кошки - колючки

Каждый раз, ещё только собравшись заболеть, я, как старая кошка, стремлюсь уйти умирать из дома. Ну, не умирать, конечно, но прежде кашля и температуры во мне просыпается острая непереносимость человечества.

Мне хочется побросать в сумку минимум вещей и убежать на край света, бросив дом, семью и обязательства. И хочется уйти, оставив дома телефон, и не оставив никакой записки, и удалить все свои страницы в сети, чтобы совсем нигде меня не осталось, и чтобы не искал никто, и чтобы не нашли, если всё-таки будут искать.

Просто кошка - колючка какая-то, у которой мягкая блестящая шёрстка прорастает вдруг колючками, и начинаешь избегать людей и сторониться рук, потому что колючки прорастают не только наружу, но и внутрь - задевают мягкое под тонкой кожей, ранят. Саднят. Больно.

И тогда просишь совсем не прикасаться, не обнимать, не гладить - ласковое прикосновение тоже делает коже больно. Кожа так чувствительна не то что к прикосновению, а к приближению прикосновения даже - словно обгорела на солнце, и больно даже от сокращения дистанции, от взгляда, от голоса...

И хочется только одиночества, покоя и тишины. И не знаешь, как объяснить то, что с тобой происходит. И себе объяснить не можешь тоже.

Это когда каждый день отбрасываешь массу возможностей и вариантов, потому что на самом деле не считаешь их ни вариантами, ни возможностями.

Это когда информации вокруг становится вдруг так много, что даже музыка начинает утомлять - хочется всего лишь тишины.

Это когда усталость от зимы и себя - зимней зашкаливает, и люди безумно и безудержно раздражают своей суетой, и снова и снова хочешь убежать в себя, но уже и так в себе - куда дальше?

Это когда в двери стучатся настойчиво и громко, потому что на моей двери нет звонка - свои предупредят по телефону, а чужих я не жду. Стучатся и что-то там про общественные дела и про необходимость звонка, и просят расписаться в журнале, а ты стоишь, смотришь мимо, чтобы не запомнить это чужое лицо, и чувствуешь чужой запах - чем это так пахнет от человека? Так настырно, устойчиво - чем? Чужими событиями чужой жизни, нафталином и старой ношеной одеждой?

Уходите скорее, закрою дверь, вымою руки и приоткрою окно...

Это когда на сказанное тихо и грустно:

- не отталкивай меня... - отвечаешь тихо и ровно, словно скользишь раскрытой ладонью по гладкой стеклянной поверхности

- я даже себя отталкиваю...

Подстричь ногти покороче, чтобы не поцарапать себя - зима сделала мою кожу бумажной, и моё сердце, кажется, тоже - бьётся тонко и ломко, устаёт и просится к солнцу...

Хочется горячего чаю с лимоном, укрыться разноцветным одеялом, закрыть глаза и ещё ладонью прикрыть, завернуться в себя и не думать вообще ни о чём... но вместо этого пеку блины - дети любят и просят время от времени.

Мне даже нравится - пока руки привычно и уверенно смешивают составляющие, что-то неуловимо меняется внутри. К лучшему меняется.

Квартира наполняется тёплым пряным запахом, на сердце становится теплее. Блины - заварные и пушистые, с большими "сырными" дырками - бабушка пекла такие, и я вспоминаю, как сидела сто лет назад рядом на табуретке, поджав ноги и обхватив коленки руками - смотрела, как бабушка заводит тесто в большой кастрюле, заваривает его кипятком и долго - долго растирает о стенки комочки толкушкой...

Я делаю тесто в маленькой ёмкости, блендер справляется с комочками за пару минут, а по вкусу они получаются точно такие же - бабушкины блины.

Бабушки не стало год назад, и я в общем-то, не скучаю, а вот пеку блины и вспоминаю, и вроде бы не думаю совсем, а в то же время - выстраивается, выстраивается в голове разноцветная лесенка - иногда и пара шагов вперёд, пусть даже мысленно - это не так уж и мало...

На запах приходит собака, и я даю ей несколько блинов. Ей почти двенадцать лет, и глядя на неё сейчас, я могла бы назвать её старой, но это она просто притворяется старой. Она, так же как и я, не любит зиму. А вот растает снег, можно будет вволю бегать по просёлочным дорогам по пути на дачу, и она помолодеет до голенастого щенячьего, ну почти...

А зимой гулять она не любит - замерзает всеми своими короткими иголками - шерстинками, завешивает морду ушами и бежит домой. Холодно... И спит у кровати, старается быть поблизости, и не любит оставаться одна - скучает очень...

Такое доброе и преданное существо, такое эмоциональное и сумасшедшее временами, что уж там, но привыкли друг к другу за много лет, притихли и повзрослели, и я иногда ловлю себя на том, что мысленно обращаюсь к ней - живи сто лет, Мушка, живи сто лет...

Пусть живёт подольше, не стареет подольше, выпрашивает блины и радуется, когда приходим домой, и лету пусть радуется - старость подождёт...

А я себе придумала хорошую старость - я обязательно сбегу из холодного города - муравейника, буду выращивать абрикосы и груши своими руками, вокруг меня будут гулять несколько кошек, и да, собака, а я буду печь блины и варить варенье. Грушевое и абрикосовое.

Температура снова обрушилась прежде, чем я успела разобраться в причинах и хотя бы попытаться спастись бегством, ну теперь хоть всё понятно и объяснимо, валяюсь и рассматриваю жёлто-красные тюльпаны, сомкнутые и тесные в своей сомкнутости, как птенцы - прибыли сегодня, пахнут весной.

А до весны, оказывается, осталась всего одна неделя.
Искренне стараюсь отыскать в себе человека.
2013.