Путин как испытание

Человек редко проживает свою жизнь так, чтобы в своем частном пути не столкнуться с испытаниями, определяющими, что он представляет собой как личность, как сущность, как человек. Так же и народы, и государства. Для каждого из них, и не однажды, наступает момент испытания на прочность воли, характера, единства, обусловленного общностью нравственных и моральных устоев. Как правило, это момент нового вызова внешней среды – войны, голода, природного или техногенного катаклизма. Последним таким испытанием для советского народа стала Великая Отечественная война, преодоление которого позволило советскому государству относительно стабильно существовать еще целое поколение.

Вместе с тем вызов может происходить из самого общества и воплощать собой кризисные явления, которые давно назрели в его глубине. И этот вызов может быть не менее серьезен, чем даже такой вызов внешней среды, как война или военная угроза. Именно таким внутренним вызовом – испытанием российского народа на честь, совестливость, терпимость, единство культурных ценностей и целей жизнедеятельности, – всего, что выступает гарантом существования нации в годы грядущего экономического и государственного кризиса, – стал Путин и время его свершений.

Кризис, о котором умалчивает кремлевский режим в надежде молчанием изменить саму социальную реальность, поразил все сферы российского общества – от социально-экономической и политической до нравственной, национальной, религиозной. Не осталось ни одного слоя общества, в котором бы зараза разложения не пустила своих червей. Это прежде всего кризис гражданского общества, которое до сих пор не может выйти из младенческого состояния, а также кризис институтов управления, понятия не имеющих, с какой стороны начинать «очистку» и следует ли ее вообще начинать или можно продолжать имитацию крупными скандальными процессами, раздуваемыми по центральным телеканалам. Это, в том числе, и кризис нравственного самосознания молчаливого большинства, смирившегося с ложью, двоемыслием, мздоимством, нетерпимостью в угоду некоему своему, особенному пути развития и «суверенной демократии», как в центре, так и у себя на местах.

Подмена ценностей развития и образования рентой добывающей промышленности, обозначенная в СМИ слоганом «Газпром – национальное достояние», влечет за собой самообман под вывеской высокотехнологичных проектов, наподобие Сколково и ГЛОНАСС, призванных в большей степени «освоить» бюджетные средства на счетах бюрократов партии власти, чем сыграть хоть сколько-нибудь значимую роль в модернизации экономики. Нефтегазовая игла, на которую подсажена хозяйственная деятельность, вкупе с раздуванием кредитного пузыря в банковско-кредитной системе усугубляет и без того бедственное положение в финансовой сфере страны, полностью зависимой от иностранного кредита предприятиям-монополистам и несущей ужасающие потери в резульутате коррумпированности всей властной вертикали. Решение вопроса о том, насколько хватит прочности вертикали, – предмет конъюнктуры мировых цен на энергоносители и политической воли государств, задающих направление мирового развития, в круг которых Россия эпохи Путина входит чисто символически.

Самообман, насаждаемый партией власти, сопровождается тотальной нетерпимостью к инакомыслию и правде, в какой бы форме та ни была сообщена – в газетной статье, научной монографии о «нелюбимой стране», предвыборной фотографии с обложки аналитического журнала, или в форме панк-молебна, протестной акции, одиночного пикета. «Народ не позволит», – сказал М.С.Горбачев о надвигающемся мракобесии современного политического режима. Увы, народ позволяет – позволяет, несмотря на всю очевидную саморазрушительность идей, преподносимых Кремлем в качестве единственно возможной национальной политики. Утверждения о том, что россияне не знают, что происходит на деле, не выдерживают никакой критики, поскольку масштабы коррупции и чиновничьего беспредела не могут не быть очевидны каждому, кто хоть что-нибудь пытается предпринять здесь и сейчас, а информационные источники Интернета доступны всякому, кто желает знать и оценивать настоящее под сообственным углом зрения. Тогда этот угол зрения никак не совпадает с официозным, все больше – и по формату, и по содержанию, – напоминающим новостные выпуски 1982-83 гг.

Путин и его режим стали самым серьезным испытанием российского народа со времен окончания Второй мировой войны. В новейшей российской истории никогда прежде – ни в 1991-м, ни в 1998-м гг. – с благословления церкви и государства не был так силен соблазн оставаться молчаливым большинством и продолжать удобное существование на монопольной ренте полезных ископаемых. Оправдана ли утрата общечеловеческих ценностей и устоев поведения этим небольшим, но якобы гарантированным обеспечением? Оправдан ли грядущий развал сиюминутным комфортом? В глазах десятков милиионов россиян, по всей видимости, да – ведь в грядущий развал не верится так же, как в 1984-м не верилось в яму нефтяных цен 1987-го, а некоторое благополучие нынешней экономической ситуации, изрядно сдобренное предолимпийскими плясками и битвами хоров, позволяет закрывать глаза на «свинцовые мерзости дикой русской жизни», о которых столетие тому назад писал классик отечественной литературы. Что же, надо ли говорить об этом? Классик полагал, что надо, ибо «это – живучая, подлая правда», и «она не издохла и по сей день»:

«Это та правда, которую необходимо знать до корня, чтобы с корнем же и выдрать ее из памяти, из души человека, из всей жизни нашей, тяжкой и позорной».



10 февраля 2013 г.