Ожидание счастья

Кофточка была нарядной: с позолоченной отстрочкой, с перламутровыми пуговицами. Анна то примеряла её, то снимая просто прикладывала к своей груди. Да... не довелось ей в девчонках носить красивых нарядов; юбка, да домотканая кофта из износившейся простыни, вот и весь наряд. А тут, поди ж ты...премировали...
Залившись густым румянцем, Анна машинально дотронулась до щёк, как тогда, в клубе, когда разволновавшись, что-то говорила представителю из области, который награждал её, за многолетний, нелёгкий труд, за высокие показатели. Стоя перед зеркалом, задумавшись, укладывая по привычке жидкие косицы в незамысловатую причёску, она не заметила, как сзади, неслышно подошла дочь.
-Мам, дашь поносить?-трогая кофточку руками, заискивающе попросила она.
-Ох, Любка, а то у тебя нарядов мало,-удивлённо выдохнула Анна; конечно дам, куда я в ней? К колодцу за водой? Если уж не пришлось нашивать ранее, то сейчас уж действительно ни к чему. Ты чего вскочила такую рань-то?-посмотрев искоса на дочь, спросила она.
-Да хотела к врачу Павлика сводить, ночью показалось, что как будто температурил он. Мам, а ты почему вчера задержалась так надолго-то?-вопросом на вопрос, ответила Люба. Отец тут пришёл, как всегда навеселе, и мы никак не могли его с бабушкой утихомирить, рвался всё тебя искать, кое-как заснул.
-А что ему, дочк, ему не привыкать,-огорчённо проговорила Анна, я поэтому и прилегла в теплушке, чтобы избежать очередного скандала.

В задней избе загремела кастрюлями, свекровь. "Старая карга,-беззлобно подумала Анна. Чего ей-то не спится?" Оставив дочь она вышла из передней.
-Мамаш, бросьте здесь всё, я сама управлюсь,-как можно сдержаннее произнесла она. Обернувшись на голос, бабка Пелагея заворчала:-Как же, дождёсся от вас, спите без задних ног, что Любка, что ты. Вот вчерась, где так долго прохлаждалась, а? Стёпка дождаться тебя не мог, так и заснул бедный.
-Так в правлении мы были, потом собрание было в клубе, премировали всех доярок, меня вот кофтой, да почётной грамотой,-как можно спокойнее, объяснила Анна.
-Премирова-али,-не дав договорить, нараспев, протянула свекровь. Я вон сколько годов отдала ферме, а никто даже "спасибо" не сказал. Да доили вручную, а за вас счас аппараты работают, за что вас премировать-то?
Махнув рукой, Анна вышла во двор. Вот и вчера, давая интервью журналисту, она говорила совсем не то, о чём кричала её душа. Говорила, как бы вопреки собственному мнению. Только кому это интересно? Что тяжело ей, ох, как тяжело, жить под одной крышей со свекровью, чувствуя себя всю жизнь нелюбимой снохой; как невмоготу уже жить и с мужем, от пьяных разборок которого, она изрядно устала. Как укоротила сама свой бабий век, повернув его на старость: став в 45 лет-бабушкой. Как устала от самой себя...
Ничего такого сказать она естественно не могла. Это было не для печати. Для газетной полосы была необходима, конкретная, положительная оценка её деятельности: стереотип, смысловой стержень её жизни.

-Ну как дела, передовица? Наслышан, наслышан,-с издевательской ноткой в голосе, к ней подходил Степан. Почувствовав запах спиртного, Анна решила не вступать с мужем в объяснения, ответив, как всегда одним только словом:-Нормально.
Ведь сколько раз говорила ему:-Уходи; дочь уже выросла, что их уже ничего не связывает. Так нет: и жить путём не живёт, и не выгонишь. Дважды пыталась уходить сама, к сестре, дня на три. Приходил, забирал, давая клятву больше не скандалить и не пить.
Часто слышала Анна и от дочери: как же она могла прожить в таком аду всё это время? На что она отвечала так же односложно:-Да вот как-то...

Управившись во дворе, Анна стала собираться на ферму. Проснувшийся внук видно успев соскучиться, ходил следом:-Ба-а,-тянул он, меня мамка вчела в угой стаила, не ходи на лаботу, лучше почитай мне сказки!
-Ну что ты, Павлик, а как же коровки без меня? Вот я их подою быстренько и вернусь. А тебя пусть тётя прослушает, может мамка зря волнуется,-гладя малыша по головке, ласково объяснила Анна.

Провозившись с внуком, она чуть-чуть не опоздала к утренней дойке. Двух её коров уже выдоила Дарья, часто выручавшая её. Благодарно посмотрев на подругу, Анна подсела к третьей.

-Что такая смурная?-после работы спросила её Дарья. Стёпка, что-ли опять бузит? И что ему неймётся?-сама отвечая на свой вопрос, вздохнув, проговорила она. Мужику-50, а ведёт себя, как мальчишка.
-Да я уж вроде как привыкла, Даш. Просто ноги иногда домой не хотят идти. Если бы не дочь и не внук...-не договорив, Анна тыльной стороной ладони незаметно смахнула со щёк набежавшую слезу.
-Ну ты почуди ещё, почуди, не на меня он напал, я бы его давно со двора вымела. Может у нас сегодня переночуешь?-осторожно спросила Дарья, заглядывая Анне в глаза.
-Да нет, подруга, к чему всё это? Да и искать он меня опять пойдёт, зачем вам с Николаем лишние неудобства? Ведь ему всё равно, кто перед ним, глаза зальёт, ничего не видит.

Расставшись с Дарьей на перекрёстке, Анна замедлила шаг. Возвращаться раньше дочери в дом не хотелось, а они с Павликом придут видно только после обеда.
"Долгим покажется мне мой век",-подумала она с горечью. Часто, в вечерней дойке, её подменяла дочь; теперь она решила отступить от этого правила. Выпивки Степана не прекращались, и лучше уж быть на работе, чем видеть его не просыхающим от похмелья. Да и свекрови лучше реже попадаться на глаза. Чем старее та становилась, тем чаще видела в добром побуждении домочадцев какой-то подвох.
"Ладно ещё работаю,- с тоской подумала Анна, хоть где-то можно забыться."
Да. днём её выручала работа, коллектив; но с наступлением ночи вновь подступала тревога, и желание, чтоб поскорее уснул Степан, которого она не имела права потревожить даже пальцем.

Но как бы Анна не замедляла как всегда, шаг, а ноги уже подходили знакомой тропкой к дому. Свекровь отдыхала. На плите стоял горячий суп, приготовление которого Пелагея никому не доверяла, также, как и выпечку хлеба. Анна вздохнула:"Два медведя в одной берлоге не уживаются." Может поэтому Степан такое долгое время не принимал её всерьёз. А что она могла поделать? Тянуть всё к себе, вырывая из её рук?

Не найдя во дворе заделья, она присела на лавочку, подставив лучам солнца уставшее лицо. Многие женщины боялись загара, опуская косынку по самые брови; а к ней он почему-то не приставал совсем. Смежив глаза, из которых опять выкатились две скудных слезинки, Анна, раскачиваясь, повторяла и повторяла одни и те же слова:-Мамушка, родимая ты моя мамушка...и почему я тебя не слушала?..
Сколько уж лет прошло после смерти матери, почему-то перед самой кончиной осевшей на ноги...сколько воды утекло, а не забыть её предостережений, Анне. Что пожалеет она о своём выборе, да поздно будет. "Близок,-говорят, локоток; да не укусишь."

Никто никогда не хвалил Степана в парнях: беспутным рос, беспутным и остался. Лишь она, жалея его какой-то бабьей жалостью, взяла и пошла наперекор людской молве. Всё ждала, что вот-вот всё изменится; а жизнь становилась всё хуже и хуже.
Выросла дочь, появился внук, а Степан не менялся. Теперь, не признаваясь самой себе, подспудно, Анна ждала возвращения зятя, уехавшего на трёхмесячные курсы; всё-таки при нём, Степан вёл себя немного потише. Виктор, своим молчаливым презрением, как бы давал ему незримый укорот.

Дочери всё не было, видно забежала по пути к подружке; наверное у Павлика нет ничего опасного.
"Ну и слава Богу",-подумала Анна. Не заходя больше в дом, по той же исхоженной тропинке, она пошла к вечерней дойке.