Я не жалею ни о чём. VIII. Андрей

               

                Предпринял я волшебный путь –
                В ловушки счастья заглянуть.
                А.Рембо



   Летом 1969 года я выдержала вступительные экзамены и поступила на филологический факультет Латвийского университета. В нашей группе было 27 девушек и три парня – Сергей, Андрей и Миша.
   Сергей – худощавый высокий парень, игравший на гитаре, свободно говоривший по-латышски и по-французски. Он был сыном одного из преподавателей кафедры литературы, который стал куратором нашей группы.
   Андрей – ростом поменьше, темноволосый и самый младший из нас по возрасту: ему было только 16 лет, тогда как всем остальным – от 17 до 22. Он был заядлым книголюбом, меломаном и филателистом. Отец Андрея был капитаном дальнего плавания. Он хотел, чтобы сын тоже стал моряком и даже иногда брал сына в короткие рейсы на летних каникулах. Сын тоже был не против, однако поступить в мореходку ему помешало испорченное чтением зрение, и поэтому, вопреки воле отца, он оказался поближе к любимым книгам – на филфаке, хотя к самой филологии особой тяги и не испытывал.
   Михаил, приезжий из Таллина, редко посещал лекции, потому что был спортсменом, ездил на сборы и соревнования, а через два года вообще куда-то исчез.
   Наш факультет находился в самом центре Риги, в одном здании со знаменитым подарочным магазином «Сакта».
   Мы рано вставали, отсиживали лекции. После занятий посещали библиотеки, кинотеатры, иногда театры и концерты, ещё реже рестораны. Много времени тратили на подготовку к экзаменам, зачётам и семинарам. Ещё больше – на чтение, причём не того, что хотелось, а того, что требовалось по весьма обширным программам. А самым трудным, конечно, была штурмовщина накануне и в период сессий дважды в год.
   Постепенно наша группа разделилась на несколько маленьких подгрупп, объединённых по интересам. Несколько девушек, включая меня, и Сергей с Андреем оказались в одной из таких группочек.
   Андрей обратил внимание на меня к концу первого курса.

   Нашим первым совместным мероприятием было посещение в мае 1970 года сборного эстрадного концерта артистов из Восточной Европы, среди которых выделялся венгерский рок-ансамбль «Экспресс». Собственно, ради него Андрей, большой любитель рока, особенно венгерского, и решил этот концерт посетить.
   Чуть позже Андрей пригласил меня на поездку со своей семьёй в Саулкрасты. Это был уже июнь. С нами была его младшая сестра Вера – безмятежное, доверчивое создание, любимица своего отца. Мама Андрея была строгой, но справедливой. Заехав в дюны, мы разделились. Родители и Вера начали готовить пикник рядом с машиной, а мы с Андреем побежали к морю. Вода ещё не годилась для купания, и мы начали взапуски бегать по пляжу. Хотя я была хорошей бегуньей, он всегда догонял меня и целовал. Я и сейчас ещё помню вкус этих задыхающихся, бесплодных поцелуев и как стучало его сердце рядом с моим в унисон с волной, накатывающейся на песок. Раз, два, три, четыре – стучало сердце, и на песке тихо плескалось море – тоже раз, два, три...
   Охваченные азартом, мы добежали до какой-то усадьбы, прятавшейся в дюнах. И вдруг мы остановились как вкопанные: навстречу нам шла высокая белокурая девушка, за нею шли две лошади и бежали три породистые собаки.Это зрелище навсегда запечатлелось в нашем сознании эталоном романтики и шика.
   
   Наши отношения с Андреем развивались волнообразно. Но в 71 году они определились. После летней сессии 2-го курса мы были направлены на диалектологическую практику в сельскую местность на берегах моего любимого озера Резна. Роскошная природа края,  катание на лодках по озеру, во время которых дважды мы попадали в настоящий шторм и еле-еле выгребали к берегу, способствовали развитию отношений. Андрей был ласков и предупредителен со мной. Он называл меня «девушкой с жемчужными волосами» по названию песни его любимой венгерской группы «Омега». Вот в такой романтической обстановке, да ещё после просмотра в сельском клубе не менее романтического французского фильма «Искатели приключений», при луне и звёздах, на скамейке в ночном пришкольном парке и произошло наше романтическое выяснение отношений.
    Я чувствовала, как странная и прекрасная болезнь постепенно овладевает мною. Я знала: эта болезнь зовётся счастьем, но не решалась называть её по имени. Мы рассказывали друг другу о своей жизни, начиная с раннего детства. Как все влюблённые на свете, вновь и вновь возвращались к своим первым встречам, к мельчайшим подробностям своих отношений.
   Август пролетел, как сон. Начался период дождей. Тяжёлые капли ежедневно спускались с небес и плюхались на асфальт. Примерно в такую погоду нашу группу в очередной раз отправили на уборку урожая. Мы жили на заброшенном хуторе. Девочки спали на полу в двух комнатах, а Андрей с Сергеем в третьей. По вечерам мы собирались всей группой на большой кухне этого сельского дома, пили пиво, пели песни, слушали музыку – Маккартни, «Deep Purple», «Ten Years After”, польские и венгерские группы... Топилась плита на кухне, на поле мы из-за дождя выходили редко, готовили сами, группа была уже сплочённая, поредевшая к 3 курсу, спетая и «спитая». В редкие погожие дни нас вывозили в поле, по которому парни, как заправские фермеры, разъезжали на лошади с телегой, собирая ящики с картошкой, а мы, девочки, гнули спины, как негры на хлопковой плантации в романе Бичер-Стоу. Зато вечера были наши.
   Наши отношения с Андреем к тому времени были ещё в начальной стадии. Иногда происходили размолвки, чаще по пустякам или просто по недоразумению. Мы мирились, но даже в минуты нежности в наших отношениях проскальзывало что-то тревожное, надрывное. Чаще всего это были отголоски моей первой драматической страсти, поэтому в этих размолвках виновата была обычно я. В какой-то момент мне показалось, что он увлёкся одной из наших однокурсниц. И я решила, что он не так надёжен, как я представляла себе. Несколько дней я не разговаривала с ним.
   Как раз в то время, в один из тёмных сентябрьских вечеров мы отмечали день рождения одной из наших сокурсниц. Сварили ведро глинтвейна, вся кухня благоухала собранными в заброшенных садах яблоками и полевыми цветами. Звучали баллады «Червоных гитар» и «Скальдов». Блеск горящих свечей таинственным образом освещал всё происходящее. Мою ностальгию как рукой сняло. Я
оглянулась, ища глазами Андрея, но он куда-то исчез. Ко мне подошёл всегда услужливый Сергей и сказал, что Андрей вышел во двор. Встревоженная, я тоже вышла. Огромная красная луна освещала всю округу. Возможно, это было время полнолуния, но в таких вещах мы тогда не разбирались и как вести себя по лунным фазам, не знали. Гораздо позже я узнала, что во время полнолуния эмоциональное состояние человека обостряется и нужно держать себя под контролем. Я посмотрела направо, в поле, и увидела большой стог сена, из которого доносилось тихое шуршание. В молодости я не страдала фобиями, поэтому смело зашагала к этому стогу. Как и предполагала, я увидела там Андрея, одного. Он устроил себе мягкое гнездо и сидел, понурив голову. Я села рядом, и какое-то время мы молчали. И тогда я решила, что счастье – это когда он рядом, а всё то, что без него, называется отчаянием. 
   - Есть какая-то причина для твоего одиночества? Почему скрылся так внезапно?
   - А ты не догадываешься?
   - Так ты считаешь, что причина во мне? – удивилась я. – Нет никакой причины, Андрюша. Просто я немного устала и последние дни как-то ушла в себя. Извини, что ненадолго отошла от тебя. Но между нами ведь всё по-прежнему, да?
   Он ничего не ответил, притянул меня к себе и нежно поцеловал.
   Мы встали с терпко пахнущего сена и пошли в дом, откуда доносились звуки музыки. Все наши уже ушли в комнаты, и кухня была пустая, только в этой пустоте было теплее, чем во дворе, всё ещё горели свечи, и под гитарные переборы звучал голос Северина Краевского. Мы устроились поближе к неостывшей плите, выпили немного глинтвейна и почувствовали, как блаженное тепло охватывает нас. Между нами пробежала искра, как ток пронзившая нас, и мы кинулись в объятия друг к другу.
   Андрей осыпал меня страстными и шептал будоражущие меня слова. В эти мгновения мы впервые почувствовали себя единым целым.
   - Ты моя, - шептал Андрей, - и будешь только моей!
И я не сомневалась, что будет так, как он говорит...
   
               

   Наконец-то после первой моей несчастливой любви и связанного с ним настороженно-боязливого, а иногда и пренебрежительного отношения к мужчинам я почувствовала доверие к человеку, искренне и пылко выражавшему свои чувства.
   Мы вернулись в Ригу. Снова завертелась бурная студенческая жизнь, только теперь мы были вдвоём: за партой, в автобусе, в театре, на концерте. Наш роман развивался по возрастающей и уже никого не удивлял. Все мои незадачливые поклонники – а их было немало -  смирились со своей участью. Наша любовь искала выхода в том естественном, что было неизбежно, но условий для этого не было...
   Но вот неожиданно для нас обоих меня вызвали на кафедру русского языка и предложили командировку в Москву на студенческую конференцию в самом МГУ. Меня посылали с докладом по моей прошлогодней курсовой работе. Естественно, что Андрей составил мне компанию. В Москве нас встретили радушно, дали направления в разные общежития и назначили день доклада – через три дня. Но мы решили найти мою дальнюю родственницу, адрес которой дали мне родители. Она жила в районе метро Сокол, но я её никогда не видела. Это была сестра моей бабушки по отцовской линии. Она была уже в летах, но работала. Жила она одна и очень обрадовалась нашему приезду. Бабушка занимала одну комнату в коммуналке, которую временно уступила нам, уходя ночевать к соседке.
    Навсегда в нашей памяти осталось её радушие и настоящее русское гостеприимство, её пирожки с капустой. А ещё в наших сердцах запечатлелась маленькая узкая комнатушка с широкой железной кроватью и старинной периной на ней. Сохранить статус-кво в наших отношениях при таких условиях мы, естественно, не смогли, да и не хотели. Мы уже и раньше поговаривали о свадьбе, которую планировали на последний, пятый курс, а сейчас был только третий.
  Когда мы первый раз остались одни (бабушка вскоре ушла на работу) нас буквально бросило друг к другу. Мы даже не заметили, как наша одежда разлетелась по углам комнатёнки. Мы ощущали лишь неутолимую потребность один в другом. Андрей отнёс меня на перину и снял то, что ещё оставалось на мне. Не прекращая
               

покрывать моё лицо и тело поцелуями, он вошёл в меня, причинив мне боль и сладость первого соития...
   Какое-то время мы лежали, ласково гладя друг друга. Потом, изнурённые, погрузились в крепкий счастливый сон. Когда мы проснулись, он лёг на меня, нежно лаская мои соски губами и вбирая их в себя. Мы извивались от вновь пронзившего нас желания, и всё повторилось. Страсть двигала нами с бешеной силой.
   Эти три дня и три ночи превратились в апофеоз нашей любви. Андрей засыпал, как ребёнок, а, не успев открыть глаза, он уже хотел меня. Он поворачивался ко мне и зачастую просыпался только от сладостных стонов, исходивших от меня, ещё не совсем проснувшейся. И я, открыв глаза, находилась уже в состоянии удовлетворённости, и первое, что ощущала я, покидая мир грёз, было наслаждение.
   Иногда одно прикосновение его руки или сплетение ног во сне повергали его желания в неистовство , и он брал полунасильно- грубовато, стараясь проникнуть глубже и глубже и добиться взаимного саморастворения. Я кричала от восторга и счастья, стонала, целовала его губы, лицо, глаза и, измождённая, обмякала...
   Порою счастье так переполняло нас, что мы переставали ощущать самоё любовь. Но это была она – во всей своей роскоши.
   За эти три дня мы превратились в мужчину и женщину. Мы совершенно точно знали, что прошло самое прекрасное время в нашей жизни.

   Конечно, в Москве было не только это. Восторги первого секса чередовались с глубокими впечатлениями от спектаклей и музеев, дополняя и усиливая одно другим. Из Музея имени Пушкина мы мчались на концерт польской группы «Но-то-цо», из жаркой постели – на балет в Большом с участием Плисецкой, а с Красной площади – в ресторан «Будапешт».
   Мы просто чудом успели к назначенному мне времени доклада, который не произвёл на публику большого впечатления, так как был прочитан без минимума подготовки, слёту. А потом ещё три дня сумасшедшего угара, за которые пришлось писать объяснительные уже в Риге.
               

   Вернувшись в Ригу, мы сразу же поехали к Андрею домой. Жить отдельно мы уже не могли. Мы решили поставить родителей перед свершившимся фактом, хотя пожениться мы по-прежнему планировали несколько позже. Родители Андрея отнеслись к этому без восторга, но с пониманием. Мои родители, жившие в том же латгальском городке моего детства, который я описывала в начале повествования, были солидарны с ними.
   Ни для кого в университете это не стало неожиданностью. На факультете я случайно подслушала разговор Андрея с Мишей:
   - Как ты полюбил её? Внезапно?
   - Так же внезапно, - Андрей положил руку на перила лестницы, - вот как этот солнечный луч лёг сейчас на мои пальцы.
   Тут они заметили меня, и диалог иссяк.

   Поскольку время до зимней сессии ещё позволяло, как-то мы решили побродить по старому городу. Дошли до Домской площади, полюбовались на петушка на башне, купили билеты на органный концерт, посидели в любимом кафе «13 стульев», хотя обычно студенты тогда предпочитали «Торнис». Выпив кофе с бальзамом, мы вышли на площади чуть-чуть навеселе. Настроение было прекрасное. А в этот момент ещё и ноябрьские тучи, как по мановению волшебной палочки, возьми и разойдись, и скупое заходящее солнце осветило башни и крыши домов, верхушки оголённых деревьев и, конечно, согрело наши уже разогретые души. И сейчас, много-много лет спустя эта картина греет нашу память и сердце.
   Ночью я прошептала:
   - Тебе не хотелось бы, чтобы я была той девушкой, которую ты впервые заметил на первом курсе?
   - Ту девушку я мог бы проглотить залпом, а тебя, Валюша, я хочу пить вечно.
   - Ты сможешь быть верным мне всегда?
   - Душа, а не тело, – вот где сохраняется верность! Душой я буду верен тебе всегда. Тебя устраивает мой ответ?
   - Вполне. Жизнь ведь сложная штука.
   - Хватит разговоров, - прошептал Андрей и ласково поцеловал меня в ушко.                Наши ноги переплелись, дыхание смешалось. Потом я уже не видела его. Я умирала в блаженстве. Всё остальное ничего не стоило: как можно было не знать этого раньше?..
   Когда мы оторвались друг от друга, Андрей открыл глаза и улыбнулся мне. И я заснула, положив голову ему на руку.
   
   ... Я медленно освобождалась из плена сна и наслаждения, как приходят в себя после долгого обморока. А он, гордый, довольный, посмеивался надо мной. Понемногу жизнь возвращалась ко мне, и я уже слышала не только пульсацию собственной крови, но уже могла поднять веки и смотрела на него с какой-то изумлённой благодарностью. Он чмокнул меня в щёку и пошёл умываться. А я вдруг неожиданно для себя вспомнила тот, другой, первый поцелуй, который словно сломал барьер в моём сердце, стёр всю мою жизнь до той минуты, - это было что-то страшное и прекрасное. И чей-то голос словно нашёптывал мне: «Любовь! Не приближайся ко мне так близко. Однажды ты уже приблизилась ко мне вплотную и принесла мне одни страдания». Ошеломлённая, я поняла в эту минуту, что я навсегда останусь верной рабой своих воспоминаний.

     Иногда человеку нужно одиночество. Чтобы восстановить себя, чтобы очистить душу, погружённую в пучину жизни, наметить для себя новые ориентиры. Был уже конец августа 1972 года. Я решила съездить к родителям, чтобы договориться о предстоящей свадьбе, которую мы решили приблизить.
   Андрей провожал меня до вокзала на такси. За окнами лило. Летний дождь, меланхоличный и тёплый, напоминал скорее душ, чем разбушевавшуюся стихию.
   - Ты смотри там, не закрути романчик с каким-нибудь местным! – пошутил Андрей.
   Я придвинулась к нему и сказала ему тихо на ушко:
   - Моё тело, дорогой, становится умным и изобретательным только рядом с твоим. Пора бы тебе об этом знать.
               
     В поезде я о многом размышляла,  о том многом, что я любила:
Рига, книги, море, любовь, моя нынешняя жизнь с Андреем. У меня было предчувствие, что ни с кем мне, наверное, не будет так хорошо, как с ним. Что он создан для меня на веки веков. И что, без сомнения, существует предопределённость встреч. Никогда и ни с кем я не смогла бы быть такой, как с ним: почти не ощущающей одиночества, спокойной и внутренне раскованной.