Цена вопроса. Глава 22. Ярко-красная

Тупая боль, глухими ударами чередуясь с тягучим звоном, вклинивалась в мозг. Холод, ужас, темнота и снова протяжный звон-боль!
Марине показалось, что она все же забылась сном, если это состояние, которое не принесло ни облегчения, ни отдыха измученному организму, можно было так назвать. Занемевшими пальцами нащупала повязку на глазах, плотную, нещадно давящую, и попыталась избавиться от нее. Вместе со снимаемой повязкой, причиняя новые страдания, выдергивались запутавшиеся в ней волосинки, но, не обращая внимания на боль, она наконец-то освободилась от надоевшего куска ткани.
Первое, что увидела, был слабый дневной свет, едва пробивающийся сквозь плотную штору. Глаза медленно привыкали, а звон становился все настырней и реальней. В дверь яростно застучали. Сколько же она так просидела, и где Дени?
Он спал тут же, безмятежно разметавшись по кровати, щеки по-мальчишески разрумянились, рот приоткрылся в ровном невинном дыхании.
«Звереныш, - промелькнуло в голове, - красивый несчастный звереныш».
Жалость, ненависть и страх причудливо переплетались в душе. Терзаемая противоречиями, Марина уже не могла понять, какое из этих чувств окажется в тот или иной момент сильней на весах обстоятельств. Еще один настойчивый звонок врезался в уши.
«Господи! Это же Сергей! – ее осенило, - помощь!»
Только бы успеть, пока мальчишка спит! Успеть! Марина рванулась в сторону прихожей.
Дени внезапно сел.
- Сколько время? – он мутно посмотрел на Марину. Страх ударил в ноги, парализовав на мгновение ее всю. Марина замерла. Звонок затих. В оглушительной тишине таял последний шанс.
- Часы на стене, - одними губами ответила она, и словно получив команду, резко метнулась к входной двери.
- Стой! – реакция была мгновенной.
Выспавшийся быстрый и гибкий как кошка, он одним прыжком уже в прихожей настиг ее.
Поддавшись внезапно охотничьему инстинкту зверя, загнавшего жертву в угол, и в сладостном предвкушении ее агонии, он крепко, до хруста костей стиснул добычу в накачанных мускулистых руках.
- Ты что задумала, женщина?
Пронзенная отчаянием, она хотела было закричать, но тут же обмякла, когда он, словно предугадывая движения, мысли, стремительно развернул ее к себе и впился в губы неистово страстным пожирающим поцелуем. Жертва, и без того находящаяся на грани помешательства, с иступленным безумством поддалась, ответила на этот первобытный призыв. Распятая между грохочущей дверью и своим вездесущим тираном, она, теряя связь с реальностью, чувствовала только, как мощными адреналиновыми атаками сотрясается в бешеной лихорадке тело, и проваливалась.
Все опрокинулось, исказилось в сознании… Страх и тревога теперь исходили от громыхающей двери, а головокружительная игра со смертью, всепоглощающая власть мучителя, опасного и непредсказуемого, становилась не просто захватывающей, но и единственно желанной. Не отдавая себе отчета, она все неистовей искала спасение в нем, своем палаче, рьяно растворяясь в мощной энергетике его сильного молодого тела. Миллионы электрических зарядов взорвались внутри, растекаясь блаженным покалыванием, и доведенная практически до предсмертной агонии, в наивысшей точке слияния ада и рая она умерла. Умерла и воскресла. Воскресла, чтобы жить с удвоенной… силой.
- Бешеная! - Дени пытался привести ее в чувства, похлопывая все сильней по щекам. Марина чувственно застонала, губы жарко раскрылись ему навстречу, но правила игры изменились.
Словно дразня свою жертву, играя с ней, Дени, не выпуская ее ни на секунду из поля зрения, резко отстранился.
- Скажи, чтоб уходили, быстро, - ситуацию он держал под контролем и видел, что женщина полностью в его власти.
Судорожно глотнув раз, другой, Марина заговорчески, но вполне рассудительно ответила:
- Сергей не уйдет. Он поймет, что что-то не так.
- Придумай.
Какая-то частичка здравого смысла еще стучалась в мозгу, била тревогу, кричала, что надо позвать на помощь, что от этого красивого юного чудовища исходит смертельная угроза. Только это было уже выше ее сил. Примитивная слезливая бабья жалость изливалась из каждой ее клеточки, и эта жалость побеждала все остальное, загоняя в угол и рассудительность, и даже страх.
- Кто? – спросила, как можно естественней. Дени отметил, что Марина, несмотря ни на что владеет собой. Подобие уважения промелькнуло в душе, но он тут же одернул себя. В его представлении уважать можно было только одну женщину - мать.
- Марина Валентиновна, с Вами все в порядке? Сергей Иванович прислал помочь, если что.
- Да. Я же сказала ему, лягу спать.
Марина не смогла скрыть разочарование.
Сергей даже не удосужился приехать сам, прислав посторонних людей. Все та же чванливость олигарха? А сколько времени жизни потрачено на него. Ну что он ей дал кроме работы, квартиры и машины? Вспомнить нечего. Даже в постель она в последнее время укладывала его хитростью и предприимчивостью.
Непрошено блеснула слеза.
- Знаешь, ты потрясная, - вдруг вполне серьезно и миролюбиво сказал Дени, - хочешь, сделаю тебя своей наложницей? Заберу в Москву.
- Это как? – она опасливо взглянула на него сквозь слезы.
- Просто. Будешь спать со мной за деньги и для отвода глаз работать в моей турфирме.
- Я не проститутка, - как-то кисло возразила Марина, - я замуж хочу, ребенка.
- Нет, детей я с женой заведу. Беременеть не советую, сейчас разные средства есть. Позаботишься сама.
- А если я уже? – она прислушалась не то к себе, не то к шорохам за дверью.
- Не вздумай оставить. Насколько я знаю, русским аборты разрешены.
- Почему ты такой жестокий? Разве тебе было плохо со мной?
- Хорошо, иначе бы не звал с собой. Но семья и любовница для меня - две разные вещи.
Укол ревности ядовитым жалом пронзил насквозь. Ненавистная девчонка снова стеной стояла между ней и мужчиной. Забыв об осторожности, Марина затронула больную тему:
- А если тебе все равно не достанется Софи?
- Что значит, не достанется? – насторожился он, - ты сама говорила, что она еще не сказала своего слова.
- Говори, - он тут же страшно изменился в лице, - что ты не договариваешь?
Лицо Дени странно задергалось выступившими желваками, глаза вспыхнули нездоровым огнем, до хруста сжались кулаки:
- Убью! Убью любого! Поняла?
И Марина, словно сам нечистый потянул ее за язык, неожиданно спросила:
- Даже отца?
- Любого! Я же сказал! Лю-бо-го! – безумная ярость, необузданная ревность сверкали в его глазах, оттесняя страх в дальний угол. Если бы только он понимал, какую кровопролитную неправедную войну он призывал в свое сердце!
В желудке громко заурчало, как свидетельство того, что Марина все-таки живая и к тому же голодная. Это было как нельзя кстати.
- Может, пообедаем?
Он посмотрел на нее даже с некоторой долей здорового удивления. Как она вообще может сейчас думать о какой-то там еде?
- Надо ехать. Я должен успеть!
Она наблюдала, как торопливо застегивает он рубашку, заправляет ее в брюки, не может попасть в дырочку на ремне. Затаилась.
Пусть едет! Хоть бы не передумал. Голод с мощностью первобытного инстинкта заглушал все остальное.
Дени остановился в раздумье. Оставлять Марину без присмотра было опасно. Она все еще могла предупредить Горюнова, поднять шум.
- Поедешь со мной.
- А если не поеду, убьешь? – голод перерастал в нормальную хорошую злость.
- Хуже. В Чечню отправлю, в бордель. Мы же договорились, что будешь слушаться.
Через пятнадцать минут, подгоняемая Дени, запивая холодной водой из чайника вчерашнюю булку, одетая на скорую руку, Марина доставала ключи от своей тойоты.

Тихая приятная музыка, удобное расслабляющее кресло и уединение располагали к отдыху. Полет проходил штатно, и после бессонной ночи Микаил, так и не дозвонившись до Дени и устав от изматывающей неизвестности, не заметил, как задремал. Сомнения между тем ни на секунду не оставляя его, все настырней царапались в сердце, всверливались в заторможенный сном мозг. Не слишком ли поспешные шаги он предпринял, не погорячился ли с немедленным задержанием Горюнова? С одной стороны Сергей знал, где искать Дени, но с другой Горюнов сам не оставил ему выбора, угрожая шумихой. Вот козел!
То, что на самом деле причина была в Софи, и Сергея он устранил в первую очередь для того, чтобы получить доступ к его дочери, он почему-то сейчас не хотел себе признаться. Суеверные опасения, что она каким-то образом ускользнет от него, растворится, как в сегодняшнем ночном кошмаре, делали его сдержанней даже в мыслях. На смену необузданной, всепожирающей, сводящей с ума страсти временами приходили почти отеческие чувства. Парадоксально, но он готов был даже заменить девочке отца. Стать для нее тем, кем она только пожелает его видеть, но единственным и главным мужчиной. Тело наполнилось сладкой истомой, стало вязким, тяжелым.
- Идем на посадку, - голос пилота вернул Микаила в реальность, настроил на деловую волну.
В Питере ему не только надо было найти Дени, съездить к своим, но и, самое главное, накопать на Горюнова компромат, который должен был потянуть на серьезную статью, не менее десяти лет. Крючевский был предупрежден и ждал в офисе с подготовленными документами.
Автомобиль, присланный им же, ожидал у выхода из аэропорта. Водитель из своих, проверенных, молчаливый услужливый Саид приветливо раскланялся, распахивая перед Микаилом заднюю дверцу Ауди. Два охранника сели, как и полагалось по инструкции, один спереди, другой сзади, рядом с Микаилом.
Осталось решить, куда он поедет в первую очередь. Саид, весь превратившись в слух, терпеливо ждал распоряжения.
Осознание того, что он вот сейчас, в этот самый момент уже находится в Питере, заставило сердце Микаила застучать часто, неровно. Изголодавшееся, изболевшееся, оно словно взбешенный маятник стучало: «К ней!». В этом не было ни капли здравого смысла, но без нее смысла не было ни в чем.
- На Потемкинскую, - судорожно сглотнул он.

Голод немного отступил, но злость небывалая неутоленная продолжала крутить желудок, и Марина никак не могла понять, кто же больше всего так раздражал ее в этот момент. Сергей, который, подставив ее, даже не подумал приехать сам, Дени, отводивший ей роль наложницы в своей жизни, или Софи, которая одним своим существованием перечеркивала все ее планы. Злость трансформировалась в прилив энергии, с утроенной скоростью, возвращая деловую активность. Уверенным нажатием на брелок Марина открыла машину. Села за руль. И, так привычно, как всегда с ней происходило, стоило только коснуться руля, почувствовала себя хозяйкой положения. Внезапно она осознала, что именно сейчас, в этот самый момент не он, а она владеет ситуацией. И, в принципе, может отвезти мальчишку куда угодно, хоть в милицию!
«Значит, видишь меня дамой полусвета? Содержанкой! Наложницей! – Возмущение клокотало в горле, - Я светская львица! А ты негодник! Мерзкий звереныш!»
Она не удержалась и с вызовом посмотрела на него.
«А как я тебе в роли жены Горюнова?». – Кричали ее глаза. Теперь она решила во что бы то ни стало, на зло, выйти замуж за Сергея и доказать! Доказать!
Но Дени, похоже, и вовсе о ней забыл. Снедаемый своими сомнениями он, погрузившись на переднее сидение автомобиля рядом с ней, отрешенным мрачным взглядом уперся в автомобильную иконку Николая Угодника.
Жалость снова оттеснила все другие чувства, так вовремя сделав свой предательский ход. Шах и мат! И Марине уже хотелось погладить его по щеке, прикоснуться губами, но из мальчишки словно топорщились почти осязаемые колючки, и она не решилась.
Нет! Надо думать о себе. Что еще взбредет в его безумную голову? Но ехать в милицию, зная высокие связи его отца, было еще большим безумием с ее стороны. И, пожалуй, только Сергей сможет помочь. Да нет же! Он просто обязан помочь, ведь именно из-за него она оказалась в столь плачевной ситуаций. И жениться он теперь просто обязан!
- Вези на Потемкинскую, - услышала она и вздрогнула. Мысли их встретились в одной исходной точке. Да, собственно, она могла и догадаться о его намерениях. Что ж, ей это только на руку. Автомобиль рванул с места.
С иконы на них печально смотрел Святой Николай Угодник.

Микаил, внезапно оробевший, стоял перед дверью дома Горюнова, понятие времени исчезло, и он не знал, прошла ли минута или час, или только один миг. Он изо всех сил пытался унять подпрыгивающее и клокочущее в горле сердце. Вероятность того, что он вот-вот уже совсем скоро сможет сжать в объятиях нежный вожделенный лепесток и уже никуда не отпустить, мучительно сладостно распирала мозг. Пальцы то и дело поглаживали кнопку домофона, не решаясь нажать. И он даже не понял сам, когда это произошло.
- Але. Надо-то кого? – Совершенно серый будничный женский голос вывел из сладкого забвения.
- Позовите, пожалуйста, Софи. – Произнесенное вслух ее имя, такое реально-желанное, колокольчиком, услаждающим слух, повисло в воздухе.
- Не могу, - женщина, похоже, усиленно что-то соображала, - дома нет, а где, не знаю.
- А давно вышла? – На лбу выступила испарина и одновременно появилась слабость в ногах. Неужели, он что-то не просчитал?
- А вы кто? – вопросом на вопрос ответила она.
- Это Ажаев. Микаил. Я друг Сергея Ивановича, - старался как можно убедительней говорить он.
Ни дать, ни взять - «волк в овечьей шкуре».
- Он просил передать для Софи кое-какие бумаги.
- Ааа! – что-то там уяснив для себя, женщина неожиданно сказала, - а я Люся. Домработница, стало быть. А вы не ждите, ступайте домой. Пустое это.
Домофон отключился. Крепкое словцо невольно сорвалось с языка. Микаил тут же устыдился, представив почему-то, что его могла услышать девочка. Промозглость и сырость непогоды усугубляли и без того безрадостное настроение. Неуловимый желанный образ растворялся в сером холодном осеннем полдне. И где-то в этом мрачном суровом городе была она – его Софи. Но где? Воображение рисовало ее тонкие трепетные пальчики, сиротливо стывшие на ветру. Сиротливо… И только он один в целом мире мог спасти и обогреть их. Эта нерастраченная любовь требовала выхода, сжигала, терзала, убивала. Но она же, воскрешая, заставляла жить и давала для этого силы. И он снова нажал на кнопку домофона.
- Але. Кого надо? – Настороженно спросила Люся.
- Это снова я, - он нервно отключил заверещавшую было трубку. – Люся, я с дороги, можно я подожду хозяев в доме.
- Не можно. Сергей Иванович не давал такого распоряжения, - и она невежливо отключилась.
- Черт! Старая поварешка! – Заорал он что есть силы в равнодушно молчащий домофон.
«Из-под земли достану! Украду! Убью за нее!»
Скрип тормозов отвлек, и в это время снова ожил мобильный. Краем глаза он успел заметить, что машина взбесившегося ярко-красного цвета рванула с места.
«Чайники, блин! Накупили прав!» - мелькнуло с раздражением.
- Ктоо? – заорал он в трубку, - адвокат? Какой еще к черту адвокат! – злость наотмашь хлестала по щекам невидимого собеседника. - Ничего я забирать не собираюсь, и никаких мировых не будет! – он отключился.
Этот адвокатишка, кого он возомнил из себя? Мировую? Под залог еще наверняка попытается освободить.
Микаил с удовлетворением подумал, что у него отработаны все варианты на любой случай. Осталось сфабриковать обвинение, но это там Крючевский уже расстарался. Нужно только обсудить детали.
«Сгною!» - мысли топорщились в разные стороны, не желая принимать никакого направления.

- А как я верну платок? – Софи разглядывала свою лодыжку, туго стянутую поверх сапожка кусочком материи в голубую клеточку. Боль сжалилась, стала мягче, глуше, и девушка осторожно попыталась встать на ногу. Ею овладело какое-то незнакомое чувство скованности, и Софи с ужасом понимала, что говорит невпопад, примитивно, так, будто это и вовсе не она. Еще эта нога… и чем больше ей хотелось выглядеть в глазах Виталия значимой, тем более жалкой она выглядела в собственных глазах.
- Будет повод встретиться, - с легкой грустинкой пошутил Виталий и с готовностью подставил ей локоть, - ну пойдем, тебя, наверное, заждались.
Ласточкой встрепенулось сердце. Это же Бен-Гурион! Она в Израиле! И там, в соседнем зале, ее встречает мама!
Мокрые прохладные мамины щеки, на лице намокший, непослушно выбившийся локон. Мама! Она плачет…. Как же рвется сердце! Мама и папа… почему?
- Мамочка, мамочка… - такое пушистое слово, всегда желанное и далекое, уютное, вкусное, пахнущее экзотическими фруктами и конфетами. Оно, прогретое чужим южным солнцем, все равно только ее, родное.
- Софочка, доченька, ну, будет-будет, не плачь, родная моя, – мягкие невесомые ладошки, как легкие перышки, бесконечно нежно скользили по волосам, плечам.
- Здравствуй, мамочка!
- Здравствуй, родненький! – она слегка отстранилась, подталкивая вперед смуглую большеглазую девушку-худышку, - это твоя сестра.
- Лея, - представилась та.
Глаза-вишни, совсем как у мамы, с любопытством уставились на Софи. Софи тоже в свою очередь с немалым удивлением и восторгом рассматривала новую родственницу.
Лея походила на коллекционную куклу, изваянную художником в минуту наивысшего вдохновения и восторга. Туго стянутые на затылке шикарные длинные прямые волосы отливали живым ярким каштановым блеском, открывая миру нежный овал лица с сияющей гладкой кожей. Слегка крупноватый нос совсем не портил ее, придавая шарм всему лицу, подчеркивая индивидуальность. Красиво, тонко очерченный рот напоминал два лепестка южного сочного цветка на загорелой коже.
Почему мама не говорила никогда ей о сестре? Почему? Сколько еще нераскрытых тайн в ее жизни?
Завороженная, Софи протянула руку:
- Софи.
И почувствовала, как Лея крепко, по-родственному тепло и нежно, обняла ее, обдав запахом юности, счастья, свежести, мармелада.
- Сколько тебе лет? – спросила Софи и тут же увидела, что смутила сестренку. Та заморгала, словно силясь понять.
- Софочка, Лея не говорит по-русски. Немного понимает, но не говорит.
- Но почему? Вы совсем не говорите здесь по-русски?
- К сожалению, русский тут не в почете, - замялась она, и, спохватившись, обрадованно сообщила, - зато Лея хорошо знает английский, так что вы поймете друг друга.
Виталий, став невольным свидетелем трогательной встречи, почувствовал себя неловко и немного одиноко. Что-то старое забытое больно шевельнулось, но, подавив в себе это непрошенное, он снова невольно засмотрелся на женщин.
- Ох, Виталий! – внезапно София вспомнила о нем.
- Мамочка, познакомься, это Виталий! – и повторила, словно нежно сыграла до-ре-ми, - Ви-та-лий!

Анна никуда не спешила, поэтому решила пройтись по Староневскому до метро Площадь Восстания пешком. Так непривычно безо всяких забот в разгар рабочего дня идти по городу. Но, как ни странно, толпы праздношатающихся и куда-то спешащих людей наполняли улицы. И чем оживленней и суетней выглядела жизнь города, тем сильней накатывало на Анну чувство опустошенности и одиночества. Словно сторонний наблюдатель, выглядывала она из скорлупы собственной ненужности, чувствуя себя какой-то некрасивой и ущербной, когда все вокруг были счастливы и прекрасны.
Ей встречались влюбленные, целующиеся прямо на улице, беременные женщины с заботливыми мужьями, молодые родители, важно толкающие впереди себя коляски.
Вот и все. Ей ни разу не пришла в голову мысль позвонить Сергею. Ведь, если он не позвонил сам, как они договаривались, значит она ему просто не нужна. Значит, их нет друг у друга. Все так. Ершистые, колючие мысли навязчиво крутились в голове, от этого хотелось заплакать, но Анна сдерживалась. Только бы не начать себя жалеть, тогда точно удержать слезы будет трудно.
А пожалеть себя очень хотелось, ни Сергея, ни работы, и маму забирать некуда. С другой стороны, до Нового года еще полтора месяца. На карточке есть деньги, которых должно хватить на какое-то время и на оплату адвоката, который ведет дело о разделе квартиры на Кутузовской между ними с мамой и Константином. У Анны так ни разу и не повернулся язык назвать его братом. Это была какая-то насмешка судьбы, какое-то нелепое недоразумение, что у ее отца родился такой мерзавец сын.
Сейчас основная задача заключалась в том, чтобы найти работу, это и было самое слабое звено в цепи ее проблем. Но, стоп! Главное, собраться с мыслями.
Для начала надо зайти в интернет-кафе и разместить на рекрутинговых сайтах свое резюме.
- Девушка! Возьмите рекламу. У нас сегодня скидки на большой ассортимент изделий! Колечки обручальные, сережки, кулоны. Не проходите мимо! – у Анны в руке оказалась цветная афишка. Она машинально прочитала: «Карат-золото».
«Обручальное колечко, - тихонько вздохнула Анна, ставшая сразу маленькой девочкой Аней, которой очень хотелось чего-то невозможного, запретного, - это не для меня». Она скомкала листочек и сунула его в карман. Рука нащупала картонный прямоугольник. Еще реклама? Анна достала его и прочла:
«Центр духовного развития «Радость». Далее адрес и телефон. Она перевернула визитку, на другой ее стороне от руки синей пастой было написано: «Эльвира Евгеньевна» и номер мобильного телефона. Память услужливо подсказала: вчерашний день, метро, участливый взгляд женщины.
«Странно все-таки, чем они могут помочь?» - размышляла Анна. Ведь никто в целом мире не может, например, заставить полюбить или наоборот разлюбить человека. Никто не вернет ей квартиру, не вылечит маму, не устроит на работу…
Вот! Устроиться на работу. Может быть, они смогут помочь с работой?
- Эльвира Евгеньевна, здравствуйте! Это Вас беспокоит Анна Дмитриевна Пупина. Вчера в метро, - Анна не успела договорить. Было такое впечатление, что ее звонка ждали, что она очень нужна и не безразлична.
- Анечка! Милая! Как же я рада, что Вы позвонили. – Волна тепла захлестнула девушку. – Приезжайте в любое время. Можно в офис, можно прямо ко мне домой. Записывайте адрес. Да-да, все обсудим.
- Эльвира Евгеньевна, удобно будет, если я подъеду завтра с утра?
- Да, конечно, девочка. Прямо ко мне домой! А меня можно просто Эльвирой называть, без отчества.
Они распрощались. Только сейчас Анна поняла, как ей не хватало в последний год обыкновенного человеческого тепла, участия. И куда только подевались многочисленные университетские и школьные подруги? Ведь Анна всегда была общительной. Да нет, понятно. Выходя замуж, они просто обрастали своими проблемами и переставали звонить. Анна с горечью вспомнила, что лучшая подруга Светка, вначале пригласившая ее на свадьбу свидетельницей, потом начала что-то мямлить по поводу, что свидетельница не должна быть красивей невесты. Свидетельницей стала Зоя, замужняя и уже основательно беременная. Аня обиделась и совсем не пошла на свадьбу. Потом начались трудности, проблемы и ей вовсе стало не до друзей.

- Куда едем? – Марина покосилась на застывшее в гримасе отчаяния лицо парня. Утешать его было некогда, перекресток мигал зеленым, и Марина, торопясь проскочить его, поднажала на газ.
Внезапно Дени резко схватился за руль, начал вырывать его у нее из рук, круто и грубо выворачивая влево:
- Убью гада! Назад! – только и успела услышать она вперемешку со скрежетом железа. Мир потух.

Машина, отъехав наконец от дома Сергея, благополучно побежала по оживленной городской трассе. Микаил тяжело соображал. Кажется худший вариант, что Софи и есть та самая заложница, подтверждался. Иначе, если верить словам домработницы, что ее нет дома, где она может быть? Нет, конечно, она могла быть у бабушки с дедушкой, у подруги, наконец. И тогда где Дени? Он не появлялся в диаспоре и никак не давал о себе знать. А Софи он скорей всего повез бы туда или в Москву.
- Черт! – нарушил напряженную тишину в салоне обычно молчаливый, немного угрюмый Саид, прерывая тем самым, невеселые мысли Микаила, - уже днем пробка. ДТП что ли?
Волна тревожности, которая уже второй день только нерешительно лизала сердце, обожгла кипятком, красным вспыхнуло и запечатлелось в мозгу. Ярко-красное чудище, скрип тормозов во дворе горюновского дома…
Но при чем здесь это? При чем? Как это все связалось с его тревогой и словами Саида? Да уже одно то, что Саид заговорил, вызывало безотчетное беспокойство. И этот сон…
- Что там? – Внешне Микаил был спокоен и выдержан. В самом деле, с чего это у него так разыгралось воображение? Это всего лишь пробка, обычная Питерская пробка. Крючевский предупрежден, что он едет, и будет ждать, сколько бы ни потребовалось.
- Пока не видно, - Саид сильно вытянул шею влево вперед, насколько позволяла машина. – Но, похоже, со смертельным.
И как подтверждение его словам мимо под вой сирены промчалась скорая.
- Тьфу! – Микаил попытался отогнать нахлынувшее предчувствие беды.
«Это все неизвестность – сделал он еще одну попытку привести в порядок свои нервы, - сейчас заставлю Крючевского хоть раком перед всеми встать, но отыскать мальчика!»
Автомобиль медленно, но продвигался к месту аварии. Первое, что увидел Микаил, все это время напряженно вглядываясь в единственное незатемненное лобовое стекло, была огромная шаланда на встречной полосе. И вот оно! Ярко-красное…
Судорожно свело зубы.
- Остановись, - процедил, - выйду.
Молча, как загипнотизированный, шел он на этот красный цвет прямо по дороге, игнорируя движение, и машины молча пропускали этого внушающего почтение и страх кавказца, сопровождаемого двумя бугаями-охранниками и одетого по последней светской моде.
Носилки осторожно грузили в машину скорой помощи, когда он подошел. Изо всей силы, сжав себя в кулак, как и подобало мужчине, джигиту, подошел, раздвинув толпившихся медработников. Нет! Не София! Женщина показалась одновременно и знакомой, и чужой. Он всматривался в ее безжизненное синюшное лицо, запачканное кровью, пока не вспомнил. Марина! Любовница Сергея.
- Простите, Вы знаете эту женщину? – услышал, словно сквозь туман. Не ответил. Облегчения не наступило, для того чтобы сложился пазл, чего-то еще не хватало.
Он оглянулся и сразу все понял. Там, в стороне от дороги на холодном осеннем газоне, никому уже не интересное и не вписывающееся в суетящийся живой мир, укрытое серым брезентом лежало то, что кем-то свыше предназначалось лично ему. По какому-то необъяснимому провидению он чувствовал это.
- Ему уже ничем нельзя было помочь, - услышал он сзади и зачем-то опустился на колени прямо в рыхлый, сырой с пожухлыми листьями газон.
Руки легли поверх брезента не в силах откинуть его, чтобы уже навсегда перечеркнуть или обрести надежду.
- Он кто? Зачем пропустили? – попытался навести порядок прибывший молоденький энергичный следователь, но увидев обезумевший взгляд Микаила, немедленно ретировался. Этот взгляд страшный и опустошенный внушал суеверный ужас.
В какую-то секунду Микаилу показалось, что ничего трагичного еще не случилось, что вот сейчас он с облегчением встанет с колен и навсегда уйдет от этого страшного брезента, туда в прошлое, где еще слышался голос и смех его сына, его первенца, зачатого в счастливой любви. Но пальцы уже все понимали, чувствовали. Включился какой-то внутренний блок неприятия, и с позиции стороннего наблюдателя он наконец решился откинуть ткань.
- Вот я и нашел тебя, сынок.
Воспитание не позволяло ему закричать, раскиснуть, заплакать, и выступившая в единственном числе слеза, выкатившись на окаменевшее от горя лицо, так и замерла на щеке. Кто-то, а не он уже закрыл глаза его сыну.
«Горе слишком широко, чтобы его обойти, слишком высоко, чтобы его перепрыгнуть, и слишком глубоко, чтобы под ним проползти; через горе можно только пройти».
Ох, надо развернуть его головой к Мекке! Где тут восток? Он беспомощно схватился за край носилок, пытаясь сдвинуть их с места.
- Уберите его. Труповозка приехала. Увозим в морг.
Это сработало отрезвляюще:
- Я депутат Ажаев, это мой сын, - сухо, почти равнодушно сказал он. – Все оплачу, везите в Пулково, я поеду с вами.
И увидев, что присутствующие находятся в замешательстве, угрожающим хрипом прибавил:
- Быстро.
«Спешите хоронить своих мертвых, - говорил, согласно преданию, Мухаммед, - они скорее достигнут вечного блаженства, если были праведны в земной жизни…». Бедный его мальчик! Видно Аллаху было угодно, чтобы он в этот момент оказался рядом с ним. И он сделает все возможное, чтобы похоронить его по всем обычаям предков. А потом, потом разберется с теми, кто убил его. И месть его будет страшна.
- Саид, - сказал он до крайности перепуганному водителю, - принеси мой портфель.
Микаил достал телефон и сделал всего лишь три звонка: Милане, брату в чеченский аул и работникам аэропорта, предупредив, что вылетает в Грозный через Москву. Сделав заранее все распоряжения, замолчал и не проронил слова до самого Грозного. Казалось, его сердце окаменело, и он навсегда впал в ступор.