Двое против всех

От автора: стилистика текста может не соответствовать литературным нормам. Текст содержит множество неологизмов и вставок на различных языках, в общем не мешающих восприятию (смысл их ясен из контекста). Не пугайтесь, это сделано намеренно. Прошу Вас указывать на грамматические ошибки в тексте, если таковые будут замечены.
Если вы считаете себя достаточно пытливым человеком, то дальше вводник от автора можно смело пропустить.
Что бы понять мысль рассказа, постарайтесь читать символы между строк, обращайте внимание на описания окружения и действия людей.
Для более полной картины восприятия думаю, стоит пояснить, что действия происходят в мире на гране конца света, о котором уже всем известно и до которого остается около суток.

Двое против всех.

Свинцовой тучей тяжелеют небеса,
И воздух плавится от слов непримиримых богов.
Догорает фитиль…
Восточным эхом долетают голоса,
Они толкают землю в третье столкновение миров.
B серый пепел и пыль.
Ария. "Последний закат".



Primo: вдох, ноги расставлены, приклад плотно уперт в плече. Я - точнейшая из систем. Secundo: мягкий плавный выдох, центр тяжести в районе пояса, левая рука уперта локтем в пояс, пальцами ее я поддерживаю цевье. Глаза открыты, я вижу цель. Tertio: дыхание остановлено, указательный палец тянет спуск, лежа на курке сгибом первой фаланги, перекрестие прицельной сетки практически неколебимо. Удар сердца, сетка качнулась, и как только она вернулась на свое место, я почувствовал отдачу, затем хлопок. Сквозь прицел я видел, как дернулась мишень. Хороший выстрел.
Тир был старый и жутко пыльный. Располагался он под местным военкоматом. Вид сего сооружения был очень заброшенный, хотя тут и вон там, в углу, валялись поржавевшие гильзы и серые коробочки из под них. Помещение освещали две лампочки ватт на 50, давая слабые тени и желтый чахлый свет. Что бы увидеть куда я попал пришлось идти в конец коридора, ступая по тропинке, протоптанной в пыли теми, другими, кто приходил сюда пострелять. Вот и мишень: листок тетради с накарябанным синей ручкой неровным кругом. Не будь у меня шестикратного "пилада", то я бы не увидел этот кружек. Отверстие, проделанное пулей, легло на пару миллиметров ниже и левее этого круга, аккурат, рядом с предыдущим.
Пожалуй, на сегодня достаточно. Уже почти ночь, скоро перестанут ходить автобусы, а на такси у меня денег не было. Я собрал манадки и вышел на улицу.
Город встретил меня прохладой и пустотой. Фонари скупо освещали щербатый тротуар. Парочка прохожих удалялась в сторону круглосуточного магазина. Я шел домой.
В кармане загудел вибромотором телефон: звонил Маг, мой любезный друг.
— Здорово, шевалье, Марена тебе не изменила сегодня?
— Все стабильно, как в Швейцарии. Сам-то ты как, о старый wizard?
— Insomnia, никак не уснуть. Я боюсь... Не могу так больше... Нет! Не говори, что может обойдется. Ты видел небо? Raise your head. Мы же так редко видим звезды... Сколько ты видишь? А сколько их было вчера, позавчера, неделю назад? Не могу так больше...
— Я иду к тебе, не убивайся, приготовь что то пожрать и не паникуй, все обойдется.
Так мой путь изменился, я свернул к автобусной остановке. Маг был на грани  и его надо было поддержать.
Поднять голову и проморгаться на небо, так просто и сложно одновременно. Звезд мало. Вот, погасла еще одна и сразу еще две...
Подъехал автобус, почти пустой в это время суток. Зашел я и еще один чел. Внутри было уютно и тепло. Светло. Человече, зашедший за мной, увидев каких то дачников, в количестве четырех тел, оживился и начал вещать, спугнув кондукторшу в дальний конец автобуса, за что я ему был благодарен.
"И слышали они глас громкий, говорящий семи Ангелам: Идите и вылейте на землю семь чаш гнева! И излили на земь Ангелы гнев божий: гордыня, в которой погрязли сильные мира сего; зависть, с коей мы смотрим на владык своих; уныние, кое внушает нам наше неверие; алчность, давящая в нас взаимность; чревонеистовство наше на радость Мамоне; и сладострастие, в котором забыли смирение мы! И вот Армагеддон у врат наших, как встретите гостя вы? Чем убл..."
Автобус сделал остановку, я вышел, не дослушав капитана очевидность до конца.
Дом, в котором жил Маг. Обычная панельная коробка, летом прогреваемая до состояния парной, а зимой больше напоминающая рефрежиртор, этот дом сейчас в темноте светил немногочисленными окнами. Где то играла музыка. Я направился к подъезду, обошел труп посередине площадки и зашел в подъезд. Тут жмуриков не валялось и было вполне чисто и мирно. Суицидников расплодилось как амеб в сиропе. Знают, что помрем завтра в ночь и кончают сейчас, загодя. Смешно на них.
Вот и пришли. Пнул дверь, пнул еще разок. Маг зашуршал засовами. Дверь открылась. Он стоял в странном наряде: на плечах махровый халат, поверх халата мой разгруз с подсумками, на голове маскарадные заячьи уши, а на ногах начищенные — в кой то веки! — берцы.
— Опять пил? —  Буркнул я, заходя в квартиру. — Или курил?
— Нет, я как piece of glass. Не могу спать, пить, жду. Говорят это убьет всех, вообще всех. ВСЕХ, ты понимаешь!?
— Что то кончается, что то начинается, так говорил Пан. Давай, доставай, что у тебя там есть?
— Есть печенье.
Сели есть печенье с чаем. Чай был великолепен, а печенье я дарил ему месяца полтора назад. Маг нервничал, даже не стал говорить о играх и новом железе. Он просто сидел, размачивая просроченное печенье в оригинальном английском чае.
— Как будешь встречать?
— Не знаю, — дернулся Маг, — нажрусь таблеток и крякнусь или лучше продам завтра днем все что можно, куплю самое крутое железо, самую лучшую игру и сяду проходить, под музычку. How about you?
— Не знаю, я буду с Марой. — Хлебнул я еще чая.
— Она с тобой? Можно поздороваться? — Просветлел Маг.
— Можно.
Я принес чехол. Открыли. Марена лежала во всей красе, каждым плавным изгибом мореного дерева и четкими гранями вороненой стали она являла собой квинтэссенцию войны, даже Маг сразу, впервые увидев ее, признал в ней оружие, смерть и с тех пор не брал ее в руки. Да и я бы не дал ее ни кому, теперь она была моей и только моей, а я был ее. Вместе мы были...
— Приветствую, my Fair Lady! — отдал зигу Маг.
Сидели на кухне. Маг вскрыл нычку в системнике и извлек оттуда покрытую пылью бутыль аутентичного вискаря "Бурбон".
Он раскладывал пасьянс, я чистил ствол Мары. Обернутый в термоусадку шомпол ходил вверх и вниз. Маг шлепал картами, в своем наряде выглядевший совсем неуместно. Зомбоящик балаболил о своем: дикторша говорила о участившихся случаях суицида, безумству людей и прочей очевидной ахинеи. После нее выступал некий яйцеголовый, уверяя нас, что вселенная сворачивается в двухмерное пространство со скоростью, растущей в геометрической прогрессии и, что завтра, в 22часа 42 минуты и 15,7 секунд мы перестанем быть.

От Мага я ушел под утро, поел в кафешке, чего никогда в жизни не делал, и пошел домой спать.
Разбудил меня глухой хлопок, а затем дикий вопль женщины. Изменяя своему кредо не лезть в чужую грязь я оделся и пошел посмотреть. Поднялся на этаж выше, толкнул дверь рукой, зашел. Шел на всхлипывания. Картина представшая передо мной несколько ошарашивала. В кабинете на кресле сидело тело, мирно свесивши голову на грудь, залитую чем-то темным. Светлые обои сзади тела украшала футуристическая роза из крови и мозгов оного тела. Рядом с трупом сидела, держась за бока, в позе эмбриона женщина и, раскачиваясь, что-то бормотала. Я подошел к ней, поднял, попытался успокоить. Не получалось, та была в шоковом трансе, но была послушна как кукла. Пришлось вести бедолагу к себе и отпаивать дефицитной нынче водкой. Мы перестали пить, только тогда, когда я понял, что влил в нее бутыль огненной воды, сам при этом лишь пригубив чарку. Уже вечерело.
Уложив женщину спать, я пошел было включить телевизор, но на всех канала был либо технический перерыв, либо показывали запрещенное детям "Ну погоди!".
Как обычно, когда радости в жизни не хватало, я пошел к Марене. Она легла мне в руки надежной тяжестью холодного дерева и стали. Карманы отяготились четырьмя запасными магазинами с маленькими удальцами, несущими гибель.
Дверь я оставил открытой.
Двор и улица. Смерть. Во мне что то сломалось, там, внутри, где нельзя потрогоать и починить. Я знал это. Мара стала частью меня, заменив сломленную этой свистопляской часть души.
Тяжелая нарезная винтовка в руках, можно сказать штучная работа, одна из лучших. Сегодня ей будет подарок, она вновь познает свое предназначение. Я буду ее орудием, а не она моим, как было раньше.
Затренькал мобильник.
— Я ухожу в астрал, — сказал Маг, — Va faill, друг.
— Прощай, друг. — ответил я.
До встречи, Маг, до скорой встречи за гранью этой обители слез. Телефон разбрызгался о стену, опав вниз грудой пластика и стекла.
Кто-то врубил  музыку, видимо на стадионе, так как было слышно издалека и чуть глуховато, не хватало басов. 
Скользящий затвор пошел мягко и упруго, как всегда. Ноги расставлены. Винтовка у плеча. Взгляд сквозь прицел.  Нет, эта цель слишком близко, нужно что-то сложнее, Мара не простит мне пренебрежение.
Я выбрал очередного пророка, каких расплодилось целая туева куча. Он стоял метрах в пятистах от меня на импровизированном возвышении — машине —  и вещал. Музыка играла на стадионе.
Primo: мягкий баланс установлен. Secundo: задержка дыхания на выдохе и палец мягко тянет спуск. Tertio: спуск произведен, я чувствую отдачу и вижу, что попал. Эхо еще гуляло между домов, когда пророк упал на брусчатку, перевернувшись в воздухе от страшного удара, лишившего его части головы.
Мягко идет затвор, кружится гильза, оставляя в воздухе дымный след. Людишки бегут. Музыка!
Один: стойка; два: прицел наведен; три: отдача и хлопок. Еще одно тело безошибочно брошено на асфальт.
Гильза легла рядом со своей предшественницей на земле, затвор вернулся на место.
На три счета, за две секунды, поражен еще один. Он не бежал, а просто стоял и ждал пули. Я выполнил его просьбу.

*Майор уже видел психов, начинавших бить, ломать, убивать, крушить все вокруг. Он знал, как с этим бороться. Не растерялся он и сейчас, увидев не старого, худого человека с винтовкой в руках, нещадно разящего всех в радиусе видимости в бешеном темпе. Майор шел к стрелку, он знал, что давно замечен.
Лязгнул затвор. На стадионе орала музыка.*

Андрей Лаврентьев. Тот самый стрелок получил от безызвестного майора пулю в шею. Он видел, что в него стреляют, слышал окрик полицейского, но Смерть в его руках не желала остановиться.
Он знал, что умирает. Он чувствовал, как жизнь вырывается из него струей из перебитой сонной артерии. Но он не бросил Мару, Смерть, свою любовь. Они упали на брусчатку тротуара. Человек и оружие. Он прижимал ее к груди уже мертвыми руками, а под ними расцветала красная сеть. Он улыбался.
Стадион гремел музыкой:

Пляска ада
Бездна рядом
Вспышка света
Боже, где ты?
Это Армагеддон!

Через три секунды, ровно в 22 часа 42 минуты и 15,73 секунд.  Исчезла Земля, погасло Солнце, старая вселенная перестала существовать.
Демиург решил подкорректировать свой очередной шедевр.

© Критский Илья.
Южа - Иваново 08.11.2012