Под песни тюнгура. Сейдозеро

        Я шел от Мотки к перевалу Эльморайок по северному берегу Сейдозера.
        Второй день шел дождь, мелкий и нудный. Облака упали с гор и надежно закрывали вершины. Торопиться особо было некуда, да и хотелось дождаться хорошей погоды, чтобы побыть в том благостном состоянии, когда небо, горы, вода, лес сливались бы в единый организм.
       Сказать, что я сюда попал случайно, нельзя было. Все, кто хоть раз задавал себе вопросы об этапах развития цивилизации на Земле, кто сталкивался с гипотезами существования Гипербореи, знают это место.
       Сейдозеро – одно из тех, где могла быть она. Да и семидесяти двух метровая фигура Куйву на скале вносила некоторую таинственность и загадочность в эти места.  Сообщение же Николая Рериха о пещере закрытой на замок в виде лотоса только подогревает интерес к ним искателей приключений.
       Ловоозерские тундры удивительное место. Удивительное.
       …Откровенно говоря, в таких местах в это время можно опасаться только человека. А там «снежный» он или «обычный с придурью», как правило, не имеет значения.
      Была ещё вероятность встретиться с чудью, но такая вероятность  была и на Урале несколько раз, в Саянах, но… как-то не повезло тогда.
      …И мерячение.
      Поскольку у меня была своя теория причин возникновения этого явления – я несколько побаивался только этого.
      Порывы ветра стали все отчетливее приобретать какую-то закономерность. Уже можно было с уверенностью предсказать новый порыв, набегающий с Ловозера с точностью до секунды. Это меня насторожило, поскольку я не знал этих мест и, на ночь, глядя, мне не очень хотелось попасть под ливень.
      Тогда я не знал, что как раз в это время над Карелией и Кольским несся ураган, круша деревья и гоня воду с моря на берег.
       Я решил заночевать и в спокойной обстановке выспаться.
      В таких условиях выбирать место ночевки – хлопотное и занудное дело, поскольку на второй взгляд любая группа деревьев всегда кажется ненадежной. Одно из них всегда, кажется, способно сломиться или быть вывернутым с корнем.
     Я нашел уже поваленное дерево и поставил палатку рядом с ним, в защите его могучей кроны и ствола. Оно оказалось несколько далековато от воды, но меня место устроило.
     С озера отчетливо доносился звук волны, ударяющейся по камню, нависшему над водой, с чваканьем и хлюпаньем разносившийся вокруг.
      Размеренность звуков успокаивала и наводила дремоту. Я попил чаю и лег спать. 
      Засыпая, я почему-то представил себя на Ладоге в шхерах.
      Так же гулял северо-восточный ветер, клева не было, я сидел на берегу у небольшого костра, защищенного с воды камнями. Рядом была небольшая охапка плавника, облизанного и отшлифованного водой, чуть подсохшего, с светло-коричневой поверхностью. Он горел не ярко и не быстро, а ровно на столько, чтоб костру быть, но не бегать в поисках дров для него, если он велик и прожорлив.
      Я увидел Пыль, когда он шел по камням, иногда перепрыгивая с одного на другой.  Такую роскошь, как прыгать с камня на камень, я бы себе никогда не позволил и хотел сказать ему об этом.
     Со стороны казалось, что его дождевик с накинутым капюшоном и какая-то палка в руках откуда-то из иллюстраций к романам про море, таверны,  фонари с тусклым огнем, которыми кто-то машет на берегу холодного и бушующего моря на фоне лунной дорожки.
     – Привет! – он подошел и сел рядом, сложив полы плаща в подушку и скинув капюшон.
     – Привет! – ответил я, как будто бы мы вчера расстались, где-нибудь на автобусной остановке.
     Мы не виделись лет пять. Может семь.
      – А чё здесь? У меня там лучше, – он ткнул подбородком куда-то на север.
     – Чем здесь хуже? – спросил я.
     – Ну, да!.. – согласился он, не желая спорить по пустякам.
     …Когда-то давно, он тогда где-то учился на математика, мы встретились на Полярном Урале. Пересечься в горах нетрудно. Тропы в основном вдоль рек и через седловины, так что иногда, даже, кажется, что «народ сдурел, и какой-то черт их выгнал всех из теплого дома».
     Мы тогда познакомились со старым манси. Нам повезло, старик сказал, что разговаривает один раз в десять дней. На вопрос – «Почему?» долго посапывал своей трубочкой, потом ответил: «Чтоб не разучиться говорить!» Мы тогда переглянулись – нам стало весело и  все понятно, и подмигнули друг другу.
     Когда мы расставались, старик нас спросил тогда: «Что я разговариваю через десять дней – это я вам сам сказал. А вот на какой день по счету из десяти я разговариваю – сами решите!» И ушел.
        Десять теорий с тех пор живут своей отдельной жизнью от нас, иногда напоминая о себе в каких-то жизненных ситуациях.
          Пыль тогда ушел на байдарках со своей группой, а я перешел хребет и сплавлялся на плоту по Печоре.
          – Встретился тут с одним человеком, – сказал Пыль.
          Я повернулся к нему готовый слушать.
           – Иногда встречаемся. Разговариваем, – продолжил он.
         Я вспомнил старого манси, и, молча, поправил, костер.
          – Иногда о том – как мир устроен, говорим, – уточнил Пыль.
          Я вспомнил Полярный Урал, Северный, Отортен.
          – А тут долго не виделись и он вдруг меня спрашивает: – Так ты понял, что все, что ты способен наблюдать – это Ты.
              Я: – И звезды?
             Он: – И звезды, и атомы. Только ведь, звезды ты наблюдать можешь, а про атомы тебе говорят другие, и ты этому мнению веришь.
              – А тогда – кто они эти другие? Раз я их наблюдаю – значит, другие люди – тоже Я.
              – Несомненно.
              Я: – Постой, а кто тогда я для них?
                – Ты для них так же – Ты. Но… ты для них – их Я.
                – А где переход тогда от Я к Ты?
                – Его нет. Есть всеобщее Я и точка зрения на него.
                – Таким образом – весь мир – это моё Я, а я его наблюдаю из нутри?
                – Что-то изнутри: звезды, других людей, реки, горы. Что-то снаружи: мысли, воспоминания, взаимоотношения людей, реки, горы.
                – Я так тебя понял, что нет ни снаружи, нет изнутри?
                – Конечно, нет.
                Есть символ – «Змея, заглатывающая свой хвост». Скажи – змея снаружи себя или изнутри? Видишь? Тут проще – поскольку есть поверхность, и ты можешь это представить в обычной системе координат привычного мира.
                В случае же, о котором ты спрашиваешь – система многомерна и ты не в состоянии охватить всю её в полном содержании.
                Обрати внимание – я не говорю – «объеме» поскольку объем – это лишь трехмерное представление объекта. А теперь представь этот же объект многомерным. Представь банку с налитой в неё водой. Теперь представь каждую молекулу в этом объеме. Представь их движение за счет разницы температур. Теперь это же движение за счет разницы потенциалов ионов. Теперь представь, что каждая молекула когда-то была в другой среде. Её выпивал другой человек, держащий точно такую же банку с другой водой. И пусть он ехал в поезде.
                Итак – что ты можешь сказать о воде, находящейся в банке?
                …Практически ничего!
                Я:  – Таким образом – два человека никогда не смогут понять друг друга, поскольку им не хватит жизни определить систему координат объекта, в которой они ведут беседу или спор об этом объекте?
                – А их нет этих двух человек. Есть только Ты.
                – Как это? Я же его слышу и вижу его!
                – А до этого?
                – До этого – нет. Но он же был до этого?
                – И как же ты мне докажешь, что он был до встречи с тобой?
                – Он представит паспорт, который ему выписали другие люди, в другом городе, в другое время.
                – И ты уверен, что до того, как тебе показали этот паспорт – он был? У тебя есть доказательства, что паспорт до того, как ты увидел его – был? Или докажешь, что паспорт был до того, как ты его не затребовал?
                Я: – Нет.
                Он: – То есть у тебя нет никаких доказательств того, что до того как ты увидел объект – этот объект существовал.
                – Нет. Да их и быть не может. Доказательства существования появляются в момент появления объекта.
                – Я тоже так считаю. Объект появляется с набором всех доказательств именно для Тебя. Не будь тебя – не было бы объекта и не было бы доказательств его существования? Для тебя.
                – Получается, что мир, окружающий меня – иллюзия?
                – Нет мира, окружающего тебя. Есть только Ты. И это совершенно точно – это реальность.
                – Ты хочешь сказать, что с моей смертью умрет и мир?
                – Смерти нет. Бессмертен и твой мир – то есть Ты. Ты просто станешь смотреть на себя по-другому. Если хочешь – «в другой системе координат».
                – Мне непонятно.
      Он: – Ты узнаешь себя, увидев в зеркале?
      – Да.
      – А на фотографии?
      – Да.
      – А голос свой узнаешь?
      – Да.
      – А по описанию на листе бумаги – узнаешь?
      – Да.
      – И где там Ты?
      – Наверное – все вместе?!
      – А анализ ДНК? Почему ты его забыл?
      – Ну, и анализ тоже.
      – А есть ещё что-то такое с помощью чего тебя можно описать, чтоб тебе было возможно узнать себя?
      – Допускаю.
      – Вот с той точки зрения ты и будешь потом себя разглядывать – без зеркал, без фотографий, без ДНК.
       – А что у меня останется?
       – То, что есть, но ты об этом не знаешь, а появится оно вместе с доказательствами того, что оно было всегда.
       – И для этого надо умереть?
       – Не обязательно. Можно и без этого. Но иногда этого не избежать – если под «умереть» ты понимаешь изменение своего отражения в зеркале, на фотографии.
      Но… А как ДНК? ДНК-то останется даже при изменении отражения в зеркале.
      Ты же уже это знаешь. И останется много ещё чего – того о чем ты ещё не знаешь.   
      Я: – Послушай,  а другие люди есть кроме меня на свете? Я уже стал сомневаться.
     – Люди есть. Но они – твое Я, или по-другому – это Ты.
     – Хорошо. А с точки зрения другого человека – как это выглядит?
     – Точно так же!
     – Стоп! Получается я – это их мир, но их мир является моим миром который Я.
     – И что не так? Ты прошел по кругу и пришел в ту же точку – «Весь мир – это Ты!»
     – Так куда он денется – если я умру?
     – Ты бессмертен, как и твой мир. Изменишься ты – изменится мир. Изменится мир – изменишься ты.
     Я: – Но я же не один. Вон сколько людей вокруг. Что у каждого свой мир, что ли?
     – Нет у всех мир один. Это – Ты. Но представление о нем у всех разное.
     Ты пока видишь только людей, но много есть того, чего ты не видишь. И тем ни менее – это свойства твоего мира. Это свойство Тебя. Ты их не знаешь. Но они есть.
     – Я – Бог?
     – Безусловно!
     Я: – А кто ты, тогда?
     – И я  – Бог! Этот же бог! И Бог – это я, а я – это мир, который я могу наблюдать, а Мир – это Я.
     Я:  – А я!.. Где я?
    – А ты – это весь мир в котором и я, который Бог и ты, который Бог.
     Нет ничего кроме тебя. Ты – и мир, ты – и Бог, ты – и я, ты – и все, что ты можешь понять, увидеть, потрогать. 
      Я: – А ты!.. Где ты?
     – А я твой мир, твой Бог. Я – это ты сам.
     – Хорошо! А все, кто назовут тебя и меня идиотами, кто они?
     – Ты! Твой мир.
     – А те, кто не назовут нас идиотами?
     – Раз ты знаешь, что такие есть – то они – твой мир. Другими словами – Ты.
     – Хорошо! А если есть что-то – чего я не знаю. Это что?
     – Ты же сам сказал, что «есть». Раз есть – то твой мир. Или по другому – Ты.
     – Идиотизм! А если нет чего-то в мире – во мне – это что?
     – Ты же сам сказал, что в «твоем мире чего-то нет». Раз сказал – то знаешь, что этого нет в твоем мире. Или по-другому в Тебе. Ничего не изменилось – Ты остался Ты. А вдруг ты ошибся?
      – Что ты имеешь в виду. Уж не хочешь ли ты сказать, что в моем мире – по-твоему во мне есть всё?
      – А ты можешь назвать что-то – чего нет?
      – Могу.
      – Если ты что-то назовешь, то я скажу что «это есть» в твоем мире – в тебе, раз ты знаешь об его отсутствии.
        У тебя есть карта, этих мест?
      – Есть. Я её наизусть помню. Зачем она тебе? Она где-то глубоко в рюкзаке.
      – А тебе?
      – На всякий случай?
      – На какой?
      – На «всякий». Мало что может быть.
      – А что может быть?
      – Да мало ли  что?
      – Ты можешь огласить весь список того, что «может быть»?
      – Почти!
      – Дай карту и ты увидишь, что ты кое-что забыл.
      Я достал карту и протянул ему.
      Он нарисовал на ней несколько треугольников. Потом протянул мне.
      Он: – Я только соединил линиями вершины гор вокруг. Больше ничего.
      Если про «теорию подобия» ты что-нибудь слышал и про «золотое сечение» – то тебе будет интереснее. Если нет – оставь на память, до тех пор, пока не услышишь.
      Но эти треугольники есть! И они в твоем мире!
      Согласись – и то и другое  часть твоего мира – тебя  независимо от того есть они или нет их.
     – Что за треугольники?
     – Не знаю! Но они есть в твоем мире, как и я.
     …Пыль замолчал.
     – И всё? – спросил я.
     – Почти, – сказал Пыль.
     – Сам что думаешь?
     Пыль, видимо тоже вспомнив старого манси, молчал.
      Я подложил в костер ещё плавнику.
     – Подойдёшь? – спросил Пыль, вставая, указав палкой на север.
     – Подойду! – подтвердил я.
     – Когда? – спросил Пыль.
     – Не знаю! – признался я.
     – Ну, давай! Удачи! Все ли нормально?
     – Кто его знает? Сравнивать не с чем! Терпимо!
     – Колени как?
     – Могли бы быть хуже!
     – Ну, ну! Пойду бобров кормить, – сказал Пыль и ушел.
     …Проснулся я рано. На Севере всегда сложно в это время говорить о том, что что-то рано или поздно. «Солнышко катается по «блюдечку»».
      Немного распогодилось. Облака подняло чуть выше, но вершин гор не было видно.
     Попил чай. Пожевал сухари, сидя на самом берегу озера прямо над камнем, который вчера хрюкал и чмокал.
     Надо было идти.
     Для себя решил, что дойду до Куйвы, а там решу – пойду ли вверх на южный берег или ещё поброжу здесь.
     Вдруг на дереве увидел изображение лица девушки. Вроде вчера его не было. Или не заметил. Оно было вырезано ножом. Под ним на сучке висели пластмассовые разноцветные бусы и браслетик.
     Порылся в карманах – нашел кусок красной тесьмы и повязал рядом.
      …День к полудню немного разгулялся. Прямо от тропы к Куйву была полянка. Прошел через неё до кромки леса. Посидел, посмотрел на него.
     Почему-то ясно увидел, что он стоит не лицом, а спиной к нам.
     «Он просто ушел!» – решил я.
     Немного вздремнул, ухватив несколько минуток, выскочившего из облаков солнышка.
    После отдыха рюкзак показался тяжелее.
    Почему-то вспомнился сон.
    «Там посмотрим» – сказал я кому-то, вспомнив площадку за Куйву.
    …На площадке был натянут тент, под которым сидело трое или четверо ребят.
    – Чай будете? Здравствуйте, – откуда-то выскочила девчонка лет двадцати.
     В таких случаях отказываться некрасиво.
     Сидели, разговаривали. Вдруг я почему-то решил выходить на перевал и уже там решить, что делать дальше.
    Почти у самой кромки леса встретилась группа: двое ребят с девушками.
    Остановились передохнуть.
    Оказалось, что ребята идут с какой-то схемой, а карты у них нет.
     Я сказал, что могу им отдать одну из своих. Достал карты.
    Одна  была в целлофановой упаковке, на ней были отчетливо видны треугольники.
    – А что это за треугольники? – спросила одна из девчонок.
    – Это так… Надо, – сказал я, вспомнив, что я где-то уже видел такие, и почему-то решив сегодня пройти перевал и выйти в Ревду.