здесь? Ведь если узнают, что он отпустил Эллюниума, то у него будут большие проблемы. Внезапно он расплылся в улыбке:
«Возможно, это наилучший вариант… для всех девушек в этом городе!»


***
В комнате, в которой постелили обоим гостям, было просторно. Соломенные матрасы и одеяла, расстеленные на полу посреди комнаты, как это принято в традиционных эльфийских домах, были удобны и пахли свежестью. Одна дверь этой комнаты выходила в коридор, проходящий по всему дому, а вторая вела во внутренний сад и была приоткрыта для притока свежего воздуха.
Тъесо уснул мгновенно, стоило его голове коснуться постели. Сейчас он крепко спал, тихо посапывая. Анниус же никак не мог уснуть, лишь изредка проваливаясь в полудрему, но тут же снова возвращаясь к бодрствованию. Он лежал и смотрел на неясный силуэт луны, просвечивавший сквозь далекую листву деревьев. Тишина стояла такая, которую было сложно ожидать, находясь в большом городе. Если бы не стены вокруг, то, закрыв глаза, можно было представить, что он находится посреди огромного пустого леса. Шелест листвы, легкий ветерок на лице и тихий плач ребенка…
«Какого еще ребенка?! – Анниус сел и прислушался. – Откуда может взяться в городе утоме младенец? Но, как бы там ни было, я явственно слышал детский плач…»
Где-то невдалеке раздались тихие шаги, и женский голос ласково начал успокаивать малыша. Слов нельзя было разобрать, лишь интонации. В этих словах были мягкость, нежность и толика грусти. Потом слова перешли в тихое пение, и Анниус с умилением и ностальгией узнал в этой песне колыбельную, которую ему часто пели в детстве.
«Что ж, теперь все становится на свои места…»
Он лег и устроился поудобнее. Тихое убаюкивающее пение уносило его сознание все дальше и дальше. В полусне он услышал тихий детский смех, улыбнулся и провалился в сновидения.