Находчивый маляр

Иллюстрация: коллаж на основе рисунка Л.В.Владимирского


Марк Твен и Лаймен Фрэнк Баум жили в одно время. Сотворить кроссовер из самых известных произведений этих авторов сама судьба велела.

Предупреждение: все права принадлежат А. М. Волкову и М. Твену. В тексте присутствуют дословные выдержки из оригинальных произведений. Данный текст создан не с целью извлечения прибыли.               

Находчивый маляр
("Приключения Тома Сойера" – Марк Твен)


      Утро сияло. Деревья стояли в цвету и наполняли воздух ароматом. Всё вокруг радовалось, радость была на каждом лице, каждый двигался упруго и бодро.

      Том вышел на улицу с ведром краски и кистью в руках. Он окинул взглядом выстроившихся перед домом деревянных солдат, и радость его померкла. Тоска воцарилась в его свободной и противящейся любому принуждению душе. Десять здоровенных дуболомов, которых нужно не только выкрасить со всех сторон с ног до головы, но ещё и сделать это аккуратно… Титанический, невыполнимый труд! Жизнь показалась Тому каторгой, существование – адской мукой.

      Со вздохом обмакнул он кисть в краску и провёл ею по груди первого дуболома. Как ничтожна была эта полоска по сравнению с огромным пространством некрашеного дерева! В отчаянии Том опустился на землю.

      Дуболомы тупо таращились перед собой, и только первый тщетно пытался скосить стеклянные глаза, чтобы рассмотреть жёлтый мазок на своей полированной груди.

      Том испустил горестный вздох. Если бы эту работу поручила ему тётя Гинги, он бы уже давно сбежал на берег реки – и пропади они пропадом все эти краски и кисти! Тётушка после того памятного урагана, когда она упала и крепко приложилась головой о комод, частенько жаловалась на память и забывала иногда самые простые вещи. Том бессовестно пользовался этим, и не единожды ему удавалось избегать заслуженного наказания за шалости.

      Но с дядей Урфином проделать такое нечего было и думать.

      – Том, – строго сказал дядя, равномерно снимая рубанком стружку с очередной заготовки. – Кроме тебя эту работу сделать некому. Я крепко рассчитываю на твоё трудолюбие.

      Это значило, что отвертеться не получится. Это значило, что сегодняшний день потерян и пройдёт впустую. Это было ужасно и несправедливо.

      Из ворот дома напротив выбежал Ким. В руке у него было ведро. Он что-то напевал и был в самом прекрасном расположении духа.

      Ходить за водой Том всегда считал неприятным занятием, но тут он вспомнил, что у колодца всегда собирается много народу: взрослые обсуждают новости, сплетничают, болтают; мальчишки и девчонки ведут меновую торговлю, ссорятся, дерутся, балуются… Это было всяко лучше унылой работы по покраске дуболомов.

      – Слушай-ка, Ким, – сказал Том, – хочешь, покрась тут немного вот этих деревянных болванов, а я за водой сбегаю.

      Дуболомы дружно повернули головы и уставились на Кима. Ким покачал головой:

      – Нет, Том, я лучше пойду за водой.

      – Если захочешь, я покажу тебе шрам на спине, который оставили мне ожившие рога.

      Ким презрительно выпятил губу и ускакал к колодцу. Старый шрам его не заинтересовал, тем более что он уже не раз им любовался.

      Никто из мальчишек не станет работать за нищенскую плату, понял Том, и это наполнило его душу печалью. И вдруг в эту чёрную минуту на него снизошло вдохновение, его посетила воистину блестящая идея. Он взял кисть, подошёл к дуболому и принялся за работу. Вот вдали показался Бен Кокус, тот самый мальчишка, насмешек которого Том боялся больше всего. Бен изображал попавшего под дождь Железного Дровосека. Бедный Дровосек припадал сразу на обе ноги, голова у него смотрела вбок, он издавал жуткие скрипы: "хр-рр, вж-жж, др-рр". Подойдя поближе, он с протяжным стоном замер с поднятой правой ногой.

      Том продолжал работать, не обращая на заржавевшего Дровосека никакого внимания. Бен уставился на него и сказал:

      – Ага, попался!

      Том не отвечал. Он сделал последний мазок, откинулся назад, оценивая его глазами художника, полюбовался, затем ещё раз провёл кистью, устраняя ему одному видимую неточность.

      – Что, брат жевун, заставляют работать? – спросил Бен, подступая с другой стороны.

      Том оглянулся на него:

      – А, это ты. Я и не заметил.

      – Я иду купаться, – сказал Бен. – Но ты-то, конечно, со мной не пойдёшь. Тебе работать надо.

      – Что ты называешь работой? – удивился Том. – Вот это? Какая же тут работа. Это… Это, Бен, ответственное дело. Вот тебе, могу побиться об заклад, в жизни никто не позволит дуболомов раскрашивать.

      Кисть продолжала вдохновенно гулять по плечам деревянного солдата.

      Бен сглотнул. Дело представилось в новом свете. Он заискивающе предложил:

      – Слушай, Том, дай и мне покрасить немножко. Хотя бы вот эту руку.

      Том задумался, но потом тряхнул головой:

      – Нет, не выйдет. Дядя Урфин сказал, что краска должна лежать ровно. А это не у каждого получится. Вряд ли ты справишься. Здесь нужно меру знать.

      – Никогда бы не подумал. Слушай, Том, дай мне попробовать… Ну, хоть немножко. Я бы на твоём месте дал бы. А, Том?

      – Ну, даже и не знаю… Попробуй… Хотя…  Нет, даже и не проси.

      – Я тебе за это светящийся шарик из шерсти шестилапого дам.

      Шарик был довольно старый и уже почти не светился, но дело было, разумеется, вовсе не в шарике. Том вручил Бену кисть с видимой неохотой, однако с явным восторгом в душе. И пока бывший Дровосек трудился и потел вокруг второго дуболома, Том лежал на травке в прохладной тени и расставлял сети для других простаков. В простаках отбоя не было: мальчишки то и дело подходили к нему позубоскалить, и оставались красить. К тому времени, когда Бен Кокус уже выбился из сил, Том продал очередь Лину Бакеру за пару лягушек, а когда Лин устал, его сменил Вик Викис, внеся плату почти настоящим клыком саблезубого тигра, – и так далее, и так далее, до самого обеда.

      Дядя Урфин выглянув за ворота, ничего не сказал, только удивлённо сдвинул брови и покачал головой. Дело двигалось, дуболомы сверкали свежей краской, Том распоряжался с видом заправского капрала. Придраться было не к чему.

      К полудню Том из жалкого бедняка, каким он был утром, превратился в сказочного богача, утопающего в роскоши. Кроме вышеупомянутых вещей у него оказались десять стеклянных пуговиц, семь негодных серебряных бубенчиков, одна старая шляпа без полей, половинка людоедской кастрюли, обрывок змеиной шкуры, золотой ключ, с которого давно слезло всё золото, разноцветное перо попугая, старый башмак на верёвочке, чтобы его крутить, и настоящие очки из Изумрудного города с одним треснувшим стеклом. О великом множестве вкусных и съедобных вещей, вроде сладких пастилок и пирожков с фруктовой начинкой мы не будем даже и упоминать, поскольку почти все они уже благополучно уместились у Тома в желудке.

      Том приятно и весело провел время в большой компании, ничего не делая, а все десять дуболомов выкрашены в жёлтый цвет уже по третьему разу! Если бы краска не кончилась, он разорил бы всех мальчишек Когиды.

      Глядя на результаты своей деятельности, Том оказал себе, что, в сущности, жизнь довольно приятная штука. Сам того не ведая, он открыл великий закон, управляющий поступками людей, а именно: для того чтобы человек или мальчик страстно захотел обладать какой-нибудь вещью, пусть эта вещь достанется ему возможно труднее.

      Некоторое время Том не двигался с места; он размышлял над той существенной переменой, какая произошла в его жизни, а потом приказал дуболомам оставаться на месте и направил свои стопы в главный штаб – рапортовать об окончании работы.

      Он успел как раз к обеду. Тётя Гинги и дядя Урфин уже садились за стол.

      – А теперь мне можно пойти поиграть? – спросил Том.

      – Как, ты уже всё сделал?

      – Да, все дуболомы покрашены и сохнут на солнце.

      – Если бы я не видел своими глазами, как ты этого добился, я бы тебе не поверил, – усмехнулся дядя Урфин. – Ну, так и быть, ты можешь быть свободен до ужина.

      – Дядя, а для чего тебе столько дуболомов? – Том решился задать давно волновавший его вопрос.

      – Не приставай к дяде с глупостями, Том, – тут же прикрикнула тётя, но дядя положил руку ей на плечо:

      – Это вовсе не глупости, дорогая. Ты понимаешь, Том, я ведь не собираюсь всю свою жизнь сидеть сиднем на одном месте, сколачивая столы и табуреты для соседей. У меня грандиозные планы, я хочу, чтобы у тёти Гинги была обеспеченная старость, а у тебя счастливое будущее… Вот скажи, ты хотел бы побывать в Изумрудном городе? Хотел бы посмотреть на Страшилу Мудрого, поговорить с длиннобородым солдатом?.. Посидеть на кресле губернатора, наконец? Хотел бы?

      Том даже подпрыгнул после такого вопроса. Хотел ли бы он? Ха! Да он готов был отдать все свои с таким трудом заработанные сокровища за одну только возможность взглянуть на знаменитый Изумрудный город хотя бы издали!

      – Вот, – наставительно сказал дядя. – Для этого мне и нужны дуболомы. Каким образом они нам в этом помогут… я объясню чуть позже. Тебе понравится, я обещаю. А пока… За хороший труд полагается достойное вознаграждение. Что ты хотел бы получить?

      "У меня уже всё есть" чуть было не ляпнул Том, но вовремя спохватился и сказал как можно более равнодушно:

      – Ну, я даже не знаю… Может быть немного живительного порошка.

      – Для чего тебе порошок? – удивился дядя. – Он ведь пригоден только для того, чтобы оживлять дуболомов. Или ты опять хочешь просыпать его на какие-нибудь рога?

      Он засмеялся, тётя Гинги поджала губы, а Том невольно дотронулся до одного места, которое не так давно крепко пострадало от внезапно взбесившихся рогов.

      – Нет, – сказал Том. – Я думаю оживить парочку своих игрушечных солдатиков.

      – Понятно, – сказал дядя Урфин. – Для тренировки. Ну, иди, можешь отсыпать немного. Только гляди, осторожнее. И учти, я позволяю тебе это только потому, что ты очень помог мне в борьбе с сорняками.

      – Спасибо, дядя! – обрадовался Том и уже собрался выскочить на улицу, но его остановил строгий голос тёти Гинги:

      – Том, а ты разве не собираешься обедать? Ты ведь с утра ничего не ел.

      – Тётя, я сыт, – отмахнулся Том. После пирожков и пастилок он на еду не мог смотреть без отвращения.

      На самом деле, разумеется, он вовсе не намерен был оживлять своих солдатиков. Ему вполне хватало живых дуболомов, от которых и так уже было не протолкнуться в их не слишком просторном дворе. У Тома имелся давний враг, которому он собирался отомстить страшной местью. И теперь у него такая возможность появилась. Врагом являлся директор школы Доб Бинус, от которого Тому нередко доставалось на орехи, и крепкая рука которого, вооружённая пучком упругих розг, регулярно напоминала Тому, что в мальчишеском организме есть места, сидеть на которых после наказания бывает довольно неприятно. Последняя экзекуция, случившаяся два дня назад, по твёрдому убеждению Тома была чрезмерно суровой и абсолютно незаслуженной. Ведь змею, которую Том принёс в сумке на урок, выпустил вовсе не он, а Бен Кокус. Но директор сразу решил, что виноват именно Том, и розги долго пели над бедолагой победную песнь. За обиду следовало отомстить.

      Том пробрался через дыру в заборе прямо к дому, в котором жил директор. План у Тома был прост и гениален: он собирался оживить стоявшие в директорском дворе деревянные козлы для пилки дров. По его задумке здоровенные козлы должны были устроить в хозяйстве директора знатный переполох.

      К несчастью, удача сегодня была не на стороне мстителя. Едва только Том успел развернуть кулёк с порошком, как дверь вдруг распахнулась, и на крыльцо вышел сам Доб Бинус. Описать выражение его лица автор – при всей его искушённости – не берётся. Если вам доводилось когда-либо видеть человека, обнаружившего вдруг в своём пудинге дохлую лягушку, то вы можете себе представить едва ли сотую долю того удивления, которое исказило директорские черты.

      Попался! Сломя голову Том метнулся к забору, налетел по пути на огородное пугало, опрокинул его на землю и упал сам. Ужом проскользнув под досками забора, он скатился в лопухи и затаился, тщетно пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Пронзительный голос разъярённого Доба Бинуса долетал до небес и возвращался на землю, словно глас божий. У Тома появилась твёрдая уверенность, что в ближайшее же время ему предстоит очередная встреча с ненавистными розгами. Жизнь вновь повернулась к нему чёрной изнанкой.

      Некоторое время спустя наступила блаженная тишина. Директор исчерпал запас ругательств и вернулся в дом. Том тоже решил выбираться из лопухов.

      Неожиданно кто-то тронул его за плечо. Том вскрикнул и повернулся. Он решил, что директор выследил его и теперь пытается схватить.

      Рядом с ним в лопухах затаилось огородное пугало. То самое, которое он, удирая, повалил на землю. Теперь это пугало смотрело на него нарисованными углём глазами и глупо улыбалось.

      – Хозяин, – сказало пугало хриплым голосом. – А что мы теперь будем делать?

      – Ты кто? – спросил Том, приходя в себя.

      – Не знаю, – призналось пугало. – Ты высыпал на меня о-жи-ви-тель-ный порошок, и теперь я тоже стал живым.

      Том припомнил, что он действительно выронил кулёк с порошком во время своего заполошного бегства.

      Пугало выглядело очень живописно. Голова его была сделана из холщового мешка, на котором кто-то – вряд ли это был сам директор – начертил углём большие глаза и ухмыляющийся кривой рот. Голову венчала изрядно попорченная мышами соломенная шляпа. Выцветший кафтан зиял дырами. Из-под широких штанов торчали два правых сапога, каждый из которых настойчиво просил каши.

      Том хмыкнул. Пугало ему понравилось. Пусть шутка с козлами не удалась, но порошок всё же не пропал впустую.

      – Как тебя зовут? – спросил он.

      – Никак, – с готовностью откликнулось пугало.

      – Нет, так не годится, – возразил Том. – У меня есть на примете одно очень хорошее имя. Я буду называть тебя Гек. Так звали одного знакомого двоюродного брата Вика Викиса, про которого думали, что он утонул в Большой реке, а потом оказалось, что его съел людоед. Это подходящее для пугала имя.

      – Слишком коротко, – заупрямилось пугало, тряся головой так, что при этом во все стороны полетела солома. – Мне по душе длинные имена. Пусть отныне все называют меня Гек-ли-бер-ри-фин.

      Том повторил про себя это странное имя и согласился, что оно звучит достаточно солидно.

      – У тёти Гинги когда-то был филин, которого звали очень похоже, – сказал он. – Кари-то-ли-фила… фини… финт.

      – А куда мы от-пра-вим-ся, хозяин? – поинтересовалось пугало.

      Том вздохнул. Он вспомнил о неминуемом наказании. Он понял, что идти завтра в школу ему совсем не хочется.

      – Как ты смотришь на то, чтобы нам вдвоём отправиться в Изумрудный город? Там в губернаторах тоже ожившее чучело. Тебе, наверное, интересно будет с ним поболтать о жизни. И ещё говорят, что там вовсе нет никаких школ. В общем, мечта любого настоящего мальчишки.

      – Я согласен, – сказал Геклиберифин. – А как туда попасть?

      – Очень просто, – пояснил Том. – По дороге из жёлтого кирпича.

      Если бы Геклиберифин умел дышать, он бы вздохнул, но так как он был не совсем настоящим человеком, он просто покачал головой и сказал:

      – Я очень хочу попасть в Изумрудный город, но боюсь, что я до него не дойду. Когда я упал с шеста, в моей голове появилась прореха, и скоро из неё высыплется вся солома. А без головы я ходить не умею.

      – Это не беда, – успокоил его Том. – Прореху мы скрепим булавкой… У меня как раз в кармане имеется подходящая булавка. А вместо выпавшей соломы мы тебе засунем в голову такие превосходные мозги, каких даже у Страшилы Мудрого отродясь не бывало.

      И когда некоторое время спустя два беззаботных путника бодро шагали по жёлтым кирпичам, голова Геклиберифина самым настоящим образом распухала от переполнявших её неожиданных идей, потрясающих замыслов, и удивительнейших фантазий, поскольку она была заполнена лучшими на свете мозгами, состоящими из самых важных и самых ценных мальчишеских сокровищ. Всё то, что Том заработал утром при покраске дуболомов, прекрасным образом уместилось в голове его нового друга.

      Жизнь опять была прекрасна, все неприятности и огорчения остались позади… Хотелось верить, что навсегда. Постылая школа, зубрёжка и розги, свирепый директор, – нет, друзья, не для этого мы рождены, не для этого. Дядя Урфин абсолютно прав, надо непременно стремиться к чему-то большему.

      Тем же вечером тётушка Гинги тщетно пыталась позвать племянника на ужин:

      Том!

      Нет ответа.

      – Том!

      Нет ответа.

      – Куда же он запропастился, этот мальчишка?.. Том! Ну, попадись только! Я тебя…

      Старушка спустила очки на кончик носа и оглядела комнату поверх очков; потом вздернула очки на лоб и глянула из-под них. На сей раз её усилия принесли плоды: она обнаружила на столе записку. Рукой Тома там было написано:

      "Не волнуйтесь. Ушёл с Геком в Изумрудный город. Дядя, приходи скорее, будем ждать. Том".