Мышь

До каких только крайних, если не сказать, нелепых премудростей не докатится человек одинокий (звучит-то как, да? сапиенс одинокий), тем более старик. Одинокими же становятся, как мы знаем, по-разному, всех причин и не перечислишь, каждый, даже не обладая большим житейским опытом, приведёт достаточно примеров. Поэтому здесь мы не станем рассказывать о том, как и при каких обстоятельствах у Максим Максимыча померла жена, как за десять лет до этого погибли сын с невесткой… и мечта о  внуках, стало быть, так и осталась мечтой. Телевизор перегорел, до библиотеки тащиться через весь город, а соседи… Ну в общем, нога болит, а дух наш уже не молод.
«Ну поговоришь с глухой стеной разок-другой, покалякаешь о том-о сём и – надоест. То ли дело собака: заскулит, носом пошвыркает, ляжет-встанет, отвернётся-повернётся, зевнёт протяжно, поворчит о чём-то по-своему – всё какая-то реакция на твоё замечание… Ну да не у каждого опять же есть возможность собачку-то содержать. А кошки эти… надоели. Пойти бы на базар, мартышку купить, да пенсии и на медицину не хвата… И дневник вести… о чём? Да и нету этой жилки шизофренической. А как без этого – переливать из пустого в порожнее?»
И тут вот такое дело, значит… на посторонний взгляд некое как бы чудачество.

- Поди-ка ты прочь. Иди вон туда, там тебе ловушка приготовлена.
Максим Максимыч перевернулся на другой бок. Мышь удержалась, уцепившись за одеяло. Посидела ещё немного и осторожно посеменила к его изголовью. И ему показалось, что он рассмотрел её влажные глазки: в комнате было сравнительно светло от раскалённой спирали обогревателя.
- Да пошла, в самом деле! Пш-шы-ы!
Мышь отпрянула и сбежала на пол. А он усмехнулся.
Обогреватель неожиданно щёлкнул и стало совсем темно. «Не замёрзну, - подумал Максим Максимыч: не хотелось вылезать из-под одеяла и соединять спирали, хотя, надо сказать, что стена, у которой стояла его тахта, граничила с пространством лестничной площадки, дверь же в подъезд нередко оставалась распахнутой, отчего прям-таки тянуло холодом откуда-то из-под плинтуса. – Да ну, не зима чай». И он закрыл глаза.
Через некоторое время послышалось позвякивание проволоки мышеловки. Максим Максимыч затаил дыхание. Однако ничего не произошло. Поёжился, поджал ноги: одеяло было коротковато.
На утро он осмотрел мышеловку. Приманка оказалась нетронутой.
- Угу. Умная, да? Ну-ну.
Днём он соорудил мышеловку позаковыристей. И с нетерпением стал ждать вечера.
К слову заметим, что Максим Максимыч уже да-авно собирал-колекционировал мышеловки с разнообразными принципами действия: и газетные вырезки тут, и выспрашивания у знакомых, и свои, понимаешь, изобретения… И, как говорят, на ловца и зверь – на тебе случай: поэкспериментируй, опробуй эти самые механизмы. Но пока что мышь «не клюнула». Но ведь он никуда не спешит,  ему даже стала нравиться эта игра – натурально «кошки-мышки-мышеловки». И каждый вечер теперь вот уже месяц, что ли, он начинал предвкушать утренний результат… ну в том смысле, что – любой результат, а не обязательно поимка. Даже, наоборот: чем дольше, тем сильнее натяжение струны ожидания, тем звонче ощущения… Впрочем, ничего общего с поэзий Максим Максимыч не имел, и все эти струны – плод нашего домысла, поэтому просим извинить.
Иногда же на Максим Максимыча вдруг накатывала боязнь, что мышь попадётся. И тогда – он лишится «игрушки». А между тем, эта маленькая плутовка уже стала своим существом в доме. Чем-то она ему вот ну… понравилась. Да. И укладываясь на ночь, он с нетерпением и затаённым любопытством ожидал её появления.
Однажды она не вышла. И он должным образом почувствовал… прочувствовал, что ему не хватает её общества, обнаружилась острая потребность с ней поговорить. И он растерялся. И долго не мог заснуть. Два или три раза вставал, включал свет. Опять ложился и ждал. Возникло даже подозрение. что мышь переманили в другую квартиру. Глупо? А про домовых не глупо разве? Ну и вот. Тем более – речь о целом клубке переживаний, кои не всегда выразишь в слове, вслух. «Мысль изреченная есть ложь…» и т.д.
Она пришла на другую ночь. Он наблюдал за ней чуть ли не с восторгом. В груди тихонько подрагивало странное томление… сродни влюблённости. Приятно, тепло.
- Так, - сказал он, - проказишь, значит? На нервишках играешь? Тю-тю-тю-ю. Баловство-о.
Мышь вздрогнула, вопросительно уставилась бусинками глаз.
И на этот раз она не поддалась на уловку. И в следующий. И он начал посмеиваться над человеческой простотой.
- Ай да мышь! Ай да серая умница. Надула всех изобретателей. Изобретатели! Ты самая мудрая из всех мышей, которых я знаю. Ты прелесть, а не мышь.
Прошла ещё неделя. И неожиданно он подумал: «Стоит ли испытывать судьбу и дальше. Пусть себе лазит. Заслужила. Блюдечко с молоком не жалко ведь. Да и скучно будет…» И он заменил мышеловку, которая способна была раздавить и матёрого кота. Поставил другую. Однако и эта показалась ему чересчур варварской. И он встал ночью и защёлкнул в пружину ручку веника. А рядом положил кусочек колбасы.
- В награду тебе за сообразительность.
Но вот однажды под утро он проснулся от грохота. Ему кольнуло сердце. Тоскливое предчувствие опахнуло холодным сквозняком. Он быстро вскочил. Под ногами – мокрые половицы. По подоконнику, поскрипывая, ползали створки окна. Нашарил очки…
В луже воды тускло поблескивали осколки графина, среди них лежала мышь. Волоски слиплись, оттого тощее тельце… Он поднял её за хвостик двумя пальцами… сердце стукало с перерывами, словно в недоумении.
Днём шёл дождь. И Максим Максимыч не ходил на прогулку.
Вечернее солнце катилось огненным шаром за крышу соседнего дома. В комнате было малиново-красно.
Бережно взял он мышь, она уже высохла и была пушисто мила.
Ямку он вырыл под любимым старым тополем в парке, где обычно в голову ему приходили очередные изобретательские мысли. Потом долго решал: отметить место чем-нибудь или нет. Так и ушёл – не отметил. За шиворот ему с ветвей попало несколько холодных капель.
Дома он открыл шкаф, где хранилась коллекция мышеловок. Постоял, подвигал бровями. Затем взялся за верх шкафа и наклонил его. На пол посыпалось, кроме мышеловок, и всё остальное содержимое. Он не стал подбирать.
Побросав в хозяйственную сумку всё, чем можно ловить мышей, он вышел на лестничную площадку и захлопнул за собой дверь.
Ну, что ещё можно добавить? Всё кажется лишним, даже ирония. Так что… дай Бог ему найти иную возможность приложения своим мыслям и заботам. А что ещё?