Хавер без моадона

Предисловие

    Вы держите в руках книгу, посвященную Израилю, маленькой точке на карте. Стране, словно бы специально помещенной в самое сердце мира. Не только географически, но и духовно. И недаром взгляды всего мира устремлены к нему. Внимание к Израилю непропорционально его размерам. Случайно ли это? И почему это так? Что касается меня, то я давно мечтал об Израиле, живя на Украине. И вот, наконец, это желание осуществилось в 2005 году от рождества Христова по мировому лето исчислению или в 5766 году от сотворения мира по еврейскому календарю. Вместе с моей женой Леной мы репатриировались в Израиль.
Об Израиле существует огромный пласт информации. Поэтому обдумывая концепцию книги, я решил вам рассказать об Израиле не по сводкам новостей и не по историческим, географическим и религиозным сведениям, почерпнутым из научных источников, а о таком, каким увидел и продолжаю видеть его я. Иначе говоря, рассказать о том, какой отклик, какие чувства и размышления производит эта страна в моей душе.       Вообще, это уже не первая моя книга об Израиле. Первая, составленная из писем друзьям, называлась «Хам Израиль хай!» («Народ Израиля жив!») и рассказывала о первом годе нашей репатриации, об открытии для себя новой и чудесной страны, о наших репатриантских надеждах и чаяниях. И если сравнить познание страны с поеданием пирожного или торта, то первая книга была подобна слизыванию крема с поверхности. Вторая книга, которую вы держите сейчас в руках, является итогом пятилетнего пути по Святой Земле, и в ней, естественно, представлен более пристальный взгляд на израильские реалии. Об этой книге, вероятно, можно сказать, что автор уже добрался до коржа и начал его грызть. С этим связан и более критичный характер книги, что автор убедительно просит воспринимать не как брюзжание недовольного, но как попытку помощи нуждающимся в разрешении тех проблем, с которыми он сам столкнулся. Хочется думать, что все критические стрелы, выпущенные автором, вполне согласуются с библейскими традициями обличения, столь почитаемыми в Израиле. Однако, у автора остается ощущение, что до начинки, находящейся внутри пирожного, он еще таки не добрался. Что Израиль все еще остается для него во многом непонятой и непознанной страной. Но, без всякого сомнения, автор будет рад, если благодаря этой книге вы познакомитесь и лучше поймете эту прекрасную страну, полюбите ее или, по крайней мере, проникнетесь к ней сочувствием.
С уважением, Александр Грайцер.




Земля как Небо


     Я видел, как люди, приехавшие в Израиль, сойдя с трапа самолета, целовали эту землю. У меня тоже возникло это желание, когда мы с женой прилетели в аэропорт Бен-Гурион из Киева на ПМЖ. Возникло не из-за желания подражать остальным, а откуда-то изнутри меня, из глубин сердца.
    Понятно, что каждый человек любит свою Родину. Бывает, что любишь землю, в которой ты не родился, и в которой был до этого как турист. Это случается, когда страна или ее природа очень понравились. Но вот полюбить до той степени, чтобы вот так,  целовать землю, на которой стоишь, это согласитесь, странно. В этом есть нечто мистическое - как долгожданная встреча с любимой, которой очень долго,  не видел, но о которой мечтал,  стремился, молился о встрече, лелеял ее в своем сердце.    Почему же так еврей любит свою землю, свою страну? Имею в виду не только того еврея, который родился в Израиле, и который любит свою страну, так сказать, естественным образом. Но скорее того, кто на этой земле даже никогда  не был и не видел ее. Разве можно любить то, чего не знаешь? Но ведь можно  любить мечту. Можно так изголодаться по ней, что в момент ее осуществления впасть в экстаз. В течение двух тысяч лет евреи, разбросанные по всему миру, жили мечтой о возвращении на Святую Землю. Ежедневно они молились - "В следующем году встретимся в Иерусалиме" и верили, что так оно и произойдет. И вот когда долгожданная мечта осуществляется, сердце поет, а губы тянутся в поцелуе к той, о которой мечтал.



Жизнь в изгнании
или что такое быть евреем?


Но до этой трогательной и пленительной встречи с любимой был галут. Продолжительная разлука длиной примерно этак в два тысячелетия. Галут - это изгнание. Галутом, чтобы вы знали, евреи называют свою жизнь вне пределов страны Израиля.
Вот жили они себе спокойно в своей стране и в своем собственном доме, делали, что хотели, устраивали свою жизнь по своим собственным представлениям (плохим или хорошим, не о том речь), как, впрочем, и все остальные народы, живущие на своей земле. А потом произошло нечто, в результате чего практически весь народ не по своей воле, а насильно, отправился в скитания  по всей земле. Ну, не сразу, конечно, по всей, а постепенно. По мере того, как евреев изгоняли из одного места, приходилось идти в другое. Европа, обе Америки, Азия, Африка, Дальний Восток, -  нет на земле, пожалуй, ни одного места, куда бы ни ступала нога еврея, и где бы обошлось без этой самой еврейской ноги.
А почему гнали-то? А вы попробуйте долгое время засидеться у кого-либо в гостях... Естественно, на чужбине, в изгнании, условия жизни несколько иные, чем на родной земле. На чужбине тебе постоянно напоминают о том, что ты - гость. Напоминают по разному - то в гражданских правах урезают, то - требуют дополнительной арендной платы, а то и просто указывают на выход.
    Притом, чуть-что, если какая неприятность случается, кто в этом виноват оказывается? Конечно же, они - пришельцы. Самая незащищенная часть общества. Отвечать за содеянное ведь никто особенно и не торопится ( как мы все прекрасно понимаем). И тут вот как раз, когда надо найти виновных, вспоминают и о пришельцах. Быть козлом отпущения еврею приходилось так часто и так много, что появилось даже название этому явлению - антисемитизм, суть которого можно выразить в трех словах. Во всем виноваты евреи. Как говорится, если в кране нет воды, значит, выпили ..., ну, понятно, кто.
   А быть всегда и во всем виноватым, сами понимаете, не сахар. Виноватых ведь наказывают. Да и вообще смотрят на них искоса. Так евреи попали в клуб своих недоброжелателей. Точнее, остались без своего клуба друзей.
Вопрос, который меня волновал в галуте, когда окружающие по непонятным мне самому, но зато, видимо, хорошо известным им самим признакам вычисляли во мне представителя этого благословенного народа, звучит так - а почему, собственно, я? Почему я всегда должен быть крайним? И кто я, собственно, такой, чтобы отвечать за всех? Но и это еще не все, а как говорится, лишь пол беды. Вторая ее половина состоит вот, собственно, в чем.
   Видимо, мало для еврея пытаться лезть из кожи вон, чтобы быть своим среди чужих, он еще оказывается чужим среди своих. И когда ты попадаешь в среду своих, собственно евреев, тут уже они в свою очередь внимательно присматриваются к тебе - а свой ли? Еврей или нет? На повестку дня поднимается вопрос о национальности мамы (национальность папы здесь не столь важна, поскольку у ребенка, рожденного еврейской мамой, - и это железный аргумент, - могло быть много пап).
Так вот, если мама не еврейка, а еврей только – папа, или вообще бабушка или дедушка, неизбежно возникает подозрение - не примазался ли? Не стремится ли так сказать, на халяву, приобщиться ко благам избранного народа? И человек помимо своей воли попадает в разряд подозрительных типов. И становится, как говорят в Израиле, хавером бли моадон, то есть товарищем без клуба. И уже в Израиле повторяет судьбу еврея в галуте.
Интересное, надо сказать вам положение. При котором неизбежно возникает вопрос, но уже к самому себе. Так, кто же я собственно сам такой - еврей или нет? Ну и все вытекающие из этого остальные вопросы. Как то, - случайно ли я оказался в Израиле или по промыслу Того, Чье имя благословенно? И за кого Он, благословенный, собственно, меня держит? Какая роль мне отведена в этой жизни?
И от ответов на эти вопросы кое-что зависит. Если, таки да, то пишу я эти строки на своей исторической родине, то есть, в Израиле, куда я репатриировался на законном основании, как равный среди равных. И тогда, все становится простым и ясным, как пятая графа в паспорте. И моя предыдущая жизнь (до репатриации) прошла именно в Галуте, то есть в изгнании. И Всемогущий Господь, благословен Он, привел меня в эту землю, исполняя Свое обещание, данное моим предкам.
Если таки нет, на чем настаивает ортодоксальная, то есть, воинственно религиозная часть израильского общества, то я в Израиле просто иммигрант, каким мог быть и в любой другой стране мира. А значит, по сути, и не оле хадаш (новый восходящий к Земле Обетованной), и моя репатриация вовсе не алия - то есть, восхождение к святости Эрец Исраэля, а простая смена страны проживания. И значит по своему положению я приравниваюсь где-то примерно к иностранным рабочим. Как мне сообщили в министерстве внутренних дел Израиля, где я получал теудат зеут (удостоверение личности), - в Израиле меня не признают за еврея.
Услышать такое в еврейском государстве, все равно, что получить билет на проезд в третьем классе. Вы рассчитывали на первый класс, а вам заявили, что, мол не вышел происхождением. Единственное утешение, что бьют, как говорится, не по паспорту, а по морде, не взирая ни на какие классы и привилегии.

А вообще, что же это значит, быть евреем?


Собирание Израиля, как знамение времени
Давным-давно, примерно в то время, когда была разрушена знаменитая Вавилонская башня и единое человеческое племя начало делиться на разные племена, языки и народы, на карте мира появилось маленькое государство, которому суждено было стать пророческим голосом всему остальному миру. Народ этот стал особенным, не похожим ни на один другой народ, населявший землю.
Его судьбу не смог повторить никто, а его значение для развития цивилизации невозможно переоценить. Библия называет этот народ избранным, имея в виду, что этот народ избран Богом для выполнения особой миссии - принесения в мир света истины, света Творца. И пока остальные народы учились воевать, строить, торговать и землепашествовать, этот народ учился исполнять заповеди Творца, молиться и быть Его уделом.

Конечно, не все было гладко в истории взаимоотношений Творца и Его избранного народа /гладко, скажу вам по секрету, вообще не бывает/, не всегда народ был верен своему Творцу, не всегда ходил Его путями, не всегда исполнял Его волю. За что, как известно, получал тяжкие наказания и терпел невиданные лишения.
Но не смотря ни на что еврейский народ продолжал быть свидетелем Божьим в мире, даже в самые тяжелые свои годы, лишенный своей территории и рассеянный по всему лицу земли.
Тяжба Бога со Своим народом продолжается по сей день. И Тот, Кто рассеял Израиль по миру, после двухтысячелетнего рассеяния вновь собирает его на его древней земле в Эрец Исраэле, как это и было предсказано в древних пророческих книгах. И как в ветхозаветные времена египетский фараон вынужден был отпустить Израиль из рабства, так и современные державы, такие как СССР, вынуждены были отпускать евреев в Землю Обетованную. Барьеры, как видим, устраняются.
И для всего мира этот процесс есть знамением собирания всех прогрессивных сил на последнюю битву со злом.
Но эта битва - битва духовная, духовный Армагеддон  в котором рухнут барьеры непонимания, ненависти и лжи между людьми. И принятие миром Израиля, по словам библейского апостола, будет для мира, как воскрешение из мертвых.
И обещанный Израилю Мессия принесет избавление всему человечеству.
Вы видите, вот Он уже собирает знамена Своих духовных полков?
Вы слышите, вот по всему миру звучат трубы Его вестников и ангелов?
Вы знаете, что многие процессы, начатые Им приходят к своему итогу?

И начинаются новые, доселе невиданные.


Сколько Мессий в Израиле?

  Над дверью здания, в котором находится магазин, где мы покупаем продукты в
Хайфе, висит большая надпись – «Ребе Шнеерсон – Мессия».
Таких надписей в Израиле много, как, впрочем, и мессий, которые были в
истории еврейского народа. Точнее, так называемых мессий. 
  Если кто не знает, то Мессия или Машиах (на иврите) – это человек,
Божий посланник, который должен принести Израилю освобождение и
спасение от всех врагов. Его ожидают религиозные евреи вот уже несколько
тысяч лет.
  А поскольку во врагах у Израиля недостатка никогда не было, то и мессий,
которые пытались освободить Израиль от них, тоже хватало.
Правда, никому из них еще не удалось выполнить эту трудоемкую задачу.

Поэтому, глядя на эту надпись над магазином, я улыбался наивности
ортодоксов, ее написавших.
Ну, разве может какой-либо религиозный, политический или
общественный деятель спасти Израиль от всех его врагов?
Для этого нужно уничтожить чуть ли не половину мира.
Ну или подружится с той -же половиной. То есть, врага превратить в друга.
 И рабби Шнеерсону этого явно не удастся сделать, особенно учитывая
 тот факт, что он уже отошел в мир иной. И о его воскрешении из мертвых
 никто ничего не слышал. Видимо, придется Израилю ждать другого
 претендента на роль Машиаха.
Что же касается меня, то у меня тоже есть свой Мессия.
 Хотя из рассказанной мною истории уже должно быть понятно,
что мое еврейство не носит нормативный и формальный характер,
как не носит такой характер и мое обращение к Богу, и моя вера в Него.
Я не галахический еврей, как я, наверное, и не являюсь иудеем, то есть,
исповедником религии иудаизма. Я не учился в ешиве
 (еврейском учебно-религиозном учреждении), не ходил в синагогу.
Я даже не соблюдал еврейские праздники и традиции, которых
был попросту лишен и в детстве и в последующие годы.
 Иудей, не соблюдающий субботу, - это нонсенс, поскольку соблюдение субботы – это заповедь иудаизма.

Я же не соблюдал субботу и естественно, не ждал Машиаха, о
 Котором практически ничего не знал. Так вот, мой Мессия —
Тот, кто пришел ко мне в самый критический и
 переломный период жизни и помог мне вылезти из большой беды —
 тотального разочарования в жизни и мировоззренческого кризиса.
Он вновь вдохнул в меня желание жить, любовь к людям и показал путь,
по которому идти. И ребе Шнеерсон / пусть будет ему хорошо/ к этому
делу совершенно не причастен.
Странный парадокс, не правда ли? Те, кто ждут Машиаха в течении
 тысячелетий, все еще не дождались Его. А те, кто не ждут, встречаются с
 Ним. Впрочем, так тому, вероятно, и следовало быть, если подобный ход вещей,
задолго до их осуществления, предсказан Библией, которую впоследствии я
стал изучать. Вот, например, пророк Исайя, передавая слова Божьи,
 так и написал – «Я открылся не вопрошавшим обо Мне;
Меня нашли не искавшие Меня».



Диалектика барьера.
Палестино-Израильский конфликт.

Однако на землю Израиля претендуют не только евреи. Все это время, пока евреи были в изгнании, на этой земле жили арабы, которые, понятное дело, считают ее своей. И эта тяжба за землю - кому она принадлежит - является причиной палестино-израильского конфликта, который тянется фактически с момента провозглашения государства Израиль.
Ныне во многих израильских городах строят заборы, затрудняющие проникновение в города арабских террористов. Забор или назовем его так - барьер – формообразующий принцип: с помощью возведения барьеров происходит разделение. Соответственно, убирание барьеров приводит к объединению.
Владея этим принципом, можно решать всевозможные проблемы,
в том числе и политические. Ситуация на Ближнем Востоке, а именно палестино-израильский конфликт может являться примером такого
решения.
Применение принципа разделения, отделения одного от другого необходимо в ситуации, когда в едином пространстве находятся враждующие друг с другом силы, не способные договориться о мирном сосуществовании.
Трудно, практически невозможно бороться с противником, который находится среди тебя, внутри тебя. Ситуация значительно упрощается,
когда происходит разделение, и противник становится видимой внешней силой. Барьер, разделяя, формирует две стороны, и позволяет иметь дело
уже с конкретным и осязаемым оппонентом.
В этом логика процесса размежевания, как и необходимости создания палестинского государства. Если часть арабского населения
не хочет жить мирно с евреями в одном государстве, значит, логично,
что нужно дать палестинцам возможность
создать свое собственное государство, или хотя бы автономию,
если создать полноценное государство пока не хватает сил и умения.
Полноценному государству или на худой конец автономии
можно предложить условия мирного сосуществования,
а в случае несогласия, всегда можно предъявить счета.
Однако, похоже, что проблема руководства еврейского государства в том,
что оно непоследовательно в применении принципа разделения. Израиль недостаточно активно размежевывается, как и недостаточно решительно отстаивает свои собственные интересы.

Испытывая большое международное давление, Израиль не доводит до завершения то, что диктует логика процесса. И заборы у него
недостроенные. И из-за этих заборов практически беспрепятственно летают ракеты на израильскую сторону. Из-за чего
решение проблемы затягивается на неопределенный срок.
Яркий пример тому - операция «Литой свинец». Вместо того, чтобы уничтожить террористическую организацию «Хамас» и положить конец
ракетным обстрелам своей территории, Израиль вновь, в который раз, словно речной рак, идет на попятную. Введя войска в Сектор Газы, израильская армия останавливается на полдороги, так и не уничтожив противника. И вообще, тактика ведения боевых действий израильской армии достойна увековечивания в самых лучших и самых смешных анекдотах. Так, перед очередной бомбардировкой или ракетным обстрелом противника, израильтяне обязательно предупреждают своего противника о времени и месте своей операции. Неминуемо приходишь к выводу, что ценность жизни арабского террориста куда выше нежели ценность жизни израильтянина, гибнущего от палестинской ракеты, выпущенной без
всякого предупреждения террористами.
В результате - продолжающиеся до сих пор ракетные обстрелы израильской территории, и возрастающая популярность "Хамаса" среди арабского населения. Мало того, что Израиль своей нерешительностью ослабляет позиции умеренного и лояльного к Израилю арабского крыла ("Фатх") — конкурента "Хамаса" в палестинской автономии, но и практически не приобретает авторитета на международной арене. Слабость и нерешительность вряд ли способны прибавить симпатий Израилю. Кто захочет принимать в свой клуб нытика и слабака?
Вывод очевиден. Разделяя нужно разделять, а не делать вид разделения. Воюя, нужно воевать, а не только лишь пугать противника своими далеко идущими намерениями. Оказывая милость, нужно понимать, кого ты милуешь, и что за этим последует дальше. И будет ли милость воспринята адекватно, то есть, как милость, а не как слабость?
Но Израиль, вместо того, чтобы активно сотрудничать и искать компромиссы с лояльными арабами, пытается понравится мировому сообществу, ища сотрудничества и идя на компромиссы с радикалами и террористами.
Так непоследовательность, несамостоятельность израильского
руководства приводит к новым страданиям и жертвам.



Вторая ливанская война
(или о том, почему в Иерусалиме так хорошо слышен пук, произведенный в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке)

С самого момента своего рождения государству Израиль приходится вести войны за право своего существования. Вот и моей семье пришлось вынести на себе тяготы очередной войны.
И хотя ни мне, ни моей жене не пришлось защищать с оружием в руках свою родину, но нам пришлось быть пусть не активными, но пассивными участниками событий Второй ливанской войны. И на наши головы падали ракеты. И живущие с нами в одном городе люди гибли. Жили мы с моей женой Леной тогда в Хайфе, которая вместе с другими городами Севера Израиля подверглась обстрелам Хизболлы.


Шел второй год нашей репатриации, и главным для нас вопросом,
разумеется, за исключением вопроса – когда окончатся ракетные обстрелы, - был вопрос работы. Мы оба много работали физически на уборке, сильно уставали, и может быть, по этой причине меня даже радовала возможность не идти на работу, побыть дома, посидеть за компьютером.
В то время, помню, я делал собственный компьютерный сайт (под названием - «Внутри») и был настолько увлечен, поглощен творчеством, то
есть тем, что происходило в моем внутреннем мире, что события, происходящие в мире внешнем, казались мне чем-то далеким и
полу реальным. Чего нельзя было сказать о моей жене, которая очень болезненно, если не сказать, панически восприняла эти обстрелы. И действительно, если только представить себе, что сегодняшний день может оказаться последним в твоей жизни, чему существовала немалая вероятность, то понять ее можно.
На работу мы, правда, ходили, не так часто, как обычно, но все-таки. Служба тыла давала распоряжения, что если сирена, возвещающая о начале обстрела, застанет вас в дороге, то необходимо выйти из транспорта и спрятаться за каким либо укрытием. Или лечь, в крайнем случае, на землю, что спасало, если не от прямого попадания, то хотя бы от осколков. А осколки в ракетах были страшными – террористы нашпиговывали свои ракеты гвоздями и болтами. Как-то по телевизору показали автобус, перед которым разорвалась ракета (это было, кстати, не так далеко от нашего дома) – вся передняя часть машины была изрешечены осколками. Благо, что кроме водителя, который был ранен, в автобусе никого больше не было.
Каждые полчаса мы перезванивались с Леной по мобильному телефону, чтобы держать друг друга в курсе относительно нашего пребывания на этом свете. Когда же мы оба были дома, то по сирене бегали в подвал, где
было устроено бомбоубежище.
Все смотрели сводки новостей по телевизору, чтобы узнать, куда упали ракеты и какие были жертвы и ущерб. Хайфа пострадала меньше других городов Израиля, которые подвергались обстрелам, из-за большей удаленности ее от ливанской границы. Но и в ней были погибшие.
Где-то ближе к концу войны, ракета попала в Хайфское железнодорожное депо и погибла целая бригада рабочих (то ли пять, то ли семь человек, в основном, кажется, русских репатриантов). В другой день ракета попала в здание центральной почты, которое находится в самом центре города, но там дело обошлось только раненными.
В общем, мы болели, конечно, за своих. Однако моему патриотическому настрою в те дни был нанесен смертельный удар. Помню, в первые несколько дней войны, я все гадал, за сколько дней – за три или за четыре – израильтяне с треском разобьют своего противника?
Израильская армия была сильна, ее авиация была могущественна, и она могла решить проблему одними лишь ковровыми бомбардировками. Но не
тут-то было! Израильское руководство вовсе не спешило победно закончить войну! И с каждым новым днем войны мне становилось это все более и более очевидным. Я ломал голову о причинах такой медлительности.
Выступления премьер- министра Ольмерта все более напоминали мне выступления генерального секретаря ООН, защищающего интересы арабов, нежели человека, отвечающего за безопасность Израиля. Казалось,
израильский премьер куда активнее заботился о внешнем имидже Израиля (что подумает и скажет о нем мировое сообщество), нежели о жизнях
своих подданных. С каждым днем мне все более отчетливо становилась видна импотенции воли израильского руководства, боязнь взять на себя ответственность перед мировым сообществом.
И действительно, чем еще можно объяснить, к примеру, многолетнее бездействие Израиля на ракетные обстрелы Сдерота, как не боязнью ответственности?
Назовите мне хоть одно государство в мире, которое бы мирилось с подобным? А так получается, что бремя бездарного руководства несут на себе простые израильтяне, которые гибнут от кассамов и катюш или вынужденные жить под постоянной угрозой для жизни.
Но, слава Богу, все когда-либо заканчивается. Вторая ливанская закончилась позором для Израиля. Хизбалла шумно праздновала свою победу, а моральный дух израильской армии был подорван.
Нерешительность израильского руководства сказалась и на последней войне – операции «Литой свинец» против еще одной террористической организации – Хамас. Трусливому руководству и здесь не хватило мужества довести дело до победного конца. Зато это правительство, без сомнения, обладает одним неоспоримым достоинством – хорошим слухом, который позволяет ему слышать даже пук в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке.


Ортодоксы, вперед!
Или еврейская власть плюс кашрутизация всей страны


То что Израиль пока еще не стал Царством Божьим видно хотя бы из реалий его религиозной жизни. Бывшим советским людям хорошо знакомо ленинское выражение «Коммунизм – есть Советская власть плюс электрификация всей страны». Этот лозунг висел, чуть ли не на каждом Доме культуры или заводской проходной в Советском Союзе, так что многие успели выучить его наизусть.
Став репатриантом из бывшего СССР, мне весьма помогает понять новые для меня израильские реалии способ сравнения однородных явлений.
К примеру, что такое Эрец Исраэль (Земля Израиля) с точки зрения
ортодоксального религиозного человека? Это еврейская власть плюс
кашрутизация всей страны /кашрут — это иудейские законы питания и поведения/.
Почему в Израиле вообще заходит речь о еврейской, точнее, иудейской власти и что под этим подразумевается? Разве есть еще какая-либо власть в Израиле помимо еврейской?
Дело в том, что в Израиле для полного счастья и процветания недостаточно иметь израильское гражданство. Нужно еще быть истинным евреем, а евреем признаются далеко не все граждане страны. По Галахе (своду религиозных законодательных документов) евреями считаются лишь те, кто родился от еврейской мамы, либо те, кто прошел процедуру гиюра (принятия иудаизма). А почему израильское гражданское законодательство регулируется нормами Галахи — религиозного иудейского закона? Да потому что в Израиле государство не отделено от религии.
Вот и получается, что для того, чтобы быть полноценным израильским гражданином, нужно быть галахическим евреем и соблюдать религиозные законы. Что, как можно понять, нравиться далеко не всем гражданам Израиля, среди которых, впрочем, как и везде, есть разные люди — и верующие, и неверующие, и верующие рьяно, и верующее разумно, и верующие тому же, но по другому, и верующие не тому, а совсем другому, и верующие чуть-чуть, и неверующие чуть-чуть, и так далее.
Так, израильское общество помимо существующих разделений между евреями и арабами, в еврейской своей части также претерпело разделение на ортодоксальных, которых называют дати /датишным/ и неортодоксальных /светских/.
Между двумя последними группами также существует порой невидимая, а порой весьма наглядная линия фронта. Именно религиозные настаивают на чистоте еврейства, тогда как светские не придают этому вопросу серьезного значения и хотят жить свободно.
Противостояние между ортодоксальной и светской частями израильского общества началась, наверное, с момента возникновения государства Израиль, если не раньше. К слову сказать, линия фронта этой войны проходит не строго между светскими и религиозными лагерями. Среди религиозного лагеря есть немало людей, которые по многим вопросам выступают на стороне светских. Равно и наоборот.
История этой войны знает много сражений – от борьбы за право регистрации смешанных браков (евреев и не евреев), которая безуспешно для светских ведется до сего дня – и до права частным предпринимателям торговать в своих магазинах не кашерными продуктами.
Но все-таки протест светских против религиозных протекает более в глубинной сфере, нежели явно. И проявляется как различие в образах жизни одних и других. К примеру, я удивился огромной популярности в Израиле нательных татуировок. Чуть ли не каждый молодой человек или девушка имеют такие татуировки на ногах, руках, спине, груди или на
особых частях тела. Салоны, где делают такие татуировки весьма
популярны и распространены. Лишь впоследствии я понял, что популярность нательных рисунков объясняется протестом светской части населения против религиозных запретов, ведь Библия запрещает выкалывать рисунки на теле человека.
Противостояние это докатилось и до нашей семьи, когда мы решали вопрос - в каком городе нам лучше жить. Побывав на экскурсии в Иерусалиме, жена наотрез отказалась жить в Святом городе. Что ни говорите, но для женщины вопрос — как и в чем ходить по улицам — принципиален. /Да и мне, честно говоря, больше по нраву свободный и толерантный дух Тель-Авива, нежели напряженность и конфликтность религиозного противостояния/.
Еще до меня эта война периодически докатывается волнами общественных скандалов, когда какой-либо раввин допускает резкое высказывание в адрес светских, особенно, в адрес русскоязычной алии.
Последнее по времени такое высказывание была совсем недавно, когда представитель ортодоксального лагеря обвинил русскоязычную алию, точнее, ту ее часть, которая совершила гиюр (акт принятия иудаизма) в корысти и лицемерии. Мол, репатрианты вливаются в иудаизм неискренне, исключительно ради приобретения материальных благ, а не по соображениям духовности и желания стать лучше.
Эстер Сигаль, известная теле журналистка, репатриантка из бывшего СССР и, кстати, представительница ортодоксального иудаизма, обиделась за всех своих бывших соотечественников и выступила с протестом. Нельзя говорить так обо всех репатриантах, - заявила она с экрана телевизора. И в этом, конечно, она права. Среди репатриантов не все – плохие и корыстные. Однако, обижаться, на мой взгляд, не нужно.
Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше. Это общеизвестно. А искушению получить дополнительную материальную помощь, приняв гиюр, способен противостоять далеко не каждый. Как и чувствовать себя полноценным евреем по Галахе.
Что же получается в результате? Заложенное законодательно и существующее практически неравенство между евреями истинными и не истинными, выливается в такое уродливое явление, как вступление не евреев в ряды евреев (посредством прохождения гиюра) по меркантильным соображениям. Ведь все-таки, нужно признать, что уважаемый раввин, заявлявший о меркантилизме репатриантов, не во всем неправ. Иными словами, государство, мирясь с разделением общества на религиозную и светские части, и ставя в привилегированное положение одних по отношению к другим, само провоцирует подобные негативные явления. Не так ли? Так, может быть, стоит подходить к решению проблемы реально? И ставить вопрос об отделении религии от государства. Иначе от конфликта между светскими и религиозными никуда не уйти.
Как, может быть, уважаемому раввину и другим ортодоксальным
пиплам следует понять, что единственной привилегией религиозных людей
должна быть возможность быть примером остальным, а вовсе не выбивание для себя больших бюджетов и привилегий из общего государственного пирога за счет светской части населения? Одним словом, быть примером добра, а не корысти. Так, как это было у настоящих коммунистов, кто брал на свои плечи главные трудности страны, кто первыми шел в бой, и о которых так вдохновенно написал поэт Александр Межиров -

Повсеместно,
Где скрещены трассы свинца,
Где труда бескорыстного –невпроворот,
Сквозь века, на века,
навсегда,до конца:
– Коммунисты, вперед!
Ортодоксы, вперед!




Существует ли культура в Израиле?

Да или нет?
А это с какой стороны посмотреть. Если посмотреть со стороны русскоязычного репатрианта, обремененного культурой в бывшем СССР, то, скорее всего, нет.
Наш репатриант, глядя, как ведет себя молодежь в автобусе, решит, что никакой культурой в Израиле и не пахнет. И правда, уступать места старшим в транспорте здесь не принято, зато принято задирать ноги и класть их на переднее сидение, что считается вполне нормальным и естественным. И вообще вести себя шумно и независимо.
Если же наш репатриант
работает на уборке местного
Университета и выгребает на
каждой перемене из учебных
классов буквально целые кучи
мусора, которые оставляют
после себя студенты,
завтракающие и обедающие
прямо в аудиториях, то он до
конца жизни может
остаться в убеждении, что
культуры в Израиле нет, и
никогда не было.
Это вовсе не голословное утверждение. Мне не раз доводилось слышать подобное мнение от различных людей. Не видя в Израиле привычного для них выражения культуры, они словно бы надевали черные очки и переставали замечать положительное и доброе.
И здесь, на мой взгляд, мы сталкиваемся с неким феноменом человеческого восприятия, состоящим в том, что мы видим только то,
что способны оценить. Что соотносится с нашей системой ценностей и представлений. Проще говоря, с тем, что нам близко и понятно. Но вот
что в нас не вмещается, чего мы не понимаем, то мы даже и не замечаем. Человек, как правило, мало открыт к новому и не подготовлен к изменениям.
По этому поводу есть хороший анекдот о том, как новый русский приходит в рай. У ворот его встречает апостол Петр и спрашивает – ты, человече, случаем, не ошибся дверью?
·         Но я ведь покаялся! – возмущается пришелец.
·         Да, не о том я, - говорит Петр, - вот, скажи, у тебя квартира и дача в Москве есть?
·         Конечно, - отвечает новый русский.
·         А вилла на Каннарах?
·         Ну, разумеется!
·         А дом в Ницце?
·         И дом в Ницце есть!
·         Вот я и спрашиваю, - продолжает Петр, - будет ли тебе у нас хорошо?
Иными словами мы имеем ситуацию ментального несовпадения ожиданий и представлений, когда привычки и стиль жизни местных туземцев сильно отличается от привычек и стиля жизни в бывшем СССР.
Но означает ли все это, что в Израиле нет культуры?
Конечно, нет! Просто здесь иная культура. И вообще под этим понятием понимается нечто иное, нежели в бывшем СССР...
Что же именно? Если сравнить культуру с кремовым пирожным, то в СССР этот крем находился на поверхности, а в Израиле – он внутри.
В СССР культурный слой сосредотачивался, как правило, в столицах, и концентрировался в тонкой прослойке творческой интеллигенции. Культура в бывшем СССР концентрировалась вокруг творческих учреждений – театров, консерваторий, творческих союзов, киностудий, библиотек, филармоний и т.д. И реализовывалась в материальных достижениях – спектаклях, фильмах, книгах, концертах и пр.
Тогда как в Израиле культура вырастает из духовности Торы, из ее моральных требований. Культура в Израиле исходит из синагог, которые находятся в каждом квартале любого населенного пункта, из школьных уроков по еврейской Библейской истории, из государственных праздников, пронизанных той же самой библейской сюжетностью.
И получается, что культурой в СССР называлась приобщенность человека к культурному слою, осведомленность о том, что происходит в нем, количество прочитанных им книжек и просмотренных спектаклей.
А сам уровень культуры, образно говоря, выражался в знании, как нужно правильно держать вилку и нож за столом во время обеда или как нужно себя вести в общественных местах. Чем, естественно, мог похвастаться
далеко не каждый советский человек. Но многие, в принципе, могли.
Культура в Израиле выражается, прежде всего, в отношении человека к человеку и к окружающему миру. В системе нравственных ориентаций и моральных ценностей.
Поэтому в Израиле развита так называемая культура благодарения, когда на каждом шагу вы слышите – «тода» и «тода раба!» («спасибо» и «большое спасибо»). Допустим, вас спросили, как пройти на ту или иную улицу, и даже если вы отвечаете, что не знаете, вас все равно поблагодарят за ответ.
В Израиле невозможен тот размах воровства (в процентном отношении), который мы имеем в странах бывшего СССР.
Или вот еще пример. В Тель-Авиве, где проживаю, я часто вижу, как хозяева собак, выгуливая своих четвероногих друзей в парках и на бульварах, собирают в мешочки экскременты, оставленные теми, что в принципе невозможно представить себе в бывшем СССР.
Можно вообще поговорить о культуре уважительного отношения к человеку в Израиле. Это выражается не только в межличностных неформальных отношениях, хотя и в них в первую очередь. Но и во взаимоотношениях государства и его гражданина.
Я вспоминаю, как в связи с переездом из Хайфы в Тель-Авив, мне пришлось менять запись адреса в удостоверении личности (теудате зеуте). Вся операция заняла у меня пятнадцать минут, что в моих глазах, видевших всю волокиту, связанную с пропиской в бывшем СССР, выглядело как нереальный сон.
Или взять вопрос социальной защищенности. Не так давно мне пришлось быть в вынужденной безработице, когда институт национального страхования Битуах Леуми платил мне ежемесячное пособие по безработице (авталу), в размере 80% от последней заработанной платы. И причем платил мне не месяц, и не два, а целых полгода!
Еще пример. Мне до сих пор (а я в Израиле уже четыре года) трудно привыкнуть к тому, что получить больничный лист (освобождение от работы по состоянию здоровья) не составляет никакой проблемы в Израиле. В бывшем СССР человеку нужно было еще доказать факт своей болезни государству, которое в лице врача могло быть и не заинтересовано в том, чтобы оплачивать вам больничный лист (из-за чего больничные листы часто просто покупались за подношения).
В Израиле же больничные листы дают, чуть ли не по первому требованию, и большинство частных работодателей оплачивает их, не говоря уже о государственных предприятиях и учреждениях.
То есть, первичным здесь является самочувствие человека, а не его способность и возможность доказать свое право на болезнь.
Все перечисленное (и не только, конечно, это, но и многое другое) создают особый моральный климат в Израиле, который я охарактеризовал бы, как
 человечный, человеколюбивый. Этот климат в Израиле намного мягче и приятнее, чем в других странах, где мне пришлось бывать.
Израиль – это страна, устроенная для жизни в ней человека, а не для чего-либо другого. И это вовсе не упрек другим странам. И даже не горделивое превозношение над ними новоявленного израильтянина. Просто
мне хотелось бы, чтобы так, как в Израиле в этом отношении было бы везде. И особенно там, откуда я приехал.
Что же касается культуры, то вопрос – что понимать под нею – решать тебе, уважаемый читатель.



Алия без языка

Существуют ли в Израиле национальные гетто? Наверно, этот вопрос субъективный, то есть зависящий от личного ощущения и мнения человека. Важно, как себя человек ощущает в Израиле – израильтянином или русским? Важно, знает ли он иврит? Важно, насколько он успешен? Важно, в какой части Израиля он проживает? Последнее важно, потому

что существуют города с большим процентом русскоязычного населения, такие, как Хайфа или Ришон ле Цион. И в них выходец из стран СНГ чувствует себя иначе, нежели в городах с минимальным присутствием «русских».
Я могу сравнить, потому что еще полтора года назад мы с женой жили в Хайфе. Ныне мы проживаем в Тель-Авиве. В специфически израильском городе. В городе, в который я влюблен. Но, несмотря на это, я чувствую
себя иным, нежели его жители. Словно невидимая черта пролегла между нами. Может быть, это оттого, что мне пока не удалось реализовать свои профессиональные амбиции, и я все еще работаю на «никайоне» (на уборке).
Может быть, потому, что мы с женой пока не можем себе позволить часто и праздно сидеть в многочисленных ресторанчиках и кафе (что так любят делать тель-авивцы). А может быть, и потому, что мне чрезвычайно тяжело дается иврит. И фактически я его не знаю. Из-за чего складывается ощущение, что ты не понимаешь не только человека, обращающегося к тебе на иврите, но и весь уклад жизни в стране.
Но в последнее время я начинаю обращать внимание на то, что, ни один я - такой. Существует большое количество людей, живущих в Израиле и не знающих иврита. Вот, например, Евгений, работающий вместе со мной на уборке спортивного комплекса. Когда я впервые увидел его, то подумал, что передо мной знаменитый на всю Россию актер кино Павлов (роль одного из милиционеров в фильме «Место встречи изменить нельзя»). Что могло быть вполне вероятным (в Израиле немало бывших видных деятелей занимаются физическим трудом).

Но Женя оказался не актером, не гуманитарием, а технарем. Человеком, как говорят, с «золотыми» руками. Он даже и не пытается сейчас учить иврит. Говорит, что в ульпане отбили к языку всякую охоту. Лучшая часть группы как-то сумела схватить язык, с ними дальше в основном и занималась учительница. А такие, как он, не сумели. Да и как было суметь, если нет особых языковых способностей, а возраст – близкий к пятидесяти? А теперь учить некогда.
Вообще нужно сказать, что в Израиле специфическая манера обучения в ульпанах. Она заключается в том, что иврит русскоговорящим ученикам преподают ивритоговорящие учителя. Вероятно, какой-то государственный деятель решил, что подобный подход будет только стимулировать учащихся, и они напрягут дополнительные силы, чтобы понять учителя.
Наверное, такой подход оправдался, примерно, на 50%. Однако, на остальные 50% соответственно не оправдался.

Вы не можете научить человека говорить на том языке, которого не знаете. Равно вы не можете научить человека говорить на своем языке, если вы не знаете языка ученика. Это вообще редко когда получается. Но для того, чтобы понимать это, необходимо иметь хоть немного здравого смысла. Видимо в момент принятия судьбоносного решения, – на каком языке вести обучение – о здравом смысле позабыли. В результате мы имеем целое явление, вынесенное в заглавие статьи. Имеем алию без языка.

Конечно, не следует всю вину за отсутствие языка у репатриантов
сваливать лишь на одни ульпаны. Эта проблема и самих репатриантов, и всего государства. И решать ее должны и репатрианты, идя навстречу государству, и само государство, идя навстречу репатриантам. И не только в вопросах обучения ивриту, но и в создании нормальных условий для жизни тех, кто не знает иврита. Ведь они тоже граждане Израиля. И не должны подвергаться дискриминации по языковому принципу.

А именно мысли о дискриминации возникают у человека, когда он из-за незнания иврита не может найти более приличную работу, соответствующую его знаниям и умениям. Именно мысли о дискриминации возникают у человека, когда вместо одной очереди, он вынужден отстоять две – и общую очередь и очередь специально для русских, как это происходит, например, в Тель-авивском отделении Битуах Леуми (Национального страхования). Дело в том, что на все отделение, где прием посетителей ведет десять-пятнадцать служащих, есть только одна русскоговорящая служащая. А сколько таких отделений, где русскоговорящих нет вообще! (И не только в Битуах Леуми, но и в банках, больницах, поликлиниках и т.д.). И приходится алие без языка мыкаться, мучатся и страдать от того, что она не в состоянии решить свои многочисленные проблемы.
Раньше я думал, что я – один такой. Теперь я знаю, таких, как я, – много!
Раньше я думал, что эта проблема - моя личная. Теперь я знаю, что это проблема – государственная.)





Зуб на Министерство Абсорбции

Вообще-то мне все нравится в моей новой стране! Если говорить точнее, почти все. А если говорить совсем конкретно, то признаюсь, грешен. Имею зуб. И не на кого-нибудь из знакомых или родственников, а на целое министерство.
Ну, какое, казалось бы, дело может быть моему личному зубу до вполне официального министерства, если оно даже не министерство здравоохранения? Ан, нет. Зуб почему-то все растет, и при этом болит не когда-нибудь, а именно при виде или хотя бы упоминании этого министерства.
С другой стороны, разве должно быть хоть какое-то дело целому министерству до моего больного зуба (тем более, если это не министерство здравоохранения)? – спросите вы.
- Вот и не угадали. Может быть! И не просто какое-то дело, а самое прямое. Прямее не бывает!
Дело в том, что это министерство – особенное. Такого больше нет нигде в мире! Называется оно Министерством абсорбции. Слово это пришло к нам из латыни и означает «поглощение».
Таким образом, в Израиле существует особое министерство, специально занимающееся только тем, чтобы израильское общество успешно поглотило, то есть, приняло в себя, растворило в себе нового репатрианта, такого как раз, как я. Да не просто растворило, а без остатка, то есть, с наибольшей эффективностью. И для меня, и для государства. Чтобы я в конце этого растворения стал настоящим израильтянином, с такими же правами, обязанностями и возможностями, как и у коренного жителя Израиля.
И чтобы при растворении у меня, нового репатрианта не возникло никаких метастаз и злокачественных опухолей в виде этих самых больных зубов ни на израильское общество вообще, ни на само это министерство. То, есть, чтобы не было никаких претензий.
А у меня не то, что претензии, целый зуб вырос! И продолжает с каждым днем расти дальше! И ныть – «На что это министерство получает свой бюджет из денег налогоплательщиков (куда входят и мои деньги, заработанные на тяжкой работе уборщика)! И за что получают зарплату его работники?».
Зуб все ноет и ноет, а министерству хоть бы хны! Чихало оно на мой больной зуб с высоты своего шикарного высотного здания в Хайфе, которое в народе зовется «Кукурузой» и подобно огромному паруснику или устремленной в небо ракете.
И кто же нас рассудит?
Скажу вам по секрету, что лично мне очень бы хотелось, чтобы контролирующие министерство органы, начали бы интересоваться этим вопросом – откуда и из-за чего взялся мой злосчастный зуб? Были ли на то у него веские основания? Или же он вырос на почве общей стервозности моего организма, подогретой жарким израильским солнцем?
А может быть, и самого читателя заинтересует этот вопрос. Ну, что ж, тогда расскажу. Только вы меня не торопите, дело ведь тонкое и подойти к нему нужно деликатно и обстоятельно.

* * *
Обращали ли вы внимание на то обстоятельство, что репатриируются почему-то более всего именно две категории населения – младенцы (или дети ясельного возраста) и старики (или близкие к ним по возрасту люди).
Почему именно так – это вопрос скорее мистический, нежели практический (особенно это касается стариков). Нам же в связи с этим важно констатировать требования неумолимой логики здравого смысла - либо этих несчастных стариков вообще не нужно было привозить в новую страну, либо – уж если их привезли, - то, по крайней мере, необходимо обеспечить им достойные условия для жизни, не так ли?

А так, что же, получается – привезли бедных и старых людей и оставили их самим себе на предмет выживания в незнакомой стране. Так сказать,
поставили эксперимент на выживаемость в научных целях – мол,
если еврей выжил в своем двухтысячелетнем рассеянии, то выживет ли он в своем собственном государстве, если ему будет помогать при этом Министерство Абсорбции?
Сужу хотя бы по себе. По возрасту я нахожусь ближе к старикам, нежели к младенцам, мне, как меня различают наши анкеты, – 45 с плюсом. Местные работодатели на таких, как я, уже посматривают с большим сомнением. Но дело даже не в столько в работодателях.
Вообще, если вы не в курсе, сама репатриация подобна высылке на новую планету. Все на ней иное – погодные условия, язык и нравы, законы и способы их нарушения, и даже газеты и книги читаются не слева –
направо, как принято у людей, а справа налево. Впрочем, если вы были когда-нибудь на Луне (как член американской команды астронавтов), то должны понимать, как себя при этом чувствует человек, лишенный привычного воздуха и знакомой атмосферы.
А еще репатриация, да будет вам известно, подобна рождению заново. Хорошо, если человек приехал в новую для себя страну маленьким ребенком. Он живет так, как будто здесь и родился. Запросто, как первый родной, «хватает» язык, быстро усваивает специфику отношений между людьми, естественно погружается в новую ментальность (привыкает по-новому мыслить в соответствии с изменившимися реалиями, ведь мыслить по-старому вообще не умел). Для него это все – родное, ибо все - в первый раз, как первая жизнь, а другой у него и не было. Таких младенцев учит сама жизнь, ну естественно, при помощи родителей и всех прочих ее компонентов.
Совсем иная картина получается, если репатриируется человек, которому куда ближе до пенсии, нежели обратно до родильного дома. Такой уже устал от жизни и насытился ею. Все его природные вместилища – эмоциональные, интеллектуальные, духовные – полны, что называется, «под завязку». Его чаша переполнена или совсем близко к этому. Он опутан стереотипами и привычными представлениями о том, что такое - хорошо и что такое – плохо. И его способности усвоить что-то новое, или изменить шкалу жизненных ценностей и приоритетов, что необходимо для адаптации – абсорбции, весьма ограничены или вообще отсутствуют.
В такой ситуации младенец и старец словно бы меняются местами. Младенец быстро становится наученным, знающим, умеющим, полноценным гражданином нового общества, а уже поживший – становится ничего не понимающим младенцем. Новые условия выбивают у него из под ног привычную опору, и приспособиться к ним самостоятельно он просто не в состоянии.
Так вот, если первой категории граждан помощь «в растворении» практически не нужна (они сами легко растворяться, то есть абсорбируются), то второй категории – она крайне необходима. Глядя же, как несчастные пожилые репатрианты мучаются где-нибудь в банке (без языка, без понимания, что и для чего им нужно делать?), сердце любого банковского клерка, наверняка не раз обливалось крокодильими слезами (если оно еще способно это делать). Но мысль - помочь при этом несчастным, как правило, почему-то не приходила им в голову.
Вспоминаю, сколько раз я сам чувствовал себя в роли такого ничего непонимающего и растерянного младенца в свои 45 с плюсом. И продолжаю чувствовать себя таковым до сих пор, несмотря на то, что в стране уже целых четыре года, тоже, кстати, с плюсом.
Приходишь, к примеру, в поликлинику и бестолково рассматриваешь многочисленные окошки служащих, не зная к которому из них подойти. Надписей ведь не понимаешь (язык еще не выучил), порядка обращения не
знаешь. И как рассказать на русском языке ивритоязычному служащему о своей проблеме понятия не имеешь. Да любая проблема – как позвонить в телевизионную или телефонную фирму, если случилась, не дай Бог, неполадка, или как найти нужную улицу, или как вызвать врача или как объяснится с водителем автобуса - вырастает перед репатриантом, как вид гордого и непокоренного Эльбруса, как непереплытый Ла-Манш в штормовую погоду.
Вот, если выплывешь - будешь жить, а нет, так вечная тебе память!
Как же ко всему этому приспособиться? Как разрешить все эти проблемы? И тут, как палочка-выручалочка должно прийти на помощь Министерство Абсорбции. А иначе, для чего оно вообще существует?

* * *

И вот репатриант, отчаявшись от бесконечных проблем на новой родине, наконец, входит в спасительные двери министерства Абсорбции, радостно предвкушая вкус аскорбиновой кислоты у себя под языком, которая насытит организм всеми необходимыми ему органическими элементами.
Но прежде чем переступить порог, давайте немножечко помечтаем – какую бы вы хотели получить помощь от Министерства Абсорбции? Как бы вы хотели с его помощью абсорбироваться? (Слишком высоко в своих фантазиях взлетать мы, конечно, не будем, но реалистично, в рамках существующего бюджета министерства, вполне можем себе позволить). Итак, какое обслуживание вы бы хотели получить от вышеназванного министерства?
Вот я бы, к примеру, хотел, чтобы нас, новых репатриантов, собирали бы в Министерстве Абсорбции, примерно раз в неделю и общались бы с нами на различные темы. Спрашивали – какие проблемы у нас возникают? Чем можно помочь? Отвечали на все возникшие у нас вопросы.
Разве ж я много хочу? Разве это выходит за рамки бюджета?
Или, чтобы погрузили нас всех в автобус и сделали экскурсию по городу нашего проживания, показав, где находятся все основные точки жизнедеятельности – банки, вокзалы, отделы страхования (Битуах Леуми), поликлиники, больницы, парки, организации для репатриантов, музеи и библиотеки. А заодно бы и проконсультировали, как себя там нужно вести, как туда добраться самостоятельно и в какие дни и часы желательно это сделать.
Я уж не говорю о возможности организовать постоянно действующий лекторий при Министерстве, который бы знакомил репатриантов и с законодательством, и с системой здравоохранения, и с системой аренды-покупки жилья, и со спросом на рабочую силу на рынке труда, и с его требованиями, и с другими многочисленными сторонами жизни новой для репатрианта страны.
Тем более я даже не заикаюсь о консультациях психолога, помогающего преодолеть специфические психологические барьеры и стрессы репатрианта. И о постоянно действующем ульпане (языковых курсах) при Министерстве Абсорбции (а не только в первые полгода, в течение которых некоторые из нас не в состоянии выучить даже алфавит, при ивритоязычном педагоге, не понимающем ни слова на родном языке ученика).
Здесь, чувствую, я уже хватил лишку и поднялся в фантастические сферы далекого будущего.
А посему я даже не стану упоминать о дальнейшем сопровождении репатрианта по жизни, заключающемся в помощи при трудоустройстве или в обретении новой специальности. И о консультациях по различным вопросам его трудовой деятельности. И о содействии знакомству с интересными людьми и возможностями, которые открывает репатрианту новая страна. И еще о многих и многих вещах, которые облегчили бы жизнь репатрианту.
Да вообще, между нами, репатриантами, говоря, дело вовсе не в обилии и многообразии форм работы. Формы могут быть разными, и их количество может варьироваться. Суть в другом – в неравнодушном отношении Министерства к их подопечным. А вот этого неравнодушного отношения я как раз и не увидел. Отчего, собственно, и появился мой болящий зуб. А может быть, тебе, уважаемый читатель, повезло больше, чем мне?
* * *
Но перейдем от сладких грез к суровой реальности. Далее, просьба к людям с больными зубами - не читать. Во избежание осложнений.
Когда я в первый раз переступил порог Министерства Абсорбции, мне любезно сообщили, что моей семье назначили куратора, ответственного за нашу абсорбцию, и что он с нами свяжется в скором времени.
Ждать пришлось три года (обещанного, если вы еще не знаете, но обязательно скоро узнаете, как раз три года и ждут). По прошествии этого срока, я, таки не дождавшись приглашения от куратора, сам пришел в Министерство. И выяснил, что мой куратор то ли переехал в другой город, то ли перешел на другую работу, то ли обокрал Министерство на большую сумму и скрылся в неизвестном направлении. Одним словом, мне удалось выяснить точно только одно – что концов в этой истории мне найти не удастся.
Но поскольку накопленные проблемы давили на голову, я стал просить у Министерства каким-то образом поспособствовать их решению. Направить меня на курсы переквалификации или помочь мне с трудоустройством. Надоело, знаете ли, три года махать шваброй туда-назад, имея в кармане диплом о высшем образовании.
И в этот момент я почувствовал себя как раз тем самым младенцем, а
точнее маленьким котенком, с которым взрослое Министерство играет в кошки-мышки. По непонятным мне до сих пор причинам от меня тщательно скрывали информацию и о существовании каких либо курсов переквалификации и подготовки специалистов, и о перечне услуг, которые данное Министерство предлагало репатриантам.
То ли таких курсов и таких услуг вообще не существовало в природе, - начал ломать себе я голову. То ли они существовали, но в Министерстве не было денег, чтобы предложить их мне. То ли Министерство было незаинтересованно иметь дело именно со мной (а у меня мама – не еврейка). То ли еще по какой-то причине, которой мне, возможно, уже никогда и не узнать.
Но зато я выяснил абсолютно достоверную информацию, если хотите, сермяжную истину, являющуюся по совместительству и горькой правдой. Что Министерству Абсорбции репатрианты не нужны. Министерству нет до них никакого дела. И что данное Министерство занимается в основном абсорбцией своего рабочего времени и обналичиванием его денежными средствами в виде получения заработанной платы его служащими.
Сей вывод получился каким-то немного грубым. Но зато верным и нелицеприятным.
* * *

Дальнейшие события, произошедшие со мной, только укрепили меня в этом мнении. Не найдя выхода в сложившейся ситуации – ни более достойной работы, ни курсов по переквалификации, - в отчаянии мы решили переехать в другой город. Время шло, годы поджимали, неумолимо приближая нас к финишной черте, а тряпка на швабре начинала уже сниться по ночам, и раздражать как раненного быка на корриде.
Потратив все накопленные на уборке деньги, мы с супругой переехали из Хайфы в Тель-Авив.
Тель-авивское Министерство Абсорбции встретило нас еще более неприветливо, чем Хайфское. Придя за полторы недели до праздника Пейсах, я получил от ворот поворот, с напутственными словами служащей – «У нас огромные очереди, люди записаны на неделю вперед, приходите после праздника, да и то не сразу, а погодя».
Второй раз я пришел через месяц, и опять вместо реальной помощи получил вдохновляющую проповедь на тему – «У вас все получиться, только действуйте, не сидите, проявляйте активность» - и направление к психологу в бюро трудоустройства для репатриантов.
Конечно, может быть я и не прав, но к психологу этому почему-то не тороплюсь. Былой энтузиазм погасил прежний опыт, а вкупе с ним рассказы знакомых о том, что психолог все равно никуда не направит, кроме как на ту же уборку или на завод.
Поэтому я начал искать курсы самостоятельно, и найдя их (решил стать туристическим агентом), опять обратился в Министерство Абсорбции за помощью в оплате курсов (за так называемым ваучером, который полагается каждому репатрианту для целей обучения и переквалификации).
Служащая проверила что-то по компьютеру, и в получении ваучера мне отказала по причине того, что эти курсы у них не числятся. Но и других курсов, которые бы числились в Министерстве Абсорбции, мне тоже не предложила. По непонятной мне причине, которую, она скрыла от меня, как военную тайну от агента вражеской разведки.
И по выработавшейся с годами славной традиции, я опять ушел из Министерства Абсорбции, так и не абсорбировавшись ни на йоту.

Эх, и грустная же получилась история!
Чтобы хоть как-то подсластить ее, скажу, что зуб этот, конечно, я со временем вырву. Вот подкоплю деньжат на недешевую израильскую стоматологию, и вырву. Ибо нельзя с такой болью долго ходить по свету. А как вырву, опять заживу весело и счастливо. Вот только буду обходить родное Министерство десятой дорогой.
Дай Б-г, Всевышний как-то поможет с абсорбцией.
Как Он помог и с репатриацией. Он же уже проверенный, наш товарищ (благословен Он)! Не то, что некоторые Министерства (не буду указывать на них пальцем).


О странностях «совкового»
менталитета
или мифы о свободном рынке



Вообще проблема, как ее называют, совковой ментальности существует
в Израиле. Израильтяне безошибочно узнают русского за пятьдесят
метров на улице. Немалое количество коренных израильтян считает
всех приехавших из стран СНГ алкоголиками и проститутками и
некоторое основание так считать, нужно признать, они все-таки имеют.

О том, что такое совковый менталитет я подробно узнал, когда работал
в русскоязычных коллективах («русские», как правило, занимаются в
Израиле никайоном (уборкой)). Нигде больше я не видел столько хитрости,
подлости, изворотливости и извращенности. В русскоязычной бригаде
вполне может царить атмосфера круговой поруки и человека могут
запросто затравить только за то, что он ведет себя независимо и
отказывается, к примеру, мыться со всеми в душе. Распространены
доносы и кляузы израильским начальникам на своих соотечественников.
Некоторые русские женщины успешно продвигаются по карьерной
лестнице привычным способом (через постель) с начальником.
Одна женщина рассказывала мне как можно успешно и быстро выучить
иврит – находясь в постели с ивритоязычными и попутно решая свои
языковые проблемы.
Отношение к работе «русских» - это отдельная поэма. Многие из нас
никак не могут взять в толк специфику отношений на
капиталистическом рынке труда. Представление о том, что Родина
должна дать им работу и трудоустроить неистребимо. А как же иначе,
если психологическая установка «Раньше думай о Родине, а потом – о себе»
твердо вошла в кровь и сознание моих соотечественников вместе с
молоком матери.
Так вот, человек, думающий раньше о Родине, чем о себе, не способен
понять, почему Родина и не обеспечивает его достойной работой.
Я работал в бригаде, в которой несколько человек вообще не знали, что
такое работать плохо и спустя рукава. Они что называется, вкалывали
за минимум, и сильно при этом обижались на условия оплаты. Или на тех,
кто работал не столь хорошо и самозабвенно (к примеру, на самих
израильтян), но получал при этом столько же (или больше). Или на то,
что платят одинаково и тому, кто работает много и тому кто почти
не работает.
Корень проблемы по моему мнению кроется в том, что многие выходцы
из СНГ в Израиле просто не готовы к свободному
рынку ни морально, ни психологически, ни профессионально, ни
институционально. Ведь мы приехали из страны, в которой отношение к
свободному рынку было, мягко говоря, ханжеским. А значит, у нас, как
представителей своей эпохи, во многом было неприятие свободного рынка
чуть ли не на генетическом уровне. Со всеми вытекающими из этого
факта последствиями.

К примеру, задумывались ли вы, как влияет на самооценку человека с
советским менталитетом то, что он вынужден предлагать свои услуги,
фактически самого себя, в качестве товара на свободном рынке?
Как он это воспринимает?
Без преувеличений скажу вам, что это действует на него угнетающе!
Он чувствует себя, чуть ли не проституткой, вышедшей на панель.
Продавать себя за деньги!!! Как же нужно низко себя ценить? - думает
при этом мой соплеменник, привыкший жить для блага родины или
других столь же высоких целей.

Тогда как в реальности свободного рынка дело обстоит с точностью
наоборот. - Чтобы достичь успеха на свободном рынке, нужно
достаточно высоко уважать и ценить себя, свои умения и способности,
свой труд и свое время, затраченное на него. Не говоря уже о том, чтобы
предоставлять на свободном рынке качественные услуги, то есть, быть
профессионалом в своем деле.

К рынку мы, выходцы, выходцы из СНГ, оказались явно не готовы.
В стране исхода развитого рынка не было, и я, как подавляющее
большинство моих сограждан с пионерско-комсомольской историей,
плохо представлял себе, что это такое вообще. Свободный рынок
рисовался мне чем-то вроде анархии Емели Пугачева, где царят
разбойничьи законы - обман, насилие, грабеж и т.д.

На моей советской родине долгие десятилетия боролись с капитализмом,
то есть, с этим самым свободным рынком. Потому у многих людей из
бывшего Советского Союза при словах «капитализм», «рынок» или даже
«деньги» возникает стойкая антипатия и кислая усмешка. Ханжеская
усмешка праведника, который осуждает грех. Этот ханжеский оттенок
придает ей обстоятельство, что деньгами приходилось все-таки
пользоваться и при социализме. И товарно-денежные отношения ни
шатко, ни валко все-таки осуществлялись. Но, конечно, исключительно
по необходимости.
Образно выражаясь, мы закрывали при этом пальцами нос, чтобы не
чувствовать мерзкого запаха, исходящего от денег, и стыдливо отводили
в сторону глаза, чтобы не видеть их неизбежного зла. Просить себе
прибавку к зарплате считалось верхом бесстыдства, да такое часто и
невозможно было в эпоху фиксированных ставок.
Такими «чистюлями» воспитали нас наши родители и вся система,
нещадно боровшаяся с частным капиталом, как с буржуазным
предрассудком.
Деньги - это как раз то, что одних делает богатыми, а других –
бедными,
расслаивая общество на классы, - внушали нам в стране пионерии. А это,
по мысли коммунистических идеологов, – несправедливо. Ведь все люди
должны быть с равными возможностями, а значит, одинаковыми и
одно классовыми (звучит почти что, как одноклеточными).
Значит, деньги – зло и любить их - это значит любить наживу,
эксплуатацию, несправедливость, которую они производят! Деньги –
орудие эксплуатации человека человеком! – делался неизбежный вывод.

Миф о свободном рынке, как об антигуманном монстре стучит в наше
сердце, как пепел рабочего класса!

Чем закончился коммунистический эксперимент известно. Большинство
действительно стало одинаково бедными, среди которых, правда,
попадались богатые люди, вынужденные это тщательно скрывать.
Ведь в результате уравнительной экономики накопление частного
капитала ушло в нелегальную сферу общественного порицания. Быть
богатым, означало быть неблагонадежным, точнее сказать, - врагом.
Частный собственник был злом, с которым боролась система.
Таким образом, система продуцировала бедных людей.

Но с бедностью мириться хотели далеко не все. И люди воровали,
воровали у государства, мстя системе, которая обкрадывала их.
Воровать ведь проще, чем зарабатывать. Тем более, что в тех условиях
много и не заработаешь. Воровство при социализме приобрело такие
масштабы и размеры, что и не снились свободному рынку.
Воровство стало нормой жизни, не воровал лишь дурак или какой-нибудь
чудом не выродившийся идейный.

Тогда-то и стало окончательно ясно, что коммунистический бунт
против Бога и Моисея выразился не только в закрытии церквей, мечетей
и синагог, не только в насаждении атеистической идеологии, но и
в фактической направленности самой коммунистической идеологии
против человека. В искоренении свободы во всех сферах – в мысли,
в общественной жизни и в экономике. У человека отобрали свободу)
реализовывать себя духовно, общественно и экономически под
непрекращающееся скандирование лозунгов о свободе, равенстве и
братстве. И сделали из него нищего, толкнув его на путь воровства.
Вот таков печальный нравственный итог коммунизма, который,
впрочем, никто особо и не хочет признавать.
Но даже в среде самих верующих в Бога людей в бывшем СССР до сих пор
преобладает негативное отношение к товарно-денежным отношениям.
Там очень непопулярно просить, или требовать за свой труд денег.
И наоборот, весьма популярно отдавать свой труд безвозмездно.
Считается, что раз Бог дает нам спасение даром, то и человек должен
отдавать труд даром, что свидетельствует, якобы, о его особой
духовности. Ведь все что делает верующий человек, он делать для Бога.
Для Бога – и за деньги? – стучит тот же пепел в его сердце.
Многие верующие, унаследовав коммунистические установки, считают
деньги злом, а богатство – грехом. В результате, многие церкви или
предприятия, созданные верующими, просто безбожно эксплуатируют
работающих на них верующих людей под знаменами Божьего Царства!
И забывают о том, как сказано в Моисеевом законе, что заработанная
плата, не отданная вовремя работнику, взывает к небесам о
справедливости!
Речь не о том, что человек имеет право работать, не требуя оплаты.
Такой вид работ есть и в капиталистическом мире. Много добровольцев
в частности приезжают в Израиль из стран свободного мира, чтобы
послужить ему. И я вполне понимаю, когда какой-либо проект
основывается исключительно на энтузиазме. Тем более, когда нет денег,
чтобы оплатить услуги.

Речь идет о том, что человека фактически лишают права требовать
оплаты за свой труд, выставляя это право как нечто незаконное и
аморальное. Плохо, когда человек не понимает, что достойная оплата за
его труд вовсе не унижает его, а наоборот, возвышает, показывая саму
значимость его труда. И государство или работодатель, выплачивая
сущие гроши за труд работнику, по сути, унижают его, заставляя
работать за бесценок и оценивать себя так же за бесценок.
Сам же униженный неизбежно станет унижать при этом других.

Недавно мы с женой приехали в кратковременный отпуск на Украину,
чтобы положить родственника в больницу. Когда говорили с заведующей
отделением, она согласилась принять больного в отделение
(а здравоохранение на Украине – бесплатное). Когда же мы привезли его,
загнула баснословную цену, разыграв целый спектакль о том, как ей и ее
больнице тяжело существовать. И поставила вопрос ребром: либо
платите – либо забирайте больного домой.

«Заработанные» таким путем деньги она, конечно, положила себе в
карман. Это пример как раз несвободного рынка. Рынка вымогательского
и бесчеловечного. Это и есть бес предел. Согласитесь, что куда уж
гуманнее отношения свободного рынка. Когда обе стороны – и
продающая и покупающая прозрачно и свободно договариваются о сделке.
Договариваются честно и наперед. Без лукавства и лицемерия.

Но для этого отношения купли-продажи должны быть узаконены.
И морально оправданны. В Израиле, например, законом установлен
минимум для заработанной платы, ниже которого ни государство,
ни работодатель не имеют права оценивать труд своего работника.

Так что же это такое – свободный рынок?
Свободный рынок строго регламентируется законом и весьма прозрачен.
Прежде всего – это честный рынок, хотя нарушения закона бывают и на
нем. Однако существует принципиальная разница между нарушением
действующего на свободном рынке закона, и беззаконием, выливающимся
в бес предел на стихийном рынке, который фактически представляет
собой пространство СНГ.
Но суть свободного рынка - это свободное предложение тех товаров и
услуг, которые нужны людям и актуальны для них. Если ваш товар или
услуга никому не будут интересны, то вы останетесь ни с чем. Поэтому
свободный рынок стимулирует развитие и творчество, направленное на
благо ближнего, потенциального покупателя услуг.
Иными словами, свободный рынок - это инструмент общения и
кооперации людей, инструмент восполнения их нужд и потребностей.
Инструмент объединения людей.

Я помню, как при социализме лучшие люди спасались от бесчеловечной
эпохи уходом в себя. Они бежали от извращенных, формальных и
заполитизированно-идеологизированных отношений, которые им
навязывал государственный социализм. Конечно, важно, когда человек
занимается развитием своей личности или духовным совершенствованием.
Но при этом он, лишенный поощрения и поддержки среды, «варится»
сам в себе. В условиях среды, враждебной личности и духовности, это
намного лучше, чем просто плыть в общем потоке, не зная, куда
и зачем ты идешь, просто делая как все.
Открытие в себе истины, веры, творчества – великое и необходимое дело
для человека. Потому что в этом случае он перестает быть средством
манипуляции. Это выход из толпы к самому себе, к своей сути и своему
смыслу.
Но следующий этап – это предложение своего творческого и духовного
богатства другим. Когда человек предлагает свое дело другим, он
восполняет их потребности. Но для этого нужен механизм,
помогающий осуществлению этого. Вырабатывающий юридические,
механические, экономические и прочие условия для этого. Эту роль и
выполняет свободный рынок.

Конечно, можно и бесплатно восполнять потребности ближнего, как
волонтер. Потому при социализме многое держалось на энтузиазме.
Однако, кто-то правильно сказал, что одним энтузиазмом сыт не будешь.
Уникальность рынка в том, что он требует восполнения потребностей
на условиях заказчика. Деньги, заплаченные за товар, - это эквивалент
услуги, которую оценили и захотели приобрести. Тем самым, признав ее
как важную или необходимую. Как услугу, в которой нуждаются. Вот вам
и жестокий негуманный капитализм, помогающий человеку решить
практически любую его потребность!

Вроде бы вам и нет дела до других людей. Но свободный рынок объединяет
людей друг с другом по принципу свободного участия и делает их
полезными друг другу.

В принципе, мы все созданы друг для друга, для того, чтобы восполнять
нужды друг друга. Кто знаком с той же Библией, знает об этом.
Свободный рынок как раз и актуализирует эту задачу, заставляя
человека искать свою нишу в этом процессе и предлагать лучшее, что
у него есть, другим.
И когда человек в свободе решает, чем он хочет заниматься, и что он
может предложить свободному рынку, он, прежде всего, развивает себя
как личность. А потом он развивает общество, помогает другим людям
решать их проблемы и удовлетворять их потребности (конечно, я говорю
не о жуликах, которые есть на любом рынке – и свободном, и несвободном).
И получает при этом достойное вознаграждение за свой труд в виде денег.
И те же деньги стимулируют его развитие, потому как являются
пропуском ко многим возможностям и благам. Таким образом, свободный
рынок стимулирует развитие личности и развитие общества.

Так почему бы нам, в конце концов, ни научиться зарабатывать деньги
тем делом, которое лучше всего получается, и которое нравиться.
И представить себя в обществе как достойного, полезного и значимого
его члена. Чтобы в конечном итоге осуществить себя, реализовав свои
потребности и нужды, -
в служении обществу, потребностям и нуждам других людей.
В этом нет противоречия, которое пытались нам внушить
социалистические мифы о свободном рынке, утверждающие, что при
капитализме человек – человеку волк, а вот при социализме, наоборот, –
друг, товарищ и брат. И делая нас заложниками в своей идеологической
войне.

Потому что, делая хорошо себе, вы, в конечном итоге, делаете хорошо и
другим, а делая хорошо другим, вы делаете хорошо себе. Ибо мы все
связаны друг с другом. Связаны, конечно, не только, свободным рынком,
но и великой духовной общностью, как творения и дети единого Бога.
Вот почему я думаю, что свободный рынок - это великое изобретение
человека, вдохновленного Богом. Не смотря на все недостатки и
несовершенства, которые вместе с собой привносит на свободный рынок
человек в своей деятельности.





Кому выгодно рабство
(почему в Израиле не отменяют закон о кабланах)?

На израильском рынке труда существуют такие лица и фирмы, которые в народе называются кабланами. Их роль в экономике - посредническая. Они
стоят между работодателем и работником, представляя работника перед работодателем, а работодателя - перед работником. Все это, разумеется, небесплатно (иначе бы, понятное дело, не было у кабланов никакого интереса). И все это даже не за деньги работодателя. А за чьи? Попытайтесь отгадать с трех попыток.

Ситуация такова. Работодатель платит каблану за работника (берем по минимуму) - 40 шекелей за час работы. Такую же сумму платил бы работодатель работнику, устроившемуся к нему на работу без каблана. Но работник, устроившийся на работу к каблану, но фактически работающему на работодателя, получает - 20 шекелей за час. Остальные 20 шекелей берет себе каблан.

Кому это выгодно? Разумеется, каблану. Он, не работая у станка или у швабры, получает за работника столько же, сколько тот получает за работу у того же станка или швабры.

Это также выгодно и работодателю. Почему? Потому что работодатель уже не отвечает за работника (работник работает не у работодателя, а у каблана). Соответственно и зарплату работник получает не от работодателя, а от каблана. Работодатель освобождается от выполнения закона по отношению к работнику - от выплаты ему различных пособий - отпускных, оздоровительных, пособия в связи с увольнением (пицуима) и все это переходит в обязанность к кабланам.

Но вся хитрость этой изящной почти шахматной операции состоит в том, что каблан ну очень не спешит выплачивать работникам все необходимые выплаты. Работающие у каблана прекрасно знают, как сложно выбивать у каблана свои законные отпускные, не говоря уже об оздоровительных. Сколько нервов и сил нужно потратить, чтобы добиться желаемого. Ведь таскаться по судам у большинства людей нет ни времени, ни сил, ни средств. Особенно, это непривычно репатриантам из бывшего Советского Союза. У них ведь вообще нет практических навыков обращения в суд. На что, собственно, и рассчитывают кабланы. Чем успешно и пользуются.
Что касается выплаты пособия по увольнению (пицуима), то до недавнего времени, кабланы вообще были недосягаемы в этом отношении. Пицуим в соответствии с законом полагается выплачивать только тем работникам, которые проработали на предприятии больше года. И кабланы пустились на очередную хитрость - они брали работника на работу сроком на девять месяцев, потом его увольняли, и через некоторое время брали его вновь на работу, но уже как с первого месяца работы. В результате они полностью освобождали себя от выплат работникам пицуима.
Но и это еще не все. У моего близкого знакомого возникла на работе пикантная ситуация - не сложились отношения с начальником. В результате начальник его уволил. По закону такому работнику работодатель обязан дать письмо об увольнении (михтав питурим), на основании которого работник будет получать от Министерства социального страхования хорошее пособие (примерно 3/4 зарплаты). Но работодатель в такой ситуации говорит работнику - ты работаешь не у меня, а у каблана, значит, именно каблан должен дать тебе письмо об увольнении.
А каблан такое письмо не дает. Каблан говорит работнику - я тебя не увольнял. Но и равноценную по зарплате работу представить не может. Кто проигрывает и страдает от такой ситуации и кто от нее выигрывает? Отгадайте с двух раз. И даже если работник в этой ситуации пойдет к адвокату, то от наличия кабланута на рынке труда выиграет еще и адвокат, заработавший себе на этом деле (как правило, за счет и без того униженного работника).
Таким образом, кому выгодно присутствие кабланута на израильском
рынке труда? Считаем на пальцах. Самому каблану - раз. Работодателю - два. Адвокату - три. Государству в лице Министерства национального страхования - четыре (не нужно платить пособие по письму об увольнении, по причине отсутствия такового).

А кому невыгодно? Отгадайте с одного раза.




О том, как я боролся с бытом

С бытом я боролся долго и успешно. Можно сказать, что почти победил его. Выражалось это в том, что раньше я как-то недооценивал фактор быта вообще. Знаете, как в известной поговорке, что если хочешь легко победить врага, сделай вид, что его вообще не существует.

Еще со школьной скамьи я помню хрестоматийное из Маяковского - "Любовная лодка разбилась о быт". Именно эта строчка запала в память и впоследствии стала определять мое отношение к быту, как к чему-то рутинному, несущественному, низкому в жизни человека. Тому, что убивает любовь. Так мы c бытом надолго стали врагами.
С таким отношением я прожил большую, но хочется верить, что не лучшую часть своей жизни. Я был довольно брезгливым к "мелочам быта", не понимая, что жизнь человека, как это ни банально, состоит именно из таких бытовых мелочей, – какую одежду он носит, какой мебелью окружен, какой посудой пользуется?
В доме, где я рос, чистота, и интерьер явно не входили в список главных приоритетов. Мне всегда было наплевать на одежду, на то, как обставлена моя повседневная жизнь - какие вещи и предметы меня окружают, какая
мебель стоит в моей квартире, насколько чисто и опрятно на улице возле моего дома.
Я органически не любил мыть посуду, предпочитая, чтобы она грязной горкой подолгу стояла в умывальнике. На кухне и у меня в комнате постоянно находились грязные чашки и тарелки. Вообще стол на кухне редко когда бывал чисто вытертым и свободным, и прежде чем поставить на него что-нибудь, нужно было расчистить место.

Я никогда не любил делать порядок у себя в комнате, и с героическими усилиями заставлял себя взяться за уборку. Правда, убрав в комнате, я чувствовал при этом непонятным прилив радости и удовлетворения. Но причины этой радости оставались для меня загадкой. Я скорее связывал
это с эффектом от преодоления себя. Увы, я просто не понимал, как подобное отношение – фактическая война с бытом - влияет на мое подсознание, определяя и мое отношение к жизни вообще.
Какое может быть отношение у вас, к примеру, к неряшливой и неопрятной женщине, у которой под ногтями грязь, а физиономия – немытая и нечесаная? Захочется ли вам с такой женщиной продефилировать под ручку по центральному проспекту или по
набережной? Или познакомиться вообще? То-то и оно! Так и я не любил ходить с жизнью под ручку и наслаждаться краевидами и разными там пейзажами. Да, собственно, и наслаждаться было нечем, поскольку поселкам, в которых я рос на Дальнем Востоке, а также некоторым немногочисленным городам, которые я там видел, нечем было похвастаться в смысле архитектурных красот и планировки. Природа была красивой, это – да, но и красотой природы я тогда не умел наслаждаться.
И вообще в моей войне с бытом – многое было на моей стороне, в плане неустроенного и незаслуживающего доброго отношения моего противника.
Конечно, меня раздражали бытовые неурядицы - грязь в подъезде, плохозакрывающаяся дверь в туалет, немытые подолгу полы в квартире. А за дверью в большую комнату вообще была свалка старых газет, из-за которой эта дверь толком не закрывалась. Выбросить газеты было жалко – а вдруг пригодятся, - так вот и приходилось мириться с этим постоянным неудобством.

Когда я переехал жить во Львов, древний и прекрасный город с европейской архитектурой, с домами, построенными еще поляками и австрийцами, то три дня только и делал, что ходил по улицам и любовался. С тех пор я полюбил городские прогулки. Но возненавидел городских жителей, которые явно не соответствовали столь прекрасной архитектуре, да и содержали ее из рук вон плохо. Впоследствии это явление
нашло свое объяснение – хозяева домов – австрийцы и поляки давно выехали из города, а их дома заняли жители окрестных сел и приезжий класс советских людей. Могут ли люди успешно управлять не своим, да еще и несоответствующим им по уровню культуры?
Семейная жизнь начала немножечко изменять меня по отношению к быту, и мы словно бы заключили некоторое перемирие с ним.
Жена, тогда еще невеста, пошила на свадьбу мне костюм. Костюм был превосходным, вдобавок отлично сидел на мне. Когда я надел его, то почувствовал себя другим человеком, более солидным, который что-то значит в этой жизни и способен что-то решать и на что-то влиять. Одним словом, я почувствовал себя презентабельным.
Впрочем, я сопротивлялся изо всех сил. Не так-то легко отказываться от старых привычек и стереотипов, которые за давностью лет превратились в мировоззренческие принципы.
До сих пор я чувствую себя комфортнее в простой, непритязательной одежде. Проблема, наверное, в том, что я очень редко надеваю тот костюм.
Однако решающий удар по моему пренебрежительному и высокомерному отношению к противнику нанесла репатриация в Израиль.
Израиль - страна для жизни. В ней человеку комфортно жить, потому что все имеет человеческий размер и человеческое лицо. Улицы приспособлены для ходьбы пешеходов, а территория вокруг жилых домов обустроена так, что радует глаз. В чистых и удобных автобусах приятно ездить и когда ты общаешься с клерком в госучреждении или с продавцом в магазине, ты чувствуешь, что общаешься именно с человеком, а не со служебной функцией, которая тебя-то и за человека не считает.
На улицах ты видишь людей, которые улыбаются, а не смотрят на тебя как на классового врага. И вообще, когда ты смотришь на людей, спокойно сидящих за столиками в уличных кафе, а не вечно спешащих на работу или домой, чтобы продолжить и дома борьбу за существование, жизнь обретает кофейный аромат праздности и благополучия...
Я люблю бродить по Тель-Авиву, да и вообще ездить по Израилю. Мне очень нравиться архитектурный дизайн зданий, детских площадок. Неожиданные и оригинальные украшения улиц – цветочные клумбы различных форм и размеров, какие-то конструкции, вроде памятников и символов. Все носит печать неповторимости. Все, как говорится, сделано с любовью. Тогда-то ты и начинаешь понимать, что жизнь вообще-то дана для самой жизни, а не для постоянной борьбы с бытом. И быт в ней – это то, что ее украшает и делает приятной. И что с ним не бороться надо, а сотрудничать. Не воевать, а любить.
Истинная жизнь, она и должна быть такой - праздной и любящей саму себя, погруженной в мелочи и радующейся каждому мгновению. Как там говорил Достоевский – красота спасет мир?






























© Copyright Александр Грайцер
Тель-Авив, 2009