Изделие ручной работы

                Строителям дороги Абакан - Тайшет               
                посвящается

       
      Каких только историй не услышишь под монотонный стук колес. Жизнь и расписание движения поездов сводит в одном купе разных людей, особенно, если это - купе плацкартного вагона. На этот раз моими соседями оказались на редкость приятные люди: аккуратная очень пожилая женщина, не отрываясь, смотрела на пробегающий пейзаж; учительница – почему-то сразу угадалась ее профессия – забралась на вторую полку и читала книжку. Эта доброжелательная и открытая женщина привлекла мое внимание еще на перроне: прощаясь с молодой девушкой, она ни разу не назвала ее по имени, только «доченька». Это звучало очень нежно и непривычно, потому что в большинстве своем мы рано отделяем детей от себя, называя их по имени, дети же, обращаясь к родителям, называют их мамой и папой в любом возрасте. Полная женщина с удивительно добрым лицом уже пила чай, поглядывая то на проходящих мимо пассажиров, то на вагонное окно. На боковой полке, за столиком листала журнал девушка с необыкновенно солнечными глазами. Представившись Наташей и перезнакомив всех, она сразу взяла шефство над бабулей, и все её существо выражало готовность прийти на помощь в любой момент. Она уже сбегала за кипятком, угостила ее печеньем и теперь, улыбаясь, разглядывала чужую глянцевую жизнь. Напротив, выставив три банки пива, ютился крупный парень. Видно было, что женское общество стесняет его, но желание «отдохнуть по-полной» перевешивало. Итак, мы ехали в скором поезде «Красноярск - Абакан», который торопился изо всех сил, нагоняя внеплановую остановку и мешая любоваться гордым очарованием Саян. Когда наш железный ковчег вылетал на открытое пространство, его обитатели буквально прилипали к окнам. Такая манящая первозданная даль открывалась взору: голубые горы, не изрезанные карьерами и не изуродованные кривыми заборами и не менее кривыми избами; ярко-зеленые с белыми блестками стволов березы и темные ели; и река Кизир, что течет вдоль дороги! Точнее, это дорога бежит вдоль реки, то быстрой – видно, как бурлит вода на камнях, то гладкой и ленивой. Отороченная песчано-галечным кружевом, она сверкает в лучах угасающего светила и плывет вместе с облаками и остроконечными  вековыми елями, обтекая отмели, языками желтеющие посреди струящихся вод, или круто сворачивает от дороги и скрывается из вида. Но, словно понимая, что мы еще не нагляделись на нее, возвращается, великодушно давая любоваться собой. Иногда из-за деревьев виднеется дымок, и сразу хочется пусть на одно мгновение оказаться у этого костра и вдохнуть прохладный, пахнущий туманом воздух. Недавно сложенный стожок на островке дает воображению повод представить и добротный дом, и справную коровку, для которой заготовлен провиант на зиму, и русоголовых ребятишек, пьющих теплое парное молоко, и хозяина с хозяйкой, тайно поглядывающих друг на друга и с нежностью – на детей.
        - Детские игрушки, деревянные детские игрушки, изделия ручной работы! Совсем недорого! – вторгся в мои лубочные мечтания настойчивый голос. Все оторвались от вида за окном и уставились на говорящего. А он уже открыл деревянный ящичек, где остро пахли свежеструганным деревом «изделия ручной работы» - давно забытые игрушки: мужик и медведь пилят бревно, клоун кувыркается на перекладине, два кузнеца поочередно бьют молотом по наковальне – все кремово-белое, с естественным древесным рисунком. А купец, не умолкая, нахваливает свой товар, дергая за веревочки и стерженьки. Изделия ручной работы шли нарасхват! Полвагона сбежалось за диковинными игрушками: кто купил для детей, кто – для внуков, кто – для себя, вспомнить детство. Лишь пожилая женщина не взяла ничего, только мельком отметила всеобщий восторг, потерла левой рукой скрюченные пальцы правой и снова повернулась к окну. Река уже скрылась из виду, поезд несся вдоль вертикально срезанной скалы, прогромыхал по длинному тоннелю и заполз на мост через ущелье. Казалось, мы парим над землей, и глубоко снизу поднимается плотное облако тумана.
       - Какая красота! – сладкий ужас от этого полета сдавил горло. Старушка повернулась на этот возглас:
       - Очень дорогая красота! Сколько людей здесь положено! – и, помолчав, продолжила:
       - Я совсем молоденькая была, когда мы с матерью работали на строительстве дороги Абакан – Тайшет.
        В купе стало как-то уважительно тихо, а старушка, почувствовав всеобщий интерес, оживилась:
        - Работали-то в основном женщины, потому что много мужчин погибло на фронте, а другие вернулись инвалидами. Приезжали на строительство из других городов по комсомольскому призыву, но уж больно холодно да неприветливо у нас в горах. Выдерживали не все! Местные-то покрепче оказывались. Лес валили, чистили стволы от сучьев, в штабеля укладывали, а летом сплавляли по реке. Из всех механизмов поначалу только лопата да тачка гравий возить, лом да веревка для погрузки бревен на лесовозы. Это уже потом, за нами техника пошла.
      - А жили где?  Сколько едем, одна тайга да горы! – парень отставил банку с пивом, сбросил куртку, оставшись в тельняшке.
      - Жили-то? Да тут же и жили, в палатках и времянках из досок.
      - А зимой?  Здесь и снега по крышу и морозы лютые, я как-то проезжала в декабре, видела – учительница свесилась с полки.
      - Ох! И мерзли, и под ветром гнулись, и в ледяную воду проваливались. Катишь тачку с гравием по просеке, как по снежному тоннелю, ноги подкашиваются, руки деревенеют, но - куда ж деваться? Дома еще две сестры и брат маленький, а отец с фронта не вернулся. На иждивенцев 200 граммов хлеба в день давали, а на строителей – 600. Вот за это и работали. Поначалу так вообще в лаптях  да брезентухе ходили. Сошьешь из фуфайки штаны наподобие чулок, лапти сверху наденешь, да брезентуху – и на дорогу! Морозы до пятидесяти градусов доходили, еще и с ветерком.
      - Да ладно тебе, мать! Какие лапти! – парень в тельняшке уже и забыл про свое пиво.  - Что же,  ни валенок, ни сапог не было?
      - А где ж напастись на всех? Что было заготовлено, на фронт ушло, а нового еще не наработали!
    Некоторое время только стук колес на стыках нарушал молчание. Пассажиры смущенно хмурились, а рассказчица, словно вернувшись в молодость, окрепшим голосом продолжала.
        - Откуда силы брались? Лет-то нам было по  восемнадцать – двадцать, только бригадир была постарше. Жалела нас, но план выгонять надо! Рубишь сучья, аж пар идет, а она оберегает, кричит: не становитесь за штабель, не дай Бог, бревна пойдут!  Но и бревнами давило, и тонули во время сплава. Развяжется плот, и люди под бревна, как горох попадают, а в фуфайке не выплывешь, вата быстро воду набирает. Вот мост поехали, так мы как раз на этом участке работали: отсыпку делали.
        Она снова погладил правую руку.
       - Вот её-то и подрубила напарница, когда кольца для плотов вязали, сухожилия срослись неправильно, вот и скрючило. Да и некогда было ждать, пока заживет. Так и строили всё ручками вот этими!
       - А сколько же Вам лет сейчас? – перешел на уважительное «Вы» парень в тельняшке.
       - Да восемьдесят два недавно сравнялось! – старушка поправила вязаную кофту, улыбнулась посветлевшим лицом. – Я еще картошку сама сажу! Окучивать-то уж тяжело стало, погребу-погребу, полежу меж рядков, да опять в работу, а уж копать так нанимаю! Еще лет пять назад травы-ягоды собирала на продажу, теперь ноги плохо ходят, да и носить тяжело. Но жить как-то надо, на пенсию не особо разбежишься.
      - А пенсия сколько? – спросила полная попутчица, уже давно смахивающая слезу.
      - Да добавили нынче сто пятьдесят рублей, стало четыре восемьсот!
      В вагоне включились тусклые лампочки – поезд с грохотом втянулся в тоннель. Еще один почти километровый тоннель на дороге ручной работы…