Знак судьбы. Сплошная полоса удач

Сорок   пять  лет   для  женщины   возраст  особенный.   Это  как   ранняя   осень,  когда   ветер,    разогнав   облака,   возвращает      дыхание   ушедшего   лета.  На  ветвях   деревьев,  замечаешь    не  столько   жёлтые,  сколько   ещё  не  утратившие   зелёные  оттенки   листья. 
    Любовь   Андреевна   Каткова   свой  день  рождения   отмечала   в  узком  кругу,  который  вместил  в  себя   наиболее  известных  в  городе   людей.   Она   не  скрывала   свой   возраст  и   даже   на  глазированной   поверхности     торта   по   её   настоянию    была   выведена   в  полный   рост   эта  цифра.   
Сорок    пять    лет,  конечно,    ещё   далеко   не  тот  возраст,   чтобы  обращаться   только  к  памяти.  С  этой   цифры  вполне  возможно  всё   начать   и   с  самого   начала,  как  говорится,   с  самого  рождения.   Я  не  оговорился,    сказав,     с  самого  рождения.   
Любовь   Андреевна   Каткова  вместе  со  своим   днём   ро ждением     отмечает   и  ещё   одну   дату,     ровно   три  года   исполнилось    сегодня   её  малышу,  вихрастому   непослушному   озорнику,   который,  когда  она   навсегда   ушла   от  Виталия,    так  неожиданно   заявил  о  себе.   Вначале,    она   с   трудом   могла   в   это   поверить.  А  потом,  когда  уже   точно  знала,  что  носит   в   своём   теле   хрупкую   как   тоненькая   льдинка,   жизнь,  каждый   день   просила   у  своей   судьбы    сохранить   её.  Просила   у  неба  и  Бога,   просила,   обращаясь   к   себе   и   прислушиваясь   к  каждому   своему   движению.   Просила   у  солнечных   лучей,   пробившихся   сквозь    створки    зелёных   листьев,   у  ветра,   склоняющего   к  земле   стебельки  трав.  Она    жила   этими  мгновениями,  в  каждом  из  которых   было  проявление   жизни.   Теперь    она   всё   воспринимала   совсем    не    так   как   раньше.   Не   всегда   могла   это  выразить   в   словах,   даже    обращённых   к   себе,   но  было    теперь   в  ней   чувство   особой   причастности   ко   всему,   что  пробуждает  жизнь. 
        Она  родила   сына     в  тот  самый   день,   когда  ей  самой   исполнилось   сорок  два.    Конечно,   вспомнила,  как  в  далёкую  пору,  когда,  всего - то  ей   и   было,   лет    семнадцать,   вынесли  ей,   как   окончательный   приговор,  что  никогда  не  сможет   она   иметь  своих  детей.  Вспомнила,  как   не  хотелось   ей   тогда    жить.  И  не  будь  рядом    Марфы,  наложила  бы  на  себя  руки.   Выходит,  не  только   ей    тогда   она  жизнь   спасла,  но   и  этому  малышу,  которому  предстояло  родиться   в   другое   тысячелетие.
Над   кроваткой   сына    повесила    Люба    чёрный   перстень,   который   ей   дала    Марфа,  веря,  что  он  приносит   удачу.   
Лев   Семёнович   Юрков,  узнав,   что  Люба  в  положении,  и  не  сомневаясь,   что   ребёнок,   которого  она  носит  под  сердцем,   его,   был   особенно   рад,   когда  выяснилось,  что  родиться   должен   мальчик. 
   -   Вот   и  верь   после   этого   врачам,   -    прорвалось     в  нём    запоздалое    мстительное    чувство,   которое,   не    зная    сейчас     на    ком,    вымести,   он   направил     в  адрес   всей   медицины,  вспоминая,   как  в  своё   время   врачи     убеждали   его,  что   единственная  причина   бесплодия   его   жены,    в  его   не  способности    иметь   детей.   Убедили  настолько,  что   он   чуть  было,   не  усыновил    тогда    чужого  ребёнка.  Потом  у  его  брата   родился   Марк  и   Лев   Семёнович,  стал   относиться  к  нему   как   родному   сыну.   Дал  хорошее  образование,  обеспечил   квартирой,  устроил   на   работу.    Ничего   не  жалел  для  него.   Но  Марку   этого  оказалось  мало,  ему  хотелось   как  можно   скорее   распоряжаться    всем   капиталом,  который   его   дядя   кропотливо   сколачивал  за   долгие   годы  жизни.   Поначалу,  когда     до   Льва   Семёновича    стали  доходить  подобные  слухи,  он   отказывался   в  это  верить.   Но  потом  появились  неопровержимые  улики,  которые   не   мог  отрицать   и   сам    Марк.   Лев   Семёнович    не  стал, как  говорится,  выносить    сор  из  семьи,   оставил  всё  как  есть,  только   прежней    привязанности   к  племяннику   у   него   уже  не  было.  Он    изъял   составленное  ранее   завещание,  а  о  том,  что  написал   в  новом,  никто  не  знал.  Впрочем,  после  рождения   Иосифа,  так  назвал  своего   сына   Лев  Семёнович,  вряд  ли  у  кого   теперь  возникали  сомнения,  кто   будет    его  наследником. 
       Сейчас   Льву   Семёновичу       приятно  было   слышать,   когда  пришедшие  поздравить  счастливого   отца,  находили  в   маленьком    сморщенном  личике  схожие  с  его  лицом   черты. 
    -  Смотрите,  ну   вылитый   Лев  Семёнович,  - чуть  не  в  один  голос  говорили,     влиятельные,  представительные   дяди  и  тёти,    в  доли  мгновения,  теряя  всю  свою  представительность,   когда  наклонялись    над   детской   кроваткой. 
     -  Обратите   внимание   на   эти    брови,   на    этот,  уже  сейчас  серьёзный   взгляд,   на  эти  ямочки  на  щеках,  ну,  точный    ваш  портрет,   Лев   Семёнович,  -   слегка  картавя,   убеждала    его   полная   женщина,  пальцы   на  руках   которой   были  унизаны       кольцами   с  бриллиантовыми   камнями.
            Спустя   неделю,    как    только   Люба,   после   роддома,   оказалась   в  большом   и  светлом  доме   в  качестве   его  полновластной    хозяйки,   Лев   Семёнович   официально   закрепил   их  отношения,  дав  ей   свою   фамилию,  а  сыну  своё   отчество. 
Люба  не  могла  поверить   выпавшему   ей  счастью. Даже  сотой  доли   того,  что    сейчас  имела,  не  могла  представить   она   в  своих  мечтах.   Не  было,  в  той    далёкой    мечте  её,  когда  пыталась  заглянуть   в   будущее,   того,    что    видела   сейчас   в  отражении    большого,    во   всю    стену,    зеркала.   
Теперь   она   знала,  что   имела    в  виду   Марфа,  когда  говорила,  что   придёт  к  ней  главный    час   в    её   жизни.   
     Виталий!   Она   то  и  дело    пытается   как   можно   дальше    отстранить   от  себя  его   образ,   но    он,    как   волна,    что  накатывается   на    берег,   снова    и  снова   всплывает   в   памяти.    Вспоминает    Люба   и  ту   ночь,  когда  не   хотелось   ей    отпускать   его  из  своих  объятий.  Лицо  его,   такое   светлое  и  доброе.   Эту   улыбку  на  его   губах,  которая  так  о  многом,   казалось,  хотела  сказать.    Вспоминает  Виталия,  каждый   раз,  когда   берёт  на  руки   маленького  Игорька,  как    она   переиначила   на  свой  лад   данное  малышу  имя.    Вспоминает   и  тут   же,   снова     пытается   заставить    себя  думать   о  чём   угодно,  только    не   об    этом    нелепом    ненужном   ей   человеке,   который    навсегда   остался   в  далёком   от  неё   прошлом.   Всё,    что    было    там,  в   том   прошлом,   обретало    теперь    расплывчатые    неясные   черты,  а    взамен    им,    и   всё   отчётливей   с  каждым   днём,  переполняло    Любу    чувство   глубокой   благодарности      к   человеку,   который,    по  существу,   подарил    ей   совершенно   новую   жизнь,   такую   жизнь,    где   о   чём-то,    ещё    большем,   и  не  мечталось.  Казалось,  что  большего   счастья   и  быть  не   может,  а   большее,  оказывается,     было.   Оно  пришло  в     дом    в   один   день    с   чёрной   вестью,  пришло,   когда   громко   хлопнула,   раскрывшись  от  сквозняка   дверь.   Сорвалось   со   стены   и  упало,     висевшее    в   прихожей    большое    зеркало,  чьи  - то   быстрые  шаги,     сливаясь    с    шумом   встревоженных   голосов,  ворвались   в   комнату,    захрустели    под    ногами    осколки    стекла,    и   пронзила    сердце    боль   в  недобром  предчувствии.   
          Лев   Семёнович   Юрков,   редко   садившийся  за  руль,  на  этот  раз,   отпустив  водителя,  решил    сам    вести   машину.  В  свои   семьдесят   три  года   он   выглядел    ещё   неплохо.  По  крайней  мере,   намного   моложе  своих   лет,  а  после  рождения   сына,  казалось,  прямо  на  глазах   помолодёл.
        Он    успел   пересечь   пешеходную   дорожку  до  того  как  зажёгся   красный   свет  и  вдруг   почувствовал,  будто   какая-то  сила,   на  всей   скорости  потянула  его  машину   назад  и  вновь   направила   на   эту   же    пешеходную   дорожку,   по  которой   теперь    неторопливо   шла   сгорбленная    женщина.  Он   пытался,    повернуть   машину     в  сторону,  но  не  он  сейчас   управлял  ею.  Последнее,  что    увидел,   лицо   горбуньи,  седые   пряди,  выбиваясь   из-под     платка,   делали  её  похожей  на  ведьму.   Она    улыбалась,    глядя   ему  в  глаза  и,  словно  пыталась,  что-то  сказать.
        После      гибели      Льва  Семёновича   в  автомобильной   аварии,     в  его  сейфе    нашли     завещание,  согласно  которому,     единственной       наследницей,  всего,  что   ему  принадлежало,    признавалась,  только     Любовь   Андреевна   Каткова.
 Выглядело  несколько  странным,   что    в   документах  ни  слова  не  говорилось   о   его   маленьком   сыне  и  других  родственниках,   а   Люба    значилась    под     девичьей  фамилией,  хотя  к  тому  времени,   когда  завещание   было  составлено,  уже   была  официально  замужем   за  Львом  Семёновичем  Юрковым    и  носила  его  фамилию.  Всё    это  давало  повод,    усомниться   в  подлинности      документа,    чем   сразу     и  воспользовался   Марк,  племянник  погибшего.  Но,   произведённая  тщательная   проверка,  только  подтвердила,  что  завещание   действительно   написано   рукой   Льва   Семёновича.
Люба   вполне   спокойно,  по  крайней  мере,  внешне,   отнеслась   к  сообщению   о  завещании  и  потом   к  проверке  его  на  подлинность.   Она  носила   с  тихой  покорностью   траур  по   умершему  мужу,  лицо  её   осунулось, глаза  запали   и  оттого  казались    особенно  грустными.   
      На  сороковой  день  после  похорон,  установив  на  могиле   мужа   памятник   из  чёрного   мрамора,    решила,  наконец-то,   выяснить  отношения   с   Марком  по  поводу  наследства.  Сама,  первой   начала   этот   разговор.  Призналась,  что   наличие  такого   завещания    для  неё    тоже  явилось    полной   неожиданностью. Что,   считает,  что  Марк  в   полном    праве   рассчитывать,  чтобы   газета    перешла   в  полное  его  распоряжение.     Сказала,  что      уже    дала    указание,     подготовить    соответствующие   документы,   и   надеется,  что    между  ними   теперь   не  будет  каких-то   недомолвок.   А  когда,  после  этого,   Марк   достаточно   откровенно     намекнул,  чтобы    возобновить    близкие    отношения,   тоже,  достаточно  откровенно   сказала,  что  всегда   может    с  ним   встретиться,   но  только   как  с  племянником   её   мужа   и   не  более   того.   
           Прибрав  к   рукам    нити  управления     хозяйством,    доставшимся    ей   по   завещанию,    Люба    с  первых   же  дней   проявила  себя  как     удачливый   предприниматель,   сумев   в  течение  года  чуть  ли    не  вдвое  увеличить    начальный   капитал.
В   ближайших   её     планах   было    крупное  жилищное  строительство.  По  замыслу   Любови   Андреевны,    составлялись    проекты    схем  гостиничных  комплексов,  базы  отдыха,  спортивных   сооружений.  Всё   это   требовало  вложения  немалых   денежных  средств,  но   в  недалёком  будущем,  каждый,  потраченный    таким  образом  рубль,  должен  был   вернуть   не  меньше  десяти.
У  Любови   Андреевны    теперь   была  своя   большая  квартира   в  центре  города,   и  это,   помимо   просторного    дома,    где   она   сейчас   жила.   Дача  за  городом,   куда  она   раз  в  неделю  выезжала,  чтобы  побыть  наедине  с  природой.  На  речном  причале,  покачивалась   комфортабельная   яхта,   в  которой   вполне  можно  было    совершить   кругосветное  путешествие.   В  её   гараже  стояли   три  новенькие  автомашины,  кстати,   водителем   одной    из  них  оставался    тот  самый   неразговорчивый  парень,  прежде,   возивший   Льва   Семёновича  Юркова.
      Вот  как  оно   в  жизни  бывает.   Всего   лишь   три  года   прошло   и  вот  оно  -  удача  за   удачей  и,  ни  одной,  даже  самой   тоненькой  полосы   невезения,   если  не  считать  за   невесение,   неожиданную  гибель  газетного   магната,    официально  замужем    за   которого  она   была,   немногим   больше   трёх  месяцев.