Я не жалею ни о чём. IV. Одно лето - на всю жизнь

               

                Всякое препятствие в любви только
                усиливает её.
                У.Шекспир


   1967 год... Лето... Оно обрушилось на нас раскалённым метеоритом. Жара в тот год зашкаливала. Мне было пятнадцать с половиной. Однажды утром, проснувшись, я почувствовала, как знойное лето буквально навалилось на меня. Во рту пересохло. Раздался стук в окно. Я приподняла занавеску и увидела смеющиеся лица моих подруг Вали и Тони.
   - Спишь, красавица?
   - Так рано же ещё! – пробурчала я.
   - А ты не чувствуешь, какой булет денёк? Пока дойдём до озера, в самый раз будет, - ответили они, - давай вставай и собирайся!
    Озеро, действительно, находилось далеко, но в то лето оно было единственным спасением. Мы уже не раз туда ходили, и все были прилично загорелыми. Валя, которая была на два года старше нас с Тоней, любила по дороге рассказывать о своих амурах.
   - Кстати, - сказала она, - мне сестра рассказала, что на пляже появился новый кадр (так тогда принято было говорить о потенциальных поклонниках). Моряк, ничего собой, одет с иголочки и живёт недалеко от озера. И ему 25 лет...
   Мы были заинтригованы: моряк в те далёкие годы был представителем очень романтической профессии, часто и легально бывавшим за рубежом, к тому же наш городок находился в трёх сотнях километрах от ближайшего порта, следовательно моряков на душу населения было исключительно мало.
   Дорога к озеру вела через лес. Девочки смеялись, разговаривали, но мне почему-то было не до смеха. Неосознанное предчувствие чего-то неотвратимого охватывало меня.
   - Валь, что с тобой? Что притихла? Скоро будет долгожданная вода!
   - Да причём тут это? – засмеялась старшая Валя. – Это она уже заочно влюбилаcь. И обе подруги звонко рассмеялись.
    Когда мы пришли на пляж, девчонки пошли устраиваться на песок под соснами, а я сразу побежала к воде, окунулась, барахталась до изнеможения, стараясь смыть с себя дорожную пыль и едва ощутимую тревогу. Потом я пошла к подругам.    Растянувшись рядом с ними, я пропускала между пальцами желтоватую струйку песка. Я думала, что вот так же, как этот озёрный песочек, утекает время, что это нехитрая мысль, а нехитрые мысли приятны.
   Полежав на солнце, мы встали и начали играть в волейбол. Мяч покатился вниз, к озеру, мы втроём бросились за ним, чтобы он не намок, но резко остановились: прямо на нас по тропинке вдоль самой воды из леса вышел молодой человек. Он улыбался нам. Подхватив наш мяч, он метнул его в Тонины руки и остановился. Он был невысокого роста, плотного телосложения. Я сразу заметила, что у него очень красивые глаза и добрая улыбка. Чем-то он напомнил мне моего любимого артиста Олега Стриженова.
   - Это и есть Геночка-моряк, о котором я говорила, - шепнула нам Валя. И сразу мелькнула мысль, что предчувствия не обманули меня. Его облик соответствовал моим романтическим представлениям об идеальном мужчине, во многом сформированным ролями в кино как раз Олега Стриженова, а также многочисленными книгами, среди которых дамских романов не было, как не было их вообще в нашей тогдашней жизни.
   Я стояла счастливая и ошеломлённая и во все глаза смотрела на него. Я влюбилась с первого взгляда. Он не мог не заметить моей реакции. Мило улыбнувшись, Геннадий ушёл к родительскому дому, который стоял в паре сотен метров от нас, но пообещал вскоре вернуться, чтобы составить нам компанию.
   К нашему удивлению, он сдержал обещание, через некоторое время появившись из-за кустов уже в пляжном виде. Сложён он тоже был прекрасно. Тело было покрыто бронзовым загаром, что придавало ему ещё больше очарования, по крайней мере в моих
глазах. На вид ему было года 24. Позже Геннадий сказал, что он ходит в море на торговых судах, а сейчас отдыхает в отпуске у матери.

    Мы довольно долго играли, купались, болтали о пустяках, а уходя домой, договорились встретиться следующим утром.
   На другой день девочки снова зашли за мной, но я, сославшись на солнечный ожог и головную боль, отказалась идти с ними. На самом деле это была отговорка. Физически я была в порядке, а вот  душа – в смятении. Я кружила по комнатам, не находя себе покоя. Я вся извелась. Я не могла избавиться от навязчивой мысли: «А что он подумал обо мне?». Я грустила и была растеряна.
   Когда следующим утром подружки снова забежали ко мне, я уже привела свои чувства в равновесие и согласилась идти с ними, ничем не выдав своих переживаний.
   - А ты знаешь, - сказала Тоня, - Генка спрашивал вчера о тебе.
В ответ я промолчала, но услышать такое было приятно.
   
   А на озере в этот день уже было многолюдно: жара допекала всех. Всё повторилось по позавчерашнему сценарию, кроме одного эпизода, который врезался в мою память на всю жизнь.
   Я стояла в тени сосны, и вдруг моя раскалённая на солнце кожа ощутила ледяное прикосновение чего-то мокрого. Я обернулась и увидела рядом с собой сияющие глаза Геннадия, а в руках у него была охапка белых лилий, с которых ещё стекала вода. Я обожала эти цветы и удивилась тому, как он угадал с подарком. Его руки, не выпуская цветов, подняли вверх и меня. Руки были сильные, всё тело тоже, и я мгновенно это почувствовала.
   Он начал кружить меня, не выпуская из рук, умудряясь при этом осыпать меня лилиями. В эту минуту я чувствовала, что летаю. Я так любила его! Он был такой же золотистый, милый и нежный, как я сама на шестнадцатом году жизни. У меня захватывало дух и от кружения, и от цветов, что падали на меня как бы с неба, и от его удивительно прекрасных глаз, и от его мужской силы...
   Несколько минут спустя мы оказались на соседней поляне, гле не было никого, кроме нас двоих. Гена улёгся на расстеленное одеяло, пригласив меня составить ему компанию. Но я стояла, как вкопанная, опустив глаза. Приподняв веки, я увидела, что он буквально пожирает меня своим взглядом. Гораздо позже я узнала, что означает такой взгляд, а тогда интуиция мне подсказала, что если я лягу рядом с ним, то я пропала: я просто утону в его сверкающих глазах, в этой восхитительной улыбке.
   -Нет, - сказала я, - я не могу.
   -Но почему, почему, Валечка? – спросил он.
   Я ничего не могла сказать в ответ, но мысли мои были далеко отсюда. Впереди были долгие годы учёбы в школе и после неё, не
хотелось расставаться с честолюбивыми мечтами и огорчать родителей, которые возлагали на меня большие надежды. Всё это в долю секунды пронеслось у меня в голове. Я отчётливо поняла, что решительно не способна стать весёлой подружкой взрослого мужчины. Но я любила его.                Надо было заранее представить себе, хотя бы представить, что любовь может быть именно такой: наваждением, мучительной неудовлетворённостью. Но зачем эта раздирающая душевная боль?!
   
   Дома, приведя мысли в порядок, я вспомнила высказывания прочитанных классиков о невозможности любви без страданий. И я решила больше не ходить на пляж.
   Так прошло несколько дней. Девочки приходили и уходили, рассказывали о пляжных новостях и о том, что он постоянно спрашивает, куда я пропала.
   Потом наступило какое-то затишье – то ли полоса дождей, то ли дни стали пасмурными. Я запоем читала русских писателей по литературной программе предстоящего 9 класса и думала о нём. В моём сердце поселилась грусть. Мне казалось, что это навсегда.
 
   А по субботам в доме культуры проходили танцевальные вечера. Подруги долго уговаривали меня, и вот однажды я решилась. Это было первый раз в моей жизни, хотя школьные вечера я посещала постоянно. На этот раз я готовилась с особой тщательностью. На мне было моё лучшее платье розового цвета и белые туфли на высоком каблуке. Длинные волосы были уложены в причёску a la Наташа Ростова в исполнении Людмилы Савельевой из фильма Сергея Бондарчука «Война и мир». Посмотрев на своё отражение, я осталась им довольна.

    - Ну, ты даёшь, подружка, - услышала я голос за спиной, - ты у нас теперь всех женихов переманишь!
   - Не переманю, - ответила я. - Может, и танцевать не буду. 
   Когда мы вышли из дома, во дворе стояла мама с соседкой.
   - Надя, да она у вас, как кукла! – воскликнула женщина.
   - Ну, как же! У неё сегодня первый бал, - и мама проводила нас до улицы. Если бы она могла знать, чем закончится для меня этот бал!
   Мы подошли к дому культуры, когда уже смеркалось. Не входя в зал, постояли у входа, прислушиваясь к доносящейся оттуда музыке. Звучали хиты тех лет: Лили Иванова пела «Море молодости», гремел «Наш сосед» Пьехи (конечно, Эдиты), а Магомаев заводил всех «Королевой красоты», брали за душу песни Карела Готта и «Битлз».
   Купив билеты, мы вошли в зал и, стараясь не потревожить танцующих, уселись в кресла. Я сидела совершенно спокойно и слушала любимые мелодии. И вдруг меня как током ударило:
   - Валечка! - раздался знакомый голос, полный восхищения.
   Я подняла глаза и увидела в двух шагах от себя восторженные глаза Геннадия. Все танцующие пары повернулись в нашу сторону и даже на миг приостановились. Но самое удивительное произошло вслед за этим. Он оставил свою партнёршу и подошёл ко мне. Он улыбался, глаза его сияли, и я поняла, что он тоже влюблён.
   - Ну почему тебя так долго не было? Тебе передавали приветы от меня?
   Я молчала в ответ. Мы танцевали что-то тангообразное. Он крепко прижимал меня к себе, вдыхая запах моих волос. Когда музыка смолкала, он смотрел на меня так, как тогда, на пляже. В танце он был прекрасным партнёром, и мне было очень легко следовать за ним. На несколько десятков секунд мы оказались единственной танцующей парой в зале. И тут только я очнулась и посмотрела вокруг. Все сидели или стояли, не спуская с нас глаз. Мне показалось, что я поняла, почему. Словно невидимые птицы страсти парили над нами, и всем это было понятно. Танец закончился, и Гена проводил меня на моё место, а сам подсел к другу. Они начали о чём-то переговариваться, я украдкой поглядывала на него.
               
    Геннадий выделялся в зале своей элегантностью. На нём был серый костюм без воротника на манер тех, что чуть ранее носили Битлы, изысканный тонкий свитер и туфли самого модного на тот момент фасона.
    Он ещё несколько раз приглашал меня, и я была окутана нирваной, исходившей от него. Он был предупредителен и элегантен во всём, и поэтому, когда он предложил проводить меня домой, я с радостью согласилась.
   Когда мы дошли до моего дома и стали прощаться, он задержал
мою руку в своей и сказал:
   -Подожди, Валечка, не уходи. Пойдём посидим в скверике. (Этот скверик находился неподалёку и был излюбленным местом для молодёжных посиделок).
   - Расскажи мне о себе, - попросила я, - ведь я ничего не знаю.
   Он рассказал о своей профессии, о том, что неженат и никогда не был, что ему 25. что очень любит свою мать и обожает футбол, что он наполовину поляк, а я ему больше, чем нравлюсь.
   - А что ты можешь рассказать мне о себе? – спросил он.
   - Я перешла в девятый класс, собираюсь закончить среднюю школу, а потом поехать в Ригу и поступить в университет. (Надо напомнить читателю, что в те годы университетов в Советском Союзе было немного, в отличие от нашего времени, а в Латвии – только один). Я много читаю, с удовольствием учусь, занимаюсь в баскетбольной секции, а зимой гоняю на лыжах.
   - Кое-что об этом я уже слышал от твоих подруг, - ответил он - и вдруг рывком посадил меня к себе на колени. Он обнял меня, и, как я ни закрывала ладонями губы, страшась первого в жизни поцелуя, он всё-таки состоялся. В тот момент я ничего не ощутила, потому что желала одного: вырваться из объятий. Мне это с трудом, но удалось, и я опрометью бросилась к дому.
   Смешно вспоминать, но первое, что я сделала дома,  прополоскала рот. Процесс этот мне пришёлся не по душе. Я считала, что Геннадию не нужно было переступать грань. Но всё-таки этим поцелуем он пробудил во мне будущую женщину.

      Наутро мы встретились с подругой-тёзкой и её старшей сестрой Любой.
   - Ну что, как вчера прогулялась с Геночкой? – был первый вопрос.
   - Посидели в скверике, - ответила я.
   - Но целовались хоть?
   - Нет, - твёрдо сказала я , пресекая дальнейшие расспросы.
   - Послушай, ты с ним поосторожнее, - подключилась к разговору Люба, - он любит выпить, повидал кое-что в жизни и потом – КАК он смотрел на тебя на танцах! Это же всем бросилось в глаза.
   - А как?
   - А так, как смотрит мужчина, когда он хочет. – Люба была самой старшей и искушённой из нас.
   Я постаралась замять разговор и сменила тему.

   Слухи в маленьком городке разносятся мгновенно. Поэтому интрижки за моей спиной начали плестись сразу. Я полюбила его, но были и другие, кому он очень нравился.
   Три дня спустя Валя через старшую сестру передала мне устное приглашение от Геннадия поехать на двухдневный пикник на озеро Резна. Эта идея показалась мне очень соблазнительной. Я очень любила это озеро и окружающую его природу. Но от поездки я отказалась, догадываясь о её последствиях.
   - Дура ты, Валька, - сказала подруга, - такого кадра упускаешь! Ты же неравнодушна к нему, все это видят. Ты думаешь, он один туда поедет?
   - Меня это уже не касается, - ответила я.

    Весь день я ходила темнее тучи. Его предложение не понравилось мне.
     Вечером приехал с работы отец. Он тихо подошёл ко мне (видно мама кое-что ему рассказала).
   - Я всё знаю, - сказал он, - и прошу тебя: только не с ним! Выбрось его из головы.
   - Почему? – удивилась я.
   - Я знаю их семью. Поверь мне на слово.
   Я очень уважала своего отца. То, что он говорил, всегда было значимо для меня, тем более, что человеком он был немногословным, не влезающим в дела других, даже родных. Но если говорил, то всегда бил в точку. И я поняла, что ослушаться отца я не смогу.
   Я дала себе слово не появляться больше ни на танцах, ни на озере. Бог свидетель, чего мне стоило сдержать эту клятву!
   На следующий день я не встала с постели. Бабушкина пуховая подушка была мокрой от моих слёз.
   Вспоминая это далёкое прошлое сейчас, я задаю себе вопрос, что же было самым ярким и красивым в моей жизни, кроме того лета 67 года, и сама себе отвечаю: «Впоследствии будет множество не менее значимых и впечатляющих событий, но в сравнении с ним – ничего!». И ещё я знала, что подобное случается лишь раз в жизни и что не может быть ничего выше этого мига, когда у тебя вдруг вырастают крылья, и ты летаешь от счастья во сне и наяву. В то, что могло оказаться минутным увлечением, всё-таки вмешалась страсть, непредсказуемая и неумолимая, и она превратила нашу встречу в историю любви.
   Я сама себе не признавалась, что живу лишь надеждой на будущую встречу с ним, когда бы это ни случилось. Я жила, как существо, у которого отрезали какую-то часть и которая с этим смирилась. Но стоило расслабиться, на миг потерять контроль, напомнить себе о горячем солнце, прозрачной воде, сыпучем песке, как воспоминания о нём обрушивались на меня, точно спущенный с горы камень. И я растворялась в этих видениях, лёжа на спине с раскинутыми руками, словно раненая птица. Только не гвозди впивались в крылья, а наплывающий из памяти образ колол сердце.

   Шло время. Оно, как всем известно, быстротечно. А ещё хорошо известно, что время лечит все раны, особенно душевные. Но ко мне это почему-то не относилось.
   Однажды я встретила подругу своего детства. Она спросила, закрыла ли я за собой дверь в прошлое, или меня преследуют воспоминания. Изо дня в день, из года в год.
   - Да, - сказала я, - преследуют.
    Чем бы я ни занималась, что бы я ни делала, время от времени мне вспоминалось то раскалённое лето и он, такой красивый, нежный и чуткий. Я знаю, чем он был для меня. Но чем была для него я?

   Когда я уже была замужем, Андрей как-то спросил меня, забыла ли я свою первую любовь. (Когда у нас всё начиналось, я рассказала ему о ней). И я честно ответила, что нет. «Мы, - сказала я ему, - никогда ничего не забываем, и наша любовь никогда не проходит. Новая любовь не вытесняет старую, а просто приходит ей на смену».

   Две случайно происшедшие встречи с Геннадием ничего мне не дали.
Обе произошли в Риге – на улице и в магазинной сутолоке. Мы прошли совсем рядом, и наши глаза только скользнули по лицам друг друга, не выдав никаких чувств. Оба раза, только пройдя мимо, я понимала, что это был Он. Что понял он – неизвестно. «Как так получилось?» - не раз задавала я себе вопрос. Наверное, потому, что мы, а вместе с тем и наши судьбы, шли по совершенно разным жизненным дорогам. Конечно же, эти встречи разбередили мои душевные раны. Но ещё поняла я, что ничто так не старит, как встреча со старой любовью.

     Мне навстречу шла девушка лет 16-17 (мне было 20). Её глаза сияли, и я невольно опустила глаза и сжалась. Какой же старой я показалась самой себе!
   И всё же, всё же... Пусть для многих период влюблённости был самым несчастным – тем не менее именно этого состояния превыше всего жаждет каждое человеческое существо.
   Вскоре мне представился случай передать одной из школьных подруг мои координаты для него, потому что она была как-то связана с его семьёй. Но он не пришёл и не позвонил. Как выяснилось впоследствии подруга и её сестра решили не передавать мой адрес, скорее всего из-за зависти. Это лишний раз подтвердило то, что настоящие друзья бывают только в детстве, когда душа чиста.
   Я читала книгу латышской писательницы Элины Залите «Agr; r;sa», что означает «Ранняя ржавчина». Видимо, такая «ржавчина» затронула и душу моей бывшей подруги.   
   Не в силах больше совладать с собой, я обратилась в адресный стол. То, что я услышала, зачеркнуло мои надежды на дальнейшие поиски. Мне назвали правильно нужную фамилию и год рождения, но имя было не Геннадий, а Гжегож. Я не знала тогда, что это польское имя и что оно означает. И только много лет спустя, найдя адрес его старшей сестры, я узнала, что по паспорту он был Григорием, Геной его называли близкие и друзья, а Гжегож – польский аналог русского имени Григорий.
   Если бы тогда осенило, что Гжегож – польское имя и вспомнить, что он наполовину поляк, о чём он когда-то вскользь упомянул!
Много лет спустя мне улалось найти его сестру Шуру, и только тогда я узнала, что Геннадий (она тоже звала его так) давно умер. Он умер скоропостижно в 42 года и похоронен в Елгаве.
   Какие печальные совпадения нам иногда преподносит судьба! Он умер в мае 1984 года, а мой отец – в декабре того же года. Вечная память им обоим!
   Вы спросите, почему я стала искать его сестру, хотя не была знакома с ней. Меня очень долго мучила мысль: «Как странно, что за все долгие годы мы ни разу не встретились». Оказывается я жила в Риге сначала на Югле, потом в Кенгарагсе, а он ровно посередине между этими районами – в Пурвциемсе. Я встречала много старых знакомых, но его – никогда. Мне стали сниться повторяющиеся странные сны. Вот один из них: я на пляже, совсем юная, ищу его, спрашиваю загорающих подруг, не видели ли они его. Его нигде нет. «Как нет, - отвечают подруги, - посмотри, вот он лежит в тенёчке». Я подхожу к указанному месту – и никого! Вот другой: я подхожу к его другу Володе, чей дом стоял у того же озера, и задаю тот же вопрос.  «Я видел, что он зашёл в мой дом, сходи туда».  Я переступаю порог, хожу по комнатам, но никого не нахожу.
   Такие повторяющиеся сны измучили меня. И хотя я никогда не анализировала свои сновидения, они навели меня на мысль –
может, его на самом деле больше нет. Я отбросила эту мысль – ему же чуть за сорок! Но вскоре сновидение повторилось, а вместе с ним и мысль. Так я подсознательно дошла до истины, которую до сознания довела уже его сестра. 
   Мы съездили с Шурой в Елгаву, убрали его могилу, поставили цветы, помянули. Я смотрела на молодого человека, изображённого на фото, где ему было 16-17. Я подумала: «Таким он был в юные годы, задолго до нашей встречи, но я такого не знала». Когда я узнала подробности последних лет его жизни, разве что-то изменилось в моей чувственной памяти по отношению к нему? Нет, нет и ещё раз нет! Он остался для меня тем же, кем был: романтичным, элегантным и галантным молодым мужчиной, человеком, впервые разбудившим мою чувственность.
   Что прошло, то миновало. Возврата нет. Ничто в этой жизни не повторяется... Этими страницами я отдаю ему долг памяти.