По балконам не лазят, портретов не рисуют...

Инна сильно любила Сашу, Саша сильно любил Инну. Они сильно и неутомимо любили друг друга везде, где только судьба хотя бы на несколько минут оставляла их без присмотра окружающих. Когда любовь уже рисковала разрушить последнюю плотину – а именно два брака, в которых  состояли счастливые грешники, Саша исчез. Напрасно Инна караулила его возле дома,  зря приезжала к нему на работу.  От непрестанной душевной маяты она ослабела настолько, что стала названивать ему домой. Другого средства, чтобы хоть на секунду ослабить хватку  любовной тоски, у Инны не было. Трубку брала супруга и печальным голосом  сообщала, что Саши нет.
 
Больше нет? Ведь если он жив, то, как мог дышать все эти три дня, не встречаясь с Инной?  Вдруг, он погиб? Или в коме? Или болен? Водитель автобуса увеличил громкость радиоприемника,а вместе с ней и тревогу Инны. «Пьяный доктор  сказал мне, что тебя больше нет, пожарный сказал мне, что дом твой сгорел». Может, Саша  не в силах попросить  о помощи?  И ей  уже показалось абсолютной правдой,  что любимый напрасно  зовет ее. Ведь рядом с ним только постылая жена, которой наплевать на его страдания.  Саша говорил, что они давно чужие люди, что жена его не понимает.   Инна продолжала все глубже и глубже «проникать» в ситуацию.  И как же горько было осознавать, что она, желая отдать Саше  по капле всю кровь,  не сможет прийти к нему, потому что никогда не узнает, как он звал ее пересохшими губами.
 
Решение возникло внезапно. Инна подошла к Сашиному  дому и уверенно, раздирая на коленках джинсы,  полезла по какой-то трубе на второй этаж. Вот и последнее препятствие – перила балкона. Дверь оказалась заперта изнутри. Не теряя ни одной секунды, Инна изо  всех сил ударила по старенькой деревянной двери ногой.  Дверь неожиданно вывалилась куда-то вглубь комнаты.  Звон разбитого стекла нисколько не отрезвил Инну,  он только  еще настойчивее позвал ее вперед. Инна запуталась в шторах. С отвращением, как ту паутину семейного быта, что опутала Сашу, сорвала она их с головы и отшвырнула от лица. Наступила на штору двумя ногами, как на гадину, которая  противно  захрустела осколками разбитого стекла. И поспешила, как воин-освободитель, как долгожданная помощь, подоспевшая в последний момент.

Когда она смогла вздохнуть и окончательно освободиться от штор, ее горячечному взгляду предстала омерзительная картина: у  телевизора сидел совершенно здоровый Саша в пляжных трусах и голым волосатым торсом с Инниными царапинами на спине, а также его супруга  в шелковом халатике, бесстыдно открывающим загорелые стройные ноги и приличных размеров бюст.  «Умирающий» держал  супругу за руку, которая покоилась на его чреслах.
Инне показалось, что  она застукала Сашу при самой подлой из всех измен – предательстве их огромной любви.

- Убери от него свои кривые лапы! – рыдая, прокричала Инна, и голос ее был страшен. Супруга так и сделала, как только к ней вернулась возможность шевелиться, и она смогла отвести взгляд от Инны, которая  как спецназовец высадила  балконную дверь  и теперь стояла перед ней, уверенно попирая ногами шторы.
 
У Саши тоже прорезался голос, которым он громко, но как-то неубедительно  сообщил, что не знает эту женщину. Инна сгоряча решила, что он это сказал  про жену, а не про нее, и, все еще во власти порыва,  бросилась к нему на грудь с отчетом о проделанной работе. Она ждала, она искала, она караулила,  она испугалась, он должен …

Саша просто обязан был немедленно прижать ее к себе и, пока не перестанут вздрагивать плечики, не отпускать, ласково увещевая, повторяя бесконечное количество раз, что все самое страшное  позади. Но Саша так и не понял,  что именно и кому он должен, поскольку ощутил острый спазм в животе и поспешил в уборную. Здесь  он заперся, и даже, прежде, чем сесть,  попытался придвинуть унитаз к двери туалета. Инна, как в замедленной съемке, наблюдала его исчезновение за белой дверью с прикрепленной картинкой писающего мальчика.

Тем временем супруга Саши  попыталась взять Инну за волосы и препроводить в прихожую. Инна уверенно махнула рукой и попала куда-то возле глаза соперницы. Совершенно обезумев, она потребовала, чтобы эта женщина в халате, выметалась. Сознание вернулось к ней, когда хозяйка,  силясь укротить дрожь в ладонях, попыталась набрать каких-то две цифры на телефоне. До Инны неожиданно дошло, что она через окно вломилась в чужую квартиру, и что сейчас жена Саши звонит в милицию.

Инна бросилась бежать. Дома она долго плакала на груди у мужа. Он ее простил. С Александром они расстались.
 
Вот только Саше никто не поверил, что его дом подвергся атаке опасной сумасшедшей, имени которой он не знает, и которую никогда раньше не видел. Жена разрешила ему месяц-другой, пока он не соберет вещи, и не подыщет другое жилье,  пожить в квартире. Сама уехала к маме и попросила как можно дольше ее не беспокоить, разве что, когда надо будет вернуть ключи. И дальше Саша пошел по жизни один,  гонимый  всеми бабками из своего и еще двух соседних подъездов.
 
Вскоре на этом одиноком пути Саша повстречал  Лену. Она совсем недавно освободилась от изнурительного брака с даровитым художником, который любил сначала поставить ей синяк под глазом, а потом долго его рисовать, требуя, чтобы Лена не вертелась. Художнику не нравились Ленины друзья и всегда поздние, но не всегда трезвые возвращения домой с работы.  Он много раз говорил ей об этом. Когда пришлось окончательно убедиться,  что Лена не понимает человеческую речь, он  перешел на язык символов. Если так можно назвать рукоприкладство с последующим художественным актом.

И тут ей повстречался  Саша -  круглолицый, жизнелюбивый, коренастый,  с крупными надежными ладонями, красиво раздутыми по всему  телу мышцами, и полным равнодушием к живописи и футболу. Лена до этого никогда не встречала мужчин, наделенных в комплексе  таким изрядным количеством  достоинств.  Любовь облепила ее плотно. Настолько плотно, что она стала адекватно воспринимать из всей огромной жизни лишь тот ее маленький кусочек, который был связан исключительно  с Александром.

Вот только сам герой выглядел каким-то потерянным. Он чувствовал, с каким неистовством обнимает его Лена, но все с меньшим жаром отвечал на ее ласки, не радовался, если вечером или даже ночью находил ее у дверей своей квартиры шальную и влюбленную, с шоколадкой и фляжкой коньячка в маленькой сумочке. Он почему-то стал плохо спать и все чаще прислушивался к звукам за окном. Иногда соседи слышали тяжелый удар  в стену и то ли стон, то ли вопль: «Обложили!».

Лена стала мечтать о втором браке. Она писала Саше стихи. Даже пыталась  у себя дома (отрыжка проклятого прошлого) нарисовать на стене с полосатыми обоями его улыбку, ей так хотелось постоянно ее видеть. Когда Саша, оказавшись у Лены в гостях, обнаружил свой портрет, он чуть не грохнулся в обморок. Вряд ли это было от радости.

Однажды, когда Лена зашла за Сашей после работы, чтобы ехать к нему домой, он неожиданно сообщил ей, что все еще не разведен, и что он ненавидит любовные треугольники. Но всегда создает их, потому что не может хранить верность одной женщине, а только двум. Конечно, можно подумать, что он подлец, хотя на самом деле,  на нем лежит страшное  проклятие. Никто его не поймет. Поэтому Лене надо оставить его в покое, чтобы не пострадать от проклятия. Его удел  печален - он будет мучиться  всю жизнь, ибо так распорядилась судьба. Саша  сам удивился, как убедительно прозвучала глупость про неумолимое проклятие…

Лена поверила и решила немедленно сразиться со злыми чарами. Для этого ей придется  «вышибить клином клин». Надо наложить прямо противоположное волшебное воздействие  на Сашу, чтобы закрепить в нем способность хранить в сердце только одну-единственную любовь. Любовь к ней, к Лене. Нужен приворот. Она вспомнила какой-то бабушкин рассказ про колдовские  секреты.   Там что-то говорилось о сорочке, в которой надо провести ночь с любимым. Потом следовало наговорить каких-то просьб, уронить слезу на сорочку, и капнуть на нее воском. И все.  Потом ночную рубашку надо уничтожить. А Саша всегда будет хотеть и мочь любить только  ее одну. Потому что со всеми другими он будет бессилен. Мягок и вял, как кожура от банана.
 
Лена попросила его о последней ночи. Саша, обрадовавшись, что свобода не за горами,  легко согласился на этот прощальный торжественный акт любви. Он, конечно, удивился, что Лена вырядилась в какую-то мешковатую ночную рубашку, приобретенную на китайском рынке в целях экономии средств и приличных ночнушек. Он подумал, что это она от горя помутилась рассудком.  Утром Саша ушел домой на полусогнутых ногах, а Лена сняла рубашку и зажгла свечи. Все сделала так, как говорила бабушка и успокоилась, будучи абсолютно уверенной в результате.

И принялась ждать Сашу.  Представляла, как побежит открывать ему дверь, как он зайдет под раскаты грома,  с алой розой в руках и печатью порока на челе. Но он что-то не торопился. Неделя потянулась мимо Лены, потом поползла другая, такая же пустая и одинокая. Когда от долгого  терпения уже совсем ничего не осталось , она бросилась его искать. Птичка упорхнула!  Саша уехал к другу в Москву, и, судя по всему, надолго. Как ни старалась, отыскать  его уже не удалось.

Прошли годы. Лена вышла замуж, родила, вырастила, устроила в университет сына. Про Сашу вспоминать не любила, потому что как вспомнит, тут же начинались терзания: не слишком ли сильно она его расколдовала, то есть заколдовала? Вдруг, подействовало?

И все-таки послала им судьба еще одну, наверное, последнюю встречу.Как-то зимним вечером Лена припарковала машину недалеко от своего подъезда и  занялась выгрузкой продуктов из багажника. Кто-то очень знакомый, подошел к ней сбоку и уверенно принял тяжеленный пакет с продуктами из ее рук. Лена отчего-то почувствовала в душе неприятный холодок.

Надо же! Саша!

Выглядел он хорошо, постарел, конечно, может быть, слегка растолстел. Одет был прилично, лысина его даже украшала. Разговорились. А у нее все вертелся на языке вопрос: ну как там с ней, с личной жизнью? Но ведь в лоб не спросишь. Еще подумает, что она его по-прежнему любит!

- Может, кофе? Может, чаю? Может, водки? Может, ко мне? Но предупреждаю, у меня муж ревнивый, - Лена затараторила. Голос при этом стал какой-то непослушный, лживый и заискивающий. Вот что значит - любопытство.  Ей просто интересно. И ничего большего. Вообще ничего. 

- Да ты не бойся. – Саша зачем-то снял с рук перчатки и похлопал их одна о другую - Я с этим давно завязал,  живу монахом. Пусть твой муж не ревнует.
Супруг, конечно, не обрадовался незнакомцу, но и ругаться не стал, недолго посидел с ними за столом и ушел спать. А они все  вспоминали и вспоминали юность, Инкин подвиг десантницы, Ленкину картину с Сашкиной улыбкой поперек обоев. Коньяки и шоколадки, последнюю ночь.

Когда  стрелка круглых часов, висевших над ковром, подползла к двенадцати, Саша засобирался. Лена вышла  его проводить к подъезду,  и они, не в силах расстаться,  договорились еще недолго посидеть-поболтать у нее в машине. Все-таки сто лет не виделись! Лена села на водительское место, спешно  стала открывать окно, чтобы покурить, но передумала, неожиданно перегнулась через ручник  и впилась поцелуем в Сашу. Тем поцелуем, который он не получил 20 лет назад, когда исчез.

Поцелуй  должен был тянуться вечно, и чем-нибудь закончиться, а он прекратился мгновенно и закончился ничем. Все  от того, что Лена с Сашей целовалась, а Саша с Леной – нет. Она вернулась  на свое сидение и попросила:
-Давай, я тебя куда-нибудь подвезу?

- Не надо, ты же пьяная. – Саша стал открывать дверку машины. - Не надо ничего. Я же не сказал тебе, как живу.  Работа кормит, квартиру купил, рыбалка, охота, друзья..

Саша выбрался из салона, подождал, когда Лена тоже выйдет, поставит машину на  сигнализацию. Молча довел до подъезда. И продолжил:
- Они по балконам не лазят  и портретов не рисуют. Спасибо им.