Знак судьбы. По старым адресам

        Ещё   в   начале   своей    предпринимательской  деятельности,   когда  подсчитала,  чем   она   конкретно   владеет,  когда  выяснила  что   в  банковских   бумагах,  в  наличных   деньгах  и  во  всевозможных    акциях,    наследство  её   составляет    сумму   приблизительно   около   десяти   миллионов  долларов. Первоначальное   волнение,   отчасти  удалось  скрыть,  потому  что      в  это  время   она  носила   траур  по  погибшему   мужу.
Но,  потом,  конечно,   был  соблазн,  перед  которым    трудно  было  устоять,    ведь   теперь  она   миллионерша,  и,  казалось  бы,  может  тратить  деньги  и  сколько  хочет  и  на  что  хочет.   Отрезвление   пришло  довольно   быстро,  когда    увидела, как  день  от  дня  растёт  кипа   всевозможных   заявлений,  с  просьбами   о  помощи,  и  она  обнаружила,  что  первый   миллион,  растаял  как  дым  буквально  в  первый  же   месяц. 
После   этого  она  вынуждена  была  бережливей  относиться  к  доставшимся  ей   деньгам  и  теперь,   вкладывала   необходимые  средства  только   в   наиболее   выгодные   перспективные  проекты.   Единственное   исключение,  было  сделано   в  отношении   Виталия  Даниловича.  Ей  хотелось  обеспечить  ему  достойную  старость,  чтобы  он   имел   хорошую    квартиру,   имел  возможность  издавать  свои  книги.
            
          Как-то,   накануне   своего   юбилея,  поручив   трёхлетнего   Игорька    няне,     она   поехала  по  знакомому  ей   адресу.  Быстро,  перескакивая  через  ступени,  словно   девочка  подросток,  поднялась     на  третий   этаж,   ощущая  как   колотиться    в  груди   сердце,     нажала  на  кнопку  звонка.  За   знакомой     дверью   послышался  не  знакомый    раздражённый    женский   голос: -  Кто  там?
   -  Скажите,   Виталий   Данилович    ещё   живёт  здесь?   
   -  Какой  ещё   Виталий   Данилович?    Не  знаю,  никакого   Виталия  Даниловича.   Мы   здесь   живём.  Наша  это  квартира.
   -  Мама,   ты   с  кем  разговариваешь,   -  донёсся   из   глубины   квартиры    приглушённый   мужской  голос. 
   -  А  я   откуда   знаю,  с  кем  говорю.  Спрашивает  кто–то,  не  живёт  ли  здесь   какой-то    Виталий   Данилович,   я  и  отвечаю,  что  не  знаю  такого.   
          Прислушиваясь  к  тому,   как  разговаривают  между  собой  жильцы  квартиры,  Люба   подумала,  что,  наверное,  и  их  голоса  с   Виталием,    когда  они  здесь  жили,   так  же  были   отчётливо   слышны   тем,  кто  проходил  мимо   этой   двери,  сделанной   из   листа  фанеры. -  Ну,  мы,  понятное  дело,   жили  здесь,  снимая  квартиру,  а   они,  судя  по  всему,   хозяева,  не  могут  разве  нормальную  дверь  поставить?  И,  тут  же,   мысленно,   себе  ответила  -  впрочем,  какая  мне  разница,  какую   дверь  они  поставят,  или    вообще   ничего   ставить  не  будут.    Узнать  бы,   где  сейчас   живёт  Виталий,  как  он? 
    -  Виталий   Данилович   Казаков, -  поясняла  она,   прислонившись  к   косяку     двери,  -  он  три  года  назад   здесь  квартиру   снимал,  может,   вы  знаете,  где  он  сейчас  живёт?
    -  Не   знаем   мы  никакого   Виталия   Даниловича.  Я  же  вам  говорю,  мы  сейчас  здесь  живём, -  отвечал   Любе   сердитый    женский   голос.
    -  Мам,  подожди.   Это   же   они  спрашивают,   про  того,  что  здесь    раньше    жил?
    -  Ничего   я  не  помню.  Мало  ли  кто  будет  к  двери  подходить  и  о  чём-то   спрашивать.   А  я, что,   всем  дверь  так  и   буду   открывать?   
 И  всё   же   дверь   открылась.    Вначале    послышался   скрежет  ключа   в   замке,   потом    отодвинулась   щеколда     и    Люба  увидела    на   пороге   высокого   парня    в   спортивном  костюме   и  рядом  с  ним   пожилую  женщину   в   длинном   домашнем   халате. 
    -  Три  года   назад   здесь   мужчина  один   жил,  Виталий   Данилович  Казаков, - снова  стала  объяснять   Люба,  -  я  пытаюсь  его   найти,   поэтому  сюда  и  пришла.
     -  Три  года,  это  кто  же  будет  помнить,  что,  три  года  назад  было, -    чувствовалось,   что  у   женщины    в  халате,   Люба    с  самого  начала,   почему-то  вызвала    неприязнь.  Зато  паренёк   был    вполне    расположен   к  беседе,   оттеснив    мать    в  сторону,    он    сказал,    что    хорошо  помнит  того      человека,  который   действительно    жил  здесь    до  того    как      они    купили  эту  квартиру.    Он   ещё  оставался   жить  здесь  в   течение   нескольких   дней,  пока   не  подыскал   себе  какое - то   жилье,  кажется  на  окраине   города.
     -  А  более   точно   не  можете    вспомнить,   где  конкретно, -   попыталась   уточнить   Люба.
Парень    в  ответ    лишь   развёл  в  стороны   руки,  сожалея,  что  ничем   больше   помочь  не  может.   Зато,  кое-что    на  этот  раз   вспомнила  его  мать.
     -    Он   говорил,  что  денег  у  него  вряд  ли   хватит  снять  отдельную  квартиру,  рассчитывал  найти   хотя  бы   комнату   с   подселением,  а  там,  кто  его  знает,  что  и  где  он  нашёл.  Одно    скажу,  неаккуратный    он    был,   когда   мы  сюда   въезжали,   весь  пол   был  бумагами   засорен,  даже  прибрать    за  собой  не  мог.
     -   А  бумаги   эти,  рукописи  его,  они   сохранились?  -  с  робкой  надеждой  спросила   Люба.
     -   А  чего  их  хранить  то,  бумага  она   и  есть  бумага,  чего-то   там  написано  было,  а  что,   мы  особенно   и  не  читали.
     -  Стихи  там  были,  -   сказал    парень   в   спортивном   костюме  и   добавил:  -  Хорошие  стихи,  жизненные.   Я  думал,   придёт   он   за  ними,  отдельной   стопкой   на  балконе   их   сложил.   Но  он  так  и  не  пришёл.
     -  Я   ещё   тогда  тебе   говорила,  что   не   придёт,  потому  что  долг  за  ним  оставался,  за  последний   месяц  он  ведь  так      и  не  заплатил.
     -  Да  ладно,  мам,  что  сейчас  об этом  говорить,  человек  был,    сам  по  себе    неплохой,  видимо    так   жизнь  у    него   сложилась,  -    пытался   рассуждать    юноша,  которому,   чувствовалось,  было   неловко   сейчас   за   свою   мать.  -  Вы,  если   удастся   вам   его  найти, - попросил  он,  -   про   этот   долг     не  вспоминайте.     И  потом,  какой  же  это  долг,  просто   человеку  негде  было  жить,  и   платить  за  квартиру  было  нечем,  а  эта  квартира,  всё  равно  в  тот  месяц  пустовала,  вот  он  здесь  немного  и  пожил,  пока  не  подыскал  себе   жильё.
      -  А  вы  то,  сами,  кто  же  ему  будете?   Родственница,   или  ещё    кто? -   проявила   любопытство     женщина  в   халате.
      -   Я?  Люба   несколько  замешкалась  с  ответом.  -  Я,  жена  его.      
Она   не  стала  добавлять   слово,  -  бывшая.
       -  Жена?   И  что?   Вот  так  мужа  своего   и   ищете?
       -   Да,  вот  так  и  ищу.
Люба   извинилась,   что  отняла  столько  времени  у  этих   людей,  и  уже  собиралась   уйти,   как   юноша   вдруг   вспомнил   одну   важную  деталь.
       -  Я  же  вам,  главного  не  сказал.  Тогда,   почти  сразу  как  он   ушёл,  сюда   письмо  на  его   адрес    пришло.   И  письмо   это,   мне  кажется,   должно    где-то   ещё   сохраниться.   
Он   повернулся   и  прошёл  внутрь   квартиры,  - Я  сейчас,  быстро   его  поищу.  Пройдя   несколько  шагов  по  коридору,    остановился,  посмотрел  на  Любу:  -   Да,  что  же   мы  всё   в  дверях  стоим?   Вы,   проходите.   Мам,  ну,  нельзя   же  вот  так.  Проведи   человека,  усади  за  стол,  чаем,  что  ли,     угости.   
               Изнутри   это  была   уже    совсем   другая    квартира.   Другого  цвета  обои,  другая   мебель,   часы   на  стене,  люстра  под  потолком,   только  вид   из  окна   всё   тот  же,  и  всё  тот  же  тополь   дотрагивается    тоненькими  веточками    до  оконной   рамы. Вспомнилось,  как,  однажды,  подойдя   к  окну,  Виталий   как-то  прочитал:  -   Я  знаю,  что  окна  затем  существуют,  чтоб  кто-то  стоял   и  грустил  у  окна.  Я  знаю,  как  ветви  деревьев   тоскуют,   под  кожей  обугленной  память  храня…
Здесь,   в  этой   комнате,  за  другим  столом,  но  у  этого   самого   окна   были  написаны   многие  его  стихи.   Сейчас,    стоя   в  этой   комнате,   где   уже     не  было  ни  Виталия,  ни  стола,   за  которым  он  сидел,  Люба    с  грустью   подумала,  что,  возможно,   уже   и   не   сохранилось   ничего   из   того,  что  он   когда-то   писал.     Она  подумала,    что,    наверное,  была    не  права,  когда,  чтобы  сделать  ему   больно,   говорила,  что  с  недавних   пор   она   перестала  любить   стихи.  Тогда  он  ей  ответил,  что  это  звучит,  как  если  бы  она  сказала,  что   с  недавних   пор    не  любит   смотреть,  как    светит  солнце,  с  недавних  пор    не  любит,   когда  ветер  гонит  по  небу  облака,  когда  идёт   дождь,  когда  текут  реки,  когда  улыбаются   люди.   
Она  тогда  передёрнула  плечами  и,   не  желая  больше  его  слушать,  повторила:  -  Я   сказала,  что  не  люблю   только   стихи, и  особенно  те,  которые  пишешь  ты.   А  солнце,  небо  и  облака,   к  твоим  стихам    не  имеют  никакого  отношения.
     -  Наконец-то,  вот  оно,  нашёл, -   сказал,  выходя  из   соседней   комнаты     высокий   парень,  и    положил  на   стол     распечатанный   конверт.
     -  А  вот  бумаги,   к  сожалению,   не  сохранились.  На   балконе   они   всё  время   лежали    и   от  дождя   все  и    размокли. 
При   этих   словах  он   так  посмотрел  на    мать,  что  Люба   поняла,  что    в   том,   что   рукописи   Виталия   пропали,  наверное,   был   виноват  не  только   дождь.   
              Спускаясь   по  лестнице,     вдруг  подумала,    что   когда   жила    в  этой   квартире,  она,   так  же   как  эта  женщина  в  халате,     разговаривала   с    Виталием,  почти   всегда     с    нотками  нескрываемого    раздражения.  И  злость  её   к  нему,  и    раздражение,   чаще    всего    были  от    их   неустроенности.  Оттого,  что  жили   всё  время  по  чужим   квартирам,  а  был  бы  у  них,  какой  ни  какой,  свой  угол,  и  ссориться  бы,  глядишь,   было   бы   и   незачем.  Так-то,   он,   Виталий,   мужик   был   неплохой.   Всегда  по  хозяйству    помогал  и  посуду  помоет,  когда  она  уставшей  с  работы  придёт  и, если  нужно,  что-то   и  приготовить   сумеет.   Почему-то,  думала  о  нём    сейчас   в  прошедшем  времени,  словно  его  уже  и  не  было. 
         Сидя  в  машине,   развернула   письмо  и  с  первых  же  строк,  читая    его,   словно  увидела  перед  собой    ту,  которую  никогда   прежде   и   видеть   ей     не  доводилось  и  голос  её,  прежде   незнакомый,   услышала,   негромкий   и  слегка   растягивающий  слова.

      «    Уважаемый    Виталий    Данилович,  пишет  вам,  если   вы  меня    помните,    Полина    Соколова  из   деревни   Погорелова.  Несколько   раз   порывалась  вас  найти,    пыталась    отыскать  ваш  адрес.   В   редакции   газеты   мне  сказали,  что  вы  там   уже   давно    не  работаете,    а  нового    вашего    адреса    они  не  знали.   Но  я  всё  равно    пыталась   вас    отыскать,   спрашивала,   кого  только    могла    и   вот,  наконец,  мне   дали   этот   адрес.    Я  помню,  что  вы  собирались    написать  книгу   о   жителях    нашей   деревни.   Мне   бы  хотелось,   помочь  вам   в   вашей    работе,  если  вы    не   отказались  от    неё.     Недавно,   я  выяснила   некоторые    подробности   о  судьбе   Вероники     Ефремовой.   Вначале   все  считали,  что  она   погибла   вместе   с  Александром,    за  которого   перед    войной    вышла    замуж,    но,   оказывается,    на  самом    деле    всё   обстояло  несколько    иначе. В   начале   сорок   второго   года   у    Вероники     родилась   дочь,    которую   она   назвала   Марфой.    Перед   тем,  последним    своим   боем,    Александр   сумел   переправить    Веронику   с  ребёнком    в   партизанский   отряд.    Летом   сорок   третьего   года     отряд    этот   был    разгромлен    немцами,   лишь    несколько  человек    смогли   тогда   спастись,  среди  них   была  и  Вероника     с  маленькой   дочкой.    Потом     стало    известно,   что   Вероника,     умерла  от   тифа,   а  девочка    её   выжила    и  в  конце   войны    попала    в  детский   дом.    К  сожалению,     как   в  дальнейшем    сложилась    судьба    Марфы    неизвестно.    В    одном   письме  обо   всём   так  сразу   и   не  расскажешь,   но   я  надеюсь,  если  вы  его  получите,   сможете   меня  найти  и  тогда,  я   смогу    передать  вам    весь  собранный   мной    материал.   Я  живу  всё    там   же,  работаю  всё   в   том  же,    Доме   культуры.  У  меня   всё  так    же,    всё   без  особых  изменений.   Часто   вспоминаю   вас.    Почему-то  очень  хочу   верить,  что  мы  с  вами  обязательно   встретимся.    Правда,  вы  меня,   наверное,     сразу    и  не  узнаете,  всё-таки,   столько   лет  прошло,  я  уже    и  состариться  успела   и   уже   не  обижаюсь,  когда  меня  по  отчеству  называют.   Всего  вам   самого  доброго.  Ваша    знакомая,  Полина    Соколова. »

         Люба   ещё   раз   перечитала   письмо,   бросилось   в   глаза,   как   уважительно,  в   каждой   строке,     обращалась    эта   женщина   к   Виталию.  Почему-то    подумала,  что    Полина  эта,   видимо,   была  к    Виталию   неравнодушна.  И,   наверное,    до  сих  пор,    испытывает  к  нему   какие-то  чувства,   если  так  прямо  и  пишет,  что  надеется   на  встречу.    Снова   перечитывая  письмо,  теперь  уже  обратила  внимание  на  то,  что    она  писала   про  какую-то    Марфу.  Прикинула,  что  по  возрасту,   Марфа,  о  которой  сообщала   Полина,  вполне  может  быть  той,   кого   знала   Люба.   
  Нужно  обязательно   её   найти,   подумала   она,   вспоминая    заодно   и  свою   Марфу.   Она   смотрела   на  город,   по  улицам  которого   сейчас   проезжала.   За  рулём    на  этот  раз    сидел    тот  самый,   неразговорчивый    её   водитель. 
        -  Ты  знаешь,  где   находится   деревня   Погорелова?   -  спросила  она    неожиданно  у   него.
         -  Не  так  уж   и  далеко   отсюда,  часа  полтора   пути,  -   ответил  он,  внимательно   глядя    Любе   в  глаза.  И    когда   она,     ничего  не  говоря,   просто     кивнула    ему   головой,   тут   же     развернул   машину   в  сторону   трассы    ведущей   за  город.
            Люба  не  знала,  зачем  ей  вдруг  понадобилось  ехать  в  эту   деревню,   о  которой   так  много  говорил  в  своё   время   Виталий.   Вспомнилась,   рассказанная     Марфой   история,     про   Анастасию   и  крепостного   художника.  А  ведь   именно    в  той   деревне   и   располагалась      усадьба,   где   они  жили.   И  всё   же,  наверное,  главное,    почему   сейчас,    так  неожиданно,    решила   туда  поехать,    уж   очень  захотелось  ей   увидеть  эту   Полину.   Читая    письмо,    почувствовала,  что-то  похожее   на  ревность   к    женщине,   с  которой   раньше   был   знаком   Виталий.  Ей   хотелось   увидеть    её,   просто   подойти  к  ней  и  увидеть
   А  зачем?  Кто  -  его  знает.  По  крайней   мере,  сама    себе,    Люба   на  этот   вопрос    так  и   не  могла   сейчас   ответить.