Глава 4. Оплатить счета

Телефон заорал ровно в три часа. Джон уткнулся лицом в подушку, пытаясь отключиться от слишком громкого по ночному времени звука, потом, застонав, потянулся к тумбочке и нажал на выключение. Несколько минут лежал неподвижно, наконец, обреченно вздохнул и сел на постели. Потёр ладонью слипающиеся глаза. Идея, вечером казавшаяся почти гениальной, сейчас виделась ему просто глупой. Но, с другой стороны, эту ситуацию необходимо прояснить. В любом случае, он ничего не теряет. Зато, если Элла права, и кошмары Шерлока можно прогнать детским «куда ночь, туда и сон»… Это окупит всё.
Джон понимал, что за один раз с подобными снами не справишься – даже если он не ошибся, и проблема действительно в снах. Он помнил, как долго сам мучился кошмарами после Афганистана – да что там Афганистан! Он до сих пор временами подскакивает в холодном поту и с заходящимся от ужаса сердцем, видя, как Шерлок падает с той проклятой крыши. Хотя и понимает, что бояться больше нечего. Да уж… Если метод Эллы сработает, это будет означать одно – у доктора Джона Хэмиша Уотсона прибавится проблем. «Следите за дыханием, сердечным ритмом, движениями глазных яблок». И ещё не известно, как отреагирует на подобное ночное вторжение Шерлок. Зная консультирующего детектива, можно ожидать чего угодно – от обиды и отказа разговаривать до злого – о-о-очень злого – высмеивания. Но…
Это шанс. Это действительно шанс – возможно, единственный. Шерлок не продержится долго в таком состоянии, как сейчас. Или он начнёт высыпаться, или очень скоро сорвётся. И вот тогда точно будет поздно. Джон решительно встал, с силой провёл ладонями по лицу, стирая остатки сна, и, чеканя шаг, вышел в коридор. Решиться на полуночное бдение ради Шерлока было не сложно, гораздо труднее было преодолеть неуместную деликатность и страх обидеть Шерлока своей заботой. Шерлок не терпел жалости, ни от кого. И если он решит, что соседом движет именно она… Ох.
Перед дверью Шерлока Уотсон остановился. Постоял несколько секунд, решаясь, глубоко вздохнул, словно за дверью была не тёмная и безопасная спальня, а, как минимум, поле боя, и наконец толкнул дверь.
Твою ж мать.
Все мысли о двусмысленности ситуации мгновенно вылетели из головы, стоило ему увидеть Шерлока. Рваное, со всхлипами дыхание, слипшиеся от пота волосы, побелевшие от напряжения пальцы, вцепившиеся в одеяло… Гримаса страдания и отчаяния на лице, закушенные чуть ли не до крови губы… Да к чёртям собачьим всё! И все эти, непонятно кем придуманные, «личные границы», и Шерлокову обидчивость, и всяких там родственников с их заботой совсем не там, где это нужно!
Он шагнул к другу и осторожно коснулся его плеча.
***
Три жизни. Как это мало – и как много. Три жизни. Кто-то, высчитывая идеальный план атаки, только поморщится и скажет что-то о меньшем зле и тысячах спасённых жизней. Кого-то страх смерти – не своей, нет! – заставит шагнуть в пропасть. Миру всё это безразлично. Для мира три жизни – ничтожная малость. Что значат они, когда ежесекундно сотни людей расстаются с жизнью в авариях, на узких койках муниципальных больниц, в огне вооруженных конфликтов? Низкое серое небо не умеет жалеть и не умеет сочувствовать. Наверное, невысокий человек, с ужасом смотрящий на крышу, мог бы на миг поверить, что небо над Лондоном тоже плачет, предчувствуя непоправимую трагедию. Да, наверное, он мог бы. Он мог бы придумать для себя сказку, мог бы поверить в чудо, заставить себя жить и надеяться ради призрачной веры в высшую справедливость. Человек, стоящий на самом краю крыши, не мог.
Три жизни. Как мало нужно для того, чтобы оборвать их. Как много нужно, чтобы сохранить. Как много нужно успеть сказать человеку, который стоит сейчас на краю бездны, меняя одну жизнь на три.
Звенящая россыпь срывающихся, бессильных слов. Две души, сплетённые в одно целое чем-то более сильным, чем любовь, более могущественным, чем смерть. Прощение, о котором ни один из них так и не решится попросить. Мольба, которую нельзя произнести и невозможно не услышать.
«Не надо!»
«Не верь…»
Чужая жизнь, которая дороже жизни. Время, которое ни одному из них не обмануть. Пуле неважно, что чувствует человек, которому судьбой назначено оказаться на её пути. Её полёт не остановить. Её не опередить.
Человек на крыше раскидывает в стороны руки и делает шаг.
Три жизни. Три пули. Три секунды на решение. Три секунды, которых ему не хватило. Мир не рухнет от такой потери.
А что делать тому, для кого эти три жизни и были миром?..
***
Шерлок проснулся и несколько минут лежал, прислушиваясь к непривычным ощущениям. Впервые за очень долгое время он не чувствовал себя после сна так, словно только что пробежал десяток километров по пересечённой местности. Наоборот, во всём теле была невероятная лёгкость, он чувствовал себя отдохнувшим и спокойным.  Мозг лениво сообщил, что ему опять снилось что-то на редкость болезненное, но, как ни странно, это ощущалось как-то… отстраненно, словно не имело к нему отношения. В груди нарастало приятное жжение, Шерлок с удовольствием зевнул и только тут сообразил –  что-то не так. В комнате слышалось едва слышное размеренное дыхание. Не его. Он распахнул глаза и ошарашенно уставился на Джона, ухитрившегося втиснуться в узкий промежуток между его головой и спинкой кровати и по-хозяйски положившего руку ему на плечо. Джон спал, это было понятно по его дыханию. И Шерлок тоже спал. Только что. И ему было хорошо. Ему больше не было страшно.
Несколько минут консультирующий детектив просто растерянно моргал, пытаясь понять, что вообще происходит, и как Джон ухитрился занять такую позу, не разбудив его. В самом деле, снотворное было не самой лучшей идеей… Наконец, он усилием воли стряхнул с себя оцепенение и глубоко вздохнул.
- Джон, что ты здесь делаешь?! – в голосе прозвенело неподдельное изумление.
Тот лениво открыл глаза, покосился на друга и, когда тот, шевельнувшись, попытался приподняться, придавил его за плечо уверенным, собственническим жестом, заставляя упасть обратно на подушку.
- Я здесь сижу.
Он тихо хмыкнул, наблюдая, как изумление сменяется растерянностью. И, не удержавшись, спросил:
- Кто на этот раз? Я или миссис Хадсон? Или опять все трое? Только не спрашивай, как я это узнал! Это вообще моя фраза.
Голос звучал спокойно, но за насмешкой Шерлок услышал тщательно скрываемую тревогу и боль. И это заставило его наконец собраться с мыслями.
- Майкрофт наябедничал, - мрачно буркнул он. Это был не вопрос, и Джон не стал ничего отвечать. Только вздохнул, шевельнувшись и усаживаясь поудобней, мимоходом провёл рукой по волосам друга – не жалость, ни в коем случае, Шерлок её не примет. Всего лишь случайный жест, не так ли? И вновь уперся предплечьем куда-то в район шерлоковой ключицы, уверенно положив ладонь на грудь другу.
Это было… странно. И невероятно хорошо. Шерлок уже почти забыл, когда в последний раз лежал вот так, ощущая руку сперва мамы, а потом Майкрофта, и чувствуя себя в абсолютной безопасности. И это было… неправильно. Нечестно по отношению к Джону. Джон не должен защищать его. Не должен видеть его слабым и беспомощным, пусть даже за возможность выспаться без кошмаров, ощущая рядом присутствие друга, Шерлок и отдал бы любую, самую захватывающую головоломку.
Джон со странным выражением покосился на друга, и, видя, что Шерлок действительно ничего не понимает, объяснил:
- Тебе снился кошмар. Они тебе каждую ночь снятся, если я правильно понимаю. А когда рядом с тобой кто-то есть, ты спишь спокойно и нормально высыпаешься. Я не собирался тут дежурить – но ты стонал во сне, а с тех пор, как я здесь сижу, твоё дыхание ни разу не сбилось. Вывод – ты не должен спать один.
- Джон, но… - голос растерян, сложно понять, чего в нём больше – удивления или недоверия, перемешанного с надеждой.
Доктор вздохнул.
- Шерлок, тебе что, плохо спалось?
- Нет, я отлично выспался, - ошарашенно пробормотал сыщик. – Но… Это ведь… Эээ…
Он беспомощно пытался подобрать слова, чтобы объяснить, почему это его так смутило, что он уже не ребёнок, что Джон не обязан… И, так и не сообразив, что ответить, выдохнул:
- Но ты ведь тоже хочешь спать…
- Я воевал, Шерлок, забыл? – Джон улыбнулся. – Я и сидя вполне могу спать. Хотя… Ты прав. Двигайся.
- Что?
- А что такое? – Джон с любопытством посмотрел на друга, и тот, всё ещё пребывая в состоянии ступора, подвинулся к противоположному краю постели, освобождая место. – Только не говори, что ты стесняешься. Ты же вообще плевать хотел на общественное мнение и этикет.
- Я не стесняюсь, это тебя всегда волновало общественное мнение. А Майкрофт говорил, что это неприлично… - буркнул сыщик, наблюдая, как Джон укладывается на край широкой кровати, с облегчённым вздохом вытягиваясь во весь рост. «Действительно», - с сочувствием и легкой виной сообразил Холмс, -«у него же спина, наверное, болит – так сидеть.»
И, несмотря на это, Джон всё равно сидел. Горбился в неудобной позе, молчал, не шевелился, давая другу возможность выспаться без кошмаров. Стерег его сон. Шерлок почувствовал, как где-то внутри разливается тепло.
- По какому поводу Майкрофт тебе это говорил? – спокойный голос Джона с лёгкими нотками любопытства прервал его мысли.
Шерлок помолчал. Он не любил рассказывать о своей жизни. Но…
- Когда умер отец, я боялся спать. Майкрофт сидел со мной, чтобы мне не было страшно. А потом, видимо, он решил, что я уже достаточно взрослый, и перестал приходить. И я, после очередного кошмара, пришел к нему сам. А он сказал, что это неприлично, - замолчал, прислушиваясь к тишине в комнате – не напряженной, а какой-то очень уютной, умиротворённой, и добавил. – Больше я никогда не жаловался на кошмары.
Джон очень долго молчал. В тусклом свете уличного фонаря  Шерлок видел, что глаза друга открыты. Он ждал. Он понимал, что разговор не закончен, Джон должен что-то ответить. Наконец, тот медленно, тихо проговорил:
- Когда ты ум… - он поперхнулся, глубоко вздохнул, пытаясь справиться с собой, и через несколько секунд продолжил почти спокойно. - Когда ты спрыгнул с крыши, я не мог спать. Все эти шесть месяцев. Каждый раз, стоило мне уснуть, я вновь видел тебя на земле – мертвого. Это было жестоко, Шерлок. Я не знаю, что снилось миссис Хадсон, но по утрам у нее глаза были заплаканные.
 Вновь молчание, и, после короткой паузы:
- Меня не волнуют правила приличия. Сейчас не волнуют. Ты эгоистичный засранец, и благодаря тебе мы пережили такое, что… К черту, Шерлок, я такого врагу не пожелаю! Но, в любом случае, ты не заслужил такого наказания, как кошмары. Я не хочу, чтобы ты так мучился, - небольшая пауза, и, с внезапно появившейся в голосе усмешкой:
- И не хочу, чтобы ты ходил по городу злой и не выспавшийся и срывался на каждом встречном. Так что я  буду сидеть с тобой вместо Майкрофта, пока эти кошмары не прекратятся. А они прекратятся. Тебе просто нужно время, чтобы привыкнуть к новой жизни.
- Джон, я… - Шерлок прокашлялся, не зная, как подобрать слова, как объяснить, насколько он благодарен за помощь. И наконец тихо, облегчённо выдохнул. – Спасибо.
- Угу. Ты собираешься спать или будем до утра разговаривать? Я, в принципе, не против, а вот ты, кажется, засыпаешь. Кстати, кто такой этот Э. Бейн?
- Засыпаю, - Холмс покрутился, укладываясь поудобней. Его действительно поражало то, что Джон так спокойно, не обращая внимания ни на приличия, ни на пикантность ситуации, предложил ему помощь. – Ты действительно собираешься остаться? Не боишься, что миссис Хадсон что-нибудь не то подумает? Тебя ведь такие сплетни всегда бесили.
- Ещё рано, - Джон качнул головой; учитывая, что он лежал на спине, жест получился довольно забавным. – Если я сейчас уйду, тебе опять какая-нибудь гадость приснится. Меня бесят сплетни, но в данной ситуации это – наименьшее зло.
Неожиданно он тихо засмеялся.
- Надеюсь, что твоя раздолбанная нервная система придёт в норму достаточно быстро. Я не собираюсь навсегда переселиться в твою спальню. Вот тогда мировая общественность точно нас поженит. Да и вообще, у тебя кровать слишком мягкая, не переношу так лежать, а на стуле сидеть неудобно. Что?
Шерлок тревожно приподнялся на локте и мрачно сообщил:
- Я не заставлял тебя, если ты помнишь. Выметайся из моей кровати! Мне самому места мало, - и он обиженно пихнул друга локтем в бок, чуть было не столкнув того на пол. Джон тихо фыркнул и, отмахнувшись от сыщика, сообщил:
- Не майся дурью. Если я тебе мешаю на ТВОЕЙ кровати, - он ехидно выделил слово «твоей», - то я пересяду на ТВОЙ стул. А в следующий раз подсыплю тебе в кофе донормил, чтобы ты не крутился и не изображал из себя оскорбленную невинность.
Вздохнул и после короткой паузы, во время которой Шерлок лежал непривычно тихо, не понимая, как нужно реагировать, мечтательно проговорил:
- Я бы мог предложить тебе в качестве альтернативы завести кошку, но боюсь, бедное животное недолго выдержит тебя. И вообще, мучить животных нехорошо, нас "гринпис" по судам затаскает…
Шерлок очень долго молчал. Джон даже подумал, что он уже заснул  - благо дыхание у него было медленное и размеренное. Но сыщик заговорил вновь, на этот раз спокойно и даже как-то слегка сонно.
- Элеонора Бейн.
- Что?
- Элеонора Бейн. Владелица художественной галереи, в которой ты чуть не сгорел. Она задолжала сразу нескольким компаниям, причём задолжала по-крупному. В общем, она практически разорена.
- Подожди, подожди, ты хочешь сказать… - Джон даже приподнялся на локте, удивлённо распахнул глаза.
- Ну да. Знаешь, на какую сумму застрахована эта галерея? В общем, ты до стольки и считать не умеешь. Идеальная комбинация, неплохой план – она довольно умна. Взрыв был подготовлен заранее, сама она уже три дня в Венесуэле, и поэтому вне подозрения. Кроме того, при пожаре погибла её дочь, что тоже отводит от неё подозрения. И, если бы среди пострадавших не оказался ты, я бы тоже не начал расследование.
- Шерлок, о, Господи… Ты хочешь сказать, что она спланировала убийство собственной дочери?! Или это случайность?
Джон в шоке замотал головой, и Шерлок недовольно фыркнул, когда волосы соседа задели его по лицу. Где-то глубоко внутри кольнула досада. Он ведь только что переступил через себя, признавшись, что начал это расследование из-за страха и злости за раненого друга.  А Джон не заметил… Нечестно.
- Девушка была наследницей крупного состояния. Девушка, а не сама Элеонора, у которой с мужем были серьёзные конфликты незадолго до его смерти. Так что дамочка получает двойной куш сразу: страховку и наследство дочери. Всё логично. Джон?
Он тяжело вздохнув, правильно интерпретировав странное движение доктора – передёрнул плечами. На лице, конечно, брезгливость и жалость к погибшей девушке.
- Джон, не идеализируй людей. Люди в основном жадные, подлые и трусливые. И они не стоят твоих нервов.
- Господи, Шерлок! – Джон недовольно дёрнул губой, рывком сел. Шерлок только на долю секунды успел испугаться, что он сейчас уйдёт и опять оставит его одного. Один на один с его кошмарами и ощущением, что он опять не успел. Джон, пожалуйста, ты же…
А потом Джон дотянулся до одеяла Шерлока и раздраженно набросил его на соседа, укрыв его чуть ли не с головой.
- Спи давай, а? Мне только твоей мизантропической философии не хватало! Нет, нет, не говори больше ничего, пожалуйста! Я тоже спать хочу, и надеюсь, что этой ночью мне это всё-таки удастся, - он легонько прихлопнул его ладонью по губам – прямо поверх шерстяного одеяла – и, пока сосед возмущенно отфыркивался, улегся обратно и закрыл глаза.
В комнате наконец наступила тишина. В отличие от той, которая стерегла Шерлока каждую ночь, эта была какой-то очень теплой, спокойной. Он почувствовал, что начинает медленно уплывать, мысли сделались ленивыми и отрывочными, мир вокруг стал зыбким, не вполне реальным. Ещё не сон, но уже и не явь. Перед глазами мелькали обрывки образов, звуков, яркие картинки из прошлого. Тот момент, когда ещё не поздно отчаянно рвануться, почувствовав под сердцем подступающий ужас, вынырнуть из затягивающего водоворота кошмара. Тот момент, который он почти всегда упускает, парализованный паникой и осознанием собственного бессилия. Джон шевельнулся, закинув руку за голову и почти незаметно придвинувшись к детективу – теперь его локоть касался его виска, и даже такого невесомого касания было достаточно, чтобы…
- Джон…
- Что?
Тишина, размеренное дыхание. Покой.
- Спасибо.
***
За всё рано или поздно приходится платить. Болью – за возможность продолжиться в детях. Страхом – за право любить. Отчаянием – за готовность надеяться. И разве большая беда, что кто-то заплатил за жизни трёх своих друзей одиночеством и бессильным ужасом ночных кошмаров? Какое дело миру до двух людей, вот уже почти год делящих один кошмар на двоих?
Человек стискивает зубы, стараясь унять дрожь, успокоить судорожно мечущееся в груди сердце. Потом медленно, слегка неловко встаёт и выходит в коридор. Замирает на миг перед дверью, чувствуя себя на редкость глупо. Надо уйти. Надо найти в себе силы и вернуться в свою комнату. Сейчас. Ещё минуту…
Однако паника становится всё сильнее, затапливая, захлёстывая с головой, заставляя путаться мысли. И рука почти против воли хозяина осторожно надавливает на дверь.
За всё приходится платить.
Болью – за дружбу.
Страхом – за чужую жизнь.
Человек не жалеет о своём выборе. Никакая цена не была бы чрезмерной за три жизни, которые почему-то в какой-то момент стали залогом его собственного существования. Человек осторожно открывает дверь - и натыкается на взволнованный, немного расфокусированный после сна взгляд. Доктор несколько секунд смотрит на друга, потом, отчаянно зевая, садится на постели, морщинки на лице встревоженно углубляются. Хлопает ладонью по простыне рядом с собой.
- Садись, не стой босиком, простудишься.
Ночь робко заглядывает в окна. Она немало повидала за узкими рамами этого старинного дома. Видела тишину и запустение. Видела слёзы, смех, дрожание свечи над первым в жизни любовным письмом, видела первые робкие поцелуи влюблённых и застывшее лицо женщины, оплакивающей единственного ребёнка. Видела опаляющий огонь ночных кошмаров и не-жизнь человека, ночь за ночью не успевающего остановить у края пропасти единственного друга.
То, что происходило в маленькой спальне сейчас, было для ночи непонятно и непривычно.
Двое мужчин молча сидят на узкой кровати, соприкасаясь плечами. Высокий ежится от предутреннего холода, и хозяин комнаты, потянувшись через него, цепляет плед и набрасывает его на друга. Тот благодарно вздыхает и затихает, поджав под себя босые ноги и прикрыв глаза.
В старом доме стоит тишина. Не тяжёлая, напряжённая, говорящая о подступившей беде, а спокойная и умиротворённая.
Шерлок сидит, прислушиваясь к тихому спокойному дыханию Джона, и чувствует, как успокаивается лихорадочно колотящееся сердце и отступает липкий удушающий ужас. Облегчённо вздыхает, когда Джон накидывает на него свой плед, нагретый теплом его тела, и едва заметно улыбается, чувствуя, как тот, стараясь сделать движение незаметным, придвигается чуть ближе и прижимается плечом к плечу. И детектив наконец чувствует, как расслабляется где-то глубоко внутри тугой, отдающий холодом узел. Ровный, спокойный ритм сердца Джона отдаётся в теле, успокаивая, заставляя поверить, что кошмар действительно был всего лишь кошмаром. От плеча растекается тепло, и сыщик не смог бы сейчас сказать, вызвано ли оно только наличием «живой грелки» рядом. Верный Джон… Как всегда, не пытается навязать свою помощь, просто молча подставляет плечо, давая понять, что поддержит, не оставит одного.
Иногда готовность встать рядом важнее, чем самое горячее участие. Сейчас Шерлок понимает это как никогда ясно. И слова, так и не произнесённые с того, первого, дня – зачем они теперь? – невесомой паутиной дрожат в воздухе. <i>Ты слышишь, Шерлок? Я никогда не скажу этого вслух – но тебе придётся понять: я больше не брошу тебя одного. Какие бы ухищрения ты не придумал.</i>
Джон тревожно прислушивается к сбившемуся дыханию друга и с облегчением чувствует, как тот постепенно успокаивается. Невыносимо хочется прикоснуться к запястью этого консультирующего недоразумения, почувствовать под пальцами горячее биение пульса, избавиться наконец от извечного страха не ощутить ладонью ничего, кроме холодной тишины.
Нельзя. Не нужно. Больше не нужно. Сейчас, когда они сидят, прижавшись друг к другу, как замерзшие котята, Джон отчётливо слышит, как колотится сердце Шерлока. Тяжёлые глухие толчки отдаются, кажется, прямо в груди, если бы не они, Джон действительно мог бы поверить, что равнодушный к правилам приличия детектив просто заскучал.
Бешеное стаккато наконец замедляется, и Джон, чувствуя, как расслабляется Холмс, позволяет себе короткую улыбку. Только на секунду, пока Шерлок сидит, закрыв глаза.
Ещё несколько минут – и он начнет дремать. Тогда можно будет, нарочито хмурясь, вытолкать его из своей комнаты, напоказ бурча о бесцеремонных соседях и глупых сплетнях, и лечь. Кошмары сегодня больше не вернутся, Джон это знает. Их кошмар на двоих убивает их своей пустотой и безысходностью, но даже он не всесилен. Вдвоём они сильнее.
Дверь захлопывается за засыпающим Шерлоком, и доктор, наконец улыбнувшись не одними глазами, устало вытягивается на постели. Спокойной ночи, Шерлок. Теперь действительно, спокойной.
***
Если бы кто-то спросил Джона Уотсона, счастлив ли он, тот бы только закатил глаза и ничего не ответил. И спрашивающий, скорее всего, сочувствующе усмехнулся и поспешил бы уйти, чтобы не попасться на глаза опять чем-то раздражённому мистеру Шерлоку Холмсу и не оказаться объектом его проклятой наблюдательности. Доктора, конечно, жалко… Но, в конце-концов, он сам сделал выбор. Если у него не хватает решимости съехать от своего эксцентричного соседа, это ещё не означает, что и другие люди обязаны проявлять такое же неблагоразумие.
Если бы доктора Джона Хэмиша Уотсона спросили, счастлив ли он, он бы только усмехнулся. И никто не смог бы разглядеть едва заметной тени почти забытой боли на дне спокойных, доброжелательных глаз. Никому не под силу было разглядеть за опущенными в задумчивости ресницами чёрный камень, имя, которое не должно было, не имело права быть на нем написанным. Никто, кроме этого самого камня и одного лохматого гения не мог слышать просьбы, даже нет – мольбы, отчаянной надежды не чудо.
Счастлив ли он? Какой странный вопрос. Шерлок прав – люди так не наблюдательны…
Вряд ли кто-нибудь, кроме самых близких людей, смог бы понять, что доктор не променял бы ни одного дня рядом с вечно лезущим в неприятности Шерлоком на спокойствие и безопасность. Не важно, что порой Шерлока просто невозможно терпеть, а временами руки так и чешутся соприкоснуться с его физиономией в отнюдь не ласковом жесте. И разве такая уж большая беда, что сегодня (как и вчера, и завтра, скорее всего) Джону не удастся выспаться, потому что Шерлоку опять попалось сложное дело?
Разве что миссис Хадсон укоризненно покачает головой, войдя вечером в гостиную к своим «мальчикам» и обнаружив на диване клюющего носом Джона с ноутбуком на коленях, и спокойно спящего Шерлока, умостившегося на узком предмете мебели за спиной друга. Но тоже ничего не скажет, только улыбнется покровительственно на немного смущённую улыбку доктора, вскинувшего голову на звук её шагов, и осторожно выйдет из комнаты.
 За всё приходится платить. За возможность слышать, как бьется рядом сердце твоего лучшего друга, тоже.
И кто посмеет сказать, что цена непомерно высока?


Конец