То ли ещё будет

  Думаете, при Советской власти преступности не было, не убивали?..
  Жили-были и в Карагаче два соседа, которые поссорились ещё в молодости. Ну, прямо, как в гоголевской повести о том, как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем. Только у карагачских "гоголевцев" фамилии были Фесов и Жарков. Из-за богатства ссорились. Даже межу между приусадебными участками не могли провести без скандала. Якобы, не там была межа... И оба иногда понимали: из-за чепухи же грызутся! А всё равно оба не хотели уступать: а почему должно быть, как он хочет? Пускай будет по-моему!
  Вот так и началось, как в классической повести Гоголя, а - чем дальше, тем хуже. И чем зажиточней становились оба, тем больше завидовали друг другу и тем сильнее ненавидели. И не раз уже говорили друг другу, попеременно, хотя, Жарков, может чаще, чем Фесов: ты, мол, взял у меня то-то и то-то, а за это отдашь то-то и то-то...
  И в конце концов Фесов стал думать серьёзно, даже тяжко вздыхая, как при депрессии: "Я убью его!.." Это о соседе-ровеснике, враге Жаркове. Оба были хороши, так сказать. У Фесова было пятьдесят овец, а у другого - машина "Нива", и на книжке - денег ещё на две машины,- во всяком случае, так похвастался однажды. А на самом деле вообще-то поначалу хотели купить мотоцикл с коляской, но предвидели: а что сосед скажет?.. Да смеяться начнёт: мол, какой же ты богатый, если нет денег даже на машину?.. Сам-то Фесов - возле овец, на ослике, частник, хотя уже и Брежнев постарел, а времена Сталина и Хрущёва уже стали в сущности историей. 
  У Фесова детей не было. А у Жаркова все трое сыновей выросли, выучились, начальниками стали. А что за начальник, если не богатый или , во всяком случае - не обеспеченный?  И моральное превосходство Жаркова перед врагом-соседом: мол, что ты возгордился, что у тебя овец целое стадо, не говоря уж о доме-дворце, кому ты всё это оставишь?..
  Так и прошла почти вся жизнь, а однажды Фесов, выпив, скорее, как обычно, чем больше, чем нужно, сказал о своём враге жене-единомышленнику о том, что не просто думал долгие годы, а ту самую мысль, которая доводила его до изнеможения:
 - Ох, мешает он мне! Как увижу его живым и здоровым, сразу всё перестаёт меня радовать: ни овечки, ни дом-дворец - ничего не радует!
  Так прошло ещё несколько лет... И однажды Фесов, когда ему пошёл седьмой десяток, уже постаревший, сказал жене уже не как бы между прочим, а уверенно, как о деле решённом:
  - Всё равно я убью его!..
  - Жить сто лет всё равно не будем,- понимающе вздохнула в ответ жена. Кстати, всю жизнь не работала, домохозяйка: что ей тот колхоз?.. Так что и у неё пенсии не было, а не только у мужа. Но зачем пастуху-частнику та пенсия? Были овцы, солидные накопления, которых при карагачской скупости и прижимистости Фесову с женой хватило бы, доживи они даже до глубокой старости.
  Повод для продолжения ссоры всегда найдётся...
  И Фесову, в отличие от гоголевских Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича, изменило чувство меры. И когда враг всей его жизни Жарков, выйдя на пенсию, пошёл сторожем, Фесов завидовал: ты смотри, какой, и пенция у этого хрена хорошая, а всё ему мало!.. Сам Фесов имел на книжке более тридцати тысяч (тогда новая "Волга" стоила одиннадцать тысяч), было на что жить и ему, и жене, не бедствовали, мягко говоря. Но зачем жить?.. Замучал Фесова Жарков одним лишь своим существованием на этом свете! Мешал, и всё тут... Чем мешал, Фесов не мог объяснить, - "мешал", и всё...
  - Давно убил бы, да овечек жалко...
  И, кстати, всю жизнь было понимание, оба - злые, но брак скорее был удачным, чем неудачным, простил жене, что и детей нет. Может, как раз по его вине, но жили и не выясняли. И сейчас жена сказала тоже понимающе:
  - Когда постареешь, ничего не нужно...
  И себя имела ввиду, а не только мужа...
  Жарков в это время сторожил местные совхозные мастерские, небольшой кирпичный заводик, в сущности. Был ли срочно нужен кирпич Фесову или нет - проблематично, но как-то ночью пошёл воровать кирпич: а вот так, чтобы насолить своему врагу.
  Жарков поймал Фесова ( да тот особенно и не таился) и сказал:
  - Не приходи больше.
  - А ты бы отвернулся, пока я возьму несколько кирпичей, - зло усмехнулся в ответ Фесов.
  Жарков начальству ничего не сказал. Всё село знало, что "грызлись", что вражда разгоралась, более того, многие люди даже ждали продолжения... Иному обывателю и ограниченному человеку эта вражда была интересней любого романа... А что делать - целый мир! За неимением и другого мира, других интересов.
  А Фесов тоже был себе на уме, продолжал задуманное. Имея десятки тысяч на книжке, на три "Волги", упрямо снова пошёл воровать пресловутый кирпич, который  и не был нужен ни Фесову, ни его жене: и погреб был, и печь была справной и не нуждалась в срочном ремонте... Впрочем, оба упрямые. Сельская, более того - карагачская глупость и ограниченность! Если так уж не могли терпеть друг друга, ежели один вид врага раздражал, так почему хотя бы одному из них не купить дом на другой улице или даже совершенно на другом конце села, чтобы вообще не видеть друг друга? малоподвижность карагачская не позволяла? И к тому, как это - оставить отцовский двор, даже двор предков ради какого-то дерьма?.. Обоим и в голову не приходило такое, - в Карагаче население малоподвижно, недаром получили прозвище "ооновские наблюдатели". А хотя бы и появилась мысль переехать, разве не отбросили бы её сразу же? Действительно, дожить до такого позора - оставить отцовскую вотчину ради какого-то ничтожества?.. Почему именно Жарков должен был сделать это, а не Фесов?.. В селе такой поступок, не противоречивший здравому смыслу, тут же был бы воспринят как поражение того, кто уступил. Если не всем народом, то многими людьми. Оба взаимно считали друг друга дерьмом (да и их жёны, и даже дети Жаркова), да и внешне казались друг другу противными, хотя оба, и ЖарковЮ и Фесов, были по-своему достаточно привлекательными.
  Правда, Жаркову и в голову не приходила мысль убить своего врага. Как-то сказал Фесову, да и то не совсем серьёзно: "Надо будет - я с сыновьями набью тебе морду, и ты успокоишься". Нервничал и переживал не меньше Фесова, и тоже и в мыслях не было хотя бы в чём-то уступить, но и в мыслях не было убивать своего врага. А Фесова эти мысли вообще извели, хотя, как и положено, как было принято в селе, делал вид, что на него ссоры не действуют.
  И Фесов уже в ту ночь, когда был пойман с этими несколькими жалкими кирпичами, которые ему были не нужны, стоивших копейки, рассказал обо всём жене. И добавил:
  - Убил бы, да...
  Но она поняла: муж не был готов к убийству. Поняла без слов и то, что муж и постыдился признаться в том, что боялся не справиться с довольно сильным Жарковым... Долго ещё и шептались в темноте, и вдруг оба поняли, что, наконец, готовы к убийству...
  Днём зарезали не курицу, как обычно, а гуся, а гусей было почти так же жалко, как и баранов. Жили зажиточно, дома был болгарский коньяк "Слънчев бряг", а не просто вино, и за столом муж сказал понимающей жене:
  - Ешь и пей, потому что этой ночью случится то, что должно случиться...    
  И, дождавшись ночи, не пьяный, вполне сознательно, пошёл Фесов на этот пресловутый кирпичный заводик не один, а с женой, которой тоже уже ничего не было нужно и которая, кстати, выпила гораздо меньше мужа. И вдвоём, в отличие от прежней ночи, когда Жарков победил Фесова и предупредил, чтобы тот ольше не приходил, на этот раз муж и жена вдвоём справились с ещё крепким стариком и не просто повалили, а забили именно кирпичом по голове. Если быть точнее, Фесов бил, рыча хриплым голосом, но негромко, чтобы случайно кто-то не услыхал, - ведал, что творил: "На тебе, на тебе, раз жалеешь. Проверю, сколько кирпичей выдержит твоя голова, ... мать"...
Жена вдохновляла: "Убивай... Чтобы не было его"...
  И не только убили, но Фесов пастушеским ножичком и глаза выколол своему уже мёртвому врагу, который, как казалось Фесову, одним своим существованием "мешал" жить и самому Фесову, и его жене, - и по глазам её давно видел это...
  - Вот так, и никак иначе, - прорычал Фесов. - Всё равно тюрьма... Но хотя бы буду знать, что нет тебя на белом свете, твою мать... Теперь пускай меня хоть живым на куски  топором рубят... Всё уже, всё равно я не буду жить столько, сколько уже прожил на белом свете...
  Дома не спали - до сна ли?.. Впору с ума сойти от пережитого...
  На другой день, едва явился участковый, Фесов сразу признался с кривой усмешкой:
  - Я убил его...
  Что жена была с ним, соучастница, ничего не сказал... Так договорились с женой. Мол, что бы ни случилось, стой на своём: я сам убил, и всё. Даже была надежда, что жену не тронут, а, значит, и хозяйство сохранится... А там, глядишь, отсидев, и сам выйдет на волю, может - по амнистии, - бывает же за хорошее поведение...
  Отвезли в райцентр, заперли... К психиатру возили, признали: здоров...
  А жену Фесова, которая тоже старательно делала вид, что и не переживает вовсе, всё же вскоре парализовало от нервного потрясения, от перенесённых переживаний. И ей тоже не хотелось жить, как и её мужу. Почувствовав, что смерть уже близка, когда терять было уже совершенно нечего, буркнула, что помогала мужу убивать "иуду" Жаркова. (Для неё тот - плохой и иуда, и всё!) Не только попу на исповеди призналась в страшном грехе, а, хотя и невнятно, негромко, ибо уже сил не было, но на всю магалу, с тем безошибочным расчётом, что вскоре и всё село узнает об её словах. После такого признания ей было легче умирать. Мол, всё равно помирать, так пускай, и когда её уже не будет на этом свете, всё село знает и помнит, что не только её муж не зря будет страдать в тюрьме, но и она тоже недаром умерла, не случайно же эта женщина даже добавила удовлетворённо: "И я своё дело сделала"...
  На суде Фесов сказал:
  - Мешал мене тем, что живёт на белом свете. Как убил, сразум лехчи стало.
  Дали ему тринадцать лет.
  Старший сын убитого Жаркова сказал прокурору из переполненного зала:
  - Так и ему смертную казнь.
  - Это мы не можем, - тут же уверенно ответил прокурор.
  И не все люди сочувствовали Жаркову, уже вскоре иные, может, и в самом деле не самые высоконравственные в селе, говорили: а, старый уже, всё равно не жил бы ещё столько, сколько уже прожил на свете, просто Фесов подсократил немножко жизнь Жаркову... Что делать, у каждого человека есть враги!.. "Все кругом стали злые, как собаки",- и такое говорили. Кстати, тогда и в самом деле казалось, что дальше некуда...
  Вскоре парализованная жена Фесова умерла, и его отпустили из КПЗ похоронить жену. И сразу после похорон (всё же не раньше) Фесов сказал в магале, зная, что всё село скоро узнает: "Скажите кого мне ещё убить?" Карагачский хвастун-пердун, скорее всего... Конечно, участковый тут же забрал "смельчака"...
  А вскоре и сам Фесов умер. Бравада бравадой, а потрясение тоже сказалось, не хотел больше жить, - не так-то легко убить человека...
  Был, кстати, в зале суда и спецкорреспондент районной газеты, и вскоре в газете появилась статья. И были в ней и такие слова: "Вот чего зажиточному человеку не хватало?.." И неизбежный вывод, может, не такой уж и неверный: "Частная собственность - основа всех бед!"... А что, не так? Зависть и ненависть - из-за богатства. Почему он должен иметь, а нет? Почему он должен иметь больше меня?.. Или пятьдесят овец и тридцать тысяч на сберкнижке - не частная собственность, не богатство?.. Называй её сколько угодно личной собственностью, но для таких, как Фесов и Жарков она всё равно была частной собственность, СВОИМ. Или дома-дворцы, по местным понятиям, не богатство?.. Или машина Жаркова - не богатство?.. Если пенсии хватало на хлеб, и даже более того, почему ещё и сторожить пошёл? Ещё семьдесят рублей к пенсии не помешают?.. А как иначе понимать? Зависть? Но зависть, как и ревность, не является ли чувством собственника?.. И даже то, что Фесов убил Жаркова, а не наоборот (Жарков такое и не помышлял) доказывало то, что главная беда - частная собственность. Ведь Жарков всё же работал среди людей, в колхозе, да и дети стали начальничками именно в колхозе, в общественном хозяйстве, и Жаркову было не всё равно, что будут думать о нём люди после его смерти, какую память в селе он о себе оставит, а Фесов всю жизнь был чабаном (пастухом)-частником, коллектива чурался, даже презирал его. Мол, без колхоза мне в сто раз лучше! И вот он - результат...
  Убийство человека - в то время это было ЧП, чрезвычайным происшествием. Куда уж дальше? Лет этак через пятнадцать кто-то снова решится на такое зверство.  Время от времени, раз в десять лет, а то и реже, такое и в селе случалось. Правда, в последние годы нравы в селе ухудшились, люди стали злее - может, из-за постоянного дефицита?.. Ушло в прошлое брежневское благополучие! Многие люди вздыхали или ворчали: мол, все кругом стали злыми, как собаки, нет уважения ни к болезни, ни к старости...
   А Фесов убил Жаркова осенью 1983 года. Уже приближалась перестройка, при которой всё смелее заговорили о допустимости частной собственности, стали расхваливать её и разрешать как незаслуженно и несправедливо отвергнутое общественное благо, а затем, после пресловутой перестройки, настали и и времена "дикого капитализма", и частная собственность вообще перестала подавляться,- и преступление Фесова шокировало всех далеко за пределами села, но то ли ещё будет даже даже в этой глуши, не говоря уж об огромной стране...