Александр Пушкин и Каролина Собаньская

Рисунки Александра Сергеевича Пушкина

Каролину Собаньскую  Пушкин первый раз увидел в Киеве 2 февраля 1821 года, в губернском доме на Левашовской, где собралось тогда много гостей. А попал он туда  случайно - ездил погостить к другу, генералу Раевскому. Николай Николаевич в этот раз был со сводными братьями по матери,  Давыдовыми.

Сразу  на глаза ему попались две самые элегантные и прелестные барышни, и он постарался выяснить – кто такие. Оказалось, Каролина и Эвелина  – дочери киевского губернского предводителя дворянства графа Ржевусского.  Особенно же  заинтересовало, что выдающийся польский исторический романист граф Генрих Ржевусский - их брат.

Обе   были уже замужем, что  не мешало им кокетничать и обольщать многочисленных поклонников: возле них постоянно вился рой мужчин.

И хоть семнадцатилетняя Эвелина была нежной и красивой, утонченной и веселой,  старшая сестра, Каролина, поразила Александра в самое сердце – вид был у неё очень сладострастный.  И он сделал выбор – конечно же, обольстительная старшая!

С жадностью он выслушал её историю от Раевского. Каролину выдали замуж за Иеронима Собаньского, владельца доходного торгового дома в Одессе, человека, который был старше её на тридцать с лишним лет. И у них росла дочь Констанция, но, начиная с 1816 года, они разъехались. Девочка осталась с матерью.

Александр никогда не видел таких соблазнительных форм, как у Каролины. А каков огненный взгляд изощренных глаз!.. Любуясь ею и покрываясь то румянцем - от приливающей к голове крови, то бледнея - от ревности к окружающим её кавалерам, - все же замечал: «Конечно, она сознает свою знатность! Отец - предводитель дворянства в Киевской губернии, где у него большие земельные владения... Её  тетка, Ржевусская-Любомирская, говорят, хозяйка одного из самых изящных салонов в Вене и её посещают многие известные персоны… даже королевского ранга... А её брат? Самый знаменитый польский писатель!..»

Муж Эвелины –  Вацлав Ганский, предводитель дворянства на Волыни и кавалер многих орденов, владеющий усадебным домом в селе Верховне, тоже был старше жены на 17 лет. Заметив состояние русского поэта и его неотрывное внимание к свояченице, произнес насмешливо:

- Мой юный друг, я вижу, с каким обожанием ты смотришь на эту бесчувственную женщину, у которой, должен тебя предупредить - коварный нрав и жестокое, холодное сердце. Кхм-м... кроме кокетства, ты в ней ничего не найдешь… И, -  прочистил ещё раз горло, - она принадлежит генералу Витту…

Пушкин, удрученный тем, что его влечение так явно заметно другим, не обратил на это имя  никакого внимания, а зря. Иван Витт был богат, расточителен и располагал огромными казенными суммами.  А Собаньская, не имея никакой почти собственности, наряжалась лучше всех и привыкла жить роскошно. Поэтому и не гнушалась названием наемной наложницы, о чем знали все.


Теперь, став тенью Каролины, Александр стал бывать там, где могла оказаться и она. Или с неожиданной ловкостью сам  подстраивал встречи, ждал случая, чтобы уединиться с ней - где угодно.Страстно мечтая попасть в число ее избранников, он пытался добиться этого всеми силами. Но она исчезла, не обратив на него особого внимания.

После генерал Витт, чрезвычайно честолюбивый человек, пытался интригами, даже пустив  масонские связи в ход, добиться назначения себя губернатором Новороссии. Но  им стал граф Воронцов, а Витта, как доверенное лицо всемогущего Аракчеева, просто повысили в должности, поручив ему командовать всеми южными военными поселениями. Фактически он должен был уравновешивать могущество Воронцова, который имел в правительственных кругах репутацию либерала. Но  все это было ещё  впереди, а пока они с Каролиной сожительствовали. Он-то  обещал на ней жениться после улаживания формальностей, то есть,  когда будет оформлен её развод с Собаньским.

 Поэта, как известно, по просьбе его друзей, генерал-губернатор Воронцов забрал к себе в Одессу, тогда как избавился от всех, кто находился под началом Инзова, своего предшественника.

 И, вот, у Александра повторная встреча в Одессе, на рауте у генерал–губернатора. Ищущим взглядом выхватив яркую шляпку со страусовыми перьями из толпы, бросился к Каролине, но не успел даже и слова сказать – её увели куда-то.

Но теперь, слава Богу, встречи стали часты. И она, кокетничая, даже давала ему надежду: в день крещения сына графа Воронцова, находясь с ним в Кафедральном Преображенском соборе, она опустила пальцы в купель, а затем, в шутку, коснулась ими его лба - словно обращая в свою веру...

То, что Каролина практически открыто жила с генералом Виттом, он сначала не знал. Потом только его просветили: неукротимое честолюбие и страсть к интригам сблизили ее с начальником военных поселений в Новороссийском крае, где тот следил за деятельностью тайных революционных организаций. Теперь и Александр знал, что она стала добровольной помощницей и тайной осведомительницей Витта - одновременно.

Оставшись один,  думал: «Она обладает артистизмом и умением входить в доверие - ко всем без исключения. Ум, цинизм и незаурядная смелость позволяют ей стать именно той, кем она является для Витта: шпионкой, сожительницей...» -  Но даже это его не отвратило от неё -  Каролина влекла его  неведомой силой.
 
Увидев генерала Витта в дворянском собрании впервые, Александр увидел, как он красив мужественной красотой и он пользуется репутацией Дон Жуана. «Под стать ей,  талантливый и бесчестный интриган…» - Но знание такой сущности Каролины, удивительно, его не отталкивало,  а, наоборот, он  искал новых встреч - готов был стать и католиком, лишь бы это помогло завоевать сердце обольстительной полячки...

Но она обладала не только пленительной красотой, но и безудержными порывами страсти - вела бурную жизнь и совершенно  не боялась молвы. Восхищенный и очарованный ею, Александр набрасывал всегда ее портреты. Он рисовал только её - в любом месте, где находил  бумагу, он брал карандаш или перо и из-под них непроизвольно возникала красивая брюнетка зрелого возраста, с печатью демонизма в лице, с резкими сильными  греческими чертами и миндалевидными глазами: то с огненным, то с пронзительным, то с злобным, то с мрачным взглядом. И - с маленьким, но очень красивым ртом, на который он всегда смотрел с вожделением.
 
Тогда, в Одессе, он так и не смог растопить её сердце, и с неутоленными чувствами отступил от нее. А потом, когда уехал из Одессы  после скандала с Воронцовым, в 1824 году, Александр узнал, что она опять обрела страстного поклонника, и был это не кто иной, как его польский друг - Адам Мицкевич.

Тот свое любовное опьянение, судорожное и мучительное, выливал в страстных и меланхолических элегиях. Но вскоре они с Собаньской поссорились - она, видимо, не испытывала к нему любви и не скрывала этого… «Как когда-то – ко мне… », - подумал Пушкин горько.

Однажды кто-то из одесских друзей прислал ему сонет Адама, посвященный Каролине. Как он понимал друга, когда читал оскорбительное обличение её холодности и циничности!

Пренебрегаешь мной! Уже погас твой пыл?
Но он и не горел. Иль стала ты скромнее?..
Другим ты увлеклась. Ждешь золота, краснея?
Но прежде я тебе за ласки не платил.
Но, не платя, я их недешево купил:
Я жертвы приносил, что золота ценнее -
Платил покоем я, платил душой своею...

Закончив читать гневные  строки, подумал: «А я никогда не относился к ней так, как Адам – презрительно…»

 Но прошло девять лет после первой встречи и вот он опять во власти Каролины, которая приехала в Петербург, когда он задумал жениться на Натали Гончаровой. В его сердце вновь непроизвольно распустились чувства и он сразу же забыл  о "первой красавице двух столиц" и обо всех, о ком мечтал после далекой встречи с обольстительной  полячкой.

«Все время с того дня, когда впервые увидел Каролину, я был верен былому чувству. Не зря я всегда носил в себе прекрасный образ, и рука непроизвольно  выводила её профиль - на всех листах, что попадались мне…» -  Опять он горел, он бредил ею, он хотел все новых встреч, и он встречался, но с ним все так  же играли!

Мучительные переживания облеклись в слова:

Я вас любил; любовь еще быть может,
В душе моей угасла не совсем.
Но пусть она вас больше не тревожит,
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил: безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим.
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим...

Перечитывая стихотворение, поймал себя на том, что в лейтмотиве «я вас любил» невольно создает двусмысленность. Что это? Прощание навсегда  с полячкой или так он непроизвольно выражает потерю надежды на обретение счастья с Натали? «Так ли это?» - Он сам ещё не знал. Но осознал неутешительное: никакого волнения крови, такого, как с Собаньской, с Натали он ни разу не испытал!

В тиши ночи лихорадочно набросал одно за другим два послания к Каролине, где признался, что обязан ей тем, что «познал все содрогания и муки любви… Мне легче писать вам, чем говорить...». - И признался с горестью себе, что по сегодняшний день чувствовал перед гордой полячкой боязнь, которую так и не смог преодолеть.

Но, сколько бы Каролину ни любил, влюбленность не помешала ему трезво посмотреть на все: острота чувств уже не такая,  она немного сгладилась. И в письме не стал этого скрывать. «От всего у меня осталась лишь слабость выздоравливающего, одна привязанность, очень нежная, очень искренняя, и немного робости..."

Он  понимал, что, по существу, всё происходящее сейчас - прощание с прошлым. А право хранить былую нежность он оставлял за собой, отступая в очередной раз, и не посмев послать ей писем, написанных в горячке.

 Но при очередной встрече, 5 января 1830 года, в альбом Каролины вписал такие строки:

Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
Что в нем? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его, тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу.

Ночью ему не спалось. Он долго лежал в темноте, пытаясь заснуть. Вскочил. Зажег свечу. Неудержимо тянуло написать еще стихи про Каролину. Посидел, грызя перо. Отложил: «Не надо бередить сердце…»

Не выдержав  напряжения - вычитывать материалы по литературной газете, оставленной на его попечении Антоном Дельвигом, уехавшим по делам в Москву, неизвестный итог отношений с Собаньской, давление на него кредиторов по карточным долгам, понял, что скоро сойдет с ума. И уже писал Вяземскому в Москву: «Высылай ко мне скорее Дельвига, если сам не едешь… Правда ли, что моя Гончарова выходит за архивного Мещерского? Что делает Ушакова – моя же?». - Пока весь был в любовной лихорадке с  Собаньской, мог позволить даже такие шутки о других барышнях.

Каролина  продолжала свои игры: откладывала встречи с ним, то полуназначая свидания, то полуотказывая…  Все как и прежде. Помучившись не одну ночь,и вспомнив  её спокойный и непробиваемый цинизм, решил: «Любви – нет!». 

Но почему тогда в нем всколыхнулось все былое?.. И куда делись мысли о Натали Гончаровой, к которой  сватался? Хотя… особых-то и мыслей не было: за красивым фасадом, он знал, скрывалось пустенькое содержание. И понял - Натали ему стала совсем не интересна.