Глава 23

Ко дню крещения часовню не успели закончить полностью, но главное – внутренняя часть – было сделано.
Небольшие размеры часовни не позволяли пригласить много гостей, и граф мог оказаться в затруднении – как никого не обидеть? Но эту заботу с него снял герцог де Барбье. Он поименно перечислил тех, кто должен быть обязательно, что касается остальных, то их он брал на себя.
Атос меньше всего хотел обременять герцога лишними хлопотами, но очень скоро понял, что Барбье это доставляет подлинное удовольствие. Он наслаждался своим умением все решить, все объяснить, всех уговорить и примирить.
Плоды его деятельности граф имел возможность воочию лицезреть, когда на пороге Бражелона появилась маркиза де Лавальер собственной персоной.
Без мужа, но в сопровождении мадам де Байи – местной поборницы благотворительности. Мадам де Байи постоянно собирала деньги то на приют для девиц, нуждающихся в исправлении нравов, но на воспомоществование вдовам, то еще на что-то.
Атос был вынужден их принять. К его удивлению маркиза была невероятно любезна, восхищалась его великодушием по отношению к сироте и извинялась, что никак не может присутствовать на крещении:
- Ах, граф! Вы должны меня простить, но я никак не могу. Прошу Вас, не обижайтесь!
Атосу даже в пьяную голову никогда бы не пришла мысль приглашать маркизу на крещение Рауля и он с изумлением слушал, как маркиза рассыпается в извинениях.
- Я признаюсь Вам… - маркиза жеманно хихикнула, - в истинной причине. Если бы не это, я бы обязательно пришла, поверьте! Я и герцогу де Барбье сказала – мне ужасно жаль! Но через два месяца, когда будет крещение, будет слишком заметно… Вы понимаете? Я не смогу в таком виде выйти на люди.
До Атоса дошло, что маркиза намекает на свою беременность.
Он облегченно вздохнул и с чувством поцеловал руку мадам де Лавальер:
- Я прощаю Вас! От всего сердца.
Маркиза была не единственной, кто посетил графа.
Ловко направляемые герцогом де Барбье, соседи один за другим наносили визиты в Бражелон. Те, кто удостоился приглашения, приезжали благодарить, кто его не удостоился – извиняться за свое отсутствие. Герцог умудрялся так повернуть дело, что господа искренне верили, будто граф очень желал оказать им честь, но обстоятельства были против.
Граф едва успевал поворачиваться, столько дел навалилось в одночасье. Чтоб не ударить в грязь лицом перед гостями, пришлось еще нанять слуг, существенно дополнить меню, то и дело пополнять погреб. Гардероб снова требовал обновления, слугам нужны были ливреи, коням – новая сбруя, Жоржетта жаловалась, что над ней смеются лакеи гостей из-за обтрепанного платья, Раулю на крещение надо было купить всякой всячины…
А гости то и дело обращали внимание на очередное упущение:
- Как, граф, Вы не следуете новой моде везде ставить зеркала? Напрасно! Это такой шик!
- Разве у Вас не заведено каждой гостье дарить букет? Это так тонко…
- А что, фамильную посуду Вы не выставляете?
- Отчего нянька Вашего воспитанника не носит кружевного чепца, а только простой?
- А почему…
- Зачем…
- Разве...
Больше всего Атоса нервировало то, что гости, по большей части, думали только о себе. Справедливо полагая, что в его нынешнем положении граф не захочет ни с кем ссориться, они приезжали, когда вздумается, и сидели сколько хотели.
Как-то раз, выпроводив, наконец, очередных посетителей, Атос, глядя им вслед, приказал больше никого не принимать:
- Сегодня – никого! Придумывайте, что хотите. Гримо, мне в кабинет – вина.
- Но Ваше сиятельство, - рискнул возразить недавно нанятый привратник, - шевалье де Вильи с дочками обещались заехать после прогулки.
- А еще мадам де Байи обычно по средам приходит, - встрял Шарло. – Она хотела Вам вышивки приютские показать, ну и денег просить, само собой.
Гримо напрасно делал знаки своим товарищам – ему  потемневшие глаза графа и его напрягшиеся губы говорили гораздо больше, чем остальным.
- Тогда Гримо Вам вина позже подаст, - деловито заключила Жоржетта, - а пока пусть мне поможет. Для де Вильи надо будет приготовить…
- Гримо, - напряженным голосом повторил граф, - Вина мне – НЕМЕДЛЕННО! Остальные все – ВОН!
«Вон» прозвучало как выстрел из пистолета – громко и резко. Слуги на мгновение замерли и тут же бросились каждый на свое место.
Остался один Гримо. Он слышал, как граф процедил себе под нос: «Провалитесь в преисподнюю! Де Вильи… Здесь я буду решать!»
Весь остаток дня Гримо мотался в погреб и обратно. Граф пил, как в свои лучшие, вернее, худшие годы.
К счастью, мадам де Байи в этот день не пришла, а господам де Вильи привратник храбро соврал, что граф уехал по срочному делу и очень извинялся.
Было близко к полуночи, когда Адель, последний раз покормив полусонного Рауля, уложила  его в недавно купленную кроватку.
Мальчик сразу заснул, а она никак не могла наглядеться на сопящего малыша. Он подрос, поправился и выглядел очаровательно. Личико было белоснежным, но не бледным. Напротив, Рауль был само здоровье – круглые щечки, пухлые ручки и довольный взгляд. Правда сейчас глазки были закрыты, а тень от длинных ресниц придавала ему невыразимо трогательный вид.
Адель чувствовала, что по ее щекам катятся слезы умиления, но даже не стала их вытирать.
- Он спит?
Хриплый голос, раздавшийся у нее за спиной,  заставил Адель вздрогнуть.
- Ваше сиятельство? Вы здесь?
Адель настолько погрузилась в созерцание спящего ребенка, что совершенно не слышала, как открылась дверь и вошел граф.
- Уже уложили?
- Конечно, скоро полночь.
- Разве? Я думал, еще не так поздно. Вы плакали? Что с Раулем? Отвечайте! И не вздумайте лгать!
Адель широко открыла глаза, ошеломленная таким напором:
- Ваше сиятельство!
- Отвечайте немедленно – что с ним?
- Не кричите, Вы его разбудите. Все в порядке.
- Тогда почему Вы плакали?
- Боюсь, я не сумею объяснить Вам.
- По-Вашему, я не в состоянии понять? – высокомерно поинтересовался граф.
Адель вспыхнула. Обида за Рауля сделала ее смелой:
- Я плакала, потому что Рауль – такой чудесный, милый ребенок, самый замечательный на свете, получил в опекуны того, кто недостоин такого дитя!
Граф не поверил своим ушам. Он так удивился, что даже не рассердился на Адель за дерзость:
- Как это понимать?
- Он ждал Вас, как обычно, но Вы предпочли ему другую компанию. О, превосходную компанию, если верить Гримо! Бедному Раулю никогда не тягаться с испанским вином.
Кровь отлила от лица Атоса:
- Вы забываетесь.
- Нет, сударь. Я знаю свое место.
Адель опустила голову, но граф резким движением приподнял ее подбородок:
- Так что?
Его губы кривились от гнева, но трудно было сказать, на кого гневался граф:
- Молчите? Куда же вдруг подевалась Ваша смелость? Что Вы хотели сказать? Что я пьян?
Адель не выдержала и разрыдалась.
Граф резко развернулся и вышел, оставив ее одну.
Адель не рассчитывала увидеть графа раньше, чем через несколько дней, но к ее удивлению утром, в пять, когда просыпался Рауль, дверь в детскую тихо приоткрылась и граф осторожно заглянул внутрь:
- Рауль проснулся? – шепотом поинтересовался он.
Адель кивнула:
- Да, я собиралась его кормить.
- Я побуду здесь.
Адель привыкла кормить ребенка в одиночестве. Рауль уже подрос и мало нуждался в молоке, но пока не собирался отказываться от утреннего и вечернего кормления. Они обычно проводили чудесные полчаса, когда их никто не тревожил – невероятно довольные друг другом.
Граф заметил ее замешательство:
- Я могу не смотреть, если это мешает ребенку.
Адель потупилась, на самом деле это гораздо больше мешало ей – ей было неудобно раздеваться при графе.
- Как Вам будет угодно, - прошептала она.
Атос сел в кресло так, что при желании мог видеть Адель и пока она кормила, время от времени бросал на нее и ребенка внимательный взгляд.
Рауля присутствие отца нисколько не смущало. Наевшись, он стал улыбаться и пускать пузыри, всем видом показывая, как доволен жизнью.
В отличие от сына, Атос выглядел уставшим и замученным. Лицо осунулось, глаза покраснели, а цвет лица был далек от здорового.
- Ваше сиятельство, я хотела попросить прощения за вчерашнюю дерзость. Я не знаю, что на меня нашло, я просто потеряла голову. Вы можете меня наказать.
- Вам следует следить за своими словами, -  холодно отозвался граф. – Вы казались мне более сдержанной. Ваши слезы… Вы ничего не скрываете? С Раулем, правда, все в порядке?
- Да. Просто он был такой милый… такой чудный…
- Понятно, - усмехнулся Атос. – Дайте мне его.
Он взял сына на руки и тихонько баюкал его, пока Адель приводила одежду в порядок и занималась привычными утренними делами.
За этим занятием их и застал Гримо. Он тоже каждое утро приходил к Адель, уверяя себя и ее, что интересуется исключительно делами Рауля. Граф не подозревал об этих визитах и потому был удивлен:
- Гримо?
Гримо сумел только растерянно выдавить:
- Рауль…
- С ним все в порядке.
Граф осторожно уложил задремавшего малыша назад в постель.
- Пусть спит. Был вчера де Вильи?
Гримо кивнул. Атос нахмурился:
- Я напишу записку с извинениями, надо послать. И еще цветы барышням. Де Байи?
Гримо отрицательно покачал головой. Атос не сумел сдержать вздоха облегчения:
- Хорошо. Идем, дел полно.
Дел действительно было полно – до крещения оставалось каких-то две недели.
Гримо лишний раз убедился, что его хозяин – действительно хозяин. Неизвестно как бы они управились, если бы не умение Атоса каждого человека поставить на правильное место и поручить именно то дело, с которым он справится лучше всего.
Ему оставалось только следить, чтоб никто не ленился и не работал спустя рукава.
Герцог де Барбье поначалу испытывал сомнения, что все будет готово к 27 мая и даже пару раз сам приехал в Бражелон. Но очень скоро убедился, как и Гримо, что граф тут последний человек, о котором нужно волноваться.
Хлопоты об убранстве часовни и о необходимом для Рауля взяла на себя мадам де Байи. Она всю жизнь занималась подобными делами и, обычно, как следует развернуться ей мешала только скупость тех, кто просил ее о помощи. Впрочем, мадам де Байи и сама была не лишена этого порока, даром, что собственных денег у нее не было – чужих ей было жаль не меньше.
Граф скупиться не стал и мадам де Байи полностью оправдала свою репутацию. Ни один денье не был украден, а местные торговцы, скрипя зубами, делали ей скидки, по опыту зная, что эта мадам измором возьмет хоть кого, так что лучше сдаваться сразу.
В результате часовня была украшена по-королевски, но стараниями мадам де Байи графу не пришлось ради этого закладывать замок.
Для Рауля она расстаралась не меньше. Она не очень-то любила детей, но здесь старалась не ради ребенка, а ради удовольствия услышать:
- Какие кружева! Шелк? Это же сущее разорение! Сколько?!!! Так мало? Вы волшебница, мадам де Байи! Как только Вам удается!
Вообще о том, как надо нарядить Рауля каждый имел свое мнение, и Адель устала отбиваться от досужих советчиков. Однако Жоржетта озадачила ее совсем другим вопросом:
- Когда лучше Раулю вина дать?
- Зачем?!
- В церкви будет народу полно, шум, суета. А он привык, чтоб тихо, никто не трогает. Еще испугается. Он, конечно, спокойный, терпеливый, но если начнет капризничать, сама знаешь, пока не наревется всласть, ничем не уймешь.
- А вино зачем?
- Будет спокойный, заснет. Я своим всегда давала, когда недосуг с ними возиться было. Разве в ваших краях так не делают?
Адель вздохнула – конечно, делают. Но она так никогда не поступала, всегда стараясь унять Рауля лаской и терпением.
- Да ты чего боишься-то? – не унималась Жоржетта. - Мы ж не поить его будем, мякиш только вымочим, такому крохе будет достаточно. Ты что, из-за графа, что ли?
Она лукаво усмехнулась:
- Думаешь, он потом как граф пить начнет? Так хозяин просто дурью мается. Жениться бы ему, сразу дурь из головы вылетит.
- Как знать. Ты сама говорила, что маркиза де Лавальер даже женитьба не изменила.
- Сравнила! – возмутилась Жоржетта.
- Почему нет? Оба пьют, - с горечью ответила Адель.
- Пьют? У графа сердце тоскует, ему любить хочется, а маркиз просто дурак.
- Жоржетта! Такое говоришь,  – с невольной улыбкой воскликнула Адель, глядя на раскрасневшуюся кухарку. – Да ты сама не хватила ли лишку?
- Есть малость, - не стала отпираться та. – Граф такое вкусное вино для гостей припас – не удержалась. С них не убудет, граф много купил.
- А с чего ты решила, что граф… тоскует?
- Да по всему видно, не может он с пустым сердцем. Вот и к мальчишке привязался, как к родному. Каждый день ходит глядеть – больной, пьяный, а приползет.
- Я думаю, он считает, что должен.
- Ну, может перед тобой он и делает вид, что должен, - ухмыльнулась Жоржетта, - а я тут видала…
Она оглянулась и понизила голос, хотя в детской кроме них и ребенка никого не было.
- На днях, когда приходила эта набожная и ты с ней покрывало для крестин выбирала, помнишь? Вы долго провозились, а Рауль тут спал. Гримо граф по делам услал, вот мальчонка один и остался. Я тогда пошла глянуть, как он, чтоб беды какой не вышло. Слышу – смеется малец, прямо колокольчиком заливается. Я потихоньку заглянула, а он тут с графом.
Жоржетта развела руками:
- Даже не знаю, как рассказать, до сих пор и смешно и… - она шмыгнула носом, - на слезу пробивает. Он Рауля за ножку взял и пяточку ему усами щекочет, а этот смеется и вторую подставляет – понравилось. А потом граф ему ножку поцеловал. Я не выдержала, чуть не разревелась, и  бегом в кухню, пока граф не услышал. А ты говоришь – должен… разве такое по долгу делают?
Она вздохнула:
- Может ему действительно лучше жениться?
Адель пожала плечами:
- А Рауль?
- Это верно, не всякая захочет чужого ребенка терпеть. Ну, так завел бы любовницу, в округе девиц полно. Де Вильи недаром дочек своих сюда возит.
Адель засмеялась:
- Думаю, они рассчитывают на большее, чем быть любовницами.
- Еще чего! Нам такие хозяйки не нужны, у них одни наряды да балы на уме. Графа с ума сведут. Он и так уже от них прячется, а потом букеты шлет с извинениями. А они, наверное, думают, что граф из них двоих выбрать не может, дуры. Нет, что ни говори, а любовница лучше.
Адель, смеясь, слушала рассуждения слегка захмелевшей кухарки, а той заморское вино явно ударило в голову:
- Точно, любовница лучше. Сама посуди – жена будет тут порядки наводить, с ней считаться надо. Родня ее наедет, поучать начнут. А любовница не очень-то покомандует, если что – от ворот поворот и уже с другой крутишь. Надо Гримо сказать, пусть надоумит графа, что ж он бедный, мучается.
- Да с чего ты взяла, что граф мучается?
- А то нет?
- Может он не из-за женщины.
- А из-за кого? Не из-за Рауля же. Чего тут мучаться – ребенок в тепле и сытости. Конечно, был бы родной сын, было б лучше. Граф бы его любил.
Жоржетта неожиданно замолчала и, открыв рот, уставилась на Адель:
- Послушай, а ведь он уже его любит! Я только сейчас поняла – граф Рауля любит, как родного. Может даже больше. Как же это?
Адель мгновенно перестала смеяться:
- Граф просто очень хороший человек. Он обещал позаботиться о сироте и сделает для Рауля все, что можно. Хватит об этом.
Жоржетту выпитое вино сделало не только болтливой, но и сообразительной. Обычно ее мысли были заняты готовкой и ее собственной персоной, а сейчас внутренний голос молчал, усыпленный вином, и она стала восприимчивой к настроению других.
- А ты что так поскучнела? Знаешь что?
- Ничего я не знаю.
- Ты же с Раулем вместе приехала. Ты… - Жоржетта замерла, пораженная невероятной догадкой. - Рауль твой? Твой и графа? Потому он и любит его!
- Ты совсем спятила! – Адель гневно сверкнула глазами. – Я очень люблю Рауля, но могу поклясться всеми святыми, что это не мой сын. Хотя будь иначе, не было бы женщины счастливее меня. Не вздумай повторять свои выдумки, я тебя предупреждаю. Иначе я все расскажу графу.
Жоржетта уже перетрусила от собственной дерзости и тут же пошла на попятный:
- Глупость сказала, вино проклятое в голове шумит, не говори графу, он ведь меня прибьет.
- И будет прав.
- Прав, конечно, прав. Не говорила я ничего. Граф просто очень добрый, вот и взял сироту. И заботится, как о родном…
Адель сделала предупреждающий жест и Жоржетта тут же исправилась:
- Заботится, как истинный христианин. Пошла я, пожалуй, а то в кухне дел накопилось.
Адель захлопнула за ней дверь и вернулась к Раулю. Мальчик сосредоточенно теребил деревянную куклу, стараясь оторвать ей хоть что-нибудь. Адель погладила его по голове и вздохнула:
- Бедный граф. Не сметь приласкать, поцеловать, сказать доброе слово…
Она снова вздохнула и поцеловала Рауля в макушку:
- Это тебе от отца, он очень тебя любит. Может когда-нибудь ему не придется это скрывать…


Художник - Стелла Мосонжник.
Иллюстрация размещена с ее разрешения.