В плену у Воланда6. Набожное безверие и верующее..

В  ПЛЕНУ  У  ВОЛАНДА  ИЛИ 
СНЫ  МАРГАРИТЫ




(«Мастер и Маргарита: домыслы,
парадоксы, откровения»)



Новейший опыт культурной дискуссии на примере
виртуальной булгаковщины.


Продолжение.
Начало: http://proza.ru/2013/02/09/1892
http://proza.ru/2013/02/12/579
http://proza.ru/2013/02/14/888
http://www.proza.ru/2013/02/15/580
http://www.proza.ru/2013/02/16/750
http://www.proza.ru/2013/02/19/421





Рубрика чисто условна, ввиду полижанровости текста.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.  «МиМо» веры, жизни, любви


Глава 6. Набожное безверие и верующее безбожие


«Вглядитесь в века и увидите, насколько гармоничны Писания» Августин Блаженный
 
«Библия – это не та книга, которую мне хотелось бы перечитывать… Я совершенно искренен. Я понимаю, если бы Библию написал Бог, я бы тогда склонил голову. Но эту книгу написали люди. Такие же, как мы с вами. Почему я им должен верить?» Евгений Дога

«Разумеется, фанатизм тысячекрат гибельнее, ибо атеизм не внушает кровавых страстей, фанатизм же их провоцирует, атеизм не противостоит преступлениям, но фанатизм их вызывает» Вольтер


Музыкальное сопровождение: мелодии Бриттена, Генделя, Гайдна.



Голос из виртосферы. «Только нефтевышки. Да еще новые церкви, строящиеся с маниакальным упорством. Церкви, построенные зачастую на бандитские или ворованные деньги. Церкви, наполняемые больным народом, стариками и лицемерами. Церкви посреди пепелищ и кладбищ. Церкви вместо домов культуры. Церкви вместо дворцов пионеров» (Максим Калашников).

Внук предка. Начнем с того, кем завершили, ибо предыдущий этап дискуссии напрямую подвел нас к вопросам веры и неверия. У Андрея Кураева есть такие грустные для церковного человека слова: «…в романе просто нет положительных персонажей. Ни Воланд, ни Иешуа, ни Мастер, ни Маргарита не вызывают восхищения Булгакова и не заслуживают восхищения читателей и режиссеров. Свои несогласия, сатиризмы, отрицания Булгаков вкладывал в уста этих своих персонажей. Но свою веру им он не доверил». Как известно, церковь не жалует Михаила Булгакова. Самое распространенное клише среди православного клира: писатель извратил все каноны Библии и занимался пропагандой сатанизма. А почему не сатирой на сатанизм? Не было ведь в истории лучших критиков церкви  и разрушителей веры, нежели ее служители. Так зачем искать соринку в чужом глазу, не вытащив бревно из собственного? «Официальное православие… в течение веков позорило христианскую религию союзом с господствующей формой государственности, унижаясь до роли атрибута этой государственности и прямо полицейских средств».            

Поп. Протестую. Это форменное неравноправие. Вы, как авторы и устроители проекта, в вольную лепите желтые фишки участникам, а сами, получается, вне критики за любую крамолу.

Внук предка. Начнем с того, что мы авторы, и этим все сказано. А которые за свободой без границ, так им в другую очередь - к Познеру и Швыдкому. Уязвлены по части толерантности? Пишите Сванидзе. В продолжение темы: мы, если смотреть не в кривое зеркало, все-таки демократичны и караем строго за вопиющие глупость, неправду и зло. Однако даже мы не можем покарать мертвых за то, что вам представляется крамолой. Возмутивший вас приговор официальному православию вынес один из самых уважаемых наших богословов Сергей Булгаков, родной дядя   Михаила Александровича. Поэтому нам кажется нелишним продолжить цитату человека, несравненно более близкого Богу, чем миллионы скороспелых неофитов веры, таких как вы, бывший научный атеист: «резкое противопоставление социализма атеистического и христианского касается исключительно их идейного фундамента и не должно переноситься целиком на отношения между людьми, поселяя в них нежелательное обособление и взаимное озлобление. Живые люди вовсе не так цельно и последовательно воплощают известные идеи, чтобы можно было целиком характеризовать их этими последними, затем люди часто бывают в добровольном или невольном ослеплении, после которого из Савлов получаются Павлы. Кто может так глубоко проникнуть в душу человека, чтоб определить, какова ее подлинная природа, а что является только наносным и посторонним влиянием!» (Сергей Булгаков «Христианский социализм»).

Чекист. Павлы-Савлы, ученики-апостолы, евангелы-апологеты. Для верующей паствы всё лица священные, неприкосновенные, но я слышал, далеко не все питают к ним такое же подобострастие.

Инженер. Скажем больше: есть и такие, кто не питает никакого уважения, а видит, наоборот, большой вред. И такого вот не вызывающего ни уважения, не симпатии, но превознесенного молвою субъекта Булгаков вывел в образе Левия Матвея. Именно подобные типы позволили Елене Блаватской в свое время сказать: «Поклонение мертвой букве Библии — это лишь еще одна форма идолопоклонства, ничем не лучше других». В окончательном тексте романа Левий Матвей ведет свою хронику на свитке пергамента, а этот материал, в отличие от долговечного папируса, никак не мог долго сохраняться. И это уже выпад против евангелической роли Матвея. Булгаков показывает, что не стоит придавать серьезности этим текстам на козлиной шкуре, где проповеди Иешуа смешались с этнической кулинарией и налоговыми расчетами мздоимца Левия Матвея.

Чекист. Был такой евангелист. Слышали.

Эрудит. Здесь нет прямых аналогий. В своих объемистых опусах Борис Соколов предпринял генеалогическое изыскание по этому персонажу. Согласно Соколову, при разработке характера Левия Булгаков заимствовал прозу Владимира Зазубрина, подлинная фамилия Зубцов (1895-1937). Смотрите, в романе Зазубрина "Два мира" (1921) про гражданскую войну в Сибири есть такой герой. Он, подпоручик белой армии, наблюдая страдания и гибель отступающих офицеров и беженцев, проклинает перед иконой Бога-отца: «Ты видишь? Видишь наши муки, злой старик? Как глуп я был, когда верил в мудрость и доброту твою. Страдания людей тебе отрада. Нет, не верю я в тебя. Ты бог лжи, насилия, обмана. Ты бог инквизиторов, садистов, палачей, грабителей, убийц! Ты их покровитель и защитник» (Борис Соколов «Булгаковская энциклопедия»).

Инженер. Мелковато. Есть мнение, что в пародийной фигуре Левия Матвея отразились противоречивые взгляды Михаила Булгакова на графа Льва Толстого. Наиболее обстоятельно эту версию отделал Барков.

Мачо. Притом что сам Толстой не менее основательно отделал евангелистов и апостола Павла.


ВС. Как сущность учения Христа (как всё истинно великое) проста, ясна, доступна всем и может быть выражена одним словом: человек   сын Бога, — так сущность учения Пав¬ла искусственна, темна и совершенно непонятна для всякою свободного от гипноза человека.
Сущность учения Христа в том, что истинное благо чело¬века — в исполнении воли отца. Воля же отца — в единении людей. А потому и награда за исполнение воли отца есть само исполнение, слияние с отцом. Награда сейчас — в сознании единства с волей отца. Сознание это дает высшую радость и свободу. Достигнуть этого можно только возвышением в себе духа, перенесением жизни на жизнь духовную.
Сущность учения Павла в том, что смерть Христа и его воскресение спасает людей от их грехов и жестоких наказаний, предназначенных Богом теперешним людям за грехи прародительские.
Как основа учения Христа в том, что главная и единственная обязанность человека есть исполнение воли Бога, то есть любви к людям, — единственная основа учения Павла та, что единственная обязанность человека — это вера в то, что Христос своей смертью искупил и искупает грехи людей.
Как, по учению Христа, награда за перенесение своей жизни в духовную сущность каждого человека есть радостная свобода этого сознания соединения с Богом, — так, по учению Павла, награда доброй жизни не здесь, а в будущем, посмертном состоянии. По учению Павла, жить доброй жизнью надо, главное, для того, чтобы получить за это награду «там». С своей обычной нелогичностью он говорит, как бы в доказательство того, что должно быть блаженство будущей жизни: «Если мы не распутничаем и лишаем себя удовольствия делать гадости здесь, а награды в будущей жизни нет, то мы останемся в дураках».
Там, где Христос говорит, что люди не должны ждать наград и наказаний в будущем и должны, как работники у хозяина, понимать свое назначение, исполнять его, — всё учение Павла основано на страхе наказаний и на обещаниях наград, вознесения на небо или на самом безнравственном положении о том, что если ты веришь, то избавишься от грехов, ты безгрешен.
Там, где в евангелии признаётся равенство всех людей и говорится, что то, что велико перед людьми, мерзость перед Богом. Павел учит повиновению властям, признавая их от Бога, так что противящийся власти противится Божию установлению.
Там, где Христос учит тому, что человек должен всегда прощать, Павел призывает анафему на тех, кто не делает то, что он велит, и советует напоить и накормить голодного врага с тем, чтобы этим поступком собрать на голову врагу горячие уголья, и просит Бога наказать за какие-то личные расчеты с ним Александра Медника… Павел говорит: «Всякая душа да будет покорна высшим властям: ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены», (Римл. XIII, 1, 2). Христос говорит: «Взявшие меч от меча погибнут». Па¬вел говорит: «Начальник есть божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч, он — божий слуга... отмститель в наказание делающе¬му злое» (Римл. XIII, 4). - Л.Н.Толстой. «Почему христианские народы вообще и в особенности русский находятся теперь в бедственном положении».
 
Поп. Лев Николаевич Толстой был большой писатель, классик. Но вера его ниже дара его художественного, а душа - посредственнее интеллекта.

Мачо. Тогда вам, наверное, небезынтересно будет узнать, что сказал о вере другой классик, толстовский современник, один из самых парадоксальных и дерзких умов мира. Право, это полезные слова, отче: «Человек веры, «верующий» всякого рода, — по необходимости человек зависимый, — такой, который не может полагать себя как цель и вообще полагать цели, опираясь на себя. «Верующий» принадлежит не себе, он может быть только средством, он должен быть использован, он нуждается в ком-нибудь, кто бы его использовал. Его инстинкт чтит выше всего мораль самоотвержения; все склоняет его к ней: его благоразумие, его опыт, его тщеславие. Всякого рода вера есть сама выражение самоотвержения, самоотчуждения... Пусть взвесят, как необходимо большинству что-нибудь регулирующее, что связывало бы их и укрепляло внешним образом, как принуждение, как рабство в высшем значении этого слова, — единственное и последнее условие, при котором преуспевает слабовольный человек, особенно женщина, — тогда поймут, что такое убеждение, «вера». Человек убеждения имеет в этом убеждении свою опору. Не видеть многого, ни в чем не быть непосредственным, быть насквозь пропитанным духом партии, иметь строгую и неуклонную оптику относительно всех ценностей — все это обуслов¬ливает вообще существование такого рода людей. Но тем са¬мым этот род становится антагонистом правдивости,— истины... Верующий не волен относиться по совести к вопросу об «истинном» и «неистинном»: сделайся он честным в этом пунк¬те, это тотчас повело бы его к гибели. Патологическая обусловленность его оптики из убежденного человека делает фанати¬ка — Савонаролу, Лютера, Руссо, Робеспьера, Сен-Симона, — тип, противоположный сильному, ставшему свободным духу. Но величавая поза этих больных умов, этих умственных эпилептиков, действует на массу, — фанатики живописны; человечество предпочитает смотреть на жесты, чем слушать доводы»...

Поп. По бесновато скачущему стилю узнаю язык Ницше. Эта голова не есть предмет почитания, удостаиваемый солидной контраргументации в среде братии моей.

Инженер. А вот Мартин Хайдеггер считал иначе: «Ницше, без сомнения, последний великий мыслитель западной метафизики». А уж на что был голова.

Чекист. Короче, под анафему - и Ницше, и Хай-не-хай этого диггера, и все тут. Всё так же, как и с графом.

Поп. Толстой был лишь отлучен. Анафема – поздняя выдумка.

Чекист. У поздней выдумки вот такие же, знать, ранние, да толстые корешки.

Мачо. Боги, боги мои, как важно глядит наш преподобный. Извините, святой отец. Вот недавно было опубликовано интервью Феофила – вашего, а кому-то и нашего регионального владыки. Оно по ряду пунктов сходится с обсуждаемой темой. Если позволите, я приведу выборку цитат, а вы сообщите о своем отношении к точке зрения своего духовного начальства:
«Корреспондент. Вы называете бога всемогущим и на этом основании не сомневаетесь в его правде. Но как и где можно узнать об этой правде?
Феофил. Мысля бога всемогущим, я подчиняю ему себя всецело, ибо рядом с величием его возвышенность иных тварей — ничто. Я твердо и неусомнимо верю всему, что повествует о нем Святое писание, и так же твердо — что все его обещания сбудутся, ибо для его воли возможно все без изъятия, хотя бы человеку и казалось неисполнимым. Так я проникаюсь недоверием к собственным силам и уже целиком завишу от него, который может все. Созерцая его мудрость, я уже ничего не оставляю на долю собственного ума и верю, что бог все вершит самым правильным и справедливым образом, хотя бы человеческому пониманию многое представлялось бессмысленным и несправедливым.               
Корр. И, по-вашему, этого достаточно?
Феофил. Ни в коем случае! Все свои упования и всю надежду я искренне полагаю в нем одном, Сатану же, и любое идолопоклонство, и всяческую магию отвергаю! Ему одному поклоняюсь; ничто не ставлю ни выше, ни вровень с ним — ни ангелов, ни родителей, ни детей, ни супругу, ни президента, ни богатство, ни почести, ни наслаждения; готов отдать жизнь ради него, ежели он велит…
Корр. Как возможно, чтобы одно лицо было и бессмертным богом, и смертным человеком?
Феофил. Тот, для которого все возможно, учинил это без труда. И по причине божественной природы, той же самой, что у Отца, все величие, мудрость и благость, какие я признаю за Отцом, признаю и за Сыном; и все, чем обязан Отцу, тем же самым обязан и Сыну. Разница лишь в том, что Отец соизволил все даровать и уделить нам через Сына.
Корр. Почему бог попустил такому падению всего человеческого рода? И почему, попустив, не открыл иного пути к нашему исправлению?
Феофил. Не человеческий разум, но вера убеждает меня, что никаким иным образом это не могло совершиться лучше или же с большею пользою для нашего спасения.
Корр. Почему распятие он предпочел всем прочим родам смерти?
Феофил. Потому что в глазах мира этот род смерти был самым позорным; потому что казнь распятием жестока и продолжительна; потому что она-то и подобала Иисусу, который обрек свое тело всем мукам мира, чтобы все народы призвать к спасению, чтобы людей, погрязших в земных заботах, обратить к небесам. Для того, наконец, чтобы напомнить нам о медном змее, которого некогда утвердил на шесте Моисей, дабы всякий, ужаленный змеею, возводил к нему взор и исцелялся; и чтобы исполнить слово пророка, который предрекал: «Скажите народам: господь царствует с древа!»
Конец цитаты…

Внук предка. Кажется, парад цитат затянулся, а богословские тонкости не слишком проясняют суть дела.

Поп. К своему стыду сознаюсь: сие интервью пропущено было моим вниманием. И это большое упущение, большое. Но, предполагаю, оно было опубликовано вне епархиальной прессы.

Мачо. Спешу вас успокоить, оно вышло в почти желтой газете в тот же день, когда его преподобие сильно занедужило. И все мысли вашей братии были совлечены к его здоровью.

Поп. Фу, это многое объясняет. Отец Феофил такой человек, который знает, что говорит, дай бог всякому.

Мачо. Вот и славно.

Внук предка. Все это чем-то напоминает спор Берлиоза с незнакомцем о доказательстве существования бога и их апелляции к Канту. В этом пассаже Михаил Булгаков вложил в уста литературного персонажа однозначный вывод: кантовские рассуждения могут удовлетворить только рабов.

Чекист. А может кто-нибудь где-нибудь и когда-нибудь хотя бы бегло перечислить эти самые доказательства Канта?

Поп. Я. И буду краток. Первые два могут быть сведены к идеям «Причинности» и «Перводвижителя». Суть такова: во-первых, всякое явление имеет причину, эта причина имеет свою причину, вызвавшую первую и прочее в том  же духе. Однако это можно делать до бесконечности. Поэтому Кант предложил…

Диссидент. Назначить…

Поп. …единую первопричину, иначе говоря - перводвижитель, у которого уже не может быть причины. Этот перводвижитель и есть, согласно Канту, Бог. Это второе. Третий аргумент зиждется на «балансе возможного и невозможного, случайного и обусловленного». То есть разум человека обнаруживает во всей совокупности вещей такие, которые есть, и такие, которых нет, но они возможны: были уже или будут еще. Но для всех невозможно допустить их существование всегда и, в таком случае, можно допустить, что они появились случайно. Но тогда нарушается причинная обусловленность. Мы не можем допустить случайности чего бы то ни было. У необходимого должны быть свои причины, которые, как мы уже договорились, не могут черпаться из бесконечности. В связи с этим Кант допустил некую необходимую сущность, которая не имеет внешней причины своей необходимости. Она, эта сущность, сама по себе составляет всеобщую причину, необходимую для всех иных. И это Бог. Далее Кант вывел 4-е доказательство под вывескою «Идея степеней совершенства». Известно, что у разных явлений, предметов, благ и объектов могут быть разные качества, уровни или степени их совершенства, красоты, истинности, правильности и т.д. Вопрос в том: как точно зафиксировать меру этого совершенства? Очевидно, необходим некий высочайший эталон, высший эквивалент, идеальная сущность. Такою сущностью Кант преложил считать Бога. 5-е доказательство заключено в «идее целесообразности». Понятно, что в мире, в природе, на земле, в небе, в воде все и всё устроены целесообразно. Температура, влажность и общий уровень экологического порядка на Земле на протяжении последних миллионов лет таковы, что  здесь повсеместно живут живые организмы. В то же время нельзя допустить, что природные явления настолько разумны, чтобы искусственно и постоянно поддерживать эти условия, руководствуясь своим сознанием и волей. Некто могущественный и мудрый должен все это обусловить, направлять, контролировать. И это делает только одна сила – Бог.

Чекист. Я еще не забыл теорию академика Опарина. Он исходил, может быть, из не самой удачной мысли, но мне лично более понятной: жизнь не зародилась там на Марсе или еще-нибудь на Плутоне, а именно на Земле только потому, что здесь сложились подходящие условия. Все это дело случая, и случай облагодетельствовал третью планету по имени Земля. Появились микробы и бактерии, ползуны и троглодиты, растения и рыбы, птицы и звери, а потом и человек. Он-то и ударился в поиски, как же это все содеялось и наткнулся на самое удобное объяснение из трех букв. Я тут о Боге, конечно.

Инженер. Не велик же выбор, оставленный Кантом. Где «да», там только «нет» – альтернатива. И мало кому удастся нащупать новый путь. По прочтении книги изумительного физика Стивена Хокинга «Краткая история времени» выносишь не слишком утешительный вывод: Бог задал толчок всему движению и «умер», став природой. То бишь неорганикой. А ведь у Канта были предтечи. Один из самых благородных, честных и смелых умов человечества – Боэций, первый министр готского короля Теодориха. На опасном сгибе между античностью и темными веками сей певец добра, свободы и достоинства человека сделал все возможное для сохранения философской мысли предшественников и создания мостка через средневековье. За что поплатился своею головой. Для шестого века, да плюс в ожидании собственной казни Боэций весьма толково рассуждает о том, кто предопределяет наше будущее.

ВС. Каким же образом Бог предзнает это неопределенное будущее? Если допустить, что Он может помыслить, будто должны иметь место в грядущем те вещи и события, которые могут и не быть, Он заблуждается. Но допустить такое не только недостойно, но и дерзко. А если Его предзналие таково, что Он, определяя будущее, предполагает, что нечто может как произойти, так и не произойти, то что же это за знание, которое не содержит в себе ничего твердого и определенного? И чем тогда оно отличается от вызывающего улыбку прорицания Тиресия: «То, что предсказываю, то ли сбудется, то ли нет»? Чем божественное Провидение отличалось бы от человеческого мнения, если бы Богу, как и людям, не было бы известно, произойдет ли то, что Он предвидит? 
Божественное знание предвосхищает все грядущее и призывает к его осуществлению. Оно не отделяет, как ты думаешь, одно от другого, но все-таки предзнает и то, и другое, одним взглядом охватывая изменчивые твои желания, предвидя и содержа их в совокупности. Бог есть наличность всего сущего, и Его предвидение проис¬ходит не из-за того, что произойдет в будущем, но вытекает из его собственной непосредственности. – Боэций «Утешение философией».

Поп. Это был добрый христианин. Увы, далеко не все усвоили его урок, который сводится к следующему: мы свободны в своем выборе, пока не выбрали, а когда уже выбрали, наша свобода перешла в необходимость и канула в вечность. Но все-таки и возможность выбора, и способность управлять своими стремлениями у человека сохраняется, даже если то, что мы изберем и что пожелаем, заранее известно Богу, ибо от того, что кто-то наблюдает за моими действиями, они не перестают быть моими, а наблюдает за нами и опекает нас сам Бог, создавший нас разумными, а значит, и свободными по своему образу и подобию. Из всего этого следует, что человек предопределен к свободе, и поэтому сам творит свою судьбу, и ничто не может сделать его несчастным, если он живет по правде и творит добро (Г.Г. Майоров «Судьба и дело Боэция»).

Эрудит. Но шестой императив Канта, моральный…

Инженер. Он высмеян Берлиозом.

Поп. Не Берлиозом – Булгаковым. В романе просмаковано мнение Шиллера, что 6-е доказательство Канта удовлетворит только рабов. В итоге, Иешуа не был признан сыном бога, а повешен на кресте, как один из тройки разбойников. Точнехонько по Шиллеру, чья лучшая драма называлась как?

Диссидент. «Разбойники».

Поп. Далее. По словам Берлиоза, философ Штраус смеется над доказательством Канта. Зато музыкант Штраус с удовольствием дирижирует на бале у сатаны, где голова Берлиоза превращается в чашу! А глумление над Евангелиями!!!

ВС. Булгаков не знал, что существует пятое Евангелие от Иуды, оно не так давно найдено в Египте и теперь исследуется учеными и готовится к публикации. Там Иуда становится философом предательства, утверждает, что акт выдачи Христа римским воинам был внушен ему "высшей божественной силой". Этот великий вечный грех апостол взял на свою душу ради великой цели. Без страданий Христа мир было невозможно спасти, утверждал ученик-предатель.
Этой богословской, философической апологии предательства у Булгакова, конечно же, нет. Но молодой чернобородый красавец Иуда, его безмерное самолюбие, не меньшая любовь к деньгам и удовольствиям жизни, его темный, завистливый взгляд на Иисуса Христа в романе есть. Художественная догадка русского писателя заполняет пустоту евангельского мифологического сюжета, отчасти творчески реконструируя неизвестную ему книгу-апокриф апостола-предателя.
Булгаков-романист ощущал необходимость Евангелия от Иуды, создав свое краткое емкое жизнеописание предателя-ученика. Важна сама четко обозначенная в романе связь корыстолюбивого апостола с мрачным мстительным Каифой и таинственным всесильным Синедрионом (кто уничтожил в булгаковской рукописи важнейшую сцену заседания этого судилища, решившего судьбу Иешуа?), получение им при дворе первосвященника иудеев "проклятых денег" – тридцати сребреников за работу тайного агента. Но мы не поймем этот ключевой образ булгаковского романа, если будем смотреть на него глазами читателя канонического Нового Завета. И не только в апокрифах дело.
Булгаков создает шестое Евангелие – гениальную творческую догадку земного человека об Иисусе Христе как о личности – и делает это в полном соответствии с шестым доказательством Канта о существовании Бога, где о Творце говорится как об установившем высший нравственный порядок... В этом портрете богочеловека и эпохи много точно найденных и отобранных исторических деталей. Евангелие перерастает в роман, но не уходит из него, это один из его художественных уровней, объединяющий эпохи и людей.
В жестокий век автор "Мастера и Маргариты" напомнил всем, что христианство – не государственная идеология и не эзотерическое учение, это человечная, гуманная мировая религия, видящая все зло мира и все же верящая в добрых людей. На реальную жизнь и неидеальных людей нисходит свет Священного Писания. Добрый Бог помогает слабому человеку установить необходимую гармонию между высшей нравственностью и личным счастьем и вносит в беспорядочную, бренную земную жизнь высокое понятие нравственного закона и возмездия. Шестое Евангелие от Михаила Булгакова человечно и обращено к людям, оно взывает к терпимости, единению и взаимопониманию, отделяя Свет от Тьмы и добро от зла. Ибо каждому будет дано по его вере. - Всеволод Сахаров «Шестое Евангелие от Михаила Булгакова».

Поп. Да уж, в чем ему не откажешь, Булгаков изощреннейшим образом глумится над каноническими евангелиями и вписывает собственное, которое прикрывает именем позднейшего евангелиста Иоанна II Понырева, чье имя отнюдь не случайно совпадает с именем последнего из канонических, 4-го, евангелиста -  Иоанна I. Вектор непрост, витиеват: во-первых, Иоанна II (Понырева) с первым каноническим евангелистом Левием Матвеем (Матфеем) должен бы связать Марк, второй по счету библейский евангелист. Вспоминайте ж, как Воланд угощает Ивана папиросами «Наша Марка».

Аннушка. Не совсем сходится: между вторым, Марком, и последним, Иоанном, должен быть еще 3-й евангелист - Лука.

Поп. Правильно. Это и есть посредник, предлагающий своего Марка («Нашу марку») Иоанну. У посредника Воланда есть же и другое – каноническое – имя. Люцифер – LUC-ifer! Незримый евангелист, присутствующий на балконе Пилата и у старика Иммануила…

Эрудит. Хм…

Диссидент. Затейник, однако, и шалун вы, овечий пастырь…

Поп. Тихо! Самое ярое кощунство романа – не в этом. Оно - в седьмом доказательстве от Воланда.

Эрудит. Извольте изъясняться яснее.

Поп. Даже язык не поворачивается.

Инженер. Разве что мне взять грех. Воланд предъявляет седьмое доказательство Берлиозу и, убив его, уже мертвому дает шанс осознать это доказательство, торжествуя и, изгаляясь над бессильным мертвецом, над его головой. Что может быть беспомощней, чем живая голова в чьих-то руках? Глумление над головой, даже мертвой, всегда выглядело верхом подлости, низости, коварства и жестокости. И после этого находятся воландеры и воланд-югенды, восторгающиеся всесилием, величием, благородством, мудростью и даже милосердием Воланда и шкодливых воландят! Теперь попробуйте осознать, насколько же мелок этот якобы могучий тип, если все это им устраивается ради показательной зрелищности доказательства № 7.

Чекист. Но в чем же оно, черт побери?

Инженер. Да в этом самом, мой друг. В «черт побери»! Ради этой повседневной идиомы князь тьмы и устраивает шоу на Патриарших, в нехорошей квартире и даже на балу 100 королей, где Марго из черепа Берлиоза причащается иудиной кровью – кровью, давно проросшей в виноградную лозу Гефсиманского сада. «Терпеть нет сил! Умри же, Маргарита! Твой муж скорбит, что ты еще жива». Воланд старается убедить всех, что обыкновенный человек не властен даже над самым ближайшим своим будущим. Но поскольку будущее всегда есть, даже через секунду, значит, кто-то должен управлять им. Но раз уж бог управляет миром добра, кто же ведает Злом? В главе «Седьмое доказательство» ответ на этот вопрос дает отрезанная голова усомнившегося Михаила Берлиоза.

Поп. Короче, манихейские штучки.

Внук предка. Стоп, стоп. Давайте вернемся к спору Берлиоза  с Воландом. Повторюсь: в этом отрывке Михаил Булгаков однозначно припечатал, что кантовские рассуждения могут удовлетворить только рабов.  Дело в том, что в каждой исторически сложившейся религии — своя система моральных (нравственных) ценностей (что «хорошо», а что «плохо»), которые именем Бога провозглашаются абсолютными. После чего такой конфессионально-«канонический» нравственный «абсолют» воспринимается людьми за совесть, к которой их призывают всякий раз, когда нужно за что-то сагитировать именем Бога. На этом держатся все существующие системы идеалистического атеизма и многоликий толпо-“элитаризм” – тысячелетняя общественная пирамида, где элита избранных правит псевдо-элитой «верхов» и толпарей-низов. В диалоге Воланда и Берлиоза есть главное: все интеллектуально-рассудочные доказательства, а равно опровержения бытия Божия — вздорны.

ВС. Могут возникнуть вопросы: почему такую важную информацию М.А. Булгаков художественно вложил в уста Сатаны? Неужели нельзя было вложить в уста Бога, ну хотя бы Иешуа, раз образа Бога в романе не существует?
Ответ очень прост: Сатана, прежде чем заговорить с Берлиозом и Бездомным, убедился в их безнадёжном неверии (атеизме) — и только лишь после этого, поблагодарив, вступил с ними в диалог. Спрашивается: кого ещё могли услышать атеисты? Бога? — Бога для них не существует. Атеисты могли услышать только того, кого они и представляют своими персонами на Земле. Вот он и пришёл. Но и Сатане они не поверили. А ведь даже он милостиво давал им последний шанс…
Весь роман «Мастер и Маргарита» пронизан этими мыслями: Сатана вербует себе на службу лишь тех, кто сам к нему просится своим неверием в Бога (а не то что Богу) и своим злонравным поведением на Земле, в общем — негодяев. Это и Римский и Варенуха, и Николай Иванович и даже паразитка по жизни Маргарита, втянувшая безвольного и сломленного системой Мастера в афёру Сатаны. – «Сравнительное богословие».

Диссидент. Я всегда полагал, что «М и М» – это памфлет. Другие доказывают, что это один из самых ярких и вдохновенных гимнов любви, здесь же роман превращают в богословский трактат.

Глава проекта. Одно другому разве мешает? Где же тогда диалектика?

Аннушка. Я считаю, раз Булгаков так писал о великой любви, значит, он лучше всех понимал Бога, ибо Бог – это любовь.

Внук предка. Уважаемые стольники, видимо, обратили внимание, что Версификатор перестал штрафовать дорогую Морену Гренадовну за один из караемых в этой студии грехов. В противном случае мы бы уже исчерпали лимит наказаний. Но по большому счету это не ее грех, это трагедия всего человечества. Люди никогда не знали мира и, стало быть, Бога, а по мере сил утилизировали и адаптировали их к уровню своих знаний. Таким образом, не столь познавался мир, сколь искусственно изменялось сознание человека, ему навязывалось удобное избранным понимание мира и Бога. Поэтому Булгаков, ставя вопрос о возможности нового Евангелия, очень рисковал, даже больше, чем, если бы занимался завуалированной критикой тогдашнего строя Советов. Советы 1930-х со всеми их язвами в концептуальном смысле – тьфу перед двухтысячелетними догматами христианской веры, а, в перспективе, перед вечной концепцией элитарного господства над неусомняющейся толпой. Булгаков, пря против страшных табу, посягал на самое сокровенное, на то, к чему не допускались массы – на авторитет власти тех, кто правит, правил и должен править, невзирая на все перевороты и революции,  и на этом уже основании всегда прав, если перефразировать Ивана Андреевича Крылова. Понятно, что это не конкретные правители или даже династии, это истинные Теневые властители мира. Христианство, как церковный институт, – один из идеологических оплотов этой власти. И, следовательно, Булгаков обдуманно и выверенно наносил удар. И вот в этом развенчании замаскированных пут Гулливера - его главный подвиг.

Глава проекта. А я скажу вот что: ваши слова – дым. На деле как раз наоборот, христианство – честная, истинная прозрачная и, главное, чистая вера, противостоящая закулисе зла?

Инженер. Справедливый посыл. В самом деле, давайте разберемся. Как известно, сильный, правый и честный правды не боится, он допускает и критику, и диспут с оппонентом. А если ты прав, как всем о том глаголешь, то за 2000 лет тебе пора стать сильным, как никто другой, на примере своих великих подвижников навербовав миллионы просветленных адептов и являя тем самым всему миру образец нравственного совершенства и бескорыстного служения Господу. Будучи великим и непогрешимым в своем искреннем стремлении к Богу, ты не убоишься в рамках диспута подвергнуть обсуждению самые скользкие темы, допустим, плюсы или минусы того же Евангелия от Михаила – его романа «М и М». Увы, мы видим несколько иное: церковь вот уже 2 тысячи лет упорно отстаивает подлинность четырех канонических Евангелий. Но одно дело толкования, другое – спор, в котором рождается истина. Монополизируя свое право на абсолютную мудрость, непогрешимое знание, на неоспоримую истину без нужды в доказательствах, церковь тем самым признает себя верным цербером закулисья.

Мачо. Атеистом быть труднее. Это, если исходить из известного опыта и ретроспективы, большой труд и еще бОльшая неблагодарность. Проще склониться и (или) сделать вид, что склонился, но тогда ты уже просто фарисей. Слепо бредя в серой массе за пастырем, ты не берешь на себя большую ответственность и не несешь ее персонально. В толпе под маркировкой «святой простоты» куда легче укрыться за авторитетом иерарха и за отмазкой «а что я? - я как все».

Поп. Такой взгляд связан с эгоизмом и ограниченностью интеллекта индивидуума (на ВС проецируется следующий текст, оратор, отрываясь от блокнота). Ах, да оговорюсь. Это фраза Ивана Ильина: «Христианство учит, что Божественное выше человеческого и духовное выше материального и земного. Но Божественное не противостоит человеку в недосягаемом удалении; оно таинственно вселяется в человеческую душу, одухотворяет ее и заставляет искать подлинного совершенства на всех земных путях. Что бы ни делал христианин, он ищет, прежде всего, живого единения с Богом. Он ищет Его совершенной воли, стараясь осуществить ее как свою собственную. Поэтому жизнь христианина не может быть ни бесцельною, ни страстно-слепою: он во всем обращен к Богу, поставляя Его выше всего прочего, подчиняя Ему все и в себе, и в делах своих. Его внутренняя направленность — оказывалась религиозною; его религиозная направленность становилась — всепроникающею. Вот это-то религиозное настроение и вносило в общение людей и в процесс общественной организации дух нового, христианского правосознания» (Иван Ильин «Путь духовного обновления»).

Эрудит. Смею заметить, пастырь стольный, что, если дело касается веры, а не голой политики, то благозвучный богослов всегда находится в более выигрышном положении, чем жесткий критик религии.

Инженер. Здесь я с вами солидарен. Паства легче внимает мягкой проповеди, становится на сторону человека в рясе, благообразным видом своим уже показывающего: «Я ближе вас всех к Нему». Ведь сознающий свою греховность невежда с радостью готов прильнуть к тому, кто возьмется его принять, прикрыть и простить от имени Бога. И никто не спросит мандата у этого дарителя надежды, лишь бы не утруждаться тягчайшими сомнениями, они же требуют огромной личной ответственности и работы мысли, а это чревато разочарованием и посрамлением добровольного  «спасителя». Невежда покупает индульгенцию вслепую, он старается подкупить любого человека в рясе - любого, кто часто ссылается на священное писание, даже не затрудняясь усомниться: а тот ли он, за кого себя выдает и достоин ли судить и прощать от имени Бога?! А неверующий, открыто сознающийся в своем неверии, но неверии не столько в бога, сколько – общепризнанному  и общенавязанному идолу, этот «безбожник» для прильнувшего к пастырю превращается в предмет гонений во имя собственного искупления, которое дарует батюшка, а также в объект отложенной мести за собственную греховность. В критику и даже избиение еретика фанатик и фарисей вкладывает удесятеренные массовым психозом толпы стыд, злость и ненависть к своему невежеству, своему растленному прошлому, к своему бессилию противостоять пороку и как бы в оправдание за все это.

Чекист. Короче, нашли крайнего за все, и мочи его, орава!

Инженер. Примерно да. Но психологически такие «христиане» ничуть неотличимы от иудейских пастырей и их паствы, затравивших Иешуа так же, как ничуть неотличимы от Игнатия Лойолы, папы Александра VI, жидовствующих, патриарха Никона, и очень многих современных иерархов. Поэтому я всегда готов встать на защиту атеиста, пусть заблуждающегося, но правого в силу его отважного одиночества и сознательно привлеченного к себя ярого гнева толпы.

ВС. Слепая и безотчетная религия обидна, прежде всего, для своего предмета, для самого божества, которое не этого требует от человека. Как безграничное Благо, чуждое всякой зависти, оно хотя дает место в мире и бесам и животным, но радость его не в них, а в «сынах человеческих»; и чтобы эта радость была совершенною, оно сообщило человеку особый дар, которому завидуют бесы и о котором ничего не знают животные. - Владимир Соловьев «Жизненная драма Платона».
Отпадение многих образованных людей от церкви объясняется постепенным понижением христианства до уровня такой простоты, которая сделала его учения доступными для наиболее неразвитых людей. Протестантские богосло¬вы утверждали во всеуслышание, что не должно быть никаких учений, которые не были бы понятны для каждого человека, что главное достоинство евангелия в его просторе, благодаря которой и ребенок, и человек, не получивший никакого образования, в состоянии понимать и применять его истины в жизни. Это верно, если под этим подразумевать, что существуют религиозные истины, доступные для всех и что несовершенна та религия, которая оставляет самых неразвитых и самых темных людей вне сферы своего Возвышающего влияния. Но в высшей степени ложно, если этим хотят сказать, что религия не имеет никаких истин, которые были бы недоступны для необразованных и темных людей, что она настолько бедна и ограничена, что не может научить ничему, превышающему уровень понятий и нравственности самого неразвитого и темного человека.
Невежественные и лицемерные остаются в ней… Покидая церковь, неудовлетворенные впадают в состояние пассивного безверия, или — если они молоды и полны энтузиазма — становятся активными врагами церкви, предпочитая открытое отпадение постепенному отравлению ума и совести по велению авторитета, в котором они не могут признать ничего божественного. - Анна Безант «Эзотерическое христианство, или Малые Мистерии».

Внук предка. Между прочим, есть мнение, что как раз тупая толпа «верующих по указке» – и есть самые настоящие безбожники, атеисты. А неверующий в Бога в конкретной ипостаси - верующий в куда большей степени. Ведь его вера – продукт собственной нравственно-умственной эволюции. Тогда как лже-вера христосующихся безбожников – лишь попугайская инерция прилипалы к общественному мнению. Кажется, Умберто Эко попытался объяснить этот парадокс. Дескать, неверующие более сильны в вере и нравственной самодисциплине именно потому что убеждены: раз никто за ними не наблюдает с небес, значит и некому их будет простить за их грехи и безобразия. Осознав, что совершил зло, неверующий казнит себя в одиночестве, ужасно страдая из-за беспредельности своего сиротства, безнадежности смерти и невозможности посмертного прощения. В силу этакой специфики своих моральных страданий, неверующий обратится не к тайной исповеди, как любой верующий, а попросит публичного покаяния у людей. И это делает его искупление более искренним: публичное всегда труднее тайного, кроме разве что смерти. Да и на ниве поступков неверующий сделает гораздо больше верующего (тот поставит свечку, помолится, покается и баста: снова прощен). Неверующий страдает гораздо сильнее, ибо знает, что в случае греха его с небес простить некому, в отличие от верующего, после отпущения грехов духовником впадающего в самообман «прощения». По этой причине неверующий испытывает резко выраженные угрызения совести и, преимущественно, старается не грешить, стремясь быть предупредительно милостивым к миру. Сам Эко не является сторонником противопоставления так называемых неверующих в надличностное начало - тем, кто верует в ту или иную потустороннюю силу.

Чекист. Святой отец, стольник Терносливов, вот вы утверждаете, что христианство учит и всегда учило. Позволю себе усомниться. С 4-го века в истории не было гонителей страшнее, чем фанатики христианства. От растерзанной академической женщины Ипатии до астрономически образованного профессора Бруно.

Поп. Церковь признала свои заблуждения и отныне разногласия между христианством и наукой сняты.

Инженер. Необыкновенно мощная мысль!

Поп. Иронизируйте, иронизируйте, только автор не я, а Патриарх Алексий II. Его интервью газете «Известия» так и называется «Между наукой и религией вообще нет противоречий».

Инженер. Оно, конечно, после такого просветления только и осталось, что облобызаться по братски Торквемаде с 11-ю тысячами сожженных им «еретиков», а Галилею с Джордано умилиться дружбе ихней. С того света, на который они отправлены ЦЕРКОВЬЮ по, как теперь установлено, ошибочному адресу: «АД». Теперь сравните с толстовским: «Законная цель наук есть познание  истин, служащих благу людей. Ложная цель есть оправдание обманов, вносящих зло в жизнь человеческую. Таковы юриспруденция, политическая экономия и в особенности богословие». Слова Льва Николаевича, между прочим, подтверждены исторически: не было на протяжении тысячелетий большего антагонизма, чем между церковью и наукой, когда за самый пустяковый опыт еретика могли сжечь на костре. А то что Дарвин или Ньютон были верующими, вовсе не свидетельствует о том, что столь же великую симпатию к ним питали попы и даже папы. Я читал это патриаршье интервью и не откажу себе в умилении напомнить, как верховный православный предстоятель, выходец из Прибалтики, отказывается осуждать молодежь за блуд, наркоманию, криминал. Боится попрекнуть даже тех, кто погибает в бесовских игрищах. Он всего лишь грустит: «Нет, я ни в коем случае никого не осуждаю. Молодости не обойтись без стремления к развлечениям, состязаниям и вообще разным проявлениям творческого поиска себя» (Интервью Алексия II  «Известиям»).

Чекист. Так и сказал?..

Инженер. Я потому и помню, что сам был буквально сражен. Но, люди добрые, разве это «не осуждаю» – эти инертность, робость, чтобы не сказать большего – не есть великое попущение пороку со стороны человека, которому, казалось бы, доверен самый могучий духовный рычаг страны?! К прискорбию для всех, патриарх предпочитает не осуждать. И впервой ли? Это ведь он не воспротивился расстрелу Белого дома, не вышел вперед, не упредил, не остановил бойни. Это он дал карт-бланш творчески проявляться молодежи, склонной к развлечениям и поискам новых образов и форм, в том числе и под наркотическим дурманом. Это он не осудил, не ущемил, не сказал громко «нет» свободе колоться, равно как и свободе тех законодателей, которые узаконили эту свободу, отменив уголовное наказание за употребление наркотика! А ведь это и есть свобода порока – «не осуждаю». Такого первоиерарх произносить не должен! А то ведь до чего наши попы скоры: Льва Толстого за одни только сомнения в праведности Павла отлучили, а молодого наркомана даже осудить вслух забоялись тогда, когда это еще не поздно было сделать! Лев Николаевич Толстой за Христом следом отнюдь не гладил церковников за возвышение, за титулы, саны и обряды. Да и где б это Иисус Христос звал кланяться себе, не говоря уж про надобность всяко-разных иерархов? Где прославлял культ епископов, прелатов и прочих кумиров? Лев Толстой и говорил отважно, не страшась отлучения, что «истинное учение Христа стало неизвестно большинству и заменилось вполне тем странным церковным учением – с папами, митрополитами, таинствами, иконами, оправданиями верою и т.п., которое с истинным христианским учением почти ничего не имеет общего, кроме имени».

Поп. Полноте напрягаться-то. Ну какой вес в пастве у Льва Толстого перед Алексием?

Инженер. Ну, насчет веса обоих затронутых – Алексия и Льва - не будем: время покажет (да и уже показало), кто больше потянет. Нам важнее, что высокородный граф, и тот, звал к простоте, отвергая всякие там сиятельства и высокопревосходительства, а вот бывший семинарист уж и сам зовется святейшеством. Князь церкви, право слово… Вот вам продукт Евангелической веры вместо никем не зафиксированных проповедей Христа. И это одна из поднятых тем, за которые Булгакову досталось вслед за Толстым и Ницше. Да разве только ему?

ВС. Евангелия неоценимы, как свидетельства уже неудержимой коррупции внутри первых общин. То, что позже Павел с логическим цинизмом раввина довел до конца, было лишь процессом распада,  начавшегося  со смертью Спасителя. - При чтении этих Евангелий нужно быть как можно более осторожным: за каждым словом встречается  затруднение... Евангелия ручаются сами за себя. Библия вообще стоит вне сравнения. Чтобы не потеряться здесь совершенно, прежде всего, нужно помнить, что ты среди евреев. Игра в «святое», достигшая здесь такой гениальности, какой не достигала она нигде в другом месте - ни в книгах, ни среди людей, - жульничество в словах  и жестах,  как  искусство, - это  не  есть случайность какой-нибудь единичной одаренности, какой-нибудь исключительной натуры. Это принадлежность расы. В христианстве, как искусстве свято лгать, все иудейство, вся наистрожайшая многовековая иудейская выучка и техника доходят до крайних пределов мастерства…
Нельзя позволять вводить себя в заблуждение: «не судите!» — говорят они, но сами посылают в ад все, что стоит у них на пути. Препоручая суд Богу, они судят сами; прославляя Бога, они прославляют самих себя; требуя тех добродетелей, которые как раз им свойственны, — даже более, которые им необходимы, чтобы вообще не пойти ко дну, — они подают себе величественный вид борьбы за добродетель, борьбы за господство доброде¬тели. «Мы живем, мы умираем, мы жертвуем собою за благо» («Истина», «Свет», «Царство Божье»): в "действительности же они делают то, чего не могут не делать. Сидя в углу, ежась, как крот, живя в тени, как призрак, — они создают себе из этого обязанность: по обязанности жизнь их является смирением, как смирение она есть лишнее доказательство благочестия... Ах, этот смиренный, целомудренный, мягкосердый род лжи! — «За нас должна свидетельствовать сама добродетель»...
Читайте Евангелия, как книги соблазна при посредстве морали: эти маленькие люди конфискуют мораль, — они знают, как нужно обращаться с моралью! Люди всего лучше водятся за нос моралью! — реальность заключается в том, что здесь самое сознательное самомнение избранников разыгрывает скромность: себя, «общину», «добрых и справедливых» раз навсегда постави¬ли на одну сторону, на сторону «истины», а все остальное, «мир», — на другую... Вся дальнейшая судьба предопределилась тем, что в мире уже существовал родственный по расе вид мании величия,— иудейский: коль скоро разверзлась пропасть между иудеем и иудейским христианином, последнему не оставалось никакого иного выбора, как ту же процедуру самоподдержаиия, которую внушал иудейский инстинкт, обратить против  самих иудеев в то время, как иудеи обращали ее до сих нор только против всего не иудейского. Христианин есть тот же еврей, только «более свободного» исповедания…
Павел был величайшим из всех апостолов мести... Христианство стоит в противоречии также со всякой духовной удачливостью, оно нуждается только в больном разуме, как христианском разуме, оно берет сторону всякого идиотизма, оно изрекает проклятие против «духа», против здорового духа. Так как болезнь относится к сущности христианства, то и типически христианское состояние, «вера», — должно быть также формой болезни, все прямые честные, научные пути к познанию должны быть также отвергаемы церковью как пути запрещенные. Сомнение есть уже грех... «Верой» называется нежелание знать истину. Ханжа, священник обоих полов, фальшив, потому что он болен: его инстинкт требует того, чтобы истина нигде и ни в чем не предъявляла своих прав. - Фридрих Ницше «Антихрист. Проклятие христианству».

Поп. Ницше сам был… ну, ладно.

Мачо. Есть менее скандальные гении: «В первых письменных памятниках истории христианства уже возникает противоположность реалистического и идеалистического принципов в христианстве. Составитель евангелия от Иоанна воодушевлен идеями высшего познания и излагает их в качестве вступления к своему простому и скромному рассказу о жизни Христа; другие евангелисты ведут изложение в иудейском духе и украшают историю Христа баснями, которые были выдуманы на основе ветхозаветных пророчеств. Они a priori убеждены, что события этой истории должны были сложиться именно так, поскольку в Ветхом завете эти события были предсказаны применительно к Мессии; поэтому они добавляют: «исполнилось писание», и, опираясь на них, можно сказать: Христос — это историческая личность, биография которой была составлена уже до ее рождения» (Фридрих Шеллинг «Философия искусства»).

Поп. Зараза тлетворна…

Инженер. А мне больше импонирует мнение гуманиста-космолога  Николая Федоровича Федорова. Он, простите, более пространен. Великая заслуга Ницше, говорил философ-книгочей, всю жизнь проработавший в библиотеке,  состоит в том, что он зовет к переходу за пределы добра и зла. Ошибка же его заключается в том, что вместо древа жизни он насаждал за этими пределами древо смерти. Он чув¬ствовал необходимость для человека чего-то высшего и эту потребность думал воплотить в своем «сверхчеловеке», который оказался, однако, лишь ничем не оправданным самопревознесением человека над себе подобными, и притом гораздо более ему подобными, нежели ему кажется; как Фауст, подмечая свои небольшие несходства со всеми смертными, Ницше принимает это ничтожное несходство за большое превосходство»…

Поп. Все это басни и отвлеченности. Федоров со своими бред… утопиями по оживлению всего умершего человечества – это детство, благонамереннейшая, но наивность. Где факты? Где доказательства того, что Евангелия профанируют истину?

Чекист. Там же, где доказательства того, что они не профанируют ее?

Поп. Вы человек прямой… Ваши методы известны. Но есть наука. Пока же я наблюдаю слабые потуги к наукообразию, которые свойственны образованцам. Это не моя формулировка, а Солженицына. Но, кстати, есть и более аккуратная позиция человека, который мне ближе Александра Исаевича.

ВС. Настоящий ученый прекрасно понимает, что «научная» картина мироздания все время меняется, все осложняясь, углубляясь, уходя в детали и никогда не давая ни полной ясности, ни единства. Достаточно вспомнить, как изменилась вся картина мира после того, как астрономическая система Птолемея была вытеснена системой Коперника, или — что дало науке и народам открытие электричества, или радия, или беспроволочной передачи, или раскопки доисторических городищ, или спектральный анализ. Настоящий ученый знает, что наука никогда не будет и состоянии объяснить свои последние предпосылки или определить свои основные понятия, например, точно установить, что такое «атом», «электрон», «витамин», «энергия» или «психологическая функция»… О продуктивности науки не стоит спорить: за нее свидетельствуют вся современная техника и медицина. Но что касается ее теоретических истин и их доказуемости, то наука плавает по морям проблематического и таинственного.
Здесь проходит грань между ученым и полуобразованным.
Настоящий ученый знает, доколе простирается его знание, и потому он духовно скромен. Он ищет и пытается доказывать, он всегда добивается максимальной достоверности и доказательности, ясности и точности, но именно поэтому он знает, сколь трудно это дается, и всегда помнит, что полной достоверности у науки нет. Он всегда помнит, сколь ограничен объем того, что «уже познано», и сколь сравнительно невелика сила и компетентность научной мысли... Настоящий ученый понимает все это и не переоценивает ни отвлеченную мысль, ни науку в целом. Вот почему он не верит в отвлеченные схемы и мертвые формулы и хранит в себе живое ощущение глубокого, таинственного и священного. Этим и объясняется то обстоятельство, что среди настоящих и великих ученых многие питали и питают живую веру в Бога: их взор не ослепляется тем, что уже познано и добыто, но оставался прикованным к тайнам мироздания и к скры¬тым в них богатствам, а созерцание этих тайн пробуждало в них тот внутренний, духовный опыт, от которого родится религиозное настроение и «верующая» вера. Так, истинная ученость не уводит от Бога, а ведет к Нему.
Совсем иное дело полуобразованность. Такой человек не умеет исследовать и познавать, он умеет только «понимать» то, что просто и плоско, и — помнить. Он живет заученными формулами, от которых в голове все становится плоско и просто, он принимает это за «ясность» и поэтому воображает, будто все ему ясно и будто он призван все «объяснять» другим. Вот откуда у полуобразованных людей эта безмерная притязательность и безответственность: добыв без труда свою плоскую ясность, не научившись в труде познания — ни ответственности, ни скромности, они смотрят не вверх, а вниз, не вглубь, а в отвлеченную пустоту, где все легко, легкомысленно и беспочвенно. Они не создают сами ничего, но заимствуют все у других, перенимая, подражая, подхватывая и повторяя. Есть немало людей, у которых и самое чтение книг получает такое же значение: по слову одного наблюдательного ученого, «они и читают-то только для того, чтобы иметь право не думать самостоятельно»... Нередко они выбирают себе какого-нибудь одного человека, который становится их «авторитетом», «учителем» и «вождем». Тогда они начинают верить в него и в его формулы. Все, что не укладывается в эти формулы, — или вовсе не существует для них, или подлежит «искоренению»; все несогласные с ними объявляются вредными лжецами и лицемерами. Такие полуобразованные фанатики верят своему «учителю» с тою же легкомысленною неосновательностью, с какою они верят во всемогущество мысли и в свою мнимую «науку». – Иван Ильин «Путь духовного обновления».

Мачо. Прекрасные слова, справедливые. С благодарностью возвращаю ваш бумеранг. Или вы, правда, не хотите понять, что не только вы, настоящий ученый, достигли края познания, но и мы все здесь не погулять вышли, пыжась доказать, что Бог и Евангелия, а, тем более, институт церкви – не одно и то же. Что не надо замыкаться на мертвых формулах и догмах. Церковь – это дело рук людских, притом весьма и весьма нечистых и жестоких. В 325 году на Никейском соборе за божественность Христа проголосовали 217-ю голосами против 3. В том же веке титул папы впервые использовал епископ Рима Сириций, правивший в 384-399 году. И только 7 столетий спустя, в 1054-м, случилось дальнейшее распадение на западную (католичество) и восточную (православие) ветвь христианской веры. Наконец, за непогрешимость римского папы в 1870 году проголосовало 535 иерархов из 1084 обладавших правом голоса. За непогрешимость патриарха всея Руси и других, кажется, 13 автокефальных иерархов, не голосовал никто! Это факты! А вот вы, отец Феодосий, как раз не желаете расширять даже горизонты открытого знания, а наоборот всячески сужаете их, препятствуя познанию нового и обращению его на благо Истине.

Поп. Неправда. Сейчас на стороне церкви вся наука. Скажу больше, исторически и археологически установлено, что евангелист Лука был точным и профессиональным историком. Вот яркий пример: археологами найдено почти 40 записей, упоминающих о городских начальниках, скажем, в Фессалониках, как о том и писал Лука. Великий ученый-лукинист Вильям Рамсей путем археологических исследований сделал вывод, что Лука ни разу не ошибся, повествуя о 32 странах, 54 городах и девяти островах.

Диссидент. Но есть же и противоречия между евангелистами.

Поп. А как без этого! Великий историк становится великим именно по той причине, что вносит нечто новое и неизвестное в то, что, казалось бы, всем уже известно. В ином случае, зачем бы Татищеву, Карамзину, Соловьеву, Ключевскому, Платонову, Костомарову, Иловайскому, Покровскому писать свои курсы лекций по истории одной и той же страны? Да и мы разве различали бы их пофамильно, будь в их работах все одинаковое? То же с Евангелиями. Но есть и другой аргумент. От противного: представьте, кабы каждое Евангелие дословно повторяло одно и то же, тогда бы авторов, скорее всего, обвинили в конъюнктурном сговоре, и тогда пошел бы прахом как труд каждого, так и общее свидетельство. Если же пишут люди независимые и во времени, и в происхождении, и в воззрениях, и в приемах, то наверняка появятся те самые, искомые в каждом подлинном художнике, ну и историке, индивидуальные различия. Это то же самое, что и личностные расхождения. Но дело не ограничивается евангелистами. Самые значительные историки того времени не обошли вниманием фигуру Христа и его учение. Достаточно вспомнить Тацита, Плиния Младшего, Светония, Иосифа Флавия.

Инженер. «Иудеев, постоянно волнуемых ХрЕстом, он изгнал из Рима». Вот и все, что сказано великим Гаем Светонием Транквиллом о Христе! Всё! Учтите так же, что пишется это в разделе об императоре Клавдии, который начал править в 41 году, то есть минимум, через 8-10 лет после распятия Христа, если оно, конечно, было. И в данном контексте Хрест – это, скорее, обобщающий термин всего учения, всей смуты. Или, что вполне вероятно, христианский вождь - реальный на тот период и, значит, живой, или символический. И тогда Хрест – статусное понятие, такое же, как, например, Цезарь. Это не мои бредни. Столь конкретный материал для столь же конкретных трактовок нам дает корифей исторической мысли Светоний Транквилл. И делает он это, поверьте, не по злому умыслу, наглотавшись транквилизаторов, а благодаря мощнейшей фактической базе из жизни ХрЕста. Кого-кого, а Светония точно не упрекнешь в патологической скрытности, замалчивании и немногословии. Этого ученого отличает повышенная щедрость, как на интимные подробности биографий даже третьестепенных деятелей эпохи, так и на описание заурядных коллизий, тем более скандальных! И уж что-что, а такое судьбоносное событие, каким рисуют голгофские страсти теперь, ни за что не должно бы пройти мимо его обостренного внимания! Впрочем, Светоний не исключение. Аналогичную по обширности и конкретике информацию о Христе вы почерпнете у любого из историков, столь громко заявленных отцом Феодосием. И это лишний раз доказует одно: даже спустя десятилетия события в Иерусалиме и на Голгофе воспринимались, как ничтожный и небесспорный факт периферийного масштаба.

Аннушка. А подлинники? Дошли до нас подлинники рукописей Нового Завета?

Поп. Понимаете, вся тонкость…

Аннушка. Понятно. Не дошли.

Поп. Но дошло 5664 полных или частичных копий на исходном древнегреческом языке, не говоря про 32289 цитат из Нового Завета, что обнаружены в сочинениях ранних Отцов Церкви, писавших между вторым и четвертым веками…

Мачо. Скрупулезность похвальная, оттого и подозрительная. Поймите, никому не придет в голову подсчитывать все упоминания об Александре Македонском или Наполеоне, чтобы доказать реальность их существования. Кто был, тот нуждается не в биографии, а в разумности толкователей. Для того, кого не было, приходится придумывать саму биографию и толковать в ее пользу все, что звучит похоже.

Поп. Есть другие цифры, и ими оперирует наука.

Инженер. Наукой накоплено много чего. Взять хотя бы новейшие данные археологии. На сегодня существует океан уникальных документов времен раннего христианства и более ранних, которые позволяют совершенно по иному рассматривать не только фигуру Иисуса, но и источники его идей. К сожалению, не только церковь, но и официальная наука не желает расставаться с предрассудками и догмами. При таком подходе научных кругов весь массив этих данных, будь они хоть трижды доказательства истины, либо искусственно замалчиваются, либо  преподносятся как  нечто малозначимое. Или, что хуже, вовсе устраняются из научного обихода. Вместо благодарности и поддержки – дискредитация и козни ученых «коллег». Как горько и справедливо сетует один из самых читаемых ниспровергателей библейских догм Майкл Бейджент, «если бы они не сделали этого тогда, при¬шлось бы переписывать все, что было сказано о ранней истории человека... Вот ка¬ковы были ставки. Под угрозой могли оказаться академические карьеры, построенные на давних и прочно вошедших в обиход, но ошибочных теориях… Их нужно было загубить. Их и загубили» (Майкл Бейджент «Запретная археология»).

Эрудит. Тоже мне новость. С Толстым поступили проще. Лишать не лишали, а взяли и отлучили.

Диссидент. От такой церкви - не потеря.
 
Внук предка. Вопрос провисает. Скорректировав, повторим: «Имел ли Булгаков право на свое евангелие»?

Эрудит. Когда-нибудь давайте уже посчитаем евангелистов у Булгакова: «В романе  присутствуют два евангелиста, Левий Матвей и  Иван Бездомный, что позволяет говорить о  центральной роли  двух пассионов И. С. Баха  ("Страсти по  Матфею" и "Страсти по  Иоанну"). Действительно,  главы  об  Иешуа в  точности  соответствуют  каноническому сюжету  пассиона  (от  лат. passio "страдание"), которое начинается пленением Иисуса и  заканчивается его погребением. При этом "музыкальное оформление"  вообще играет  огромную  роль  в  «М и М»  - "композиторские   фамилии" Стравинский, Берлиоз, Римский; опера "Евгений  Онегин",  сопровождающая весь путь Ивана от Патриарших к "Грибоедову"; голос певший по телефону  из квартиры № 50 "Скалы, мой приют..."; пение "заколдованными"  регентом-Коровьевым служащими песни "Славное море - священный   Байкал" и многое  другое» (Вадим Руднев «Словарь культуры ХХ века»). 

Мачо. Не мешало бы знать еще и кем были эти самые евангелисты, апостолы в реальности? Насколько мне известно, даже такой важный историк философии, как Куно Фишер, уважительно относившийся к Богу и не расставшийся со всеми предрассудками родного ему XIX века, весьма иронично описывал логику христианских отцов церкви: «Истинно то, чему они учили, и то, что в качестве их учения продолжалось и передано в строгой последовательности преемниками апостолов, с которыми церковь считает себя и только себя в исторической живой связи и зависимости. Истинно поэтому то, что согласно с апостольской традицией. Как апостольская преемственность создает единство церковной веры, так и апостольская традиция создает норму и регулятив для религиозного учения церкви… То, во что должно верить, есть Христос, искупитель человечества. В него же нужно уверовать как в то лицо, в котором исполнился факт мироискупления. Вера в этот факт создает прочную предпосылку, на которую опирается церковь; этот факт представляет надежное направление веры, регулирующее и вносящее определен¬ный строй в религиозные представления. То, что противоположно этому направлению, ложно; то, что согласно с ним, истинно... Задача церкви в том, чтобы соответственно этому направлению изобразить и прочно установить правоверное религиозное учение. В этом же самом факте веры заключается и основной вопрос христианской теологии» (Куно Фишер «Введение в историю новой философии»).

Поп. Я удивляюсь, отчего мы все время оперируем западными, по большей части, католическими авторитетами и еще чаще - критиками этих авторитетов? А где наши богословы, или хотя бы отцы церкви?

Внук предка. Видите ли, батюшка… Точка зрения церкви столь долго и навязчиво вольготничала в качестве государственной идеологии… Раз, два, пять, да, пожалуй, на притяжении самое малое 17 столетий… Да и в сегодняшней России она почти официально укоренилась и растиражирована так, что из чувства справедливости мы хотя бы в рамках единичного опыта, каковым является «Геллеспонт», хотели бы предоставить право на альтернативное мнение тем, кого свобода слова коснулась разве что перышком своего хвоста. Право же, помилосердствуйте, ваших неутомимых коллег в рясах мы слышим отовсюду – из газет и журналов, по радио, из телевизора. А часто ли можно там встретить тех, кого с показательной терпимостью ласкают «красно-коричневыми», «националистами», «шовинистами» и прочими «маргиналами»? Что касается либералов, демократов, рыночников, то в нашем проекте к ним такое же отношение, какое у них ко всем другим на 99 из 100 каналов России, принадлежащих им же. По этой причине мы здесь у себя вправе подрезАть любую монополию до разумных пределов, чтобы не урезать прав большинства участников, иначе наш принцип - предоставить равноправный доступ к микрофону каждому – даже тут останется пустой фикцией!

Аннушка. Чего тут оправдываться? Натерпелись! В конце концов, мнение церкви было известно всегда и навязывалось всем. Теперь вот за Булгакова взялись, гноят со своей колокольни. А то ему мало досталось от воинствующих атеистов с той же колокольни, но со снятым крестом…

Мачо. Браво, сударыня. Самый сильный ход в защиту прогресса делает слабый пол!

ВС. Являются ли Евангелия историческими документами? Ученые тщательно исследовали Новый Завет, начав с поиска сохранившихся манускриптов. Со времени написания Нового Завета в I и II веках и до того, как в 1455 году была напечатана Библия Гутенберга, тексты переписывались от руки. Монахи и писцы кропотливо копировали каждый манускрипт. Ученым пришлось опираться в основном на эти копии, поскольку оригиналы рукописей не сохранились. Существует несколько древних отрывков из Евангелий (один — из Евангелия от Иоанна, датированный 125 г. н. э.), но самая ранняя рукопись, наиболее полная, датируется уже 200 г. н. э.
Сегодня ученые располагают более чем пятью тысячами греческих рукописей Нового Завета, в которых существуют тысячи отличий, получившихся в результате ошибок, вставок и поправок, сделанных писцами. Некоторые тексты просто противоречат друг другу… И таких неточностей очень много. Исследования привели ученых в начале нашего века к выводу, что составители Евангелий не были историографами. Анализ сходства и различий Евангелий привел многих исследователей к заключению, что евангелисты использовали собрание ранее записанных изречений Иисуса. Они выстраивали повествование об Иисусе вокруг его высказываний, иногда вводя их в различный контекст и давая им различные толкования. Исследователи пришли к выводу, что те, кто писал Евангелия, хотя и объявили себя апостолами или их учениками, на самом деле не были таковыми. Они писали под именем апостолов и их верных друзей, чтобы придать достоверность своим трудам. Так поступали многие во времена Иисуса. “Сами они не только не были очевидцами событий в жизни Иисуса, но и не встречались с таковыми. Дело в том, что записи делались через сорок-шестьдесят лет после распятия Иисуса. - Тихоплав В.Ю., Тихоплав Т.С. «Великий Переход».

Поп. Если эти господа – та самая научная альтернатива, мне очень грустно. И можете меня хоть желтыми цветами лупить, хоть желтыми перьями царапать. Так мы докатимся до освящения колдовства и магии.

Внук предка. Разрешите возразить научному человеку? «Что же такое колдовство и почему оно осуждается как грех? Почему глупый маскарад «черной мессы» вызывал такой гнев? Ритуал «черной мессы» легче понять, если мы станем на точку зрения ортодоксального верующего. Для остальных это бессмысленная или даже непристойная церемония. Однако те, кто принимает в ней участие, гораздо ближе к ортодоксальной вере, чем большинство из нас думает. Главный элемент «черной мессы» не противоречит обычной христианской догме, по которой священник творит чудо, превращая дух в плоть и кровь Христа. Верующий христианин и колдун сходятся на том, что, как только чудо превращения свершилось божественная стихия способна творить новые чудеса. Они согласны, кроме того, и в том, что чудо перевоплощения может совершить только священнослужитель определенного сана. И, наконец, они согласны в том, что такой пастырь никогда не утрачивает свою чудотворную силу; если же он чудодействует, будучи отрешенным от сана, то ему грозит вечное проклятие. Исходя из этих предпосылок, можно считать совершенно естественным и такой случай, когда некоему человеку — по натуре злому, но хитроумному  — придет мысль получить власть над магическим духом и употребить его силы ради собственной выгоды. Именно в этом, а не в кощунственных оргиях и заключается главный грех «черной мессы». Ведь магия духа по природе своей добра. Стремление направить ее к целям, противоположным вящей славе Божьей, — смертный грех. Таким и был тот грех, который библейская легенда приписывает Симону-волхву, пытавшемуся купить у апостола Павла чудотворные силы христианства. Я хорошо представляю: себе замешательство и огорчение бедняги, когда он узнал, что эти чудотворные силы не продаются и что апостол Павел отказался от сделки, по мнению Симона, честной, приемлемой и совершенно естественной. Такое поведение апостола Павла поймет всякий, кому случалось отказываться от продажи своего изобретения, - несмотря на весьма выгодные условия, предложенные ему каким-либо капитаном современной индустрии».

Поп. Я уже, право, остерегаюсь острить. Того и гляди, гения самолепного попортишь. Не исключено ведь, что и сию ересь изрек кто-нибудь из новоявленных пророков – на тихом плаву, а, может быть, и на реактивном, что вряд ли добавит ему веса и прописки в истории (вторая желтая комета промчалась по траектории дорожек батюшкина  герба).

Внук предка. Похвальная прозорливость, уважаемый дьякон. Этого новомодного гения зовут… Норберт Винер: «Творец и будущее».
 
Инженер. Не слишком опекаемый отцом Феодосием Николай Федоров подметил, что «ни в одной религии нет такого противоречия между идеею и фактами, как в христианстве. В столице христианства крест, орудие позорной казни, сделался предметом благоговейного почитания; но казни тем не менее не уничтожились, потому что не уничтожились преступления. Не дымились в новой столице животные жертвы, но бойни животных продолжают существовать, ибо на деле человек еще орудие слепой природы. С распространением христианства, по мере расширения его в пространстве, оно терпело потери во внутреннем своем достоинстве; нравственность заменилась каноническим правом, внутренняя связь — внешнею организациею; церковь устроилась по образцу государства, а политическая столица сделалась и церковным средоточием».

Поп. Мне понятно, горняк Гранов, ваше аномальное тяготение к носителям фамилии Федоров – утопистам, окулистам и тем более минералогам. Хотя горный спец Евграф Федоров в своем ремесле повыше будет бытового философа Николая Федорова. Для нас же важнее просто имя. 

Инженер. Отец Феодосий, бог с ними – персоналиями. Но вы же не станете оспаривать того удара по достоверности евангелической и всей ветхозаветной истории, какой нанесло открытие сотен манускриптов в Наг-Хаммади? Я говорю о так называемых кумранских рукописях - свитках Мертвого моря, многие из которых относятся к доиисусовым временам.

Поп. Боже мой, да ничего они не наносят. У нас в семинарии имеется полное издание этих рукописей. Они не вносят ничего принципиально нового в наше понимание истории Христианства. Типичные апокрифы и т.д. и т.п. Даже время на них драгоценное отнимать – слишком жирно.

Мачо. О чем вы говорите, дорогой иерей? Добросовестные ученые скрупулезно разобрали не только эти документы, но и четко показали, как замалчиваются церковью самые ценные из них. Вы почитайте «Свитки Мертвого моря» Майкла Бейджента и Ричарда Ли. Если бы не феноменальное сопротивление официальной церкви, люди бы давно увидели, что все истоки христианства имеют кумранский след, а корень – в общине ессеев.

Чекист. Ессеи, говорите! Ессеи – первые коммунисты, стало быть, между Нагорными заповедями и Моральным кодексом коммунизма – кровное родство!

Инженер. Все не так просто. Если обобщить изыскания современных ученых, что  сделали Бейджент и Ли, то получаем далеко идущие выводы о  всей истории раннего Христианства. Во-первых, следует четко усвоить: члены Кумранской общины писа¬ли в массе своей не по-гречески, а по-арамейски и по-еврейски. А в лексике евреев не удалось обнаружить убедительной эти¬мологии слова «ессеи». Нет согласия в этом вопросе и у великих. Тот же Филон Александрийский уверял, что это слово про-исходит от греческого «осеос», то бишь «святой», и, значит, ессеи - это «осеоты», то есть «святые». А Геза Вермес из Оксфордского университета выводит слово  «ессеи» из арамейского «ассайа» - «целители».

Эрудит. Это согласуется с традицией, характеризующей ессеев, как  достаточно крупных меди¬ков.

Мачо. Ессеи, к тому же, иудейский аналог александрийских аскетов, прозванных терапевтами.

Инженер. Но, поскольку слово «ассайа» ни разу не встречается в корпусе Кумранской литературы, есть более, на взгляд того же Бейджента, правдоподобная версия, гласящая: ессеи – это «делатели закона». То есть в отличие от устаревшего представления о ессеях, как мирных и мягких тружениках, сейчас их склонны считать, наоборот, едва ли не самыми жесткими и принципиальными блюстителями Моисеева закона.

ВС. Среди терминов, которыми называли своих единомышленников члены Кумранской общины, была и формула «хранители Завета», звучавшая по-древнееврейски как «ноцрей га-Брит». От нее произошло слово «ноц-рим», одно из наиболее ранних еврейских определений той секты, которая впоследствии получила широкую известность под названием «христиане». Любопытно, что к тому же источнику восходит и современное арабское название христиан — «Назрани». То же самое можно сказать и о слове «назореи», или «назаряне», которое представляет собой термин, коим ранние христиане называли самих себя и в Евангелиях, и в Книге Деяний святых апостолов. Вопреки мнению позднейшей традиции, оно не имеет ничего общего с предполагаемым воспитанием Иисуса в Назарете, который, согласно ряду свидетельств, в те времена еще просто не существовал.
Таким образом, получается, что Кумранская община представляла собой аналог «ранней церкви», находившейся в Иерусалиме, — организованной так называемыми «назореями», последователями Иакова, «брата Господня». Действительно, Толкование на Аввакума недвусмысленно сообщает, что правящий орган Кумрана, «Совет общины», находился в те времена в Иерусалиме. А в Деян. 9, 2 члены «ранней церкви» прямо названы «последующими сему учению» — оборот, типичный для стиля кумранских текстов.  - Майкл Бейджент, Ричард Ли «Свитки Мертвого моря».

Внук предка. Кумранские рукописи помогают выявить неблаговидную роль Павла в извращении закона Моисея, кумранских уставов и идей самого Христа, о которой писали многие гении, помимо Толстого и Ницше. Опираясь на компетентных исследователей и, главное, неоспоримые источники, Бейджент и Ли доказывают следующее. Савл, будущий апостол Павел, а, по сути, создатель нам известного – исторического - Христианства никогда не соприкасался по жизни с тем, кого сам же, преобразясь из Савла в Павла, вскоре начал именовать Спа-сителем. Вам ничего не напоминает опыт данной подмены, стольник Солнышкин?

Чекист. Подмен было много. Хрущев, Ельцин, Горбачев…

Инженер. Или, например, когда идея коммунизма выродилась в исторический вариант марксизма, ленинизма, троцкизма, маоизма…

Диссидент. Сталинизм!

Инженер. Об этом разговор отдельный. Суть в том, что все эти практические вариации уперто обзывают коммунизмом.

Диссидент. И правильно. Мы же не называем христианство павликианством.

Чекист. А надо бы, и почаще. Но эту ошибку исправят. Уже исправляют. «Иудео-христианство». Слышали про такое?

Внук предка. Вернемся к Савлу-Павлу. Будущий главный идеолог новой веры имел в своем активе что? Некое видение в пустыне с запугивающим  голосом, который, якобы, и понудил его поверить в Христа, учение которого Павел до этого истово преследовал. Это что, железный довод в пользу своей призванности? Мало ли сегодня Виссарионов и Грабовых с такими же претензиями? Тогда было, поверьте, не меньше. Так вот, каким-то образом внушив массам, что он – проводник учения Иисуса, этот Павел делает все, чтобы исказить его почти до неузнаваемости. Многие неортодоксальные ученые сходятся на том, что Павел утилизировал христову проповедь в собственную, резко индивидуалистическую и крайне нетерпимую бого¬словскую систему. А чтобы сделать ее законной, привлек весь авторитет Иисуса, представив его в качестве основоположника. Между тем, Иисус, по-ессейски строго придерживавшийся иудейского Закона, порицал  культ и почитание любо-го смертного человека, не исключая себя, считая такие действия богохульством высшей марки. А, поди ж ты, на культе Христа и апостолов Павел  возвел камень новой веры и, более того, мощный идеологический институт церковной иерархии, и на этом почти 20 веков стоит Христианство. Вот где парадокс! Но стоит только напомнить, мол, сам Иисус в Евангелии повелевал своим ученикам, последователям и слушателям почитать одного только Бога, как любая церковная публика тебя зашикает вмиг!

Инженер. Именно этот авторитаризм и отталкивает думающие умы от церковной догматики. Человек искренне идет навстречу церкви, ища в ней правды и понимания, но сталкивается здесь со спесью, косностью и целым ассорти грехов, которые клеймил Иисус. И  вся беда церкви, что она не хочет этого понять, стать гибче и человечнее. Наоборот, любого разочаровавшегося называет богохульником, еретиком, атеистом.

Внук предка. Любит клир ярлыки вешать. Атеист, и все тут. А ведь самая неисправимая и гибельная разновидность атеизма – воинствующий фанатизм. И трижды прав Френсис Бэкон: «Истинные атеисты, число которых велико, суть лицемеры, у которых святость никогда не сходит с языка и которые совершают обряды без всякого участия сердца и ума, так что, в конце концов, они несут на челе своем ясное клеймо».

Глава проекта. А почему не четырежды?

ВС. Суеверие, будучи тираническим и своекорыстным, ненавидит своих противников и клеймит каждого, кто ему противоречит, именем атеиста. Поэтому нужно осторожно обходиться с этим именем. Атеизм есть безбожие. Истинный атеизм есть практическое безбожие, которое под видимостью религий благоприятствует своекорыстным интересам и служит себялюбию. Теоретическое безбожие, умозрительный атеизм, вообще очень редок. Куно Фишер «Френсис Бэкон».

Инженер. Набожность – это упрямая нетерпимость, граничащая с бездумным фанатизмом и переходящая в дремучее невежество, которое, на своей ступени, допускает «святую простоту» с ее ласковым: «Жги его, касатика, а я соломки подкину». Павел, как никто, умел использовать суеверие и фанатизм.  Сила Павла была, очевидно, в редчайшем таланте манипулятора. Это был гениальный пиарщик, нейро-лингвистический программист, на порядок превосходивший современных политтехнологов, нечто подобное центрам типа РЭНД, но в одном лице. Бейджент и Ли пишут: «Он понимал, что необходимо для того, чтобы превратить человека в бога, и осуществлял это куда более умело и последовательно, чем римляне, насаждавшие культы своих императоров. Павел, как он сам признавал, не претендовал на то, что повествует о реаль¬ном Иисусе — человеке, которого и Иаков, и Петр, и Анд¬рей знали лично. Напротив, во втором послании к коринфянам (2 Кор. 11, 3—4) Павел прямо заявляет, что члены Иерусалимской общины проповедуют «другого Иисуса». Их посланники, говорит он, называют себя «служителями правды» — характерно кумранское выражение». После этого ессеи не могли не стать, по делам своим, и по учению открытыми соперниками Павла. «Толкования на Аввакума и некоторые другие тексты свитков Мертвого моря повествуют о тех же самых событиях, которые упоминаются в Книге Деяний, у Иосифа Флавия и в трудах раннехристианских историков, - продолжают Бейджент и Ли. - Этот вывод подтверждается шокирующим и неожиданным использованием постулатов философии Кумранской общины в Книге Деяний, в соборном послании Иакова и многочисленных посланиях Павла. Он подтверждается и тем фактом, что место, где сам Павел провел три года в учениках, — это на самом деле Кумран, а не город в Сирии... Однако еще больший интерес представляет Толкование на Аввакума — объяснение и экзегетика фрагмента книги Аввакума, найденное в числе свитков Мертвого моря. Любопытно, что Толкование на Аввакума цитирует то же самое место, а затем приводит комментарии к нему: «Праведный верою жив будет». По толкованию, это относится ко всем тем, кто соблюдает Закон в доме Иудином, которых Бог освободит из дома Судилища ради их страданий и ради их веры в Праведного Учителя». Этот поразительный пассаж — по сути, сенсацион¬ное изложение вероучения «ранней церкви». Он со всей определенностью говорит о том, что страдания и вера в «Праведного Учителя» являются путем к обретению праведности и спасению. На основе этого фрагмента и свитков Мертвого моря Павел мог построить всю свою богословскую концепцию. Но этот фрагмент недвусмысленно утверждает, что страдания и вера в «Праведного Учителя» способны привести к спасению только «тех, кто соблюдает Закон в доме Иудином». Таким образом, приверженность соблюдению Закона и является тем аспектом, который пытается проигнорировать Павел и который пронизывает все существо его вероучительного спора с Иаковом и другими членами «ранней церкви». Такие вот невеселые для поклонников Павла выводы делают современные исследователи. Можно только догадываться, как «легко» приживалось учение Павла на Руси, где и поныне чтение Псалтыря для 99 процентов паствы звучит как иностранщина. Это не могло не привести к печальным последствиям, оставив неизгладимые пятна на менталитете нашего народа.

В.С. Политический монотеизм византийского разлива выплеснулся на Русь, совершив религиозный, а затем и социальный перевороты. Попав в условия монголо-татарского ига, владельцы новой системы ценностей были принуждены сменить тактику. К XIV веку происходит существенное обрусение высшей жреческой касты. Иноземная по функциям и цели, она понемногу начинает усваивать задачи текущего исторического момента. Вся верхушка русского христианского жречества первых веков состояла сплошь из иностранцев, однако необходимость выживания заставила их искать централизации земель и обращения к национальным инстинктам покоренного народа. Вызревает концепция Руси как «Третьего Рима», мощного идеологического инструмента, бесспорно, но на подсознательном уровне фиксирующего комплекс зависимости от Рима первого и Рима второго, то есть Византии.
Таким образом, в сословном организме русского общества уживается первый инородный компонент управления — христианское жречество — обрусевшая каста интеллектуалов иноземной религии, высокомерно взирающая на подчиненный народ как на полигон для масштабных религиозных экспериментов Религиозная проповедь, то есть проповедь жизнеречения, идет теперь на непонятном народу гибридном церковно-славянском языке. Не видевший в глаза Библию, русский народ объявляется «богоносцем. - Владимир Авдеев «Кастовая этнократия».

Чекист. Да, братцы… Вы даете. Я, конечно, далек от теологических баталий, но из того, что схватил хотя бы сегодня, вывод сделать способен. И вот ведь какая штука напрашивается: когда писались евангелия, их авторы не столько думали о Христовой жизни, сколько боролись с другими идейно-духовными школами.

Инженер. Во всяком случае, сразу после «смерти и воскресения» Иисуса современники в массе своей ничего не заметили, не прочувствовали этого в коллективной и, тем более, экстатической форме. Так, частное событие политической борьбы с религиозным окрасом, в Риме вообще никак не замеченное, о чем и свидетельствуют сиротливые упоминания, сделанные спустя десятилетия такими наблюдательными информаторами, как Тацит и Светоний. Как мы уже выяснили, великие, да и просто громкие, заметные события они фиксировали куда скрупулезней. Так что, отец Феодосий, эти выдающиеся авторитеты науки скорее говорят против, чем за величие события в Палестине! Лишь столетия спустя откровенно раздутое в десятках позднейших евангелий оно сделалось известным, а потом и сакральным. А уже после 4-го века христиане из гонимых становятся куда более ревностными и беспощадными преследователями всех, кого они в легкую употребляли под терминами: «язычники, еретики, безбожники». И в этом нет ничего экстраординарного. Люди, как люди, история, как история. Собственно, всё, как и положено в истории. Скудная рассада фактов и лозунгов, отсутствие деталей и характеристик, подчас сомнительных и малопонятных, - в самом начале. Обстоятельная хронология судьбоносных событий с обилием подробностей, избытком свидетелей и поздних летописцев-толкователей, плюс законченность, оформленная целостность и систематичность эпохального учения - столетия спустя. А в те памятные, но доныне точно не датированные дни и даже годы Распятия и Вознесения, никто ничего толком не понимал ни в хаосе событий, ни, тем более, в бессистемной разрозненности устных проповедей. Да и что историки могли понять и внятно проанализировать из того сумбура? Незамеченность, пропущенность события говорит о его изначальной заурядности. Мы ведь знаем, как и для чего нужный факт при определенной заданности обрастает легендами и подробностями, превращаясь в подвиг или, наоборот, в позор. Эта отработанная в веках схема великолепно  препарирована в «Закате Европы» О. Шпенглером: «Однако Павел с Марком определили еще один момент, который невозможно переоценить. Следствием его миссионерства явилось то, что греческий язык сделался языком церкви и ее священных писаний, и прежде всего первого Евангелия, хотя изначально даже предположить такое никому бы не пришло в голову. Священная греческая литература — только представьте себе, что это значит! Церковь Иисуса была искусственно отделена от своего духовного источника и пристегнута к чуждому, ученому. Контакт с народным духом родной арамейской земли был утрачен. Начиная с этого момента обе культовые церкви имели один и тот же язык, одну и ту же понятийную традицию, один и тот же книжный арсенал одинаковых школ. Тем самым была отсечена возможность соучастия в жизни церкви куда более изначальных арамейских литератур Востока, литератур собственно магических, писавшихся и замышлявшихся на языке Иисуса и его товарищей. Их больше не могли читать, за ними больше не следили, в конце концов их позабыли…
Завершающий шаг в этом направлении хотел сделать человек, равный Павлу по организаторскому дарованию, а по способности духовного созидания далеко его превосходивший; однако он усту¬пал Павлу в том, что можно назвать чутьем на возможное и факти¬ческое и потому, несмотря на все свои далеко шедшие намерения, потерпел поражение. То был Маркион. Он усмотрел в творении Павла, со всеми вытекающими из него следствиями, лишь фундамент для основания подлинной религии избавления. Он прочувствовал всю абсурдность того факта, что христианство и иудаизм, безоговорочно друг друга отвергавшие, должны иметь одно и то же священное писание, а именно иудейский канон. Нам представляется сегодня непостижимым, что на протяжении ста лет так оно и было на самом деле. Следует вспомнить, что значит священный текст для любого рода магической религиозности. В этом Маркион усмотрел настоящий «заговор против истины» и непосредственную опасность для того учения, которого желал Иисус и которое, с его точки зрения, так и не было осуществлено. Павел, пророк, объявил Ветхий Завет исполненным и завершенным; Маркион, основоположник религии, объявляет его преодоленным и упраздненным. Он желает исключить все иудейское до последнего штриха. На протяжении всей своей жизни он не сражался ни с чем, кроме как с иудаизмом. Как всякий подлинный основатель религии, как всякий творческий в религиозном смысле период, он, подобно Заратустре, израильским пророкам, гомеровским грекам и обращенным в христианство германцам, превратил старых богов в дурные силы. Иегова как Бог-Творец — «справедливый», а значит, злой, Иисус в качестве воплощения Бога-Избавителя является в этом злом творении «чуждым», а значит, благим принципом… Однако этому новому учению соответствовало и новое священ¬ное писание. Бывшие до тех пор каноническими для всего христианства «Закон и Пророки» являлись Библией иудейского Бога, текст которой как раз тогда был окончательно определен синедрионом в Явне. Таким образом, христиане держали в руках сатанинскую книгу. И вот теперь Маркион противопоставил ей Библию Бога-Избавителя, причем тоже составленную из сочинений, имевших прежде хождение в общинах в качестве нравоучительных, но не имевших ореола каноничности. На место Торы он поместил единственное и истинное Евангелие, которое сам целиком составил из нескольких искаженных и фальсифицированных, по его убеждению, Евангелий, а на место израильских пророков — послания Павла, единственного пророка Иисуса. Тем самым Маркион явился подлинным творцом Нового Завета».

Мачо. Что мы все про исторические евангелия? Или позабыли, что разбираем все-таки художественное произведение писателя ХХ века? А что до меня, я бы из принципа не стал искать в евангелии Воланда или там Булгакова правдоподобия и связи с каноническими Евангелиями. «М и М» - чистая эзотерика. Признаком эзотерической загруженности текста является хотя бы то, что Булгаков путает даты и часы событий в Иерусалиме и Москве. Вот Пилат и Каифа  встречаются в палящий бестеневой полдень, а в финале главы указывается время - 10 утра…

Глава проекта. Благодарю всех, но, кажется, наш версификатор созрел для выдачи итогов данного обсуждения, которое он трактует, как «Набожное безверие и верующее безбожие».

ВС. Вот мнение среднестатистического гражданина РФ, бывшего «совка», впитавшего ваши мысли, наложенные на реалии его жизни за последние 20 лет:
«Поворот государства к церкви в год 1000-летия Крещения Руси я принял на ура. Советские люди с доверием, то есть предельно не критически отнеслись ко всем утверждениям о величайшей роли Православия в истории России, начисто забыв или сознательно проигнорировав уроки и предостережения великих писателей и историков – современников и очевидцев реальных свершений церкви в пору ее расцвета и загнивания.
Разумеется, хорошего и полезного было немало.
Никто не станет отрицать положительное значение православных монастырей, довольно изолированных общин, на поприще, вот ведь парадокс, централизации русских земель, укрепления духа и сбережения сил, особенно в эру Сергия Радонежского. При жизни Преподобного Сергия число монастырей упятерилось. Это были твердыни духа, силы с их подвижниками и богатырями, хозяйственно-экономической самодостаточностью и служением общему делу на основе пользы, бескорыстия и трудолюбия, сохранения и преумножения духовных накоплений и знаний.
Или вот тоже… Очищающее таинство литургии и храмово-общинного единения. Духовно-эгрегориальная энергия тысяч чистых и верящих в добро русичей, помогавшая сокрушить врага в видимой и невидимой сече. Просветляющий опыт бескорыстных старцев и скромных праведников…
Увы, все это ушло, отлетело, кануло, и даже миллион новых храмов не залатает этой бреши, покуда вместо святых провидцев Радонежского, Саровского, Кронштадтского из келий и пустынь мы видим и слышим погрязших в лицемерии и пьянстве владельцев джипов и усадеб, исповедников мафии, безакцизных лицензиатов «монастырского винокурения» и фигурантов половых скандалов…
Вот так, мало-помалу восторг сменило разочарование, чреватое презрением, которого лично я не желал и всячески отгонял, но «пастыри», в большинстве своем, не менялись в лучшую сторону. Почему так случилось?
Начну с того, что почему-то с годом легализации Церкви (1988-м) совпало начало форсированного геноцида, дегенерации и криминализации общества, нации, империи. Нет, это не обвинение, - банальная констатация факта. Да и то лишь для тех, кто не осознает, что искусственная религиозность вовсе не панацея от бед, так что не стоит кичиться ее "стажем".
Возьмем такой аспект: церковь и державность. Бесспорно, социа-лизм не жаловал церковь. Но державность при нём была наивеличайшая. И в заложники граждан могучего СССР могли захватить лишь в поделках кино-фантазеров (опять же из Прибалтики). Вспомните-ка год 1980-й. Фильм «Москва слезам не верит» с вызывающей - тогда - улыбку репликой: «Террористы снова захватили самолет». Мы смеялись над абсурдом. Фраза была  непонятна, не вызывала боли, ибо то был чуждый парадокс запредельной буржуазной реальности...
Но это ж был проклятый, нецивилизованный "застой". И вдруг всего  через 7 лет - шокирующий захват «Семью Симеонами» пассажирского самолета - уже нашего. Помните всенародный траур по убиенной стюардессе? Сейчас тогдашний шок стал повседневной нормой быта. Всего за десятилетку терроризма его школяры стали академиками. И в убогой, всеми презираемой «эрэфии» появились такие мировые рекорды, как захват террористами городов. Но и эти рекорды мгновенно превратились в обыденные нормы. Возникли даже свежие профессии: российский заложник (раб) и захватчик российского заложника (раба). Причем в числе захватчиков - для вящего унижения - аборигены жалких народов (даже из Африки), про которые "совок" если и слыхал, то исключительно, как о выклянчивающих бесплатную подачку от Великого Старшего Брата.
Помянем и прочие,  наряду с "реабилитацией" религии, "завоевания" капитализма... Так, если раньше за какой-то мел¬кий должок-грешок стыдились и морду-то набить, то теперь за него "включат счетчик" и вытрясут все: от квартиры до... жизни.  Убивают за любой пустяк. Поскольку отнять жизнь - нормальное наказание за проступок. Дисциплинирует отменно. И с этим все смирились, приняли, как норму! Тем более что некогда всесильный КГБ разгромлен, милиция – в треморе, и помочь людям уже не в силах. Да и как же иначе при демократическом-то праве на свободную торговлю оружием и наркотиками?! Вы рады? Это ведь сколько же «прогрессивных ступеней» вверх к свободам цивилизации от рутинного "совкового" страха запустить... петарду? И от почтительного благоговения перед милиционером с кокардой, но без дубинушки-демократизатора!
А чего стоит появление миллионов тех, о ком мы при социализме либо не знали, либо слышали исключительно в теле-сюжетах о загнивающем Западе? Подчеркиваю: счет на миллионы! Речь о Беженцах. О Бомжах. О Безработных. О Беспризорниках. О Шарлатанах, Комбинаторах, Экстрасенсах. О Проститутках, Рэкетирах, Наркоманах, Мафиози. О Нищих, Голодающих и Умерших от Голода. О Жертвах Войн на территории бывшего СССР. О сектантах (от мунистов до сатанистов). О Сифилитиках… Об Обжуленных вкладчиках... Всех их стало больше, чем в самые раздрайные годы Гражданской войны и НЭПа! Ах да: плюс Десятки миллионов Беззарплатников - не имеющий прецедентов всемирно-исторический нонсенс «этой страны»! Наконец, 10 миллионов жертв демографического косы. Слов не подобрать от возмущения и скорби.
А церковь со спокойной совестью умиляется восстановлению (за неправедные миллиарды) принципиально невосстановимого Храма Христу Спасителю, закрывая глаза на уничтожение и гибель тысяч действительно уникальных памятников культуры, книгохранилищ, музеев и менее престижных церквей на периферии… А многие, чего уж греха таить, батюшки деловито, не отягощая совесть размышлениями, отпевают пристреленных бандитов, отпускают грехи их покуда живым коллегам и принимают из рук "вампиров" дары и подношения!..
А  еще бы не забыть, что на фоне множащихся храмов и процветающего клира, лучшие  в  мире (и бесплатные недавно) Образование и Медицина превратились в Гога и Магога, беспощадно гонящих вон от себя стомиллионную бедноту, обрекая ее на безграмотность, угасание от пустяковых болячек, первобытных эпидемий и... конечную гибель. А многие служители культа якобы ничего такого не замечают, самозабвенно собирая копеечки за продажу священной утвари и писаний. Вместо того чтоб вступиться за эти Действите¬льно Великие завоевания социализма, они хают и клянут только его "злодейства". А тем часом наших самых красивых девушек вагонами, как овец, вывозят в закордонную бордельную неволю. Мужиков же спаивают и волокут в рабство! Зато сытые наши святейшества разговясь трапезничают на святотатственных банкетах, поминая невыносимые преследо¬вания «добрых» кулаков, помещиков и нэпманов.
Стойко замалчивается и то, что кости пропавших без вести приватизаторов-собственников квартир гниют без погоста и отпевания. Хотя до приватизации просто быть не могло всех этих зверских убийств сотен тысяч (!) на квартирно-обменном фронте. Как не было и нынешнего разгула безнаказанной и публичной жестокости! Никто бы 20 лет назад не поверил в такое будущее Перестройки. И в том же 1991-ом заикнись Ельцин с танка лишь о сотой части всего, что нам подарит его правление, гаранта просто бы снесли в дурдом - высший, кстати, круг изуверства «безжалостного» КГБ. Зато сейчас, с одобрения власти беспрепятственно торжествуют все либертарианские (свободолюбивые) маразмы маркиза де Сада. Причем в космичес¬ком масштабе. Казалось бы, вот где возвысить пастырский глас…
Однако, шиш - святоши-конформисты предпочитают не ссориться с либералами-правоборцами. Еще бы: диссиденция, на критике КГБ нажившая в "совковые" времена политический (и денежный) капитал, отчего-то  поголовно выжила в «чудовищных» чекистских застенках. Правда, в порожденном их стараниями «правовом» обществе миллионы гибнут в бездне кримразборок и национально-гражданской резне. Правозащитники  ж,  мило лобызаясь с попами, вовсе не внемлют стенаниям и мольбам несчастных. Фи: у господ Якуниных ибн Адамычей есть куда более доходный, а потому достойный сочувствия и нуждающийся в правозащите объект: обиженные бандиты-убийцы, беспомощ¬ные маньяки-чикатилы, бесстрашные фанаты "белых братств" и черно-белых магий и славные боевики-сепаратисты из "горячих точек". Плюс рэкетиры, киллеры, геи. Слова эти пришли к нам из импортных детективов и реактивно воплотились в отечественных вымогателей, наемных убийц и "голубых"... Но первые лица РПЦ расшаркивались перед допустившими все эти безобразия монстрами демноменклатуры (типа Собчаков) и отравляли жизнь редких праведников, вроде митрополита Иоанна.
К счастью,  до людей помалу доходит-таки, что частная (и единственная!) Жизнь человека - Твоя Жизнь - важнее и дороже всего. Она - главное богатство. Степень ее социальной защищенности - вот сверхзавоевание, по которому следует судить о достоинствах строя. Высокая цена, то есть надежная охрана Твоей Жизни перевешивает все иллюзорные блага «демократии» - свободы сильного и богатого унижать и убивать слабого и бедного?
Чем же все-таки объяснить нынешнюю аврально стахановскую религиозацию России? Очевидно, корни ее - в стабилизировавшихся на протяжении веков типах вероотношения. Их несколько. И зачастую они взаимопереплетены:
Религиозное попугайство. Включает особей любого склада, породненных погоней за модой. Самая летучая, переменчивая категория, чутко реагирующая на малейшие сиюминутные поветрия. Разделяются на «флигеров»:
«Органические флюгера» (био-машины) - толпа серых убожеств. Послушные рабы дисциплины и повелений того, кто сегодня в силе. Ханжи и хамелеоны не по убеждению, а по массовому внушению. Вчера подобные им рукоплескали подвигу Данко и Прометея. А нынче ничтоже сумняшеся их распнут или сожгут. Завтра же - при перемене течения - покаются в очередном (и перманентном) своем заблуждении. Но они ни в жизнь не опознают себя в этой категории, попеняв любому другому, что это он - из переметышей. От них - вак¬ханалии бунтов и разрывная лютость толпы. Сознательные флюгера (переметыши), чистейшей воды циники и беспринципные конъюнктурщики; именно от таких - все лиха и беды,  финты и перерождения то в «верующих», то в атеистов.
Заморочные «грешники»: несчастные, рефлектирующие самобичеватели.  Замаливают свои пороки и прегрешения на всякий случай, из подспуд¬ного страха. Тоже редко расписываются в своей причастности к данному типу. И правильно - их черты разбросаны по другим категориям.
Принципиальные атеисты. Ни во что не верящие и ничего не видящие, кроме материальной природы, реалисты, сырье для прикладной науки, поклоняются материи.
«Атеисты-прагматики». Признающие материализм, но компромиссные к восприятию идеалистического. Честные, не осеняющие себя крестным знамением и любым другим ритуальным символом. По натуре более близки к Богу, точнее его не поименованной Идее, чем все иные, за исключе¬нием ревнителей веры. У атеистов часто (но не всегда) более широкий взгляд на природу. Характерно отвержение кумиропоклонства и  любого культа.
Болезненные мистики-фанатики. Их относительно мало. Крайняя разновидность - юродивые. Поскольку редко действуют социально и политически, то до поры безобидны. Однако способны теоретически и пропагандистски подготовить почву более жесткому "пророку".
«Пророки-мессии». Этим необязательно во что-то верить. Религия для них ширма, как и все, способствующее достижению власти, культа.
Истинные ревнители веры - ретрансляторы Разума Вселенной. Это крайне узенькая прослойка святых по жизни и честных по натуре людей, обладающих нейросоматическими (интуиция великого прозрения) и даже нейрогенетическими (эгрегориальное сознание) способностями.
Вез претензий на концептуальность, смею изложить и свое понимание принадлежности человека к той или иной вере. Определяющие влияния:
1. Географическое. Рожденный в широтах Поволжья наверняка не примет язычества огнеземельцев или таитян. И, скорее всего, не станет поклоняться Кецалькоатлю или Зороастру. Это почти так же тривиально, но закономерно, как то, что папуас с потенциальным даром Ньютона или Ганнибала никогда не разовьется в великого физика или полководца, а, скорее, составит ужин собственного вождя-каннибала. Как таковой,  значим и климат: чукча на 50-градусном морозе физически не воспримет статичной Йоги с по¬зой Лотоса в костюме Адама.
2. Национальное. Пожалуй, ясно: туркмену отроду ислам ближе индуизма.
3. Социо-клановое. Здесь немаловажно воздействие таких компонентов ближайшей среды, как семья, род, традиции и привычки двора, школы, круга профессионального и дружеского общения и т.п. Это влияние плотно слито с предыдущим. Несомненно, родня и компания будут давить на выбор традиционной религии (той, что принята и "положена" в этом микроклимате). Разумеется, локальное окружение примется осуждать или даже преследовать любые отклонения от "нормативной" веры предков. В 999 случаях из 1000  уроженец шиитской секты из иракской глухомани будет яро отстаивать фундаментализм и ни под каким прессингом не пристанет к иудейской вере...
 4. Личностное. Многое зависит от интеллекта индивидуума, всеядности и широты его интересов. Как ни странно, выдающаяся и энциклопедическая личность, изначально преданная определенной религии, чаще всего служит ей до конца своих дней. И весь свой гений посвящает доказательству «правильности и избранности» этой  веры. А переход из одной религии в другую свойственен, по преимуществу, простым, неискушенным людям. Пленные русские солдаты в Афганистане или Чечне «присягают» Магомету потому, что атмосфера многолетнего бытового окружения и преобладания там уже перечисленных влияний диктуют ему: «Примешь тутошнюю веру, тебе же проще будет выжить." Среди выдающихся умов такие примеры куда как редки. Ведь для оправдания своего "перевыбора" надо перечитать библиотеки канонической богословской и философской литературы, проанализировать, выбрать и суметь логически обосновать смену вероучения. А такое под силу единицам.  Но, с другой стороны, как же иначе-то выбрать наилучшую веру и доказать, что ты прав? Значительно чаще в каждой религии попадаются менее разносторонние, а просто честные и праведные адепты той религиозной доктрины, которую впитали с молоком матери. На сравнение с преимуществами иных доктрин у них, под¬час, нет ни возможностей, ни способностей. Причем даже самые из них одаренные и терпимые, почти сызмальства приобщенные к религии отцов, так и обречены служить ей всю жизнь. В основном, из канонов этой веры они черпают и изыскивают совпадения с личными философскими или научными воззрениями. В других религиях ими выискиваются слабые места для критики, сильные же  интерпретируются в качестве близости  (а то и копирования) к своей вере. И т.д.
5. Временное влияние. В 1920-80-е годы, по ряду известных причин, большинство так называемых «совков» являлось «атеистами». Но винить их всех за это с высоты лет - низко и глупо. Далеко не всякий атеист - негодяй и грешник. Напротив, у многих всегда была (и есть) интуитивная вера в Справедливость, Добро и Любовь. Вопрос: зачем им еще навязывать, в подмену, конкретные святые образы Всевышнего?
Казалось бы, коль жил не тужил человек со своими представлениями, на здоровье не жаловался, так живи себе и дальше. Взять того же «совка». Как только его не обзывают теперь…
Но факт остается фактом: «Хомо советикус» в 1988 году был относительно здоров и образован, а мужской век в среднем достигал 65-67 лет. Но вот его «воцерковили», и что? Не прошло и 17 лет, как больных на «РФ-останках» убитого и расчлененного СССР стало на порядок больше, счет безграмотных пошел на миллионы, русский мужик не дотягивает до 57 лет, а нация ударно вымирает, ежегодно выбрасывая по миллиону душ в «демографическое сопло».
Допускаю, не церковь (правильнее: не одна церковь) в этом виновата. Но в чем же тогда, скажите, хваленый позитив ее колоссалшьно возросшей общественной значимости за эти годы? Страшно сказать, но ведь, получается, только в одном - в рекордной, почти геометрической прогресии роста храмов, которая никак, правда, не угонится за сверхсветовой прогрессией «урожая» могильных крестов? История, говорят, не знает сослательного наклонения, поэтому мы и говорим: вот жил не тужил советский человек, но пришла к нему церковь, совместно с демократией, само собой. И вот что их этого вышло… А ведь не звали. Однако в том-то и родовая черта любой церкви, что она (как и секта) обязательно (непрошено) приходит к человеку, который ближе к ее храмам. И если уж это случилось, «процесс пошел»…
Методично и упорно, лаской или угрозою, ее миссионеры пытаются идентифицировать образ индивидуальной Правды тутошнего атеиста со своей конкретной иконой, отвергая все прочие, как заведомо ложные. Ближняя церковь отсекает более удаленные и на «правах террито-риального соседства» провозглашает себя единственно верной. Именно за это присвоенное "вселенство" и нетерпимость дуимающие люди не признают все официальные религии. Хотя и отдают отчет, что для значительной части общества, изначально не имеющего нравственного стержня, религия полезна, как очиститель и усмиритель животных инстинктов.
Полагаю, религия тем хуже, чем непримиримей она к инакомыслию, как бы она его не обзывала: атеизм, сектантство или язычество... Ну, разве благородно и достойно глаголющему от Имени Бога предавать проклятию и отлучению простого смертного за малейшее несогласие с существующими догмами или, еще хуже, ритуалами? Даже если этот смертный чище и лучше, чем самые пригожие и церемониально вышколенные прихожане! И разве  по-божески раздувать фанатизм, поощрять гонения, вплоть до уничтожения и объявления священной войны иноверцам?
Печальное, однако, напрашивается резюме: во всеобщей клерикализации нет ничего хорошего. Вы говорите, что вчерашний безбожник вмиг стал верующим!? Браво! Только поворот этот вовсе не на 180 градусов, а на все 360. С потерей всего лучшего из перекувырнувшегося духа. Речь, конечно, не обо всех. Только о "флюгерах"... Ну, скажите честно: разве начавшие креститься вдруг стали лучше? Разве уменьшилось после этого число краж, убийств, лжи? Наоборот, выросло на сотни процентов!
Растоптав «моральный кодекс строителя коммунизма», мы не впитали  заповеди Христа. То и другое неудобно для предприимчивого. А потому - к черту все запреты-заветы. Осеняя себя знамением взамен знамени, бывшие «совки-комуняки» лебезят и пресмыкаются перед новыми фальшивыми, еще худшими идолами-перевертышами. Фарисейство вчерашних «апостолов» коммунизма (А. Яковлева, Б. Ельцина, Е. Гайдара, Э. Шеварднадзе) в тысячу раз мерзостней и гаже предательства и прегрешений толпы, низринутой в стихию волчьего рынка. Рекламно провозглашая высокие принципы, фарисеи тайком (и явно) попирают и извращают их в масштабе, несравнимом с большевистским. Ибо «красный террор» теоретически (да и практически) обрушивался на меньшинство. «Белый» же террор «демократов» гнетет и обирает абсолютное большинство. Зато под эгидой Имени Божьего! Бандит убивает соотечественников, как мошкару, а следом ставит свечки, чтоб снять грешки. И все. Обряд исполнен, "самоочищение" состоялось?
Вместо кодексов и заветов остались показушная атрибутика,  невежественное подражательство. И миллионам словно неведомо, что фиктивное попугайство перед голым ритуалом культа хуже неверия в культ. Что важнее и честнее иметь собственное понятие о Высшем духовном Идеале - Справедливости, Добра, Совести, Чести... И что второстепенно то, как ты его назовешь: Бог, Аллах, Кришна, Природа или Высший Разум. Ведь можешь наречь и Великим Мормоном... Главное, чтоб ты Его принимал в перечисленных ипостасях добра, совести и т.п., чтоб следовал им и воплощал в жизнь по мере возможностей. Еще значимей наличие этого Идеала на интуитивном, даже рефлекторном уровне. Когда в тебя с кровью вкоренено: не укради, не убий, не пожелай зла... Ибо, коль нет этого второго - Внутреннего Идеала (Бога), то потеря или ниспровержение Внешнего - превратит тебя в тварь, беспринципного оборотня. Так и случилось в "перестройку". Отменили Равенство, Братство, Мир, Дружбу, оставив только куцапую Свободу обогащаться любыми средствами. И вчерашние коммунисты (позавчерашние христиане), отринув все заповеди и принципы, ринулись в спекуляцию и разврат, открытый грабеж и убийства...
А взять нынешний совершенно гипертрофированный укос государства и населения в сторону добровольного подчинения культу. Тотальная клерикализация мысли и духа. Церковная номенклатура – ненасытный хищник. Только дозволь религиозному культу (не путать с боговерием) стать неприкосновенным уделом «избранных», - тотчас же партия власти превратится в придаток паразитирующей епархии «богоносцев». Самое лживое во всякой «вере» - культ, обряды, - эти хитроумные рычаги психологического порабощения паствы знахарями в рясах.
Религия – всего лишь контакт, способ связи с Богом, личная концепция человекожития, и в ней нет ничего предосудительного. А вот церковно-идеологические формы этой связи, обременённые культом, – опиум для простодушных, несущий выгоды монополистам по платной выдаче этого опиума. Отдавая долг безусловного уважения лучшим представителям Веры (подвижникам, святым, честным послушникам, богатырям), не стоит бездумно доверять всем без исключения церковным иерархам. Как правило, изрядная часть этой братии озабочена обслуживанием власть предержащих и собственной мошны. Иными словами, не надо впадать в другую крайность, абсолютизируя непогрешимость церкви вообще. У христианской и любой другой церкви грехов куда больше, чем у большевиков. Слепое преклонение перед церковью – столь же бездарная потеря свободы, что припадание к иконе по велению… моды.
Велик вред религиозных догм, требующих бездумного, некритического следования ритуалам и ложным «святыням, заветам и канонам» (об избранничестве одного народа, о непротивлении злу насилием, о культе церкви, т.е. ее служителей, и «истинного» Бога только одной-единственной - нашей - «правой» веры). Нас учат верить в Бога. В то время как истинный смысл – в вере Богу! Есть ли разница? Есть. Ибо ведь даже бандиты убеждены, что верят в Бога. Хотя это не вера, а примитивная богобоязненность ничтожной твари, жалкий страх перед Божьей карой за грехи и преступления. А напялил золотой крест, поставил пудовую свечу, отщипнул горсть от кровавых миллионов для пожертвования, слезно и демонстративно покаялся… После чего убивай себе дальше до следующего покаяния.
Но верит ли такой прихожанин Богу? Ему кажется, что да. Иной вопрос: а сверяет ли он себя и поступки свои с Божьими заповедями: не убий, не укради, не позавидуй, не прелюбодействуй? Никогда! Ему проще и удобнее слепо «верить в (какого-то абстрактного) Бога», который ему любезен своими красивыми и очистительными ритуалами. Кто же верит Богу (Разуму, Совести, Справедливости), - старается не нарушать заповедей Вседержителя. Таким образом, главное - не слепая «вера» в (кем-то прописанного и только им «понятного») Бога, а осмысленная Вера Богу, то есть заповедям-принципам Человекожития. Бог не может быть навязан ни в какой образной форме. Главное - Суть. А она может быть даже атеистической.
Людям нужна не догматическая абстракция и не икона (хотя желающему не возбраняются), не клятвы в любви к ним, а – чтоб Человек соблюдал заветы, понятые им: не сделай так, как не хотел бы, чтобы сделали с тобой. Это и отличает Человека от Зверя».

Эрудит. Значит, вот так и рассуждает заурядный наш «совок»…

Чекист. Не заурядный, а рядовой, но информированный, да и не «совок» уже давно.. Не любите вы русский народ, батенька. И ладно б. Но зачем в уме-то отказывать?

Поп. Я тоже считаю, сия филиппика мало похожа на выкладку компьютера, это дешевый и, простите, грубоватый то ли фельетон, то ли пасквиль, где свалены в кучу и кони, и люди.

Инженер. Вы непримиримы к простому человеку, батюшка. А это не есть достоинство для пастыря.

Поп. Я все-таки сперва лектор и теоретик.

Внук предка. Значит, вам будет небезынтересно узнать мнение не менее уважаемых теоретиков из вашей, простите, за каламбур, епархии. Уже упоминавшийся дядя писателя Сергей Николаевич Булгаков сто лет назад в работе «О Союзе христианской политики» писал: «Современный капитализм основан на насилии и неправде, подлежа¬щих устранению. Поэтому стремления к уничтожению коренной неправды капиталистического строя, которые в общем и целом объемлются по¬нятием социализма или коммунизма, должны быть без колебаний включе¬ны в требования христианской политики»...

Чекист. Молоток  дядя!

Диссидент. Но лет 20 назад это не мешало вашим товарищам с легкой руки дедушки Ленина молотить его, как «ренегата марксизма».

Внук предка. «В современном мире быть атеистом не так уж плохо - потому что в условиях, когда все вокруг ждут, чего же им на этой неделе «предсказамус настрадал», чистят свои чакры кедровыми шишками и ищут космическую энергию в своей моче, быть просто неверующим, трезвым человеком – это означает быть гораздо ближе к Евангелию». Это уже сказал дьякон Андрей Кураев. И тем не менее, наше общество переживает всплеск религиозности.

Чекист. Всплеск религиозности, говорите. Так он легко объясним. Когда общество последовательно разочаровывается сразу в нескольких величественных проектах и идеях, на которые положены труд и жизни нескольких поколений, у него начинается накапливаться, с одной стороны, апатия и усталость, с другой – злость и агрессия. И тогда надорвавшееся, дезориентированное общество ищет опоры и убежища в чем-то традиционном. Религия, церковь, культ – вот оно! Да и священники тут же, распевая о своей стойкости в годину лихих гонений, лезут на пьедестал. «Нас травили, нас крушили, нас грабили, нас не слушали, забыли Бога, вот и пожинаете плоды неверия своего»… И люди, вчерашние атеисты, купясь на благостную личину церкви, припадают к амвону, находя нишу для глухого вызверения, личного и группового. И эта удобная, псалмопевческая ниша дозволяет, когда понадобится, обрушить злость и агрессию на предуказанного пастырем – на назначенного, во всем виноватого отступника-ослушника, еретика-безбожника. «Он не с нами, он с врагом, а значит с сатаной»…

Гелла. Фраза стоит того, чтоб закрыть ею эту главу и в антракте совершить виртуальную прогулку по улочкам Иерусалима. «Фалернское» не обещаем. Но за подлинность «Мукузани» ручаемся.


Продолжение следует: http://www.proza.ru/2013/02/24/782


Рецензии