Не своё дело

В воскресенье меня поставили в наряд на КПП. Настроение конечно испортилось, ещё бы, все в кино, а я - в наряд. Сижу, злюсь. Вдруг в окошко просовывается голова незнакомого дядьки.
—Сынок, там это…, ваша лошадь в погреб провалилась… Может, шею сломала, а может, ноги…

Я сорвался и побежал куда показал дядька. Действительно, около сожжённого дома стоят люди и лошади, и с любопытством смотрят на небольшую дыру в полу. А там, под полом в тесном погребе на спине лежит батальонный мерин Дуглас. Голова прижата к туловищу, выпрямить её он не может, мешает каменная стена. Бедное животное хрипит и бьёт задними ногами. Поза настолько неестественная, а хрипы такие страшные, что я подумал: «Дядька прав, бедняга сломал шею».

 Но как же такой здоровый ухитрился попасть в погреб? Как смог провалиться в небольшую дыру? Местные объяснили, что, бродя по пепелищу (лошади часто туда заходили), Дуглас задними ногами оступился в люк,  погреб глубокий, соскользнув, он упал на спину, придавив шею…

Рота уже смотрела в клубе фильм, когда я, ворвавшись в зал, схватил и вытолкнул за дверь первых попавшихся пятерых солдат. По пути вскрыл два пожарных щита, вооружив бойцов топорами, лопатами, багром.

Деревянный пол разобрали быстро. Но встать мерин не мог, только продолжал исступлённо бить ногами, так что подходить к краю погреба было опасно. Мы стояли над ним, вооруженные пожарным инвентарём, словно первобытные люди над мамонтом, угодившим в ловушку. Набрав воздуха, я рявкнул: «Встать!», но приказ не подействовал, одно дело - командовать солдатами, а другое - мерином… За спиной захихикали, я грозно обернулся. Бойцы, все последнего призыва, стояли молча в почтительном ожидании, хихикали несознательные гражданские, но им я сделать ничего не мог. Также, не мог придумать, что делать дальше. Лошадиные силы были на исходе. Дуглас перестал брыкаться, на его губах выступила розовая пена. И тут кто-то предложил позвать Ваньку с хоз. двора.

Над этим чмошником Ванькой потешалась вся часть: он абсолютно не был приспособлен к воинской службе. Выросший неизвестно в какой глухомани, не знал элементарных вещей, а когда маршировал, вместе с правой ногой выкидывал и правую руку, и отучить его от этой иноходи не получилось ни у кого, хоть с ним и занимался по очереди весь низший и средний комсостав. Наконец измученное начальство засунуло Ваньку на хоз. двор, где он оказался в привычной среде, показав умение и крестьянскую сноровку.

Вот его-то и решили позвать. Ванька пришёл вразвалочку, в расстёгнутой гимнастёрке, без подворотничка, в испачканных навозом ботинках и без головного убора…  В другое время я бы ему показал…, научил бы службе… Но сейчас было не до внешнего вида.

Он, сразу оценил ситуацию и, не сказав ни слова, спрыгнул в яму. Рискуя попасть под удар копытом, обвязал верёвкой передние ноги мерина, вылез и приказал всем тащить. Я боялся, что мы оторвём коняге ноги, больно уж мерин тяжёл. Но другого выхода, по-видимому, не было. С трудом нам удалось оттащить Дугласа от стены, и он смог удобно положить голову. Дыхание его выровнялось. Под командованием Ваньки общими усилиями мы сумели поставить коня на ноги. Он весь трясся и приседал, корпусом упираясь в стену.  Местные предположили, что он сломал ногу. Ванька, сплюнув, сказал: «Не-е, цел!»

Теперь оставалось вытащить коня наверх. Это было не легко. И пока мы спорили и предлагали свои варианты, Ванька опять спрыгнул вниз и несколько раз со всей дури стегнул мерина ремнём. Дуглас взвился и, к всеобщей радости, выскочил наверх. Ванька вылез, подошёл к нему, погладил по шее, потрепал холку, обнял, поцеловал между больших, смотревших с благодарностью, глаз, что-то пошептал, успокаивая. Потом накинул веревку и повёл страдальца на хоз. двор. Остальные лошади потянулись следом…

Я вернулся на КПП. Дежурный офицер, который во время спасательной операции наблюдал за нами издалека, недовольно сморщившись, сказал:
—Не своим делом занимаетесь, товарищ сержант! За вскрытие пожарного щита без разрешения будете наказаны!  Я промолчал.
—Вы меня поняли? ; зло спросил офицер.
 Буркнув «Так точно», я отвернулся, уставившись в окно. Из открытых дверей клуба, ржа, как молодые жеребцы, выходили солдаты.
—Отставить смех! Становись! ; послышались команды. Всё, комедия кончилась… Громыхая подошвами, рота двинулась в казарму.
А мне почему-то захотелось на хоз. двор. Поговорить с Иваном о лошадях, ну, и так, вообще о жизни…