Писатель

Писатель открыл дверь ключом и прошел в уютный мрак своей квартиры. Включил свет, положил ключи
на столик и включил телевизор. Из початой бутылки налил себе коньяка в бокал, и закурив сигару,
устроился перед телевизором в своем кресле. Включил новости.
-... новым лауреатом звания "Писатель Года" большинством голосов был избран...
Когда произнесли его имя, Писатель поднял бокал и сделал уверенный глоток, улыбаясь воспоминаниям.
Полный зал, овации, ведущий произносит его имя и он спешит на сцену, чувствуя одобрительные хлопки
по плечам и слыша поздравления. Последняя его книга была удачей. Он это знал и раньше, когда писал.
Чувствовал, когда продумывал главы. Предвидел, когда ночью, в клубах сигарного дыма и запаха кофе,
ему пришел образ его Героя.
 Коньяк уже изрядно шумел в голове, и сигара покрылась шапочкой белого пепла, когда Писатель понял,
что в комнате он не один. От окна отделилась тень, приближаясь к креслу.
- Кто вы и что делаете в моем доме? - Коньяк добавил писателю храбрости.
- Здравствуй, отец... - в свете экрана показалось лицо пришельца.
- Кто вы такой? - повторил Писатель, - что вы такое говорите?!
- Я говорю... здравствуй отец... - ответил ночной гость и подошел еще ближе.
Писатель отшатнулся, всматриваясь. Это лицо было ему знакомо. Да, знакомо. Этот высокий лоб, эти
длинные волосы, собранные хвостом... Эти губы и тонкий нос...
- Ты... это не может быть... - Писатель покачал головой, - ты не существуешь!
- Отец... ты же знаешь, что я существую, - мягко ответил гость, - Ты выдумал меня, ты меня описал,
ты меня создал...
- Да... ты мой Герой... - кивнул Писатель, - но, ты же выдумка... сон, иллюзия...
- Ты можешь взять меня за руку, отец... - гость протянул Писателю открытую ладонь.
Писатель коснулся протянутой руки, еще не веря в реальность происходящего.
- Как такое может быть? - спросил он, - как произошло, что вымысел стал реальностью? Я сплю? Ведь
это сон, правда? Я... я выпил много коньяка...
- Это правда, отец - опустив голову, сказала тень.
- Ладно, Тристан... - Писатель вдруг успокоился, - я вижу тебя. Я помню, как создал тебя, как описал
твои подвиги, как...
- Убил меня? - Тристан поднял голову и посмотрел на Писателя, - я как раз хотел спросить тебя...
зачем отец? Зачем ты убил меня?
Писатель молчал, опустив глаза, не выдержав взгляда Тристана. Потом все-таки сказал, стараясь не
смотреть,
- Так было задумано... Тристан... ты должен понять. Мне тяжело далось решение убить тебя, пойми...
- Ты убил меня росчерком своего пера... одним нажатием клавиши! И ты говоришь, что тебе это было
тяжело?! - Тристан повысил голос, сжимая кулаки.
- Пойми! - писатель крикнул, поднимаясь в кресле, - я не мог иначе. В этом была ключевая сцена всей
книги. В сцене твоего убийства, сосредоточилась вся суть, вся философия! Читатель должен был рыдать,
читая эти строки... и он рыдал! Я читал отзывы критиков - они были шокированы глубиной и трагизмом!
Пойми это, Тристан! Я убил тебя, любя!
- Ложь! Ты никого никогда не любил, кроме себя, отец! - голос Тристана перешел в крик, - я помню
выстрел, я помню боль удара и я чувствовал холод земли, на которую вытекала из раны кровь. Я помню
слезы Карины, которая любила меня - они капали на мое лицо. Ты знаешь, что она погибла отец?
Знаешь ли ты, что моя Карина вскрыла вены и осталась лежать а нашей ванной, в замке, истекая кровью.
Любил ли читатель этот момент тоже? Аплодировали ли драматизму критики?!
- Я не знал... я не знал... - Писатель тяжело дышал, на его глазах выступили слезы, - Прости меня...
- Не мне судить тебя, отец... - голос Тристана снова стал тихим, - мне просто было нужно тебе это
сказать... Теперь, прощай!
- Не уходи, Тристан... - Писатель схватил гостя за руку, - я... я все исправлю! Да! Я напишу еще
один роман... ты будешь жить! Карина будет жить! Ее вовремя найдут... ее вылечат! Я все могу исправить,
Тристан!!
Писатель понял, что он один. Слезы капали из его глаз, сигара догорела и коньяка в бокале не осталось.
Тристан ушел. На экране благодарные читатели продолжали нести Писателю цветы, он принимал очередной
букет, благодарил, оставлял автограф на протянутых билетах, книгах... Лицо его светилось гордостью...