Когда я смогу тебе доверять, пролог - слэш, nc-17

Гул ветра в проржавевших бочках, унылый скрежет искорёженных ставней на скалящихся осколками стекла окнах – заброшенный химзавод встречает незваных гостей безразличием смертельно больного старика. Семнадцать штурмовиков «Фатум» мягко, словно тени, рассредотачиваются по пустынной территории, привычно скользя взглядами по краю крыши и тёмным провалам окон и дверей. Красноватая, будто ржавая, почва безжизненно хрустит под подошвами, в мутно-алых лужах отражаются щербатые облупившиеся стены – всё здесь мертво, страшно, смертельно опасно... Прежде чем распределить своих людей по заранее условленным точкам, лейтенант Дрейкер Тиер ещё раз внимательно всё осматривает, одновременно одним ухом вслушиваясь в еле слышное шуршание датчиков в шлеме, затем короткими жестами отдает указания – незачем выдавать себя переговорами. А пока у них есть преимущество – правительство снабжает свои военные подразделения формой и оружием с защитным покрытием-хамелеоном, делающим осторожное продвижение отрядов по территории врага практически незаметным визуально. Тепловыми датчиками их тоже на засечь, если только детекторами движения, но снаружи их нет.

Прижавшись спиной к стене под уцелевшим блочным окном, Дрейк плавным взмахом руки подзывает планировщика. Дейран Фрим в «Фатум» всего полтора года, но уже отлично себя зарекомендовал, и ему было доверено проектирование этой операции – по захвату лаборатории экстремистской группировки, устроенной в здании заброшенного завода. Он, как, впрочем, и любой из «Фатум», взялся за дело с большим энтузиазмом: экстремисты ратуют за «права людей», но на деле являются лишь нетерпимыми расистами, убийцами, уничтожающими районы инопланетян в людских колониях, попросту зверьми, и бороться с ними возможно только их методами. Последним действием группировки стало распыление ядовитого газа в общине кимра'киим на одной из планет, колонизированных людьми, – медлительных миролюбивых великанов, аборигенов той планеты... Работая вместе с Дейраном над планом захвата, Дрейкер всей душой надеялся, что, даже если им не удастся накрыть лабораторию в действии, они найдут хоть какой-то след. Раньше у них это никак не выходило – экстремисты исчезали бесследно, будто предупреждённые о предстоящей операции. Боясь очередного срыва, лейтенант оградил от хода операции даже собственное начальство.

Фрим выводит на дисплей навигатора проекцию здания, которую с большим трудом откопал три месяца назад в архивах: все внешние входы-выходы заблокированы, как и двери конвейерных залов и опытных лабораторий. Ответственной за них электроникой штурмовики смогут управлять изнутри, в аппаратной, а попасть внутрь можно через окна на втором этаже – кабинеты персонала. Они обсуждали это уже тысячу раз, но Тиер не торопится отпускать планировщика от себя. Его томит какое-то тревожное предчувствие. Дрейк знаками уточняет незначительные мелочи только для того, чтобы еще ненадолго придержать друга рядом. Они стали любовниками полгода назад – первые в длинной жизни Дрейкера подобные отношения, но как бы ни обожал, как бы ни боготворил лейтенант экстравагантного красноволосого Фрима, даже ему он не рассказывал всей правды о себе. О том, что Тиеру на самом деле втрое больше лет, чем указано в его документах. О том, что он один стоит нескольких штурмовиков в рукопашном бою. О том, зачем Дрейк, в действительности, раз в шесть месяцев ложится в клинику учёного Чарлена Праера, скрывающегося под должностью простого терапевта...

О том, что лейтенант Дрейкер Тиер, командир отряда «Фатум»,  не человек.


...Когда, несколько десятков лет назад, группа учёных-исследователей, среди которых был и Чарлен Праер, или просто Чарли, как называет его Дрейк, высадилась на этой дикой планетке, Санкруме, природное положение на ней уже было крайне катастрофическим. Первым, как, впрочем, и единственным, что увидели учёные, были обширные пустыни, где в мелких стоячих водоемах, в грязной жиже, заторможенно шевелились полумёртвые от измождения местные обитатели – крупные медузообразные существа. Наверное, именно по первому впечатлению они и названы были медузами; хоть, как выяснилось позже, существа имели с ними не так уж много общего – скорее, это был странный гибрид медуз с осьминогами – название прижилось и здравствовало и поныне.
 
Было проделано множество опытов и попыток возродить флору и фауну Санкрума – печальных, безрезультатных попыток, и в конечном итоге все взгляды учёных обратились к самим медузам. Возможно, проще будет приспособить аборигенов к новым условиям акклиматизированной людьми планеты, – решили они. Но и эти старания поначалу не имели успеха – и дело было не только в чужеродной атмосфере и питании: копошащиеся в закрытых аквариумах, наполненных специальной питательной жидкостью, существа чахли и умирали на глазах...

Ставшее спасительным открытие, положившее начало длительному периоду оживленных исследований и некоторым научным прорывам, как это обычно случается, было сделано внезапно. Проводя забор выделяемых телами медуз веществ, один из ученых, Христен Стерн, свалился в аквариум, прямо в «объятия» испуганному существу. Что произошло дальше, не понял никто. Создание оплело исследователя своими тонкими щупальцами, которые, соприкоснувшись с кожей человека, мгновенно впились в неё тысячами нитей, подобных пенетрантам стрекательных клеток медуз. Позже, придя в себя, Христен поражённо рассказывал, что испытанная им боль была дичайшей, на грани терпения, но вместе с ней существо послало ему явственный импульс. Импульс, воздействовавший на нервные окончания человека, передал в его мозг отчётливое предупреждение о возможном нападении в случае угрозы. Учёные пришли в замешательство, но последующие тесты лишь укрепили приоткрывшуюся истину – «медузы» не животные, а разумная раса, подобная тем же кимра'киим, по уровню интеллекта нисколько не уступающая людям. Учёные классификации были мгновенно отринуты, а заумные названия заменены на расовое имя: «агуа» – «водяные» на одном из человеческих языков.
 
Несколько подобных «стычек», только уже нарочно устроенных и фиксирующихся специальной аппаратурой, открыли людям глаза на ещё одну важную вещь – агуа обладают сложной нервной системой и не менее сложными коммуникативными связями. Попросту говоря, сидя в замкнутых аквариумах в лабораториях, «водяные» умирали не только от недостаточности движения, но и от... невозможности тактильного общения. С помощью прикосновений они искусно передавали и считывали эмоции, общались со своими сородичами, однако непонимание людей, заменивших оставшимся в живых агуа их народ, удручало коммуникабельных, общительных существ до состояния крайнего угнетения, приводящего к гибели. Ещё семь лет ученые судорожно бились над спасением уникальной расы, похожей на которую они прежде не встречали; обучали «водяных» языку жестов, проводили в аквариумы кнопки и едва ли не целые клавиатуры, приспособленные для деликатных, но при необходимости очень опасных, щупалец...
 
Время шло, и надежда угасала вместе с агуа, умирающими один за другим. Однако бесчисленные ходатайства к различным организациям всё же сделали свое дело – к проблеме «водяных» в конце концов были подключены почти все передовые институты – по генной инженерии, клонированию органов и протезированию – и однажды нашлось совершенно сумасшедшее решение, аналогов которому мир ещё не знал.

Опыт по внедрению агуа в искусственно выращенное человеческое тело – «оболочку» – в котором они играли роль мозга благодаря удивительной способности сливать свою нервную систему с чужой в одну, оказался крайне удачным, чем поразил не только научный мир. Как следствие – агуа получили возможность, после долгого периода реабилитации, жить среди людей.

Но, видимо, не всех такое положение устраивало – в первый же год трое из тринадцати выживших «водяных» исчезли из своих квартир, где были обнаружены следы борьбы и изувеченные тела, опознанные как члены экстремисткой группировки. Агуа далеко не беспомощны, но и это не уберегло их от расистских нападок. С той поры крошечный квартальчик аборигенов был расселён, а они сами, с подачи властей, бесследно растворились среди уже многотысячного человеческого населения колоний на Санкруме. Бесследно, но не для всех – учёные и медики по-прежнему присматривали за каждым «водяным», в том числе и за Дрейкером Тиером – его куратором как раз и является Чарли Праер, ведущий специалист группы исследователей, закреплённых за лейтенантом...


«Обязательно расскажу ему, – думает Дрейк, глядя вслед Дейрану, крадущемуся вдоль стены здания. – Только дай Бог выжить...»

Один из штурмовиков раскладывает арбалет, другой – разматывает тонкий упругий трос с «кошкой» на конце; через пару минут, упираясь подошвами в облезлую стену, изъеденную отравленным химикатами воздухом, «Фатум» по одному проникают в здание, оставив снаружи двух дозорных. Уже внутри отряд делится на три группы, чтобы обследовать три верхних этажа – входы на первый, на котором размещены конвейерные залы и опытные лаборатории, автоматически блокировался во время страшной аварии, произошедшей лет десять назад. Двери замкнулись, изолировав распылённые в воздухе химические вещества, однако и той части ядов, что освободилась при взрыве, хватило, чтобы отравить всё вокруг.
 
Минуя коридор за коридором, осматривая помещение за помещением, в конце концов «Фатум» сходятся у аппаратной. Здание ожидаемо обесточено, совсем, но это не расстраивает Дрейкера. Сверив имеющиеся у Дейрана карты с бумажными чертежами, висящими, по старинке, на стенах, лейтенант-агуа ведет людей вниз, ко входу в центральный зал, откуда имеются выходы в остальные помещения первого этажа, а также спуск на подвальный уровень... которого на обнаруженных здесь чертежах почему-то нет. Но ведь Тиер сам видел снимки, сделанные планировщиком в архивах; как такое может быть?..

Пока штурмовики отжимают пневматические створки, Дрейк выжидательно всматривается в запылённые стёкла дверных «иллюминаторов» и вдруг ему кажется, что там, в чёрной глубине помещения, он заметил белый всполох, словно от искрящих проводов. Наверное, нужно было лучше отдыхать, – качнув головой, думает лейтенант, – хотя бы перед операцией: они с Дейраном ночами не спали почти все три месяца с наводки, исследуя карты и обдумывая план захвата. Необходимо встряхнуться, иначе его недосып сыграет злую шутку со всеми ними.

Внутри темно, тихо, безжизненно. На автоматической винтовке в руках Тиера вспыхивает фонарик, следом за его лучом по помещению ползут ещё несколько, обнажая безобразную картину, вопиющую о наглом нарушении всех правил безопасности – засохшие пузырящиеся потеки синтетических панелей на стенах, свисающие с потолка застывшие нити пластика, груды оплавленной мебели, потемневшие и кажущиеся чудовищными в пятнах света, будто декорации к дешёвому фильму ужасов. Пахнет, наверное, не лучше, – ещё успевает пронестись в мыслях Дрейка, после чего с потолка в дальнем конце зала неожиданно снова срывается ворох белых искр. И это уже не галлюцинация усталого лейтенанта.
 
Фрим невыдержанно вскрикивает, и его приглушённый возглас гулким громовым раскатом проносится по залу. Реакция мгновенна – в глаза солдатам бьют слепящие яркие лучи прожекторов, а в мягком жужжании активировавшихся защитных турелей Тиер отчётливо слышит голос смерти. Едва штурмовики падают на пол, как над их головами веером разлетаются пули турелей – военных, судя по издаваемым звукам, но этому факту Дрейкер не удивлен. Недаром же экстремистам удаётся скрываться так долго и успешно, значит, у них везде есть свои осведомители... как и снабженцы. На то она и правда, чтобы быть мерзкой – этот завод не был под защитой военных, а на охране гражданских учреждений совсем другие установки...
 
Иногда, вот как сейчас, ослеплённый прожекторами, буквально на ощупь разыскивая хоть какое-то укрытие, Дрейк отчаянно жалеет, что не пошёл в пищевую индустрию, как хотел сначала, только познакомившись с человеческими профессиями. Максимум, что бы ему угрожало там – это ошпариться или порезать палец...

Укрывшись за толстой выдвижной перегородкой между отсеками зала, стараясь сохранять хладнокровие, агуа оглядывает видимый ему участок: остальные «Фатум» тоже расползлись по укрытиям, но двое из них уже никогда не встанут – лопнувшее окровавленное стекло их шлемов говорит об этом лучше всяких датчиков. Они – не первая боевая потеря за пятнадцатилетнюю службу Дрейкера, однако же все три его сердца холодеют от тоски. Отдав погибшим честь пока только мысленно, лейтенант отыскивает взглядом Дейрана – тот жмётся за грудой обожжённых столов прямо напротив. Совершенно ненадёжное укрытие, и  о чём только думает?! Тиер беспокойно наблюдает за ним, томимый тягостным желанием укрыть, защитить, но одёргивает себя – стоит командиру оступиться, под угрозой окажется всё подразделение – ещё одиннадцать бойцов помимо их двоих.

- Что делать, Дрейк?! – в голосе Фрима слышны истеричные нотки.
 
Спровоцированная его выкриком, ожесточённая очередь турелей заставляет планировщика пригнуться к полу, но, по всей видимости, успевает повредить костюм: покрытие-хамелеон начинает мерцать, то и дело показывая скрывающуюся под ним тёмно-синюю броню с белыми полосками-светоотражателями по плечам. Не выдержав, лейтенант прыгает на него, и они вместе заваливаются за ящики с оборудованием, чудом уцелевшие во время давешнего взрыва.

- У нас нет ничего против таких установок, – злится Дрейк, убедившись, что они в относительной безопасности. – Придётся вызывать армейцев с техниками. Выполняй, а я пока осмотрюсь – турели установлены в центре, неподвижно, возможно, удастся обойти их.

Дейран хватает его за руку, но потом неуверенно кивает и принимается торопливо выговаривать позывные. Казалось бы – куда хуже, но нутро Тиера сжимается всё сильнее, тревога накатывает волнами, раздразнивая панику. Со злостью ударив кулаком по ящику, он немного приходит в себя и, оставив Фрима, осторожно ступает вдоль стены зала, по образованному между ней и ящиками коридору. Разведка занимает всего несколько минут; когда лейтенант возвращается, планировщик вскидывает голову, и в его глазах на мгновение появляется что-то ещё кроме страха. Однако Дрейк не успевает понять, да и не это важно сейчас.

- Мы можем пройти почти до противоположных входу дверей, но они безнадёжно испорчены, и взрывчаткой действовать нельзя, сам понимаешь, – говорит он, присев на корточки возле Дейрана.

Тот оживляется и быстро листает проекции в навигаторе, тем временем один из штурмовиков докладывает, что и с их стороны тоже есть подобный коридор. Что-то тревожно звенит в сознании командира, но цельная картинка пока никак не складывается, и он на время забывает о своих сомнениях.

- Что там у тебя, Дей?

Встрепенувшись, Фрим подсовывает навигатор практически под нос Дрейкеру:
- Смотри. Отсек В, дальний, наискосок от нас, видишь? Там есть проход, через который можно попасть на подвальный уровень.

- Не лучше ли дождаться подкрепления?

- А смысл сидеть здесь? – легкомысленно отзывается планировщик. – Нужно осмотреть что можем, пока тут не появились армейцы и не наложили лапу на нашу добычу. Мы, конечно, тоже вояки, но вот руководство у нас разное – попробуй потом докажи, что это «Фатум» нашли улики.

Осознавая правоту Дейрана, Тиер стискивает зубы до скрежета. Стычки с официальными военными подразделениями уже проели ему плешь: он и его люди – лишь «теневой» отряд, а значит, вроде как и не существуют...

Порывисто хлопнув друга по плечу, лейтенант решительно устремляется по проходу за ящиками.


Оставив одного бойца в зале следить за обстановкой, «Фатум» через пролом в стене пробираются в подвал. Здесь уровень химического загрязнения как будто ниже, однако загаженные респираторы уже и с ним справляются неважно, и дышать становится всё тяжелее. Дрейкера напрягает глухое молчание в эфире, и всё же он упорно продвигается вперёд – они должны найти хоть что-то, что поможет прищучить расистских ублюдков. Поворот за поворотом – извилистый коридор без единой двери кажется бесконечным, но спустя долгие минуты вдалеке, в свете фонарей, поблёскивают знакомые «иллюминаторы».

- Ни хрена себе! – один из штурмовиков, посветив через стекло фонариком, присвистнул. – Невооруженным глазом видно, чем они тут занимаются.

Тиер тоже заглядывает внутрь и непонимающе сводит брови – в бродящем по лаборатории луче он подмечает и медленно ползущую по змеевикам ядрёно-зелёную жидкость – сжиженный газ, и наполненные им бутыли на столах – в точности такие же, какие они видели на снимках по делу отравлений в общине кимра'киим. Но долгожданная находка Дрейка почему-то не радует. Что-то колючее ворочается внутри, нашептывает об опасности, точит червяком сомнения. «Фатум» готовятся на вход, однако лейтенант не спешит приказывать; он колеблется – лаборатория слишком подозрительна, к тому же не получается рассмотреть, что там за ней, и в то же время – они должны войти, чтобы сделать снимки и взять образцы газа для своих экспертов...
 
Решение принимают за него – в коридоре и лаборатории внезапно вспыхивает неимоверно яркий после темноты свет, а затем с шипением разъезжаются старые пневмодвери – сначала перед штурмовиками, потом и на другом конце комнаты. За ними видится транспортный ангар и выезжающий из него гражданский вездеход, и «Фатум» бросаются через лабораторию – Дрейкер в числе последних, на ходу фотографируя. Вдруг что-то врезается в его грудь, и от удара лейтенанта выбрасывает обратно в коридор. Упав на спину, он молча и поражённо, снизу вверх, смотрит на Дейрана. Смотрит... и не узнаёт – лицо любовника впервые абсолютно безэмоционально, а глаза... пусты.

- Дей... – выдыхает Тиер. Непонятный страх заставляет «водяного» сжаться в его оболочке, а затылок, где находится место входа и выхода в «тело», неконтролируемо влажнеет. Однако Дрейкер огромным усилием воли давит охватившее его желание – выпустить щупы и прикоснуться к Фриму по-настоящему, как это делают агуа, коснуться и почувствовать его всего до самой слабой эмоции.

Дейран посылает ему воздушный поцелуй, и двери захлопываются, но лейтенант ещё замечает неживую улыбку на губах планировщика... В ту же секунду завод содрогается до основания – по полу пробегает дрожь, от стен отражается ужасающий скрежет, за которым следует вой тревожных сирен, вот только Дрейк не слышит... Не понимает и не видит ничего, кроме кровавых ошметков вперемешку с оплавленными кусками синей брони на стеклах «иллюминаторов»... их он видит излишне хорошо. Даже тогда, когда от них остаются только полупрозрачные алые разводы...

Тиер не помнит, как оказывается на коленях; он раскачивается взад-вперед, закрывая трясущимися ладонями лицо, и в груди его надрывно бьется исступлённый вопль ужаса. Несоответствия в чертежах, умелое манипулирование Дейрана и его поведение... слишком очевидное предательство. Визг датчиков в ушах, говорящий о том, что почти все «Фатум» мертвы... слишком страшно. Переговорное устройство наконец оживает, Дрейкер чувствует вибрацию чужого голоса, но не понимает ни слова. Не понимает и тогда, когда перед ним появляются люди в полицейской броне; один наклоняется к нему, но лейтенант не видит – ни глаз полицейского за зеркальным стеклом, ни быстро шевелящихся губ за прозрачным, только тонкую белую полоску шрама на его подбородке... и не чувствует ничего, кроме ненависти и гнева.

Щупальца разрывают заднюю часть шлема и устремляются к ни в чём неповинным жертвам, заставляя их кричать последний раз в жизни.

Он больше никому не сможет доверять. Никогда.