Самый главный великан. О Сергее Михалкове

     Он оставался, пожалуй, последним из плеяды великих московских пересмешников, таких, например, как Смирнов-Сокольский, Гаркави, Фаина Раневская или Рина Зелёная, чьи остроумные экспромты, порой весьма нелицеприятные и достаточно рискованные, мгновенно, что называется, "шли в народ", расхватывались на цитаты.
     И вот - прощальный апокриф. На ступенях храма Христа-Спасителя - после отпевания и выноса гроба - какие-то всклокоченные старухи:
     - Сколько лет ему было?
     - Девяносто шесть.
     - Ага, мне семьдесят два, значит, он родил меня в двадцать четыре...

     Болгарская ясновидящая Ванга к вящему удовольствию Сергея Владимировича предрекла ему долгую жизнь. И действительно, автор трёх Государственных Гимнов был обласкан ещё Сталиным (недоброжелатели зубоскалили: свой первый орден Ленина получил, дескать, за колыбельный стишок "Светлана", потешив отцовские чувства "вождя народов"), ухитрялся не выпадать из "обоймы" при всех сменах кремлёвских декораций, многие годы стоял у кормила литературного министерства - Союза писателей, что само по себе являло неограниченную, почти монаршью власть и немалые номенклатурные привилегии.
     Конечно, были обиженные. Иным и теперь вольно сводить с ним публичные счёты...
     Время рассудит.
     Мне же доподлинно ведомо, как этот резковатый, вспыльчивый, временами невыносимый в общении "человек настроения" самозабвенно отстаивал - на самых высокх уровнях - интересы пиитов и прозаиков, вытаскивал безвинных из тюрем, буквально спасал хворых писателей, устраивая их в лучшие - правительственные - клиники и санатории (помог с операцией Зое Ивановне Воскресенской, погибавшей от рака желудка; после хирургического вмешательства в Кремлёвской больнице Зоя Ивановна прожила ещё почти двадцать лет), неустанно пёкся о том, чтобы книжные прилавки, библиотечные полки заполнялись образцами высокохудожественной детской литературы, а не бездарным, конъюнктурным печатным ширпотребом.
     Старейший детгизовский редактор, мой добрый друг и земляк-черноморец Борис Камир вспоминал:
     "Давным-давно я был у Сергея Владимировича. Беседовали о том, о сём... Вижу: берёт со стола книжку, что-то в ней пишет и как бы невзначай протягивает мне.
     - Возьми на память, пригодится...
     Заглавие: Сергей Михалков. "Лиса, Бобёр и др.". Рисунок на переплёте: рослый бобёр в шубе меховой, в руке портфель, поучает крошку-ёжика, который нос высунул из игольчатого плаща.
     На титуле - мне: "Экземпляр басен авторский, уникальный", подпись и дата - "21. 8. 61". В сборнике 112 иносказаний - кратких, поучительных.
     Раскрыл - обомлел.
     Обороты обложки, в начале и в конце, заполнены авторскими "заготовками" - скоропись фиолетовыми чернилами с прочерками, исправлениями, обрывками слов.
     Вот отдельные записи:

     "Авторитет подобен загару:
     Его нужно всё время поддерживать..."

     "...Оратор выступал без бумажки.
     Все бумажки он давно выучил наизусть..."

     "- Ну, этот такой... этот не проплеснёт!
     (Про одного ловкача)".

     Свидетельства раздумий пишущего..."
     Не забываю и я наш давнишний разговор о Сергее Владимировиче с моим литинститутским сокурсником поэтом Колей Кузьминым.
     - Мне наплевать на тех, кому он дорогу перешёл, - топорщил Николай свои шевченковские усы, - я их не знаю, а на его стихах вырос, теперь дочка моя декламирует его наизусть! Передай Дяде Стёпе, что я... что мы его любим и... пусть он будет здоров!
     И тут же, в замызганном коридорном тупичке нашей "богемной" общаги на столичной улице Добролюбова, мы с Колькой вдруг принялись откалывать какие-то сумасшедшие коленца, выдыхая в такт этим диким антраша бессмертные строки:
     - В доме восемь дробь один, у Заставы Ильича, жил высокий гражданин по прозванью Каланча!..
    
     "Саша!
     Спасибо за тёплые слова и книжку.
     Пусть она у Вас первая - с чего-то надо начинать.
     Есть хорошие стихи!
     Успеха Вам!
     С. М и х а л к о в
     6. 06. 93".

     Помню, как в августе девяносто первого рьяные телевизионные интервьюеры атаковали Никиту Михалкова вопросами об отношении кинорежиссёра к отцу, "поддержавшему" ГКЧП.
     Никита Сергеевич щурился недобро:
     - Павлика Морозова из меня хотите сделать? Не сделаете из меня Павлика Морозова...
     Для всех нас детство началось с Сергея Владимировича Михалкова.
     Его будут читать и наши правнуки.