Чудо

Димин Ангел-хранитель стоял, прислонившись плечом к стене дома в двух метрах от своего подопечного, скрестив руки на груди и понурив голову.  Он смотрел на Диму и думал о том, как ему помочь. 

Дима, мужик лет пятидесяти, в спортивном костюме и в осенней куртке, лежал, раскинув руки и ноги на двух бетонных плитах, сложенных одна на другую, голова его неудобно свешивалась вниз, шапка и сумка валялись рядом в снегу.  Он был пьян до бессилия и почти ничего не понимал, лишь какие-то отдельные несвязные слова скользили по поверхности его угасающего сознания.  Дима лежал уже давно, его неподвижное тело припорошило лёгким чистым снегом.  Мимо шли с работы редкие люди и не обращали на него внимания. 

«Хоть бы он попросил меня о помощи», тоскливо думал Ангел, «почему-то люди считают, что наши силы ангельские бесконечны и что мы не нуждаемся в подпитке.  Конечно, мы питаемся духовной пищей - вниманием и любовью к себе, а наипаче требуется нам, чтобы люди обращали к нам призывы о помощи в минуты бедствия.  А Димитрий и не подозревает о моём существовании, да и Господа нашего поминает только всуе, по старой привычке, воспринятой от бабки Маланьи, Царствие ей небесное».  Ангел, по причине невнимания с Диминой стороны, совсем обессилел и истончился, крылья имел какие-то поношенные, а общий вид прозрачный и хворый.  Но он не роптал, такова его судьба и предназначение, спасать этого непутёвого человека.  Сколько уж раз он его спасал, были и похуже случаи.  «И люди, как будто его не видят, а ведь пост Рождественский идёт, неужто ни одного верующего в округе не осталось?»

В этот момент рядом с Димой остановилась женщина лет шестидесяти, подошла поближе, чтобы удостовериться, жив он или нет.

- Господи, помилуй! - прошептала она и перекрестилась. 

Ангел у стенки встрепенулся. «Ну, вот!», подумал он, «хоть одна догадалась к Господу обратиться.  И народ сейчас набежит и мне будет легче помогать».

Тут же к женщине присоединилась девушка, и они стали осматривать мужика, не решаясь, однако к нему притронуться.  Решив, что он пьян, они спустились в подвал соседнего дома, где располагался какой-то клуб, и позвонили в милицию.  Старшая женщина, забыв про, только что проявленную собственную сердобольность, ворчала:

- Милиция всю пьянь теперь сразу в больницу везёт, вытрезвители-то позакрывали.  Всё  экономят.  Лучше бы о докторах и больных подумали, каково им с алкашами возиться! 

Когда они вернулись к месту происшествия, вокруг Димы уже собралось несколько доброхотов и зевак.  Какая-то тётка кричала, что нужно вызвать «Скорую», потому что человек не пьян, а ему плохо.  Она тормошила Диму, спрашивала, как его зовут, а он даже не пытался выговорить свое имя и фамилию, а лишь мычал и мотал головой, отказываясь вставать и идти домой.  Тётка подложила Диме под голову его сумку, нахлобучила на голову шапку и велела всем звонить в «Скорую», что и было сделано незамедлительно и напрасно.  «Скорая» приезжать не торопилась.  Какой-то молодой мужчина, как в американских фильмах, наклонился и проверил, есть ли у Димы пульс, прижав два пальца к артерии на шее, и похлопал его по щекам, правда, безрезультатно. 

Приехала милиция и увезла Диму в больницу.  Ангел, сиротливо поджавшись, удалился вслед за ним.  Маленькая толпа, собравшаяся по этому случаю, не расходилась, объединённая чувством исполненного долга и радостью оттого, что всё так хорошо и быстро закончилось.

- Я его вспомнила, - говорила тётка, руководившая процессом вызова «Скорой помощи».  - Мы когда-то жили рядом, в старом доме на Гагарина.  И был он Дмитрием Иванычем, уважаемым доктором, ортопедом-травматологом.  А потом у него жена умерла, и он с горя спился.  Квартиру пропил, где и живёт теперь, не знаю. 

Народ сочувственно погалдел еще некоторое время, и разошёлся по домам.

В больнице Дмитрия Ивановича узнала старая нянечка, баба Фиса.  Они когда-то вместе работали в областной больнице. 

- Ах ты, Господи! – причитала она.  – Да, как же это ты так, Дмитрий Иваныч, голубчик?  Чем помочь-то тебе, горе моё?

- А ты посиди около него ночью, Анфиса Петровна, - посоветовал дежурный врач – может и оклемается, чем чёрт не шутит?

- Что ты, батюшка, нечистого-то у постели больного поминаешь?  Грешно тебе!   

Медсестра взяла кровь на анализ, и уже через пятнадцать минут врачу стало ясно, что дело тёмное.  Анализы показали сильное отравление дешёвой водкой и ещё какой-то дрянью.  Дима в очередной раз находился на грани между жизнью и смертью.  Однако, как бывшего коллегу, его откачали и положили  «на просушку» в отдельную маленькую палату «для своих».  Он лежал опутанный трубками от капельницы, как террорист-смертник проводами, и не подавал видимых признаков жизни.

Вечер клонился к ночи, и баба Фиса пришла к Диме «сидеть».  Она угнездилась на старом деревянном стуле с облезлой кожаной обивкой, такой же морщинистой и коричневой, как её лицо и руки.  Из тряпичной сумки собственного пошива, лежавшей на полу около стула, торчали вязальные спицы с насаженным на них очередным шарфиком для внука.  Димин Ангел-хранитель скорбно стоял у изголовья широкой реанимационной кровати, опираясь локтями на стальную спинку.  Все надежды его устремились к  вяжущей бабе Фисе, всё-таки старые люди ещё верили в Бога в этом городе. 

Фиса вязала и, заметно окая, разговаривала с Дмитрием Ивановичем:

- Ты, уж, голубчик, Дмитрий Иваныч, оживай.  Тоже выдумал, на тот свет отправляться.  Рано тебе ещё.  Помнишь, какой ты светлый человек ране был?  А доктор, какой?  Ни одного больного без внимания бывало не оставишь, а уж если кто тяжёлый, так по всей ночи у его дежуришь, и домой не идёшь.  Особливо нашего брата, стариков, жалел.  Уж никто не берётся лечить, помирать говорят пора, а ты завсегда со всем вниманием.  Одной старой женщине, ветерану войны, участковая докторша сказала: «Спина у тебя болит, в больницу хочешь?  Да тебе скоро девяносто лет стукнет, никто тебя в больнице лечить не будет.  Потому, что с такими показаниями ни одной процедуры делать нельзя, рассыплешься.  Пусть дети тебе муравьиного спирту в аптеке купят, им и лечись».  Сказала и ушла.  Возмущённая дочка привезла старую мать к тебе, и ты взялся её лечить и на ноги поставил!  А потом, голубь, горе у тебя случилось, ты и запил.  Что ж, всякий бы запил на твоём месте.  А теперь, видать отпил ты своё, пора и за ум браться.  Что, не согласен?

Фиса сошла со стула, охнула, потёрла рукой больную поясницу, и склонилась над Димой:

- Вижу, что согласен.  Поглядел бы ты сейчас на себя, болезной.  Лежишь тут бледный, даже немного синевой отдаёшь, глаза закрыты, иголки изо всех рук торчат.  Страх смотреть!  Ну, да есть у меня средство, как тебе помочь оклематься.  Помолюсь я о твоём здравии.  Прочту самые сильные молитвы по двадцать раз, глядишь, и очнёшься.

Поставила старая Фиса на тумбочку у Диминой кровати картонную иконку Вологодского Святого Димитрия Прилуцкого, поправила белый платочек на голове, встала на колени и начала читать молитвы. 

С первыми же словами, «Во имя отца и сына и святаго духа», Ангел-хранитель наполнился голубоватым светом, а на «Богородице Дево радуйся» начал переливаться всеми цветами радуги.  Жаль, что людям не дано этого видеть.  Многократное повторение молитв вливало в него новые силы, он на глазах становился всё легче, явственнее и радостнее.  И вот, он уже парил в воздухе над кроватью своего подопечного и осенял его крестным знамением.  «Ну, наконец-то», - думал Ангел, - «Слава тебе, Господи!  Вернулись ко мне силы небесные.  А при такой помощи я его не только от смерти избавлю, но и наставлю на путь истинный.  Молодец, Анфиса Петровна». 

Ангел ещё раз перекрестил болящего и сиделку. А потом, направил живительный свет очей своих на Диму.

Баба Фиса со словами «Господи помилуй» повернулась к Дмитрию Ивановичу и заметила, что он пошевелился и открыл глаза.  Он не сразу понял, где находится, но, услышав слова молитвы, повернул голову и узнал свою старую знакомую.

- Анфиса Петровна, - прошептал он – это вы?

- Я, милок, не отвлекай, немного дочитать осталось.  Закончу и поговорим.

Она произнесла последние слова молитвы, перекрестила Дмитрия Ивановича, перекрестилась сама и направилась к своему стулу. 

- Ну, вот я и закончила.  А ты, с Божьей помощью, очнулся. 

- Я, как будто спал, Анфиса Петровна, и видел чудесный сон, - слабым голосом сказал Дмитрий Иванович. - Словно мне явился мой Ангел-хранитель.  Точь-в-точь такой, как в детстве бабушка Малаша рассказывала, в белых одеждах и сияющий.  От него такой свет исходил, что мне аж больно стало, а потом тепло и хорошо.  Он мне ещё что-то сказал.  Кажется, о том, что Господь мне ещё один шанс даст, если брошу пить.  И ещё слушаться тебя велел.

Баба Фиса этим словам ничуть не удивилась и сказала:

- Вот-вот, слушайся.  Как из больницы-то отпустят, поедем мы с тобой в Прилуцкий монастырь.  Там, в нижней церкви поклонимся мощам Святого Димитрия Прилуцкого, да помолимся перед иконой Святой Божьей Матери «Неупиваемая Чаша», глядишь, и поможет тебе Господь.  Не с первого разу, конечно.  Но с чего-то начинать надобно.

Ночью Дмитрий Иванович спал, как младенец, улыбаясь во сне. 

«Трудно ему будет на свет из тьмы выйти», - думал Ангел-хранитель. - «Ну, а я на что же?»


24 ноября 2012 года