На сторожевой башне

Гигантский котел посреди преисподней оглушал всяк входящего сюда. Души, кипевшие внутри него, издавали вопли, которые невозможно было сравнить ни с чем, что я успел увидеть за свою жизнь. Каменные стены возвышались над котлом и уходили ввысь, оканчиваясь высоким куполом из черного дерева. Работа на адской кухне спорилась как никогда прежде. Если же мой дорогой читатель представлял себе ад, как нечто полное чертей, нечисти и кругов, оканчивавшихся центром земли - то он абсолютно не прав. Ад - это огромный котел, в котором на протяжении тысячелетий, вместе варятся души блудных жен, величайших авантюристов и монархов. Все они превратились в нечто единое, а крик как я надеюсь Вам известно - у всех одинаковый.

К сожалению, поповские россказни про различные наказания оказались ложью. Все довольно просто и тривиально. Котел же не остывает потому, что сами души являются топливом для его жара и чем больше столетий проходит, тем жарче становится в самом сердце этой башни.

Мое появление в сей обители совершенно случайно, но предначертано мне свыше. В 749 году от сотворения Рима я возвращался в Вифлеем, узнав о кончине Ирода. В те времена народ проявлял тихую радость и надежду, как в прочем и последующие 25 столетий.Из за стен города раздавались крики: - Звезда! Звезда упала! Посланник божий! Он послан богами!

Мое самолюбие поселило здравую мысль, что это было сказано в мой непосредственный адрес, но закрытые ворота города говорили о другом. Все оказалось совсем не так, как я предполагал. Они кричали это на пути к младенцу, что прибыл из пустыни немногим раньше меня.

Августин Блаженный в беседе со мною утверждал, что царь Ирод приказал найти и убить сына господа, но как же ошибался этот милый старик. Царь Ирод умер за три года до рождения Иешу. Но спустя столетие, история оборачивается так, что мне страшно подумать о десятках веков.

Спустя двадцать лет я последовал за ним, бросив все то, что смог скопить за свой короткий век. А спустя еще тринадцать принял то, что принадлежало мне по праву. Я подолгу беседовал с ним. Иногда записывал то, что казалось мне важным и необходимым. Однако каждый волен трактовать текст по своему и вписывать меж слов новые.

И если сейчас за свою доброту чаще получают тридцать сребреников, нежели доброе слово, я получил тот великий дар и то великое наказание. Вечность - вот подарок, что так желан диктаторами и трусами. Хотя...Они все больше сходятся в одно у стен моей обители.

Я все больше отхожу от темы и ухожу в лирику...Прошу простить меня за это. Святой Петр договорился со мною о том, что ежели я вновь хочу писать беседы с Иешуа, то мне необходимо время, а я был одним из немногих, кто понимал этого мудрого человека, а может быть - бога.

Отныне и навечно я хранитель и узник этой башни. Впускать блудные души отныне и навсегда дело моей вечной, а может быть и не очень длинной жизни. До нашей с ним встречи я был сборщиком податей и теперь я могу сказать, что род занятий остался прежним, как это не прискорбно. Я никогда не сплю, так как боюсь пропустить самое важное. Однако все есть бессмысленно ибо "И во единого Господа Иисуса Христа опять имеющего прийти со славою судить живых и мёртвых, царству Которого не будет конца". И ежели нет конца царствию его, то нет конца и моему вечному служению тем, кто подобно Фоме Близнецу не поверил в то, что: «Господь мой и Бог мой!».

Однако он заплатил за свое неверие и был заколот подобно Иешуа, пятью копьями.

И да будет так во веки веков.