Сказания о собственности - 13. Шиш

Десять лет назад.
Умела пока природа договариваться с человеком: деревья не не наступали на деяния рук человеческих, и трава позволяла вырастить посевам. Но, вот заметила Серафима, что что-то нарушилось в природе: песок лавинами стал наступать со взгорка на огород и вокруг бани все больше и больше гнездится  муравьёв. Муравьиные ручьи растекались по соседнему огороду, вползали в заброшенные соседние дома и, похоже, прописывались на завоеванной территории надолго. Странным показалось и то, что деревенский дурачок Шиш забыл все слова кроме своего имени. Когда деревня отдыхала от трудов, только и слышно было: «Шиш-шиш-шиш-шиш…», словно работал без устали косарь. 
Серафима открыла створки окна, ветер ворвался в горницу. Запахи, принесенные с поля ветром, дурманили. Повеяло ощущением вечности. Оно обволакивало и затормаживало. Бессильно опустившись на скамью, вцепилась в нее дрожащими руками, чтобы не упасть от бессилия. Немного отдохнув, встала, подошла к портрету брата, дотянувшись, погладила ему лицо. Вспомнив про ключ, пошарила за портретом, убедившись, что ключ на месте, прошла к входной двери и села на кромку лавки. Смертное лежало в коробке под лавкой, у самой двери. Она не стала проверять все ли на месте, как она обычно это делала. Наклонившись вперед, упершись локтями в колени, вложила в сухонькие руки голову, поплакала. Быстро успокоившись, краем юбки вытерла уже сухие от слез глаза.  С улицы доносилось:
 « Шиш-шиш-шиш».
Ощущение, что на белом свете остается одна, с каждым днем стало мучить её всё откровенней и безжалостней. От неё уже ничего не зависело: ни утро, ни вечер, ни приезд родных, ни порядок в доме. Дом, в котором она прожила большую часть жизни, становился  чужим. Раньше она, не уставая радоваться удачной покупке своих родителей, просто купалась в радости и в счастье.
Чуть-чуть обустроившись, родители пригласили Серафиму переехать к ним вместе с двумя сыновьями. Время было военное, в городе оставаться одной с двумя детьми стало невозможным. Мальчики росли в деревне без отца, но под присмотром сурового деда и бабки. Дом давал ощущение надежности и быта и родственных уз. Было куда приезжать, было и кого привечать. «Что ж ты, всё шиш, да, шиш? - проворчала Серафима, - других, что ли слов на свете нету?» Может, и шиш теперь, ну, а тогда-то шиша не было, а было благославенное время.
Серафима растила детей, работала бухгалтером в колхозе. Муж с войны не вернулся - пропал без вести. Медалей, грамот и подарков не  счесть, но, кому они нужны? Кто хотя бы на них посмотрит? «Вот и мне тоже шиш!» - Мысленно послала себе кукиш и улыбнулась.
Всё чаще грустные думки одолевали Серафиму. Она  исхудала, да и жизнь вокруг нее тоже исхудала – обезлюдила, внуки  жили своей взрослой жизнью и редко в деревню наведывались. В их взрослой жизни  для неё  уже места не находилось. Соседей почти не стало. Одиночество, к которому она привыкала с уходом на пенсию, теперь с каждым днём все больше и больше её страшило и тяготило. Раньше с интересом, читала газеты, которые два раза в неделю приносила почтальонша Тоня; теперь она заглядывает к Серафиме только один раз в месяц, когда приносит пенсию. Про жизнь старинную расспрашивает, про родственников, поможет по дому и,  уходя, долго прощается в дверях. Старость приходит к каждому рожденному на белый свет, к кому не пришла ранняя смерть. Но, как смериться с этим правилом.
В двери постучались. Серафима встала со скамьи, отодвинув шторку, посмотрела из окна. Увидев почтальона Тоню, постучала в стекло, обращая на себя внимание, погрозила ей пальчиком. Сначала показалась сумка, потом протиснулась в открытую дверь сама Тоня.  Она вошла, сняла сумку и поставила её на скамью рядом с Серафимой. Ласково погладила спинку стула, поздоровалась с хозяйкой:
- Как здоровье, тёть Сима?
- Спасибо, дорогая! - ответила Серафима, положив локти на стол, вложила в ладони голову. - Тонечка, сегодня задержись немного, я тебе смертное покажу и наследство.
Тоня отсчитала пенсию, положила перед Серафимой.
 - Присядь, дочка! – Серафима встала с места, наклонившись, вытянула картонную коробку из-под  лавки, приговаривая: - Здесь моё смертное. Хочу, чтобы и вещи моего мужа со мной положили, и эти бумаги.
Тоня засмеялась, чтобы важная тема для Серафимы не стала главной для всего её рабочего дня.
- Это - всё Ваше наследство!?
- Нет, милая, главное наследство останется на этом свете, - она развела руками, оглядывая всё вокруг.
- Но ведь это наследство не Ваше! - вскрикнула Тоня и не услышала своего голоса.
- Знаю, а ты - кто такая, что мелешь?
- Этот дом строили мои деды, ваши родители же жили в соседней деревне Пугайке, там ваши корни!
Тоню прорвало давно копившееся возмущение:
- Ваш отец подвязался работать охранником в Кулойлаг. Там вы и познакомились с главным ветеренаром Мазайцевым из Москвы.
Тоня выдавала информацию порциями, вглядываясь в бесстрастное лицо Серафимы. Та молчала, пытаясь понять, шутит Тоня или нет. С просьбой – перечитать письма, документы она часто обращалась к Тоне. Рассказывая о  своей довоенной счастливой жизни, она купалась в гордыне.
- Вы приезжали в Пугайку с этим Мазайцевым не один раз. Наверное, вы, проезжая через эту деревню, приглядели дом моего деда. Почему-то именно моего деда первым раскулачили. Потом остальных. Деревня-то была самая красивая. Здесь жили самые настоящие… По доносу все вдруг стали кулаками. В каком году этот дом стал вашим?
Серафима сняла руки со стола. Стыдно стало ей. Теперь уже никуда не спрячешься, как-то сразу всё стало чужим.
- Уходи! – встала, показывая Тоне на дверь.
- Сами додумаете или помочь душу облегчить?
Тоня, садясь на велосипед и все время поправляя сумку, корила себя, что не попрощалась. Как  поведет себя Серафима при новой их встрече, как выдержит это разоблачение, правильно ли сделала? Долги должны возвращаться! Но высказанное  не принесло облегчение Антонине.
Серафима, оставшись одна, не задвигая коробку со смертным, взяла со стола газету, завернула в нее выбранные из коробки бумаги. Долго стояла, размышляя, куда бы спрятать.  «Зачем прятать? Ведь в той новой жизни без меня неизвестно кто станет Хозяином: Хозяином дома и Хозяином жизни.» Развернула газету, нашла диплом мужа, словно торопясь, свернула на манер конверта, вложила в карман мужнего пиджака довоенного кроя, уложенного в коробку со смертным. Долго ходила по дому - искала что-то. Не найдя, пришла к лавке, задвинула коробку подальше от дверей.