Долго и мучительно Сб. Руны судьбы, 2007 г

Почти восемь с половиной месяцев он едва мог пошевелиться во влажном мягком пространстве, в котором с каждым днем становилось теснее и неудобнее.  Он был вынужден свернуться калачиком. «Голова-ноги, голова-ноги», - иногда горько шутил он над своей позой.
Долго и мучительно тянулось время.  Иногда его так сдавливало со всех сторон, что он начинал толкаться, но когда пытался расправить затекшие конечности, то каждый раз что-то упругое и сильное возвращало тело в первоначальное положение.
Случившееся одной сентябрьской ночью, ужасно его перепугало: привычная влага внезапно исчезла. От этого не стало свободнее, наоборот, тело обернуло что-то липкое и неприятное. Особенно он переполошился, когда это что-то коснулось лица. Затем его сжала неведомая сила и стала уверенно куда-то толкать.
Долго и мучительно он продвигался коридором, который постоянно сужался. Потом стало совсем невыносимо: нос сравняло со щеками, уши плотно прижало к голове, а голову невыносимо сдавило. Прошло еще несколько ужасных мгновений, и его ослепил невообразимо яркий свет. Высвободилось одно плечо, потом другое, и вот уже он сам плюхнулся в чьи-то теплые ладони. От испуга внутри что-то екнуло. Он почувствовал, что по-настоящему задыхается, но ничего не мог сделать. Кто-то легонько, но больно похлопал его по голой попе. От неожиданности, возмущения и обиды он открыл плотно сомкнутые губы и завопил…
Он лежал беспомощный и зависимый от окружающей среды, а также от женщины, которая время от времени приносила ему не очень вкусную, иногда холодную или кислую пищу, последнюю она называла кефиром и уверяла, что это вкусно. Он терпеть его не мог, но голод заставлял брать в рот рожок с этой гадостью. Бывало, временами он не мог докричаться до нее, оповещая, что мокрый и уже успел замерзнуть, а она, то ли не слышала, то ли не понимала его, а когда приходила, с невинным видом шептала:
- Ай-яй-яй, на тебя пеленок не напасешься! Не успела отвернуться, а ты снова мокрый! 
- У, притворщица! - кричал он ей до тех пор, пока не уставал и не засыпал.
 Долго и мучительно привыкал он к новым обстоятельствам.
Первые шаги, первые синяки и ссадины, первые победы и поражения…
Долго и мучительно усваивал он науку ходить, держать ложку, попадать ею в рот, понимать и произносить слова.
Он учился общаться, одеваться и обуваться. Сначала считал, что самое трудное в жизни - это завязывать шнурки и просовывать пуговицы в дырочки, которые взрослые почему-то называли «петельками». Как он тогда ошибался!..
Долго и мучительно проплывал год за годом. Он с нетерпением ждал  приближения каникул и отпусков, окончания  занятий в школе, работы на заводе, дня, недели, месяца, года...

Он уже и не понимал, сколько времени лежал прикованный к постели. Ему было более восьмидесяти. Он хорошо помнил все, что случилось очень давно, но подчистую забывал события прошедшего дня. Он устал жить. Он звал смерть, а она, наверное, где-то замешкалась: у нее всегда так много работы…
Долго и мучительно шел он к своему последнему вдоху.
И вот оно, освобождение: его поглотили чувства легкости, свободы, парения, невесомости и настоящего счастья!..