Стук в дверь

   Еще во сне я чувствовал,  что кто-то стучит и стучит  в дверь, и теперь, полупроснувшись, окончательно убедился в той безрадостной истине.
     -  Хорошо, что звонок не работает,  -   подумал  я  и, подтянув одеяло и закрыв глаза,   мужественно перенес еще серию заключительных ударов по совести.    
     Все стихло. «Может, мать?  –  мелькнуло у меня тревожно. –   Пошла что-нибудь  «за молоком»  и  забыла  ключи? Ну, нет! Она просто колотила бы, обрадованно и неистово, со всей неистребимой ненавистью к тунеядству… Приезжий? Гость?..» Но  не успел я толком  решить:  обсуждать мне или не обсуждать вопрос о своевременности какого-нибудь более-менее полезного для меня визита, как по мягкой обшивке двери толчки снова возобновились.
     - А уж это, кажется, наглость:  сейчас далеко не раннее утро, чтобы предполагать, что кто-то спит... Соседка?... Которой ехидно известно, что снова я «советский безработный» и доблестно не встаю на регулярную трудовую вахту?... Но ведь матери, ясно, - нет,  а по вопросам кухни и быта я также никого не принимаю.  Да  и что за нахальная уверенность, что я так уж вообще и не могу нигде больше быть? В таком случае… да я просто назло докажу тебе сейчас обратное. Ну, давай!
     Дверь вздрогнула,  глухо,  словно  от удара  ногой. Нет, не ногой, а  - я  все понял! – ножкой. Ну да! Это - этот самый – Митя, то ли Витя: «А  Андъюса  дома?» - и щеки, как мандарины, торчат из-под туго перевязанной шапочки.
     До чего ж глупо дитя! Ну, положим, до звонка ему не достать,  но неужто ж после,  верно,  получасовой бомбардировки невозможно сообразить, что «Андъюсы» нет, что где-то с бабушкой, -  ушлепал  за  продовольствием. Проще б – сбегал давно… Но не вставать же мне из-за этого субъекта! – который, кажется, раскусил очевидные преимущества ботинка и теперь повторяет всю процедуру сначала.
     -  Нет, это просто даже интересно, где мера той непосредственной тупости?! – подумал я в следующую минуту, вынужденно отключаясь от мыслей о бренности человеческого бытия. – Теперь уж и вставать как-то совестно. Но не можешь же ты долбить  так,   скажем, без обеда!...
     Однако еще через минуту я вынужден был  констатировать факт, что «субъект» все еще не рассчитывает на быстрый успех затеянного им предприятия  и потому позволяет себе отдыхать. Видимо, повздыхает  немного, утрет сопли и, убедившись, что потолок  на лестнице цел, вновь принимается за работу.
     - Черт знает, что за жизнь! А, может, и в самом деле пора уже за чем-нибудь вставать?  И как это в голову ему не придет, что теперь, если кто-то и выйдет, то исключительно для того, чтобы показать: как это больно, когда дерут за уши?!
    
      Не выдержав начала очередной серии, я отшвырнул одеяло и, мягким хищником проследовав  по коридору, провернул замок  и,  как можно резче  и  неожиданней, раскрыл дверь.
     - Так ты еще не устал?  –  рыкнуло  из меня  незнакомым голосом.  (От скорости  я  не  нашелся   придумать что-нибудь более испепеляющее, что однако как можно более  выразительней  пытался  досказать  теперь взглядом).
     - Я-то? – тихо дрогнули мандарины,  и, зачастив ресницами, он пустился в заведомо безнадежное  размышление на тему: устал ли он? – которое  вдруг    озарилось радостью нежданного просветления:
     - А Андъюса - дома?
     - Ну, вот что: иди и никогда не стучи сюда больше, - высказался все тот же голос… -  Андрюши нет,  -  добавил он уже несколько мягче из-за сдержанно прижимаемой двери.
     Зло сбросив тапок, я растянулся на диване. Словно с похмелья во рту, как-то неприятно и муторно сделалось на душе: «Ну и что ты сказал такого умного?... Ну, вот - «иди и никогда не стучи». -  Любая  почетно-пенсионерная кочерга буркнула б то же самое… А что  я еще мог сказать? Что – стучи!»
    Эта  случайная,  сперва  дикая,  но  смутно  знакомая мысль неожиданно так захватила меня,  что  захотелось встать. Встать,  поспешить к окну  и -  посмотреть вслед этому маленькому человечку.
    А что? Ведь достучался же, поросенок!...А ты? Ты, сам?... Как любим мы поучать их моралями!...
   Впрочем, до чего же он достучался? -  Что вылезла сонная будка и преподала урок нравственности. Да  и что простительно ребенку, прилично ли взрослому?
     Ну и что. Ну и пусть – будка! И все-таки –  ты  всегда так стучи.
    Стучи, стучи, маленький! Колошмать   что есть сил ножками. Пусть треснет пополам планета, но ты все-таки достучись, или все-таки убедись до конца, что здесь, в этом доме, -  нет.
     Нет, и не может быть нужного тебе Человека!
                До 1991 г.