Ведьмовы посиделки

Рисунок Ольги Громовой



(Если бы Гингема, Бастинда, Виллина и Стелла были родом из России)


Гингема - Евгения

Виллина - Валентина

Бастинда - Василиса

Стелла - Степанида

Урфин Джюс - Устин Жуков



      – Перед вами, дети, фургончик, в котором в Волшебную страну (да, да, тогда она ещё была по-настоящему волшебной) прилетела девочка Элли. Что вы говорите? Ну, конечно же, это всего лишь очень точная копия. Какие начитанные дети пошли, просто не знаешь, как себя с вами вести. Настоящий фургончик остался где-то в Кругосветных горах. Во время сражения с великаншей Арахной он был повреждён, и его решили бросить в ущелье. А теперь мы с вами пойдём в пещеру волшебницы Гингемы. Предупреждаю сразу: там очень слабое освещение, поэтому внимательно смотрите под ноги и по сторонам. Все готовы? Ну, пошли…

      Через полчаса шумная стайка ребятишек, прокричав по команде учителя "Спасибо, Евгения Григорьевна!", удалилась по дороге из жёлтого кирпича в сторону Изумрудного города. Старушка-экскурсовод тяжело вздохнула, постояла, потёрла поясницу и тихонько пошла к себе домой.

      – Ну и где ты шляешься? – это было первое, что она услышала, когда вошла в пещеру (в настоящую, а не в ту, которую показывали посетителям). – Я тебя здесь уже больше часа жду. Договаривались же.

      – Ребятишек водила. У них автобус дорогой сломался, вот они и задержались.

      – Ну и сказала бы, что "приходите завтра". За переработку тебе, чай, не платят.

      – Так русские же ребятишечки были. Из родных краёв. Разве ж могла я их не приветить.

      – Ох, добрая ты, Женечка, ох и добрая. А давно ли тебя злой колдуньей величали?

      – Что было то сплыло, – отмахнулась старушка. – И вспоминать ни к чему. Ты, Василиска, лучше бы не гундела, а делом занялась. Цельный час тут проторчала впустую, а на столе хоть шаром покати.

      Василиса поджала губы:

      – Вот ты всегда так. Всех вокруг обвиноватишь, а сама вроде как и ни при чём. Зачиталась я, книжка вон у тебя больно интересная. Про Гарри Поттера называется. Где взяла?

      – Школьники англицкие давеча потеряли. Ты смотри, не порви. Вдруг хозяин объявится. Неудобно будет порватую отдавать.

      – Неудобно ей, – ворчала Василиса, споро расставляя на столе тарелки. – В ранишние-то годы рявкнула бы на школьников энтих, да и вся недолга. Только бы их здеся и видали... – она оглянулась на хозяйку. – А Степанида-то что же?.. Неужто не придёт?

      – Да куды она денется! Придёт, не запылится. Валюху по дороге дождётся и припожалует… Да вот уже и они!

      – Ну что, бабоньки! – говорила спустя некоторое время сухонькая, но боевая Валентина, с удовольствием оглядывая заставленный салатами, закусками и наливочками стол. – Тряхнём стариной. Мужиков сегодня не будет, получаются у нас потому чисто ведьмовы посиделки. Ох, и давно же я душой не расслаблялась! Наливай, Василиска, до краёв!

      – А что это с мужчинами нашими случилось? – спросила Степанида. По её лицу видно было, что отсутствие сильной половины её несколько огорчает. – Когда это они в хорошей компании выпить отказывались?

      – Заняты они, – пояснила хозяйка, раскладывая по тарелкам салат. – Тёзка мой в Канзас опять потащился, воздушный шар ему там новый смастрячили. Всё не налетается никак, волшебник липовый. Устин в лес ещё на той неделе уехал, брёвна для дуболомов заготавливает. Ну а Гурьян, сами знаете, который год уже не просыхает. Куды ему с нами за один стол. Он свою норму ещё в запрошлом веке вылакал. Да ты, Стеша, не убивайся, нам и без них весело будет.

      – А молодых почему не позвала? – не унималась Степанида.

      – Так они же у нас непьюшшие, – хохотнула Василиса. – На кой они нам тут такие сдалися? Один соломой шуршит, другой железками бренчит – тоска смертная. Без них сегодня обойдёмся.

      – Ну что, бабоньки, по первой? – поднялась Валентина с рюмкой в руке. – Давайте за нас!

      – Точно, Валюха, за нас! Сами за себя не выпьем, никто больше не выпьет!

      – Ох, и хорошо пошла! Ох, и сладенько! Из чего ты, Евгения свет Григорьевна, наливочку такую забористую колдуешь?

      – Тебе скажи, ты и пить не будешь. Там рецепт такой, что постороннешнему человеку лучше и не рассказывать.

      – На пиявках она её настаивает, Василиса, на пиявках. А то ты не знала!

      – Тьфу! Ну и гадость же, ну и гадость. Наливай по второй!

      – Стеша, ты закусывай, закусывай… Салатику вот возьми.

      – Нет, Женечка, я лучше огурчиком. У моих-то огурчики не растут. Одни только розы. До чего надоело – не поверишь! Чай розовый, варенье из розовый лепестков, масло розовое… Иной раз ка-ак бы сотворила чего… А потом подумаешь, подумаешь, да и промолчишь.

      – Терпеливая ты больно, – сказала Василиса. – Вот они на тебе и ездют со своими розами. От тебя от самой уже розовым маслом за версту разит.

      – За милю, Василиса, за милю.

      – Не понимаю я энтих ваших милев, – отмахнулась Василиса. – А розами разит!

      – Зато Стеша у нас лучше всех сохранилась. Ты глянь, какая у ней кожа нежная, ровно у молодки.

      – Коли бы меня таким маслом кажный день мазали, так и я бы за девочку сошла.

      – Ой, бабоньки, держите меня! – захохотала Валентина. – Мало Василисе, что её облили, так её теперь ещё и обмазать надо! От такой девочки все мальчики разбегутся!

      – Ты, Валентина, чем старее, тем дурнее, – засмеялась и Василиса. – У тебя не язык, а помело. Тебя саму бы обмазать с ног до головы, а то скоро совсем завялишься.

      – А чёй-то мы всухомятку сидим? – сама у себя спросила Евгения и сама же себе приказала. – Наливай по третьей, – и сама же всем налила.

      – За что пить будем? – вздохнула Степанида.

      – За родину давайте выпьем, – предложила Валентина. – За землю отчую. Принесла же нас всех нелёгкая в энту распроклятую Америку. И чего дома не сиделось, дурищам!

      – Ну, заладила. Как лишку выпьет, так сразу про Рязань свою вспоминает. Кто тебя оттудова гнал?

      – Правильно она говорит. За родину грех не выпить, – поддержала Степанида. – Может, и мы когда вернёмся.

      – Кому мы там нынче нужны!

      Бабки пригорюнились. Хозяйка, окинув взглядом стол, метнулась на кухню, приволокла чугунок с голубцами:

      – А вот и горяченькое подоспело! Угощайтесь, не стесняйтесь, по Арахниному рецепту сготовлено.

      – То-то они у тебя такие агромадные. Один съешь – всю неделю сыт будешь.

      Тем временем свечерело. Утомившийся от гомона и смеха филин неслышно улетел в лес на охоту. В камине уютно потрескивали дрова.

      – Тебе, Васька, хорошо. – сказала хозяйка, подперев щёку рукой. – Ты у нас самая хитрая. Вышла на пенсию заслуженную посредством утонутия, и забот не знаешь. Прыгашь по жизни ровно стрекоза, ни тебе туристов, ни экскурсий, ни отчётов, ни комиссий. Не жизнь, а сказка.

      – А тебя кто заставлял оживать? – отвлеклась от холодца Василиска. – Шмякнуло тебя по башке фургончиком – вот и радовалась бы жизни. Так нет же – в экскурсоводы её понесло. Про свою героическую гибель правильными словами кажный день кому ни попадя рассказывает. Да так, что у самой чуть слёзы из глаз не брыжжут. Мазохистка ты, Женечка, вот что я тебе скажу.

      – Так скушно прибитой всю жизнь притворяться. Не привыкшая я без дела сидеть.

      – Ну, тогда и неча тебе жалиться.

– Эх, девки, хорошо-то как! – поднялась из-за стола Валентина. – Надоело сиднем сидеть. Сейчас плясать буду!

      – Глянь, Стеша, глянь! Кочергу-то нашу опять на пляски потянуло. Больше ей не наливайте, она мне опять всю пещеру перевернёт… Ты с кем плясать-то надумала, старая? Нету нынче здеся мужиков, нету!

      – Есть! – заявила Валентина, уперев руки в боки и постукивая каблучками по полу. – Есть один!

      – Да где же он? Да кто ж это таковский?

      – Крокодилус твой сушёный, – Валентина подхватила чучело крокодила и закружилась с ним по пещере. – Ну чем не мужик!

      Василиса лихо опрокинула рюмку и тоже подхватилась из-за стола:

      – Моя очередь следущая с крокодилусом плясать!

      – Стеша, ты что загрустила?

      – Да так, Женечка, в сердце что-то кольнуло, не обращай внимания, сейчас отпустит.


* * *


      Устин Жуков выпряг коня, закрыл ворота, потом присел на лавочку. В пещере дым стоял коромыслом. Разошедшиеся бабоньки, наплясавшись, взялись петь:

       – Виновата ли я, виновата ли я,
         Виновата ли я, что люблю?

      Устин вздохнул всей грудью тёплый вечерний воздух, посмотрел на темнеющее небо. Месяц серебрится, звёздочки ясные перемигиваются, берёзки вон в роще белеют… А всё одно – не лежит душа. "Так похоже на Россию, только всё же не Россия". Сколько лет в этих краях прожито, а на родину с прежней силой тянет. Охо-хо!

      Из тёмноты пещеры на всю Волшебную страну звонко разносилось задушевное:

       – Виновата ли я, что мой голос дрожал,
         Когда я колдовала ему?