Старый вестерн

   Мне 56. Я живу на ранчо в пригороде Сакраменто. Вернее раньше это было ранчо. Теперь же это, как ни странно, дом престарелых. По сегодняшним меркам 1890 года , я – старуха. Для нас 30 лет – норма. Меня зовут старухой Флорианой и говорят, что столько не живут. Они правы. Я родилась в 1835, пережила Калифорнийскую золотую лихорадку, была замужем, ребенок умер от пневмонии еще в младенчестве. Детей после этого у меня не было.
   Я абсолютно одна. Из собеседников здесь – старик Джекенс. Он даже старше меня, правда, умом тронулся. Те годы на всех оставили след, но по-своему. Джекенс не говорит ничегошеньки, кроме слова «золото». Вы знаете, я люблю музыку, люблю петь. У Джекенса потрясающий тембр. Он так умело окрашивает свое «золото» голосом, что я уже научилась различать его настроения и понимать его. Безусловно, тут есть и другие обитатели, но они не общаются со мной. Они боятся и осуждают. Все потому, что я совершенно не похожа на старуху. Кожа не обветшала, а сердце даст фору молодым. Поговаривают, что я заключила сделку с дьяволом. Хе-хе-хе. Они в чем-то правы. Из-за той истории Рай мне не светит. Даже Черт к себе не принимает. От того я еще и не умерла. Когда сердце ссохнется от возраста – вот тогда и помру. Но кто знает, когда это будет?
  Наш отец был «человеком 49-го». Как и все остальные, мы приехали с севера в Калифорнию в поисках лучшей жизни. Подумать только: в песке нашли золото! Легкая нажива. Мы и так жили неплохо. Среди богачей, конечно, не числились, но на жизнь хватало. Но скажите мне: кто и вас не хочет легких денег, а? Кто из вас бескорыстен? Кто из вас не алчен? «Не мы такие. Это время такое!» Вот самая любимая отговорка людей. Им не сидится на месте. Ровно, как и ей. Еще бы… Первая красавица. Алые губы, черные глаза, смуглая кожа. Просто мечта, а не барышня! Еще и в самом расцвете сил. Ей на ту пору едва исполнилось 16. Так похожа на нашу мать, которая умерла во время вторых родов. Первая жертва.
  А теперь представьте: неописуемая красавица, окруженная золотоискателями. То-то же. Отец был безумно горд. Такую можно выдать замуж за богача и тогда к черту пойдет весь этот поиск золота. Никого даже не волновал ее единственный недостаток: девятый размер ноги. Подумать только, девятый! У всех был то ли пятый, то ли шестой, а у нее… Для нее даже обуви не находилось, никто такую не шил. А денег у нас почти не было. Все сожрал этот бесполезный переезд. Ей ничего не оставалось делать. Поэтому она и надевала на ноги коробки. Да-да, коробки.
 «Эх, Флориана! Вот выдадим мы твою сестру замуж, вот тогда как заживем!». Папа часто так говорил. А я ведь на год всего младше нее. Но куда там малышке Флориане! Бедняжка пошла вся в отца. Грубые черты лица, широкий нос, губы стянуты в нитку. Разве что размер ноги пятый.
  В конце концов, все было не так уж плохо. Пускай сестрица ходила в коробках из под селедки, а на меня никто не зарился, но нам тогда казалось, все будет хорошо. Мы даже купили лошадь. Ее звали Корра. Она была моим самым лучшим другом. Корра была мне верна, утешала, спасала от одиночества.  К тому же она помогала папе работать. Он всегда брал ее с собой на новое место добычи золота, ведь если удача улыбнется, то сам он не дотащит все до дома. Ключевое слово – Если.
  После очередной вылазки, продолжительностью в четыре дня, отец вернулся очень поздно. Мы-то с сестрой уже привыкли заботиться сами о себе, но тогда Корра с папой вернулись гораздо позже, чем обычно. Я не спала всю ночь до тех пор, пока не увидела их из окна нашего маленького ранчо. Но они вернулись и я, абсолютно измотанная своими переживаниями, легла спать. Ближе к утру я услышала нервное ржание Корры и треск чего-то. На заднем дворе в стойле Корры не было, ограда сломана, а на пустынной пыли виднелись следы подков. Такого ужаса я никогда не испытывала. Некоторых ужас сковывает, а некоторых заставляет бежать. И я бежала…
  Ветер решил усугубить ситуацию. Поднялась пыль. Я дышала тяжело и еле видела силуэт, идущий мне навстречу. Вот тогда я впервые увидела Льюиса. Он был прекрасен. Даже сквозь свое отчаяние я смогла разглядеть его красоту. Когда же я приблизилась к нему почти вплотную, то увидела, что за ним лежит что-то массивное. На мгновение мне показалось, что это камень. Камень, вокруг которого что-то темнеет. Только когда пыль улеглась, я осознала, что это Корра. Моя милая Корра, бездыханная, истекающая кровью. Кое-где ее тело было разодрано. Я была не в состоянии ничего сказать и только пусто смотрела на Льюиса.
  По дороге домой, он объяснил, что живет совсем недалеко от нас, но возможность познакомиться не представлялась. Они с семьей тоже переехали в Калифорнию из-за «лихорадки». Отец Льюиса брал его собой на вылазки. Оказывается, папа даже успел подружиться с родителями Льюиса.
   Парень с сочувствием рассказал, что в последнее время в местности появилось много койотов. Голодных и злых койотов. Они нападали на Корру, а она просто увела их подальше от нашего дома. Корра спасла нас. Она спасла меня. Вторая жертва.
  С тех пор нас было трое. Я, Льюис и сестра. Впрочем, мы существовали по отдельности. Была я и был Льюис со старшей. Каждый день я наблюдала, как он смотрит на нее, как смеется над ее шутками и как помогает ей закреплять коробки на ногах. В то же время он не видел, как смотрю на него я, как я плачу от его смеха, как проклинаю эти коробки. Прошел уже год после нашего переезда. Сакраменто значительно вырос. Если мы поселились в 49-ом на окраине города, то теперь у нас были соседи. Население составляло около семи тысяч. Все были счастливы, дружны и ничего не предвещало беды.
  У моей сестрицы была привычка: каждое утро в девять она выводила появившихся у нас уток к реке. Но вот незадача: в одну из коробок попал бутылочный осколок. Бедняжка взвыла от боли, запуталась в собственных коробках и упала в реку. Ее боль потащила тело ко дну. К несчастью, в то утро Льюис пошел вместе с ней. Конечно, он увидел, что его возлюбленная тонет, но ничем бедняга Льюис не мог ей помочь. Пловец из него был никудышный. Так и умерла моя сестра. Ее оплакивал чуть ли не весь город, отец подался во все тяжкие, а Льюиса обвиняли со всех сторон. Для людей он был виновником случившегося. Неужели он не мог ее спасти? Почему не позвал никого? А вдруг он ее специально толкнул в воду? Вопросы так и сыпались на бедолагу. Спасти его мог только брак. Мужчину в браке трогать не посмеют. Тут-то под боком оказалась я. Льюис взял меня в жены. Правда после свадьбы он сочинил ту дурацкую песню о его пропавшей любви. Таким образом он просил у нее прощения. Со временем он научился видеть во мне мою сестру. Хотя, возможно, это по причине его нервного сумасшествия. Эти сплетники его довели. Мне, правда, было безразлично. Я ведь добилась того, чего хотела. Моя любовь была со мной. Со временем Льюис успокоился, но сумасшествие прогрессировало. Смерть нашего ребенка еще больше усугубила ситуацию. Он умер и оставил меня ни с чем. Но я выжила. Зарабатывала на жизнь тем, что изготовляла туфли. В моей мастерской всегда была одна очаровательная пара туфель девятого размера…

   Эти глупые люди так и не поняли, что это я убила свою сестру. К ней в коробку не просто попал осколок, нет. Это я его туда подложила. Более того, осколков там было пять. Пять – препятствие. Хотя, я думаю, что некоторые все-таки осознали всю суть случившегося, но держали язык за зубами. Третья жертва.
   Вот так и было. Для моего счастья, для моей жизни понадобилось три жертвы. Мне кажется, что кто-то идет сюда. Шаги слишком бодрые, не похожи на старческие. Надо заканчивать. А то еще заметят. О, разве я вам не сказала? Меня здесь считают шизофреничкой. Тело молодо, а мозг стар. В их присутствии я не говорю ничего. Ну, почти ничего. Я лишь пою ту песню. Надеюсь, после моей смерти она не прозвучит ни в одном уголке земного шара, ну а пока…
                Дорогая, дорогая,
                Дорогая Клементин,
                Твою жизнь река уносит.
                Мне не жалко, Клементин.