Тридцать четвёртый

Лучи осеннего солнца нарисовали квадрат на давно некрашеном полу. Лучи уже почти не грели, но все равно это было солнце, тем более в ноябре, когда коммунальщики в очередной раз отключили отопление. В квартире, где было сыро и неуютно, этот солнечный квадрат так и притягивал взгляд. Старая Макариха, как прозвали её соседи, сидела с ногами на диване и куталась в потрепанную черную шубу из искусственного меха, имитирующего шерсть неизвестного науке животного. Взгляд её, бесцветных глаз казался бессмысленным. Она перебирала в памяти любимые моменты из своей жизни. Так дети перебирают яркие лоскутки.  Макариха думала о том, что когда-то она была Елизаветой Степановной Макаровой и ходила на работу в медсанчасть, где щеголяла в белом халатике и туфельках на каблучках. В душе она все также считала себя голубоглазой Лизаветой с рыжеватой челкой. Да, вполне привлекательная была женщина, мужики так и вились, а выбрала Михася. Всем был хорош Михаил Александрович: и работящий и не пил почти, только детишек не мог иметь. Так и остались супруги Макаровы одни на старости лет. Чтобы как-то реализовать инстинкт материнской любви Макариха стала заводить кошечек.
Вначале была одна, потом она окотилась. Топить слепых котят у Макарихи рука не поднялась, а раздать удалось не всех и пошло-поехало. Кошачьего племени все прибывало и прибывало. Михась поначалу пытался возражать, но бросил и смирился, и со временем обнаружил, что и сам жить без них не может. И жили бы они так и дальше, но соседям не нравилось такое соседство. Стали они жаловаться на Макаровых, мол, кошки их орут, особенно в марте, а еще громко топают и мешают отдыхать. В общем, пошла война меж ними.
Однажды Макариха не дозвалась с прогулки своих любимцев, а потом обнаружила их умирающими в траве за домом. Отравили. Похоронила их Макариха, поплакала, а когда зазеленели веточки на березках, посаженных на кошачьих могилках, принесла в дом котенка. А так как ей было жалко всех бездомных животных, то одним не ограничилось. Но недолгим было семейное счастье Макарихи, история повторилась, погибли и эти…  Она перевела взгляд на окно, обезлиственные березы словно тянули к ней руки-ветки. Сколько же их было, он попыталась пересчитать, тридцать, кажется. В углу зашуршало.
-А где Малыш? – поинтересовался задремавший в кресле Михась. 
- Здесь где-то,- ответила Макариха с некоторых пор зарекшаяся выпускать во двор своих питомцев, коих было на этот момент четыре: три взрослых кошки и Малыш.
Малышом они назвали молодого котика, которого Михась отбил у пьяных подростков, те собирались сжечь на костре несчастное животное. 
Из-под дивана выскочил нескладный кот-подросток и прыгнул в солнечный квадрат, от которого шло тепло. Вокруг летали пылинки, золотясь в солнечных лучах, а Малыш стал гоняться за ними. Было тихо, лишь тикали настенные часы, день казался бесконечным, и, всё же он был желанен, не смотря на холод и сырость в комнатах.
Идиллию солнечного квадрата нарушил стук в дверь. Михась шаркая ногами в стоптанных тапках пошёл открывать дверь. Эта была соседка с двумя слесарями, которые пришли проверять краны на батареях. Люди в спецовках прошли на кухню, а соседка стала озираться по сторонам.
- А что это у вас на потолке, паутина? Ну, вы и запустили себя! А почему обои в коридоре ободранные, что не кому подклеить? И так далее…
Макариха не любила её за скверную привычку везде совать свой длинный нос. К тому же она подозревала соседку в том, что она намеренно задаёт ей вопросы с подковыркой, а так как сама была напрочь лишена подобного умения и наклонности, то всегда терялась во время встреч с ней. А знала она её с очень давних пор, еще с тех времён, когда обе ходили в туфельках на каблучках и кокетничали с мужчинами. Только у молодой Елизаветы всегда ухажеров больше было, может соседка до сих пор ей этого простить не может?
Елизавета Степановна была слишком хорошо воспитана, и это мешало ей прогнать бесцеремонную гостью взашей. Она стала мысленно перебирать «разноцветные лоскутки». Соседкина трескотня слилась в один сплошной шум, который Макариха уже не воспринимала. Из оцепенения её вывел новый тип шума, на более высокой ноте.
- У вас что кошки? – взвизгнула соседка, об которую потерлась трехцветная Манька. Еще три представителя рода усатых - полосатых выглядывали из комнаты.
- Как вы можете держать эту гадость у себя в квартире?
- Ну, какая же это гадость, - вступился за них Михась, оставивший сантехников, - это «кусочки гадости», - попытался он пошутить, чтобы разрядить обстановку.
Не получилось, соседка, видно приняв высказывание на свой счет, скривилась и выскочила из квартиры как ошпаренная.
Утро следующего дня с самого начала не задалось. Небо было затянуто свинцовыми тучами, в квартире холодно. В дверь бесцеремонно и нагло постучали.
- Откройте, полиция, - прозвучала из-за двери сакраментальная фраза.
Определенно такое начало дня не сулило ничего хорошего, но Макариха попыталась «включиться» в этот мир, хотя сейчас ей этого совсем не хотелось.
В комнату вошёл щуплый участковый, огляделся и уставился на кошачью часть семейства Макаровых.
- Это и есть стада котов? – усмехнулся он, глядя в сонные кошачьи мордочки на хозяйском одеяле.
Он объяснил Макаровым, что соседка написала в отдел жалобу, в которой описала все тяготы соседства с Макаровыми. Ссылаясь на гражданский кодекс, она призывала защитить её от разгула топающих и орущих котов и, как можно скорее ликвидировать их стадо. Также он пояснил, что, хотя это и не в его компетенции заниматься ликвидацией кошачьих стад, ровно, как и любых других, раз есть жалоба, он обязан принять меры, поэтому в качестве принятых мер он напишет, что провел беседу с Макаровыми. Зная вредную соседку по другим жалобным делам, участковый был уверен, что на этом она не остановится и предупредил об этом стариков.
Прав оказался участковый, соседка сначала закидывала полицию письмами, а потом и до суда дошла. Судья видать не сильно разбиралась, а может, была такой же котоненавистницей, но приговорила она котиков.
- Вот, допрыгались, со своим зверинцем, - злорадствовала соседка, размахивая решением суда, - придут к вам живодёры, ждите!
Макарихе стало нехорошо. Она не могла уснуть уже несколько дней, дамокловым мечом довлело над ней соседкино обещание. Она каждой клеточкой своего стремительно стареющего организма ощущала враждебность мира, хотелось уйти, навсегда остаться в царстве разноцветных лоскутков. Но этот пёстрый мир как будто поблек, и у ней никак не получалось погрузиться в него как раньше.
Вечерело, шел снег. Макариха в оцепенении смотрела на темно синие стекла.
- Не грусти, утро вечера мудренее, - почти пропел высокий звонкий голос. На колени запрыгнул Малыш.
- Я схожу с ума, - подумала Макариха, голос принадлежал явно не Михасю, тот вообще спал на диване и даже немного похрапывал.
- Завтра, если появится большое и жаркое, то мы сможем отправиться в Котолонию, там тебя никто не обидит, - запел опять кто-то. Малыш уселся поудобнее и преданно заглянул хозяйке в глаза.
Макариха решила лечь спать пораньше и с головой укрылась одеялом. В эту ночь она, наконец- то уснула. Утро было ярким. Все как у Пушкина: «Мороз и солнце…», только день не казался чудесным. Она закрыла глаза, хотелось отключиться от этого мира, хотя бы еще на несколько минут.
- Вставай, буди мужа, пора в Котолонию! – опять запело над ухом. Рядом сидел Малыш и смотрел на Макариху своими не по-кошачьи круглыми глазами.
- Это ты со мной говоришь? – спросила хозяйка, глядя на него.
- Да, - ответил голос.
Макариха, могла поклясться, что кот при этом рта не раскрывал, но в той же степени она не сомневалась, что это его слова.
- А что это за Котолония и далеко ли она?
- Это страна, там живут такие как мы, она и близко и далеко одновременно. Надо спешить иначе, как говорите вы, люди, поезд уйдет…
Макариха села на постели и огляделась. Кошки сидели в солнечном квадрате на полу, Михась ещё спал. В дверь постучали. Постучали тихо и вкрадчиво, но было что-то в этом стуке зловещее. Она сразу же догадалась, это за детьми, как она про себя называла своих кошек.
-  Михась, это они! Скорее вставай!
- Пора, - сказал Малыш, - и повел Макариху к окну, - здесь, где большое и жаркое нарисовало дверь.
Она встала в солнечный квадрат, ноги грело февральское солнце, кошки жмурились от удовольствия. На Макариху вдруг накатила внезапная слабость, и она села прямо на пол. Тем временем Михась, которого разбудил её крик, шатаясь спросонья, никак не мог попасть ногами в тапки. Увидев разомлевшую супружницу, бросил очередную попытку совладать с обувью и кинулся туда же, в тёплый квадрат. В ту же секунду к ним присоединился Малыш.
- Alea jacta est, - произнес котик.
Комната была пуста, когда в жилище одиноких стариков зашли полицейские и любопытные соседи. Они никого не нашли, только следы на пыльном полу, которые обрывались у окна…
Яркие краски страны, куда их привела солнечная дверь, так отличались от серости привычного для них мира. Жители Котолонии приветливо встретили семейство Макаровых. Хозяйские кошки сразу пришлись ко двору. Малыш оказался жителем этой необыкновенной страны, он не смог вовремя вернуться назад, и был очень благодарен старикам за свое спасение, их доброту и ласку. Поэтому заботу о них он взял на себя. Теперь Елизавета Степановна и Михаил Александрович целыми днями греются под ласковыми лучами зелёного котолонского солнца, а вечерами Малыш гладит их своими бархатистыми лапками и по очереди чешет за ушком!

Латинск. Alea jacta est (Caesar) – жребий брошен.