Эпилог

            Вот - я!

Везде я пошлялся – я видывал виды,
Ни злу, ни добру не запомнил обиды.

В горах и на море, в пустыне, в тайге
Я верил в друзей и смеялся тоске.

Войной заниматься Господь не послал,
Но зверя я с выстрела бил наповал.

В премудростях книжных я всех превзошел,
Я слово -  художникам, птицам - орел.

Тонул я, горел и в лесу пропадал,
Но всё в приключеньях всегда побеждал.

Хмельное  с судьбой полуведрами пил.
А случай шальной мне товарищем был.

                Андрей Слепов


   ...Он засунул в карман своей не по погоде легонькой куртки бесполезный разрядившийся телефон и огляделся вокруг. Пустая еле различимая  дорога,  стремящаяся сквозь поле к дальнему перелеску. Мечущаяся под ногами поземка, по-собачьи ластящаяся к теплу ног одинокого путника - его ног. Свист ветра, путающегося в ветвях придорожных деревьев. Черные деревья скрипят на ветру, размахивая ветвями. Метель - настороженная одичалая кошка с ослепительно белой шерстью, искрящейся в лунном свете, с трудом пробивающемся сквозь лохмотья облаков. Кошка и Луна, пристально глядящие на дорогу,- его дорогу, уходящую за горизонт..

    И он шагнул навстречу метели, повернулся к ней лицом, раскинув руки, а она набросились, вонзилась когтями в его тело, впилась болью, пробилась до самых глубин, до самого сердца, до трепещущей души.  Ноги  увязли в сугробах, метель не утихала; ветер дул навстречу, и не осталось сил.
    Неожиданно боль прошла, лед перестал таять на почерневших от мороза губах, изломавшихся в радостном оскале. Кожа стала иссиня-белой, невидной в снежных вихрях. Непреодолимо захотелось спать...
    К утру  ветер улегся, и на волосах, на лице, на руках заискрился  звездами иней. Небо, перевернувшись, отразилось в бездонных невидящих глазах, но его самого там уже не было....
   И когда  жизнь его закончизась, безусловно и бесповоротно, а его личный дьявол попытался схватить его грешную душу и повлечь к бездне,  дорогу ему заступил ангел, и эти двое, так долго вынужденные терпеть друг друга, стоя за его плечами,  эти двое, сроднившиеся и знающие друг друга лучше чем кто-либо, заспорили, с кем останется ЕГО душа, ибо право каждого было непреложно! Но он ускользнул, чтобы, словно канатоходец, балансировать над чернеющей бездной под аккомпанемент  препирающихся голосов; ибо Бог  не позволит  сорваться своему непутёвому ребенку, но протянет длань свою и поможет пройти узкими вратами к  истинному дому, чтобы приобщить новой неизведанной, но всё равно жизни...
   Вот он  уже дома! И теперь, наконец,  сможет коснуться сути, уже не  нуждаясь в руках, и увидеть её, более не ослеплённому зрением.