Сон

   Марья Матвеевна сидела в старом вылинявшем диване и смотрела телевизор. Он был чёрно – белого изображения и включён на всю громкость. Хозяйка, достигнув шестидесятисемилетнего возраста, была глуховата. Хотя ей казалось, что отлично слышала, потом понимала, что просто читает по губам говорящих людей.


   Каждый день домашних дел было немного: приготовить обед, подмести в коридоре пол, накормить собаку, а она быстро уставала, и всегда тянуло в сон. Между новостями и документальным фильмом сладко дремалось. Проснувшись, бабушка понимала, что жива. Это успокаивало. Марья Матвеевна боялась умереть во сне.


  Кирпичный дом, построенный мужем в 60-годы, был облуплен, треснут, стар и пуст. В послевоенное голодное время  в пригороде Сталинграда жилось несладко. В семье Бондарь было пятеро детей. Старшую дочь Марью отправили на восстановление разрушенного города.

 К концу первой недели молодую шестнадцатилетнюю девушку со стройки в барак пошёл провожать фронтовик Иван. Марье не нравилось такое внимание со стороны тридцатилетнего сумрачного неказистого мужчины. Но уверенный в своём решении Иван шёл рядом с девушкой. Дойдя до глухой стенки жилого барака, он закрыл ладонью левой руки рот спутнице, прижал к стене, потянул испуганную знакомую на землю, сдернул одежду. Поняв, что Марья хочет звать на помощь, стукнул пару раз её головой об землю. Когда она пришла в себя, он сидел рядом и курил. «На выходные поедем к твоим родителям. Мы женимся». Марья надеялась, что этот чужой человек не обидел её, но вечером Иван по-хозяйски обнял за талию и сказал: «Пойдём, погуляем». Девушка поняла, что свершилось, то, что она не сможет изменить, а самое страшное избежать. Родители благословили брак дочери с незнакомым человеком.


 Ни земельный участок, на котором вырос новый кирпичный дом, ни рождение сына Павла, не сделали Ивана и Марью ближе и роднее. Она научилась шить фуфайки, туфли, окончила курсы медсёстер и устроилась работать в больницу. Иван работал электриком, не чувствуя семейного тепла, пил. Сын Павел рос сам по себе. Детей больше Марья не хотела. Не дожив до пенсии пару лет, Иван умер. Паша женился на еврейке Соне, свекровь сразу не приняла сноху и видела её раз в год, в свой день рождения, который последние десять лет не отмечала.


  По проекту дом был в опасной зоне, в нескольких метрах находился крутой глубокий овраг. Марья Матвеевна получила двухкомнатную квартиру, в которой поселился сын с женой и дочерью. О сносе дома где – то в многочисленных конторах позабыли, и, уже пятнадцать лет хозяйка доживала свои годы в старых стенах.


   Сын приходил, чаще приезжал на машине, загонял в гараж, ремонтировал. Бывали редкие дни, когда он с кем – нибудь из друзей засиживался за кружкой пива. Марья Матвеевна предлагала домашние угощения, но Павел просил оставить его в покое и не беспокоить. Мама, молча, удалялась, а, оглохнув, совсем перестала разговаривать. Только стала закрывать дубовую входную дверь на замок и крючок.


  В последнее время Марья Матвеевна стала смотреть телевизор, включив его на полную громкость. Сидя в кресле, она сначала дремала, затем засыпала, и громкий храп заполнял маленькую гостиную. Напугав себя свистом, вырывающимся из груди, Марья Матвеевна просыпалась, оглядывалась, прислушивалась к живущей в ней постоянной тишине, смотрела на экран телевизора и через несколько секунд глубоко засыпала.


   То сентябрьское утро было обычным. Хозяйка управилась на кухне, покормила собаку, собрала в саду опавшие груши. Порядком устав, отправилась в спальню, вздремнуть полчасика. То, что было потом, она не поняла. Но проснулась от того, что её трясли. Перед ней стоял взбешённый Павел, который кричал: «Я позвонил тебе. Ладно, не слышишь звонок. Пришёл. У тебя калитка с воротами на два засова закрыта. У оврага забор ниже, пришлось прыгать через него. Входная дверь закрыта. Стучал. Барабанил. Чуть не снёс с петель. Какого чёрта ты дверь закрываешь? По окнам стучал. Тихо. Ты не отвечаешь! Поставил лестницу, в коридоре окно широкое, выставил раму. Ты не слышишь! Подошёл будить. Трясу! Ты не просыпаешься! Специально делаешь, что ли. Думаешь, мне только дел по окнам скакать! Ты, старая, хоть умри нормально, не доводя меня до бешенства».


  Марья Матвеевна тихо перебила непрекращающийся монолог сына: «Умру, потерпи, недолго осталось»,- и, пройдя в гостиную, села в кресло, смотреть телевизор.