Запретная зона. 13 глава

   Нас,шестерых уцелевших,поместили на излечение в маленькую тоскливую палату лазарета.Видимо,начальство предчувствовало проведение новых массовых мероприятий и поэтому решило сохранить в целости и здравии небольшую часть старой испытанной гвардии.

   Пожилой подслеповатый фельдшер с масляными глазами,облачённый в поношенный,но опрятный халат,пять раз на дню смазывал наши раны густым пахучим йодом и удовлетворённо кивал головой,когда эта процедура приносила истерзанным телам зримые действенные страдания.
   -Ничего -ничего,-приговаривал он,-счастливыми не родятся,счастливыми становятся.Глядишь,и вы в счастливые пробьётесь.А пока,что ж,страдайте,-страдание тоже полезно.Ежели хотите знать,без страдания и боли ни от какой хвори излечиться нельзя.Я знаю - всю жизнь врачую.

   Мы страдали и излечивались понемногу,внимая мудрости старого фельдшера.Мой сосед справа,которого за университетское образование и склонность к абстрактному мышлению все звали Философом,уже поднимался с постели и совершал короткие прогулки на воздух,разнообразя нашу скучную лазаретную жизнь свежими новостями с "воли".Человек по природе импульсивный и раздражительный,он окрашивал добытые сведения пространными комментариями,отличавшимися вольнодумием и радостной злостью.
   -Сегодня новую партию пригнали,-говорил он,с удовлетворением падая на узкую железную кровать после очередной прогулки. -Люди добротные,с брюшками.Видно,до аппаратчиков добрались.Что ж,этих можно,их не жалко.Теперь на нашем курорте отдохнут,лишний вес сбросят,пообщаются с массами,о которых столь долго и нежно заботились.Смешно смотреть:жмутся,как овечки,друг к другу - толстые,слабые,беззащитные.Не то что у себя в кабинетах.Там к ним не подходи - затопчут!Громовержцы да и только!Ничего,-смачно сплёвывал он сквозь зубы,обращаясь к невидимому оппоненту,-обществу,как и человеку,страдания полезны,так как являются признаком выздоровления.Так,кажется,утверждают эскулапы?

   Философ нравился мне независимостью суждений,внутренней раскованностью и чётко определённой позицией протеста.Он протестовал против всего:против насилия над личностью и скверной погоды,социальных реформ и фосфатных удобрений,системы образования и текущей литературы - глубоко убеждённый,что здоровый конфликт является двигателем прогресса и основой социального благосостояния.Политику он именовал "грязной игрой краплёными картами",потребности личности - "суетой обывателя",искусство - "жалкими потугами самоутверждения закомлексованных субъектов".Часто в полумраке ночной бессоницы он пускался в пространные рассуждения об историческом развитии,фундаментальной философии,роли личности в обществе,сыпал терминами и именами выдающихся мыслителей,но в адовой круговерти кошмаров мало что проникало в мой расплавленный болью мозг.Бойкость пытливого ума и широкий горизонт познаний вызывали восхищение и даже некоторый трепет перед его колоритной фигурой бунтаря.

   Когда рваная рана на бедре в очередной раз открывалась,обнажая мёртвые бесцветные ткани,во мне просыпался дух противоречия и здоровой объективности,и я старался поддеть его самолюбие колкими обидными замечаниями.Он горячился и едва не бросался в драку:только положение прикованного к постели спасало меня от избиения.

   Однажды утром после йодовой обработки нога беспокоила меня особенно сильно.Философ сидел на подоконнике,отвоевав место под солнцем у уродливого кактуса,и развивал очередную идею.
   -Понимаешь,-говорил он,болтая ногами,-не существует несвободы как таковой без объекта,личности.Сами по себе забор,автоматчик,колючая проволока не являются факторами несвободы,пока отсутствует объект,на который направлено принуждение.Следовательно,наличие объекта - главное условие осуществления принуждения.Пойдём дальше.Если предположить,что личность не имеет представления о том,что такое принуждение,и не знает каким путём оно осуществляется,то можно сделать вывод,что к данной личности принуждение не может быть применено как мера наказания.Иначе говоря,само знание личности о принуждении как о мере наказания является единственным и определяющим условием,при котором она,то есть личность,может быть лишена свободы.
   -Ты утверждаешь,-подал я голос со своей койки,-что если человек не знает,что содеянное с ним является наказанием,то этот человек не может быть лишён свободы,так как,по его представлениям,сделать это невозможно?
   -Совершенно верно.
   -Хорошо,-продолжал я. -Представим себе,что ты - именно такая личность и что ты не воспринимаешь своё теперешнее положение как принуждение или наказание.Получается - ты свободен.Не так ли?
   -Именно так.
   -Тогда мне непонятно,почему ты просиживаешь тут свои штаны?Если ты свободен,иди на все четыре стороны!По-моему,здесь не самое лучшее место для умников.Или тебя смущает вон тот автоматчик у ворот?Он может совершить над тобой насилие?Но ты же не знаешь,что это такое,чего же тебе бояться?

   Я видел,как его худое скуластое лицо краснеет,глаза наливаются кровью,а длинные костлявые пальцы сжимаются в кулаки.Он не говорил,а почти хрипел от злобы и возбуждения.
   -Во-первых,я не утверждал,что являюсь личностью,наделённой высокой концентрацией внутренней свободы - это уже твои домыслы.А во-вторых,я продолжаю утверждать,что если бы такая личность существовала,её нельзя было бы лишить свободы.
   Я закатил глаза к потолку и гомерически захохотал.Казалось,он сейчас бросится на меня и растерзает заживо.
   -Хорошо же,хорошо,-закричал он,вскакивая с подоконника,- я докажу тебе свою правоту,докажу,что все вы здесь - жалкие пленники страха и собственного ничтожества!Вы никогда не были свободны и никогда не узнаете,что значит избавиться от духовной немощи.Я докажу вам всем!

   С этими словами Философ выбежал в коридор,а через минуту во дворе послышались его быстрые шаги,гулко вбивающиеся в серый равнодушный булыжник.Превозмогая боль,мы сгрудились у окна.

   Философ решительно направился к чёрным чугунным воротам лагеря,охраняемым одуревшим от солнца и безделья автоматчиком.Автоматчик щурился и посасывал потухшую сигарету.Он не сразу заметил Философа,а заметив,не придал его появлению особого значения.Философ тем временем,не обращая внимания на автоматчика,прошёл в двух шагах от него,сосредоточив взгляд исключительно на воротах,приблизился к ним и уверенной хозяйской рукой откинул щеколду.Автоматчик открыл рот, так что потухшая сигарета повисла в уголке его вялых губ,и с любопытством наблюдал действия Философа.Ржавые ворота со скрежетом распахнули чёрные створки,поток свежего ветра сорвал пятнистую каску с головы солдата и забросил её,звонко ударяя о камни,в дальний угол двора.Солдат бросился вдогонку за каской.

   Мы напряжённо следили за его погоней,а когда,наконец,каска была водворена на полагающееся ей место,а запыхавшийся солдат с чудом уцелевшей во рту сигаретой обернулся и посмотрел в сторону ворот - сияющая чистота пространства полновластно лилась в убогий лагерный двор и проникала в сердца и души прозревших людей.
   -Ушёл!Философ ушёл!-кричали мы,не слыша друг друга,пожирая глазами просторы свободной жизни. -Ушёл,ушёл-таки!

   Автоматчик бросился к воротам,вторгся в проём и,прикрыв глаза ладонью чтобы не мешало солнце,стал вглядываться в недоступную нам даль.Потом он деловито выплюнул погасшую сигарету,не спеша размазал её сапогом по чёрной земле,клацнул затвором,уверенно приложил автомат к плечу,долго целился,положив прыщавую щёку на холодную воронёную сталь,и выпустил,наконец,короткую отрывистую очередь; удовлетворённо хмыкнул,ставя автомат на предохранитель,и,налегая на железо всем телом,надрывая связки и сухожилия,издавая носом хлюпающие звуки,закрыл лагерные ворота,скрепив створки массивной зубастой щеколдой.

   Мы молча,избегая смотреть друг другу в глаза,разбрелись по койкам и зарылись в одеяла.
   Отзовись,Философ!Дай о себе знак.Где ты,жив ли?Ответь,каково быть свободным?Не твоя ли душа вселилась в моё слабое тело,не она ли рыдает во мне по ночам,и я не знаю,как утешить её,чтобы можно было весело жить и легко умереть?...




   Я карабкаюсь из глухого колодца забытья вверх,к синему квадрату неба,который так далеко,что кажется - не хватит сил достичь его.Ноги скользят по слизким брёвнам,ладони погружаются в тёплую густую плесень,запах тлена кружит голову,я теряю равновесие и с предсмертным криком отчаяния лечу в бездонную темноту заброшенного колодца...




   Я открываю глаза:передо мной,пристроив ноги под низеньким табуретом,сидит охранник,старый добрый знакомец.Он сильно сдал за последнее время:потёртый,местами лоснящийся мундир,некогда обтягивающий его могучую фигуру,висит на животе унылыми складками;фуражка с потускневшей кокардой,больше похожая на коровью лепёшку,пристроена на остром колене.Охранник смотрит на меня и покручивает седой,изъеденный временем ус.
   -Очнулся,родимый,-говорит он ласково и,приподнявшись с места,поправляет подушку и заботливо подтыкает одеяло. -А я вот опять пришёл...
Он как будто извиняется за свою сердобольную назойливость.
   --Пирожков тебе принёс.Говорю старухе:"А настряпай-ка пирожков с капустой,пойду проведаю нашего болящего".Ну а она рада стараться - напекла целую гору.Так что ты ешь...
   Он извлекает окуда-то из-за спины внушительный узелок,устраивает его у меня на груди и принимается развязывать.Пальцы дрожат,и узел не поддаётся.Согнувшись надо мной,охранник пытается справиться с ним зубами,но я прикасаюсь холодными пальцами к его впалой щеке и говорю:
   -Ничего,я сам...потом развяжу.Спасибо тебе,старик.
   Тепло чужих заботливых рук проникает через одеяло и приятно согревает грудь.
   -Спасибо тебе.
   -Что ж благодарить,благодарить не за что...-охранник кряхтя усаживается на табурет и,пряча глаза,нервно жуёт губами. -Я должен с тобой поговорить,-начинает он нерешительно,-я хочу,чтобы ты знал и чтобы ты мне поверил...-Голос его угасает,словно набирается силы:-...Мне важно,чтобы ты поверил...Меня не было в лагере тогда,в ту ночь.Правда,я должен был дежурить,да старуха занемогла,и я договорился со сменщиком,-он смотрит на меня так,будто молвит о помиловании. -Поверь,не было меня тогда,ты должен мне поверить... -и прячет лицо в больших морщинистых ладонях.
   -Я верю тебе,старик,верю...Не надо плакать,-голос мой тих и слаб,как бледный луч солнца,заглядывающий со страхом с высоты небес в зияющщую бездну заброшенного колодца забытья...




   Бледный ангел с унылым лицом сложил за спиной увядшие серые крылья и,стуча ими по полу,уселся у изголовья.Словно прозрачный ночной мотылёк,чья жизнь быстротечна и суетлива,ангел мелко задрожал худым маленьким телом и обсыпал подушку,всё пространство вокруг себя не то перхотью,не то бесцветной пыльцой.
   -Ну вот,я пришёл за тобой.

   Белый серп месяца косил в небе  стаи набегающих туч и изредка поглядывал усталым взглядом вниз,в сумрак лазарета,наблюдая странного нездешнего посетителя.
   -Разве жизнь уже прошла? - спросил я равнодушно.-Что ж,я готов.
   -О нет-нет,ты меня неправильно понял,-засуетился ангел,оправляя вылинявшую от частой стирки сутану. -Дело обстоит вовсе не так.Ты,наверное,знаешь,что наш Небесный Отец потерял единственного сына...
   -Мы все теряем своих сыновей...
   -Он очень,очень скорбит,-продолжал ангел,запустив между делом руку в узелок и достав оттуда вкусно пахнущий пирожок.
   -Мы тоже скорбим по своим сыновьям.Я разделяю горе Небесного Отца,однако не вижу причины,по которой...
   -О,такая причина имеется,-прервал меня ангел,торопливо доедая пирожок и принимаясь за новый. -Видишь ли,Отцу Небесному тяжело без сына,он очень страдает.После долгих раздумий он решил усыновить смертного и выбрал из всех тебя.Не думай о скорой смерти,а готовься к вечному блаженству.
   -Почему он выбрал меня?
   -Ты много страдал.
   -Разве другие страдают меньше?
   -Выходит,меньше,раз выбрали не их.И потом,зачем тебе другие,когда любовь Небесного Отца ожидает тебя,любовь,дарящая счастье и свободу?
   -Разве Он не может любить всех?
   -Никто не может любить всех,даже Небесный Отец,-ответил ангел,стряхивая с губ кислую капусту. -Он послал за тобой,и удовлетворись этим.Нельзя любить всех.Любить всех - значит не любить никого.Любить всех - значит лишить людей возможности заслужить эту любовь,лишить их единственно благой цели в жизни.
   -А я уже заслужил любовь Небесного Отца?
   -Ты - да.Но не стоит терять времени.Если ты готов,отправимся в путь.
   -Я готов,но при условии,что ты выполнишь мою волю.
   -Слушаю тебя,-насторожился ангел.
   -Я пойду в том случае,если мы возьмём невинно страдающих,униженных и несчастных,потому что они тоже дети Небесного Отца и также нуждаются в утешении и покое;мы возьмём в дальний путь неприкаянные души казнённых,самоубийц и умерших от выток,потому что их смерть взывает к искуплению.Я пойду с тобой только тогда,когда моё требование будет выполнено,в противном же случае разделю общую участь,уготованную нам Небесным Отцом.
   -То,что ты требуешь -невозможно! -ангел торопливо обтёр масляные губы подолом сутаны и всплеснул руками. -На небе нет места для всех!
   -Тогда и для меня там нет места.
   -Ты говоришь дерзко и необдуманно!
   -Я всё  твёрдо решил.
   -Предупреждаю тебя,Небесный Отец будет недоволен!Мне так и передать твой ответ?
   -Так и передай.И оставь меня:наш разговор утомителен и не имеет смысла.Я останусь со всеми.
   -Ну что же,у тебя будет возможность,и не одна,пожалеть о содеянном сегодня,-ангел зло усмехнулся и,хрустя суставами,поднялся с табурета. -Я думал,что ты умнее.Знай:отвергать благо опаснее,нежели бороться со злом.Ты,наверное,и вправду скоро умрёшь...

   Глухая злоба закипела в моём усталом сердце.Я протянул руку,вцепился в жёсткие перья костлявых крыльев и дёрнул их на себя.Ангел заверещал,рванулся к потолку,сделал пару кругов,задевая крыльями молчаливые стены,и вылетел в окно,уронив с подоконника горшок с коротышкой-кактусом.Горшок грохнулся об пол и разлетелся на множество глиняных черепков,и в то же мгновение перья,зажатые в побелевшем от напряжении кулаке,обратились в чёрный зловонный прах,а испугавшийся месяц спрятался от беды за подоспевшую грозовую тучу...