Ласка

"О «Ласке» нельзя рассказать. Только – и обязательно! – читать. Иначе вы не просветлеете лицом, не услышите, как сердце ваше, давно и с надеждой ждавшее этих  искренних, полных мысли и понимания слов, скажет: иди и сделай доброе, полезное, нужное…"

М.Воробьева "Российская провинция"


Действующие лица:

Хозяин

Хозяйка

Сонечка – их дочка, маленькая девочка

Кошачье семейство: Васька ( он же Василий, Васиссуалий), Белка, Милка, Ласка (она же Пиня, Пинечка, рыженькая, златоглавка), Черт – безродный приблудный сиамец, Борька – изменник

Олечка – гостья

УТРО

Когда в доме сделалось нестерпимо жарко, Ласка жалобно мяукнула и поскреблась в дверь. Вспомнив, что она пробралась в комнату через форточку, вернулась на кухню и запрыгнула на подоконник.

Окно было закрыто.

Спасаясь от комаров, Хозяйка плотно захлопнула раму, и, наконец, уснула – тихонько дышала на тонкой, наспех собранной лежанке, устроившись прямо на полу. Мятая простыня очертила ее худые спину и ноги, крутой изгиб бедра. Женщина спала на боку, положив под щеку ладони, и почти к голове притянула острые коленки – собралась в клубок, несмотря на жару.

Ласка увидела, как сквозь штору в комнату пробирается луч солнца: высветил на лакированной половице сучок, упавшую заколку, скользнул по коврику к стулу. Выпустив нитки света, засиял в линзах очков на глянцевом корешке книжки, которую, силясь уснуть, Хозяйка ночью читала. На подушке беспорядочно разметались ее длинные волосы.

Уже больше месяца стояла мучительно знойная погода. Беспощадное солнце изнуряло и жалило, не давало вздохнуть. Воздух был вял, недвижим и на вкус напоминал перезрелое печеное яблоко. Из леса тянуло гарью.

В саду поникли листья сирени. Дикий виноград, который радовал буйной порослью, раскинулся на заборе безвольными плетями, а птицы, за которыми всю весну охотилась Ласка, уже не оглашали по утрам двор жизнерадостным пением – гнезда опустели. Даже ночь не приносила долгожданной прохлады.

Измаявшись от духоты, Хозяйка ночью спустилась с верхнего этажа дома в гостиную и в темноте соорудила себе постель на полу, надеясь у земли найти избавление от зноя: сонная сняла с антресолей матрац, лоскутное одеяло, взбила подушку. И потом, устроившись поудобней, то затихала, то, неожиданно вздрогнув, пробуждалась; закручивалась в простынь и долго не могла уснуть.

Пробравшись сквозь плотную завесу плюща на окне, лучик запрыгал по половицам. Ласка подкралась и осторожно тронула теплое пятно лапкой, а оно неожиданно вспрыгнуло. Дразня, разгорелось на шерсти. Пытаясь схватить огненный мячик, кошка больно себя укусила. Внезапно лучик растаял, но тут же, вновь вспыхнув, помчался к лежанке. Догоняя беглеца, Ласка вскочила на спящую Хозяйку, которая рассердилась и оттолкнула кошку ногой, раззадорив сильнее. Обхватив передними лапками женщину за ступню, проказница впилась зубами в подошву.

– Пинька, брысь! – Хозяйка проснулась.

Было раннее утро, но солнце нещадно жарило. Длинные тени от деревьев лежали на газоне, причудливо расчертив двор, террасу и дорожки.

Ласка заметила, как из крошечной щели под рамой высунулась оса. Двинув щупальцами-усами, взлетела.
На кухне пахло вишневым вареньем, которое Хозяйка с вечера оставила на плите остывать в медном тазике. Сладкие ягоды плавали в тягучем сиропе, привлекая ароматом. Не заметив преграды, оса сильно ткнулась в стекло и чуть не упала.

Ласка отвлеклась от лучика и вспрыгнула на подоконник. Прямо перед собой она увидела сердитые глазки насекомого в очках-оправах, желтое брюшко и острый носик. Оса кружилась в воздухе и сердито жужжала.

На террасу лениво взобрался Васька, и Ласка поспешно скрылась за шторкой; притаилась, продолжая наблюдать за котом. Толстыми подушечками лап увалень осторожно ступил на площадку. Задрал мохнатую голову к яблоне. Сначала киска подумала, что Васька высматривает в ветках синичку: намечая прыжок, он вытянул шею, приподнял хвост и пригнулся. Но, стрельнув ушами по сторонам, вдруг передумал прыгать. Потянулся, сладко зевнул и разлегся поперек террасы, перегородив проход в сад. Прикрыл глаза.

За мощную гриву, тяжелое тело, длинную и густую шерсть, которая скручивалась и цепляла к себе колючки, за кроткий добродушный нрав домашние уважительно звали кота Васиссуалием.
Он был необычайно красив и знал себе цену: переваливаясь с лапы на лапу, важно двигался, мягко ступал. Проявляя недовольство, сердито стучал хвостом не как Ласка – к месту и не к месту, а в редких, исключительных, случаях.
Из-за вздыбленной, вечно неприбранной шевелюры кот казался ленивым и флегматичным. Но Ласка знала, каким ловким и изворотливым он становился и как горел его глаз, когда Васька-гимнаст чуял добычу.
Кроме того, кот был необычайно умен. Глазами небесной синевы он, не мигая, смотрел на Ласку и по хитрому взгляду, изгибу шеи, направлению ушей-локаторов и даже подрагиванию ее усов мог безошибочно определить, что кошечка задумала.
Немного недолюбливая кота, Ласка звала его Васькой – чтоб не зазнавался.

Кот отдыхал.

ЧЕРТ

Ласка слышала, как у заросшего колодца снова всю ночь орал Черт. Ваське до самых петухов пришлось сидеть на заборе, охраняя от чужака двор.

Мало кто помнил, когда в их краях появился черный сиамец. Он пришел в деревню ранней весной, когда посветлело – словно раздвинулось – небо, стал таять снег, а воздух задразнил запахом первоцветов.

В серый промозглый день Ласка увидела из окна ванной комнаты, как, перепрыгивая через подернутые льдом лужицы, тощий кот понуро брел по дороге. Он дрожал и прихрамывал, лапы скользили по рыхлому снегу, а под редкой шерстью у сиамца проявлялись впалые бока и тонкие позвонки.

Никто не знал, где живет Черт. Его встречали и у ручья, и на скотном дворе, у магазина и даже на почте. Летом от жары он прятался в кустах и в высокой полыни, зимой от стужи – в пустом строительном вагончике. У бедняги не было определенного места жительства. Громко заявляя о своем праве находиться там, где ему вздумается, а заодно и стянуть из тарелки, кот слонялся по дворам, истошно выл и забирался в чужие дома через двери и форточки.

Всплеснув руками, хозяйки тапками, тряпками – всем, что случайно подворачивалось под руку, кидались выпроваживать непрошеного гостя, а он бегал по дому, прятался в подпол, чулан, взбирался на печку, сидел в комнате за сундуком или под шкафом; и изловить наглеца было непросто.

До чего же распустилось животное, жаловалась Хозяйка. Невозможно окно открыть или прилечь в гамаке с книжкой. Всякий раз, стоило выйти на воздух, сиамец оглашал двор пронзительным криком и норовил прошмыгнуть в калитку.

«Не смей прикармливать Черта! – возмущенно отбирала она хлеб у дочки, когда девочка направлялась в сад. – Вот увидишь, однажды этот грязнуля станет играть с твоими куклами и влезет к тебе на подушку!»

Маленькой Сонечке было жаль худого кота, и потихоньку от мамы она таскала за забор лакомые кусочки – чтобы угостить бедолагу.

НОВЕНЬКАЯ

Ласка сочувствовала Черту – еще бы! Не так давно и она пришла к людям с улицы и помнила зимний вечер, когда, не чуя лап, бежала по сугробам, спасаясь от погони.

Морозило. Тихо падал снег. Улица сияла огнями. С ледяной горы на санках с визгом летела ребятня – их веселый смех разносился по округе. Окна домов приветливо манили светом, а из труб в небо, усыпанное звездами, тянулся высокий дым от печек.

Пахло вкусной едой, теплой и сытой жизнью, а у Ласки было только одно желание – увернуться от собак с безумными глазами, которые, поддавшись азарту гонки, дрожали от нетерпения и лязгали за спиной зубами, а над их свирепыми мордами поднимался пар от дыхания. Страх угодить в собачью пасть на время заглушил чувство голода, которое несколько дней мучило кошку.

Собрав последние силы, Ласка перепрыгнула через высокий забор большого дома и вскарабкалась во дворе на березу, скованную морозом. Она долго раскачивалась на ветру на тонких ветках, ничего не видя перед собой из-за темноты и колючего снега, пока Хозяин не пришел на подмогу: он услышал в саду ее отчаянный писк и согнал палкой с дерева.

Выудив маленького котенка из сугроба, он согрел его в рукаве пальто, а потом внес в дом и выпустил на половичок в прихожей. И тогда Ласка увидела рядом с собой злобные глаза Милки – кошки-бабушки, главы семейства, недобрый оскал рта Белоснежки – ее дочки, хмурое любопытство Васиссуалия – заласканного, избалованного внука, всеобщего любимца. Кошки прибежали знакомиться и принялись обнюхивать Ласку. И тогда у нее сама собой вдруг выгнулась спинка, приподнялся хвост, а короткая шерсть вздыбилась. Киска выпустила острые коготки и громко зашипела.

Ласке казалось, что у нее очень грозный вид, а оскал беззубого рта, распушенный тощий хвостик вселяют в окружающих ужас, но маленькая девочка, услышав ее тоненький голосок, звонко рассмеялась и от радости захлопала в ладоши.

Чтобы гостья оценила силы противника, Белка занесла над головой Ласки тяжелую лапу с острыми, отполированными когтями, толсто и страшно зашипела в ответ и тоже прогнулась. Милка близко придвинулась мордой, и в ее желтых глазах, очерченных, словно карандашом, густой полосой-сажей, Ласка увидела темные, злобно мерцающие, точки. Двинув носом, кошка-бабушка втянула в себя раскаленный от напряжения воздух. Замерла.

Лениво зевая, Васька иронично смотрел на глупышку.

И только Соня обрадовалась малышке. Она схватила перепуганного котенка в ручонки и крепко прижала к груди. Ласка извернулась и, пытаясь вырваться из объятий, больно расцарапала девочку. Вскрикнув, Сонечка расцепила ладошки и схватилась за щеку.

Обретя свободу, Ласка кинулась искать убежище. В смятении она забежала на кухню и вскочила на стол, на котором покоилось тесто для пирогов, а оттуда метнулась на подоконник. Собрав силы, взмыла на шкафчик у самого потолка – и только здесь, вжавшись в угол, почувствовала себя немного в безопасности.

С высоты птичьего полета кухня была, как на ладони.

На столе зрело тесто.

Догоняя Ласку, кошки пробежались по высокой сдобной горе и опрокинули сито с мукой, которая белой пудрой рассыпалась по полу , запорошив густую шерсть любопытствующего Васиссуалия, влетевшего на кухню последним, чтобы проследить за исходом состязания. Испугавшись грохота перевернутой посуды, кошки бросились врассыпную.

Увидев на пышном тесте вмятины от лап, забеленный мукой пол, Хозяйка всплеснула руками и громко закричала, сотрясая стены, что противные кошки - неблагодарные твари, потому, что не ценят домашнего тепла, чистоты и уюта. «Отправляйтесь на мороз, бесстыдники! Остудитесь! – воскликнула она в сердцах, схватила тряпку и погнала животных к порогу. – Побегайте по сугробам, может, ума прибавится! Ишь ты, скачки устроили!» Она распахнула дверь, и с улицы в прихожую ворвались клубы пара.

Дорожка заскрипела, когда кошки побежали от дома. Снегом жгло лапы. Достигнув забора, Васька стремительно повернул к крыльцу - он передумал гулять, а решил спрятаться от мороза в кошачьем домике. Несмотря на толстую меховую шубу, кот сразу продрог.

ПТИЧКА, ПИНЕЧКА…

Прогнав четвероногих на улицу, Хозяйка вернулась на кухню.

– Ты что же, и вправду решил рыженькую оставить у нас? – недовольно спросила она у мужа и взглянула на Ласку. Все еще дрожа, киска по-прежнему сидела у самого потолка на шкафчике.

– Так не выгонять же на улицу – зима… – Хозяин растерянно посмотрел на жену. – Куда маленькая пойдет? Погибнет…

– А где она до сих пор жила? – рассердилась Хозяйка. – Тебе своего табуна мало? Бессовестные! Носятся по дому, где люди живут, словно в своем хлеву. – Жена выразительно указала на вмятины в тесте. – Думают, им везде огород.

– Мама, кошечка не злая! Ласковая! Прости ее! – нетерпеливо запрыгала дочка, упрашивая грозную женщину.

– Ласковая? Почему же дерется? – не согласилась с Соней Хозяйка. – Тебя укусила, лицо полыхает. А рука? Ну-ка, покажи ладошку.

Дочка поспешно спрятала ручонку за спину.

– А как мы ее назовем, Сонечка? – спросил папа. – Смотри-ка, притаилась, как сверчок на шестке, затихла… – показал на Ласку. – Наверное, сердечко от страха колотится. Боится… дурешка… Боится, что прогоним.

– Может, Сверчком назовем? Сверчок! Сверчок! – радостно воскликнула Соня.

– Нет, Сонечка, Сверчок – это имя для мальчика. А наша киска девочка. Ей нужно девчачье имя придумать, красивое.

– Так она к тому же еще и девочка! – подметая с пола муку, снова возмутилась Хозяйка. – Впрочем, этого и следовало ожидать. Кому нужны киски-девочки…

– А давайте назовем ее Птичкой. Сидела в саду на дереве, как пичужка. Дрожала… – Хозяин взобрался на стул, чтобы достать Ласку.

– Правильно! Птичка! Птичка! – обрадовалась малышка.

– До весны обживется, согреется, а там видно будет – может, кому сгодится… – Стоя на табурете, Хозяин робко смотрел на жену. – Пичужка, птичка… Пинечка… – С трудом оторвав Ласку от шкафа, с нежностью прижал дрожащего котенка к шее у подбородка. – Боится… Смотри, Сонечка, – протянул девочке киску, – словно птичка-невеличка, вся в руке поместилась. А шерстка - надо же да! Трехцветная: бело-рыже-черненькая. Редкой окраски киска – значит, счастливая… Ах, ты, красавица… – Папа с восхищением любовался котенком.

– Рыженькая, как лисичка, – Дочка погладила Ласку. – И носик острый. Может, Лисичкой назовем?

– Нет, Пичужкой – решили же. Пиня… Пинечка… – запел Хозяин, прижимаясь щекой к пестрой шерсти все еще дрожащего от страха котенка.

– Феней назовите, – фыркнула жена. – Феня Каплан – это имя ей больше подходит: наглая, бесцеремонная, драчунья. Вот увидишь, скоро командиром станет. Всех в доме построит.

Ласке не понравилось, какое имя ей придумал Хозяин. «Пиня», «Пинечка» – звучало неизящно, и совсем не хотелось откликаться. Но иногда Соня называла ее «Пиченюшкой» – это слово девочка произносила вкусно, распевно, получалось почти как слово «печенье» – душистое и рассыпчатое. Сама же малышка считала, что ей удивительно подходит имя Ласка. Сказала же Сонечка, не злая киска, хоть и дерется… Ласковая…

ЗАВТРАК

На верхнем этаже скрипнули половицы.

Ласка поняла, что проснулся Хозяин. Представила, как, сонный, он бредет по коридору в ванную комнату, отворачивает кран у раковины и долго стоит с закрытыми глазами, облокотившись о край умывальника; ждет, когда согреется в трубах вода.

Долгое время Ласка жила с Хозяином в одной комнате и досконально изучила его привычки. Знала, что, приняв душ, он заглянет в спальню к жене, но, не обнаружив ее на кровати, поспешит по рассохшейся лестнице вниз. Откроет дверь в сад, впустит в дом тихий утренний воздух, пахнущий свежей росой и шиповником, довольно поведет носом. Он всегда громко дышит в саду – причмокивает, как будто пьет ароматный чай. Зажмурившись от удовольствия, осторожно тянет  воздух, словно боясь обжечься.

Вассисуалий дремлет на террасе, Белка расположилась в тени под яблоней, а Милка уже с раннего утра торчит на заборе, купаясь в лучах ранне-бледного солнца, вглядываясь вдаль, как дозорный. Но они уже давно уловили движение в доме, услышали скрип половиц, шум воды в ванной. По стуку приближающихся шагов, ждали, что вот-вот Хозяин звякнет щеколдой, и потянулись к крыльцу.

И вот дверь распахнулась. Не уступая друг другу, прыгая по головам, кошки стремглав ворвались в прихожую. Огибая книжный шкаф, кресло, стулья, перескакивая через диван и спящую на полу Хозяйку, затопали по дому. Помчались к тарелкам. Казалось, с улицы ворвался табун лошадей.

Наступило время завтракать.

Хозяйка хоть и сердилась на Пиню-драчунью, но в тот вечер налила ей в блюдце с цветочками теплого молока, покрошила белого хлеба, и пока она лакала, рыча и захлебываясь от жадности, гладила котенка по костлявой спинке, заглядывала в уши, щипала шерстку.

А потом Ласка оказалась в раковине, и на нее сверху полился теплый, приятный дождик. Киска быстро согрелась, но журчащий поток бежал, не останавливаясь. Боясь захлебнуться, малышка проявляла чудеса изворотливости  и однажды чуть было не вырвалась из тесных оков, но цепкие руки Хозяйки настигли ее в прыжке. Ласка скользила по раковине и мяукала. Норовила побольнее укусить истязательницу, чтобы сбежать под умывальник. Но женщина крепко держала котенка, продолжая втирать в шерсть вонючую жидкость, от которой хотелось чихать и плакать. Мылила и мыла, чистила и чесала.
Наконец, шум воды стих. Кошечку завернули в сухое полотенце, и отправили сушиться на печку. Улучив момент, она тут же улизнула прочь, с глаз долой. Схоронилась.

До самого вечера Ласка сидела под диваном, а когда, проголодавшись, вышла к блюдцу с цветочками, все домочадцы увидели ее острую мордочку с розовым носиком, белоснежную грудь и пушистые лапки – в носочках, как у балерины. В свете люстры рыжая спинка искрилась, чуть раскосые изумрудные глазки сияли – и даже невозмутимый Васька оторвал голову от тарелки и залюбовался на подружку.

Оттого ли, что из-за новенькой животным до позднего вечера пришлось мерзнуть на холоде, пока Хозяйка кормила, мыла, причесывала рыженькую и изводила блох, или потому, что им не понравился ее веселый нрав, и Пиня-златоглавка совсем не похожа на них, скучных серых дворняжек, кошки затаили злобу. Чтобы напасть, укусить, стукнуть лапой, Ласку поджидали в укрытии. Началась война.

Чтобы Пичужку не растерзали, Хозяин поселил ее у себя в спальне, в коробке из-под башмаков. Ночью дверь в комнату была закрыта, но Ласка слышала, как в коридоре топает Васька, стараясь бесшумно ступать, на коврике у лестницы вход караулит Белка – она уловила ее тихое дыхание. В узкой щели у пола проглядывала кожаная подушечка Милкиной лапы, которую та тщетно пыталась протиснуть под дверь, чтобы открыть и войти в спальню. Сердитые кошки не могли смириться, что любовь дорогого Хозяина теперь безраздельно принадлежит маленькой рыжей бестии.

Услышав крадущие движения, Ласка мгновенно просыпалась. Долго лежала без сна, тревожно впитывая в себя темноту. Было страшно, что дверь от сквозняка распахнется, и, проникнув в комнату, кошки нападут. Мелко дрожа, Ласка вылезала из коробки к Хозяину в постель. Во сне он громко дышал, вскидывал руки, мял подушку, то тянул, то сбрасывал с себя одеяло, грозясь своей мощью придавить маленького котенка, но с ним – тяжелым и шумным – Ласке было покойно. Хозяин казался большой горой, в которой киска надежно укрыта. Пинечка прижималась к теплому боку, ластилась, грелась, тоненько, музыкально мурлыкала; шершавым языком благодарно лизала Хозяину руки и бок, острыми резцами несмело покусывала за подбородок – словом, отдавала теплой горе все свои нежность и ласку.

А за дверью ее поджидали злющие кошки.

Да, Ласка досконально изучила повадки Хозяина.

«Ребята, зверята», – сейчас запоет он, радуясь новому дню.

– Милый друг! – воскликнул Хозяин, увидев жену лежащей на полу в гостиной. – Ты почему не в спальне? Не на пушистой кровати?

Он встал на колено на лежанку, где покоилась жена, взял ее утомленную сном руку и стал покрывать поцелуями изящные пальчики, от удовольствия громко причмокивая.

– Ах, оставь, дорогой. – Женщина одернула кисть и повернулась в лежанке. На ее щеке отпечатался след от подушки. – Я так устала… – Она отвернулась.

Опять Хозяйка противится ласк, с грустью подумала кошка. Не хочет принимать поцелуев и нежностей. Всякий раз, стоит Хозяину приблизиться к ней, чтобы коснуться плеча или вдохнуть теплый запах волос, придумывает уловки: на усталость сошлется или настроение. Ловко выскользнет из объятий – чтобы не общаться с мужем.

– Отчего же устала, милочка? – Хозяин встал к окну, одернул занавеску, за которой затаилась Ласка, и выглянул в сад. – Денек сегодня солнечный, сдобный… Флоксы расцвели – видела? – Он повернул к жене ликующий взгляд.

– Всю ночь не спала, – Хозяйка сладко потянулась. – Косточки болят. Опять Черт до утра орал, как оглашенный. Все никак не успокоится – нету на него управы…

– А он и не успокоится – характер такой. Ворчит, под нос бормочет: что делал, куда идет, с кем по дороге повстречался, чем поживился – все расскажет. Разве и среди людей такие чудаки не встречаются? Не помнишь ли бабушку в магазине, которая у прилавка стояла да приговаривала, что покупать надумала – всем сообщила, хоть никто и не спрашивал: и какую морковку для супа возьмет, и что лимон недостаточно свеж – усох… – умора! Картошка заморская, говорит, гладкая да ровная, точно фарфоровая, потому что химикатами травлена, уж лучше ржавую покупать, жуками кусанную. Колорадский жук не дурак, не будет, чем попало питаться. А шпинат, сказала, для поджелудочной вреден… Помнишь? Это, милая, от грусти одиночества. Нашим зверушкам хорошо вместе с нами, вот они и носятся по дому, как заводные, прыгают да мурлычут. Значит, всем довольны… Им радостно, и нам благодать, – Хозяин громко рассмеялся и с любовью посмотрел на своих питомцев.

Голодная компания уже собралась на кухне. Нетерпеливо посматривая на дверь, из-за которой должен появиться Хозяин, кошки сидели у пустых тарелок. Удивляясь, что завтрак запаздывает, то и дело обнюхивали миски – в них по-прежнему было пусто.

Не выдержав испытания голодом, Милка запрыгнула на стол и лапой двинула к краю распечатанную коробку с кормом. Та с грохотом упала, и аппетитные шарики покатились по полу. Белка кинулась подбирать сухари и громко захрустела. Рядом с ней пристроился Вася. Милка присоединилась к компании, но лохматый внук лег и накрыл шарики шерстью. Возмутившись, бабушка стала вытаскивать сухари сквозь Васькины лапы.

Ласка выглянула из-за шторки. Времена, когда она боялась кошек, канули в лету. Рыженькая была голодна и ей не терпелось позавтракать, но она предпочла выждать время. Лежа на животе, с любопытством следила за борьбой родственников у тарелок. Крутила головой, нервничая, что корма ей не достанется. Стреляя ушами, нетерпеливо стучала хвостом по подоконнику. Увидев, как Васька с Белкой заспорили из-за шариков, которые закатились под половичок, собралась было спрыгнуть на пол и потихоньку подобрать незамеченные, но, услышав сердитое урчание Милки и недовольный рокот торопливо жующего Васьки, передумала. Снова легла, положив морду на лапы. Ждала. Наблюдала.

Вообще-то Ласка не любила сухой корм. Ей больше нравились консервы с нежным желе, которые восхитительно пахли и таяли во рту. Хозяин покупал их большими упаковками – с заячьими потрошками, бараниной, овощами… Крошечным разумом киска понимала, что эти консервы – подделка и маркетинговый трюк. В самом деле, не будут же охотники ставить силки, чтобы кошек накормить зайчатиной.

– А в дом-то лезть Черту, в который никто не зовет – тоже от одиночества? – не согласилась Хозяйка с мужем.

– Это он невоспитанности. Но где сиамцу хороших манер набраться, все на него шикают, отовсюду прогоняют. А кот друзей завести хочет – право имеет. Нельзя животным жить в одиночестве, обязательно друг нужен – то есть пара. Каждой твари – пара. – Хозяин раскатисто захохотал, удивившись сказанному. – Как в Библии.

Жена потянулась на лежанке. Собрала тяжелые волосы в жгут на затылке, обнажив хрупкие шею и плечи.

– В цивилизованном обществе – в Швеции, например, если корову не по расписанию доят или если она полдня в хлеву сидит, в одиночестве запертой, – продолжил говорить Хозяин, не спуская с жены восхищенного взгляда, – и бедняга без компании мучается и страдает, могут и к суду привлечь. У них там с этим строго – права животных законом защищены. Но где уж нам… Нам до Швеции далеко… – Он тяжело вздохнул.

– Зато ты можешь спать спокойно: права твоих животных отлично соблюдены. Ты им во-он какой дом построил, – Хозяйка рукой обвела вокруг. – Сами в будку скоро пойдем ночевать – чтобы соседи не жаловались. И чтобы в суд на нас не подали. – Она нервно дернула плечом и встала.

Громко рассмеявшись ее словам, Хозяин направился на кухню.

– Ну вот, – он увидел рассыпанный по полу корм. – Какие умненькие, сами себя накормили… «Ребята, зверята!» – запел, щедро добавляя сухарей в миски.

– Да перестань ты их так накармливать! – крикнула Хозяйка из зала. – Пусть бы твои кошки лучше мышей ловили, все польза. Этот корм для кошек – вред и наркотик. Они мясо не едят, сухарей требуют. А ты – права животных… Станут они на мышку охотиться?

– Иди, иди Пинюшка, – поманил Хозяин Ласку. – Иди, ешь. Не бойся…

По старой привычке он все еще оберегал рыженькую от ревнивых сородичей. И хотя она уже подросла и окрепла, порой и сама не давала кошкам спуску, по-прежнему при раздаче двигал тарелку с кормом поближе к любимице.

ЖАРА

Накормив кошек, Хозяин вернулся в зал.

– Снова сегодня жарко, – сказал он, посмотрев в окно, увитое плющем. – Да, лето в этом году аномально жаркое… Лес горит.

Хозяйка уже собрала с пола лежанку, была свежа и умыта.

– Прогноз погоды не слышал? – спросила она.

– Да что могут сказать! – хмыкнул муж. – Иди, посиди рядышком. – Он потянул жену на диван. – Рано еще.

Хозяйка умело выскользнула из объятий мужа, подошла к тумбочке взять пульт телевизора.

Серебряная панель вспыхнула, и на экране появился крепкий, коротко остриженный мужчина в строгом костюме.

– Может, Шойгу что приятного про погоду скажет, – кивнул Хозяин на симпатичного мужчину.

Все замерли, сосредоточенно всматриваясь в экран телевизора.

Услышав знакомый голос, Васька вспрыгнул на диван и присоединился к компании зрителей послушать министра.

Шойгу говорил, что из-за аномальной жары страну поразила небывалая засуха, и дело приняло настолько серьезный оборот, что уже всерьез приходится рассуждать о глобальном изменении климата на планете. В это тяжелое время, внушал министр, населению пострадавших регионов нужны, как никогда, сплоченность и твердая воля.

Ласка не понимала умных слов, звучащих с экрана, о чрезвычайно опасной ситуации и небывалой мобилизации сил, направленных на тушение пожаров, но бодрый голос серьезного человека убеждал: все поправимо.

Облизываясь после завтрака, Васька внимательно слушал серьезного человека, но, верный себе, ехидничал и ухмылялся в усы: каждое лето с завидным постоянством министр говорит про жару и мобилизацию сил. Придет зима, и тот же уверенный голос заявит о небывалых морозах и об усилиях служб, направленных на спасение засыпанных снегом поселков.

Васька хоть и был по природе добродушным, но порой и его накрывали приступы придирчивости и раздражения – в подобном состоянии он не признавал авторитетов, а в любом положительном явлении обязательно находил темные стороны. Обижался, например, что Сонечка все больше своими делами занимается, редко обращая на пушистого друга внимания, а если играть станет, то сильно тискает и в платок заворачивает, будто не кот он, а маленький ребенок.

Варит Хозяйка вишню – опять Васька серчает: во дворе от солнца не спрячешься, а тут и в дом войти невозможно, жар от плиты донимает. Да и нет в этом варенье никакого прока – сладость, вред, только ос навлекать.

Жаловался кот на то, что раньше, бывало, по ночам только Черт не давал покоя, а теперь от жары соседским собакам не спится – цепью гремят да громыхают, ворчат на ежика, который в саду завелся. Сухо нынче в лесу – нечем колючему поживиться. Грибы да ягоды не удались, живность глубоко по норкам попряталась – вот ежик и сбежал к поближе к кошкам, на забаву собакам. Караулят, лают, спать не дают.

Но пуще всего Васька критиковал соседку, которая на неделе кота поперек хребта огрела поленом – а все из-за того, что он копался в грядке с укропом. Глупая баба! Чего добивается? Не понимает, темное создание, что баланс существует в природе. Ваську прогонит с грядки – осаждать станут мыши. Лучше уж дружелюбных, безобидных кошек терпеть, чем прожорливых грызунов – коварных и хищных.

Вообще-то Васька был птицеловом. Но из-за жары пернатых в саду совсем не осталось. Приходилось перебиваться, чем придется: не брезговал кот и мышами – охотился, конечно, не от голода, а скуки ради и чтоб не потерять квалификацию. Мышатину Васька не переносил. Иное дело – Белоснежка.

Его мамочка знала наверняка, в каком углу сада завелись грызуны, и подолгу без устали поджидала жертву в укрытии. Выбрав момент, когда мышь теряла бдительность, набрасывалась на нее из кустов. В эти мгновения Белка становилась необычайно юркой. Дрожа от нетерпения, она загоняла мышку в ловушку из собственных лап, хвоста и головы – и вырваться из частокола ее острых зубов было невозможно. Замучив грызуна до полусмерти, она волокла придушенного полуживого мышонка к Хозяину в спальню похвастаться трофеем, а заодно и отчитаться – чтобы не думал, что коты дармоеды.
Иногда по дороге к дому добыча приходила в сознание, вырывалась из пасти и давала деру, и тогда всем кошачьим семейством они устремлялись отлавливать жертву. Ласке нравилось играть в подобные гонки – кошки действовали сообща, помогая друг другу, и в эти радостные минуты единения шустрая златоглавка была очень полезна семейству.

Увидев, как Хозяйка снова сбросила с плеча руку мужа, Васька рассердился. Он хоть для порядка хмурился и ворчал, но по натуре был очень чувствительным, а порой даже ранимым. До коликов в животе кот переживал, что давно уж нет прежних спокойствия и теплоты в доме, и с грустью вспоминал те времена, когда хозяева нежились да тискались в объятиях и вместе с кошками устраивали на диване кутерьму. Нынче все чинно, благородно, не шумят, не бранятся, вежливы да приветливы, а тоска зеленая…
Живут муж с женой, как чужие – и кошкам нет радости…

Ласка не обращала внимания на Васькины ухмылки и очень надеялась, что симпатичный Шойгу справится не только с аномальной жарой в природе, но и в их семье выправит отношения – строгий министр внушил ей в этом уверенность.

ВАСЬКА

Почти до весны Ласка оборонялась от кошек. Их нападки закалили ей волю и воспитали характер. Из-за постоянного страха, что Белка внезапно нападет из укрытия и вцепится когтями в шерсть, Милка загонит под самую крышу на темный чердак, а умный и рассудительный Васька всегда найдет оправдание бездушному поведению наглецов, сославшись на неприкосновенность частной собственности, которую рыженькая, вторгшись в их дом, беспардонно нарушила, Ласка стала задирой и забиякой.

Васька во всем разбирался. Информацию черпал из разных источников, но в основном, из программ новостей и телевизионных передач научно-популярного толка. Его познаниям не хватало глубины и серьезной теоретической базы, но их легковесность с лихвой восполняла широта кругозора – согласно сетке телевещания. Но особую слабость Васька-интеллектуал питал к печатным изданиям.


С раннего утра он сидел на заборе и с нетерпением ждал, когда по улице пойдет почтальон, вынет из сумки газеты и журналы, которые пахли типографией, и опустит корреспонденцию в почтовый ящик; очень нервничал, если тот почему-то задерживался. А потом боялся пропустить момент, когда с любимыми «Наука и техника» или «Вокруг света» Хозяин располагался в кресле. Васька спешил взобраться к нему на колени, чтобы лучше видеть страницы, вдыхать запах краски и шуршать бумагой.
Хозяин читал вслух – и про климатическое оружие, способное погубить жизнь на планете, и про таинственные черные дыры в далеком космосе, откуда на землю изливается темная энергия, и про современное средство борьбы с грызунами.
К этой животрепещущей теме Васька проявлял особенный интерес. Получается, если с помощью подобного средства всех мышей изведут в округе, чем кошкам питаться? Не консервами же, не сухарями... В этот момент, от кончика хвоста до ушей-локаторов, Васька в слух обращался – в каждое слово вникал, на ус наматывал.

ОДНА ДОМА

Утром Хозяева отправлялись по делам, животные выпроваживались на прогулку, а маленькая Ласка оставалась дома. До самого вечера она в одиночестве сидела в ванной комнате. Здесь стояли ее миска, горшок и игрушки: резиновый мячик и почти настоящая шерстяная мышь на веревочке. Когда малышке надоедало играть, она взбиралась на умывальник.

Из крана капало. Пытаясь поймать водяные горошины, Ласка лакала воду, лизала железо, зубами хватала быстрый поток, который скользил по лапке. Струя стекала на брюшко , и даже хвостик становился мокрым. Вдоволь наплескавшись, Ласка садилась на подоконник.

В окно были видны заснеженный двор, береза и елка, красиво покрытые инеем. Когда с сугробов вихрем слетал снег, а деревья качались, больно хлестая друг друга ветками, Ласка понимала, что на дворе сильный ветер. Он задувал в раму и протяжно выл в печных трубах, до смерти пугая неразумного котенка. Подставив мордочку в оконную щель, Ласка чувствовала на влажном носу леденящее дыхание улицы.

Как-то от холода в раме проснулся паук. Он вылез из своего убежища и, пошатываясь на слабых ногах-ходулях, побрел искать уголок потеплее, не обращая внимания на зоркий взгляд любознательной кошки. Ласка очень обрадовалась появлению гостя, но старичок оказался неприветливым. Когда киска легонько тронула его лапкой, пытаясь расшевелить, паучок встрепенулся. Окончательно проснувшись, обнаружил небывалые ловкость и прыть: не успела Ласка и глазом моргнуть, как паучок дал деру - взобрался на потолок. Рыженькая тянулась за паучком по стене, поднимаясь на задние лапы, но заманить дружка себе в компанию не смогла. Тщетное дело.

Ласка видела сквозь стекло, как во дворе мерзнет Васька – кот сидел, насупившись, зарывшись мордой в густую шерсть на груди, на коврике перед дверью. Иногда он вставал размяться, пройтись по крыльцу, переступить с лапы на лапу.
Из кошачьей будки выглядывала Белка. Когда мамочка немного согревалась, она уступала место сыну. Сотрясая стены, толстый Васька с трудом вползал в помещение – кошки по очереди спасались от стужи.

Как-то яркой шумной компанией во двор прилетели снегири. Расселись на забеленных ветках ели, как шары, в миг превратив ее в новогоднюю красавицу. И тогда Ласке вдруг почудилось, что вернулся Новый год – время, когда однажды дом наполнился радостью, густо запахло хвоей, жареным гусем и мандаринами. Она полюбила этот праздник.

НОВЫЙ ГОД

Несколько дней все готовились к радостному событию: сначала в зале появилась пушистая красавица. Потом  с антресолей спустили коробки с яркими игрушками и гирляндами. Боясь разбить хрупкое стекло, их осторожно освобождали от ваты, и, рассматривая каждую, громко восхищались – и яркой звездочке, и веселому снеговику, и хитрому гному. 

Вдыхая терпкий запах смолы, Ласка с удивлением наблюдала за возбуждением  в доме: маленькому котенку подобное веселье было незнакомо. Стук дверей, возбужденный шум голосов, суета и возгласы  заставили   присмиреть и кошек.
Все были так увлечены хлопотами, что не заметили Ласку, которая примостилась на ветках ели среди сверкающих огоньков и украшений. Раскачиваясь на нитках и переливаясь, стекло тонко звенело.

Заиграла музыка, полетел смех. По дому с визгом понеслась детвора. Разворачивая подарки от Деда Мороза, Сонечка хрустела оберткой от бумаги. В красном платье, так похожем на яркий наряд снегирей, Хозяйка готовилась к праздничному ужину: расстилала на столе белоснежную скатерть, натирала хрусталь, зажигала свечи.
Увидев в пушистой хвое притихшую Ласку, она всплеснула руками и громко, по-доброму,  рассмеявшись, и позвала  к елке Сонечку - хотела, чтобы  девочка отыскала  на ветках котенка-игрушку. Разглядев рыженькую проказницу, дочка  захлопала в ладоши, но тут же умчалась прочь - отвлеклась на голоса, зазвучавшие у порога.
В дом прибывали гости.

Когда прогремели куранты, все кинулись чокаться и обниматься. Грохот взорвавшихся бутылок насмерть перепугал животных, но Ласка, несмотря на    страх,  заметила, как в самый торжественный момент Хозяин  выскользнул из-за праздничного стола,  стараясь быть незамеченным, и скрылся за дверью.
Его не было в комнате одну только  маленькую минутку, но  этого было достаточно, чтобы у Хозяйки испортилось настроение. Ее сияющий взгляд потух, смех стал сухим и натужным, а глаза заполнились влагой. Казалось, она собиралась расплакаться или  раскричаться.
 
Хозяин быстро вернулся к столу, но был взволнован и суетлив; воровато прятал глаза. Чтобы скрыть растерянность, принялся отчаянно, чересчур возбужденно, говорить,  энергично жестикулируя. Слишком явно стремясь угодить жене, аппетитно ел, расхваливая и жареного гуся, и яблоки в тесте, выражая всем своим видом явное удовольствие от приятной атмосферы уютного сытого дома, созданной заботами милой Хозяйки. Не желая видеть на лице жены ни закушенную от боли губу, ни немого вопроса во взгляде, ни глаз, полных слез, громко смеялся шуткам гостей и невпопад, неумело, острил.

По завершении праздника,  Хозяйка собрала в раковину грязную посуду и, не сказав  ни слова, ушла к себе в спальню.
Муж до утра оставался в опустевшей гостиной, и сидя в кресле, бесцельно нажимал на кнопки пульта телеэкрана, перескакивая с программы на программу, подолгу не останавливаясь ни на одном из каналов, чем очень сердил Ваську, который после ухода гостей присел  посмотреть телевизор. Казалось, Хозяину дела нет до рева музыки  и мельтешения  однообразно веселящихся лиц на мониторе. Он о чем-то сосредоточенно думал, вздыхал.

Ласка слушала сдержанное дыхание, которое раздавалось из спальни Хозяйки, вглядывалась в серебро мерцающего телевизора, и у нее от волнения чесались бок и спина, а маленькое сердечко щемило от непонятной тревоги.

МУЖ и ЖЕНА

Ласка долго не могла понять, почему сытые и лоснящиеся от достатка кошки так неприязненно относятся к бездомному Черту. Одно дело люди – не очень-то приятно обнаружить чумазое существо на чистом коврике в помещении – для Хозяйки это было бы смерти подобно. Такую неприятную кошкам чистюлю, со скверным характером,  днем с огнем во всем свете не сыщешь.  Животным часто от нее доставалось.

К примеру, она не любила, если в тарелках у кошек оставалась еда – ругала мужа, что много насыпает  корма. Сердилась, если грязными и веселыми вбегали в дом, и прямо с порога загоняла  в ванную полоскать лапы. Не разрешала спать на диване и зорко следила за Сонечкой, чтобы после игры с кошками девочка тщательно мыла руки.
И Черта на дух не переносила.

Умный Васька объяснил, что странный облезлый кот немного не в себе. Если Черт был бы голоден и приходил полакать  молочка или стянуть со стола кусок мяса, все просто-напросто пожалели бы бедолагу, и никому бы и в голову не пришло осуждать его или отказывать в гостеприимстве, а уж тем более устраивать сиамцу засады, не впуская во двор. Но наглец почему-то решил, что может беспрепятственно проникать, куда вздумает, и где его не очень-то ждут.

Насмотревшись телевизионных передач, Васька-интеллектуал считал, что своим дерзким поведением Черт отстаивает право быть свободным. Истошно крича, кот бросает вызов бездушному обществу, которое заборами, калитками и собачьими будками поделило мир на свои и чужие владения.
Иначе как можно было объяснить, что едва вбежав в сенцы, Черт первым делом устремлялся не к миске с едой, а спешил обозначить свое право находиться на территории, ему не предназначенной. У калитки, на пороге, на окнах – всюду, откуда можно проникнуть в дом, Черт ставил метки,  беспардонно показывая и Ласке, и Васиссуалию, и Белке с Милкой, кто истинный хозяин в деревне.

Даже добродушный Васька не мог стерпеть подобного хамства. 
А еще Васиссуалий считал, что у Черта проблема с идентификацией. Так бывает, когда с раннего детства терпишь нужду и в окружающих не находишь сочувствия. Детские психические травмы и отсутствие нежности портят характер, а внимание к себе животное начинает привлекать капризами да воплями.

Так и в поведении Черта, считал Васька, все ясно, как дважды два в арифметике: посттравматический детский синдром. Мечется несчастное создание, вредничает, пакостит, а на самом деле друзей ищет. Тоскливо ему без любви да ласки.
И с людьми  подобное часто случается  – взять хотя бы Сонечку: хнычет малышка, когда хочет, чтобы ее  приласкали  и по головке погладили.

Вот и Хозяйка скрипит день и ночь,  злобствует.  Рассмеялась бы, право,  однажды или хотя бы проявила снисхождение, наблюдая за жизнерадостной скачкой кошек по дому.  Это все потому, вещал кот, что  сама много лет живет без любви, как колючка в пустыне. От нехватки внимания все проблемы, считал умный Васька.

И правда, характер у Хозяйки был отвратительный. «Дорогооой!» – все время с надрывом восклицала она, что-то в очередной раз пеняя мужу, и ее писклявый голос неприятно бил в уши.

Жена брюзжала по любому поводу и всем была недовольна: и мужем – поздно с работы домой возвращается, и Сонечкой – игрушки разбрасывает, и даже Милкой – а ведь ее, заметила Ласка, Хозяйка больше всех любила.

Эта хитрюля-бабуля все время к Хозяйке подлизывалась.
Бывало, присядет женщина отдохнуть, а кошка тут как тут - уже сидит на коленях. Подберется тихонечко, тоненько замурлычет-затарахтит, и еще ближе  придвинется.   Не успеешь и глазом моргнуть,  а бабка сидит  на груди и  нежно щиплет за шею. Затопчет, замнет лапами, впиваясь когтями в платье, оближет щеки, мокрым носом обмусолит Хозяйке лицо – пока, рассердившись, та не скинет ее с себя на пол.

Зато у Хозяина был чудный характер!
Не радоваться он не умел. С утра до позднего вечера он напевал и острил – от бодрости духа и широты душевной. А если грустил, то легко и неслышно: лишь на мгновение ляжет тень на лицо, в глазах просочится печаль, но он тут же  отметет плохое настроение, рассмеявшись кошачьей возне под столом, Сонечкиному голоску или причудам Черта. Хозяин так же ловко расправлялся с унынием, как Хозяйка с пылью на  тумбочках и  подоконниках.

Большому сердцу Хозяина было тесно в рамках мелкого мещанского счастья, сосредоточенного на ограниченной площади. Подобно Черту, он не желал признавать каких-либо границ и, любя весь мир без исключения, щедро одаривал вниманием каждого, кто попадал в орбиту его притяжения. Как и безродного сиамца, жалел он и соседа-пьяницу, не просыхающего от запоев, и дальнюю родственницу с малолетними ребятишками, страдающую от нищеты. Проявлял интерес к коллеге, которому не удавалось добиться продвижения по службе, и к бывшему однокурснику – чиновнику в префектуре, который мучился  соблазном злоупотребить положением. И   неопытной секретарше у грозного шефа, робеющей от посетителей и телефонных звонков, сочувствовал.
 
Хозяйка ему доказывала, что  всех безраздельно  любить невозможно и тот, кто провозглашает подобное, лукавит,  ведь  это  не истинная любовь, а нечто иное – манипуляция, хитрость, обман.
 
Муж горячо возражал ей. Он считал, что люди  должны согревать друг друга, иначе   незачем жить. Негодуя,  Хозяйка в противовес отвечала, что подобные рассуждения – схоластика и мудрствование,  медвежья услуга.
Человек привязывается к тебе, как больной к доктору, говорила она срывающимся от обиды и возмущения голосом. Как  впредь пациентам жить  собственным умом, без  «костыля-помощника»? Как брать на себя ответственность?
В возбуждении она начинала отчаянно жестикулировать и театрально заламывать руки, и от ее вопля у Ласки снова чесались и бок, и спина.

Разговоры мужа с женой пугали котенка. Киске чудилась грозная схоластика – деревянный костыль, которая за что-то, неведомо глупышке, обижала  Сонечкина  медвежонка - игрушку. 

Самое главное, твердила жена, – это выстроить иерархию предпочтений (О! И эти незнакомые Ласке слова  таили зловещую угрозу) и прежде согреть родное тебе существо, которому одиноко живется. И тогда, говорила она, обласканный тобой человек одарит теплом соседа, а тот, в свою очередь, пожалеет другого, и от их доброты, как по электрическим проводам, огонь любви разольется по миру.
 
Казалось, муж с женой бились над неразрешимой задачкой, от которой зависели покой в доме и семейное счастье – и никак не могли придти к согласию.

Ласка не переставала удивляться, как веселый и добродушный мужчина мог взять себе в жены, хоть и красивую, но все время зудящую женщину. Она очень любила Хозяина и неизменно в споре была на его стороне – неизвестно, как бы сложилась ее собственная судьба, если бы в зимний вечер, когда котенка преследовали собаки, добрый Хозяин не пришел ей на подмогу.

Но и в словах жены она уловила горькую правду: любовь и тепло, которые муж щедро выплескивал окружающим – сослуживцу и бедной вдове, секретарше и родственнице – так нужны были в их собственном доме: и маленькой Ласке, и сердитой Хозяйке, и Сонечке, Белке и Милке. И даже Ваське – на него, веселого и добродушного, порой тоже что-то накатывало и он, как и Хозяйка, начинал нервничать и браниться, выпускал, как кактус, колючки, и по их гудящим электрическим станциям в космос летели раздражение и злоба.

КНИГИ

Про проблему Черта с идентификацией, посттравматический детский синдром и право на свободу  Васька мог и в книжке подсмотреть – их в доме было в избытке.  В комнатах, на чердаке и даже под лестницей стояли высокие стеллажи с литературой. Книги были разные – новые, еще пахнущие типографией и ветхие, читанные-перечитанные, затертые до дыр.

Принюхиваясь к незнакомым запахам, Ласка улавливала присутствие  в  прошлом в доме посторонних людей. Корешки и страницы книг все еще хранили едва слышный аромат женских духов, благородного табака и вкусной еды. И тогда в звенящей тишине пустого жилища ей чудились приглушенный смех и шорох нарядов.
Казалось, вот-вот стукнут ворота, заскрипит снег, и в комнаты вернутся прерванные разговоры и ласковые голоса ненадолго отлучившихся незнакомцев, прежде здесь живших.

На стене с портрета, чуть прищурясь, на Ласку смотрел темнобородый мужчина в строгом костюме с галстуком, обликом напоминающий Хозяина. В одной руке он держал трость, в другой – сигару. Именно эту сигару – с терпким, чуть сладковатым запахом – этот мужчина курил, листая толстую книгу Джека Лондона – своим чутким носом Ласка это безошибочно определила, обнюхивая страницы.

СХВАТКА

К весне Ласка осмелела.

Однажды, сгорая от любопытства, она протиснула лапу в щель, и дверь в коридор отворилась. Кошки лежали у входа, перегородив путь. Увидев рыженькую, Милка лениво подняла голову. Белка дремала, но от скрипа рассохшейся двери открыла глаза. Широко зевнув, вскочила на лапы и сладко потянулась. Умирая от страха, Ласка проскользнула мимо неусыпного дозора к лестнице и со всех ног ринулась вниз. Опомнившись, кошки побежали вдогонку.

Под столом, покрытом длинной скатертью, Ласка затаилась. Вбежавшая следом в гостиную Белка принялась крутить головой, разыскивая рыжую среди мебели. Она подошла совсем близко к тому месту, где схоронился бедный котенок, и, неожиданно для себя, Ласка вонзила в кошку острые когти. Почувствовав в лапах теплый шерстяной бок и перепугавшись собственной дерзости, дала деру. Соображая в лихорадке, где бы ей понадежнее стоило укрыться, заметалась по залу, как пламя, сокрушая все на своем пути, и с разбегу запрыгнула на стол. Опрокидывая посуду, книги, очки, большими прыжками проскакала до дивана, желая спрятаться среди мягких подушек. Но вдруг передумав, зацепилась за шторку и вскарабкалась до самого потолка. Свесилась сверху, как птичка.

Внезапно Ласка рассердилась. Уже столько времени она одна-одинешенька сидит в ванной комнате и неизвестно, сколько времени ей еще придется быть в изоляции, если она не покажет противным кошкам, что с ней, маленькой, тоже стоит считаться. Что может случиться, если нынче днем она останется с ними в гостиной? Разве – хоть каким-то образом! – это событие отразится на их благополучии? Неужели своим присутствием она испортит серым дворнягам аппетит?

Ласка решительно спрыгнула вниз. Широко расставив в стороны лапки с выпущенными коготками, отскочила от ковра, как мячик. Громко зашипела. Испугавшись прыти рыженькой, Белка на всякий случай увернулась, предвидя возможный удар, но Ласка настигла кошку в прыжке и, продрав ей бок, укусила за спину. От боли, но больше - от возмущения - Белка завизжала так, словно ее ошпарили кипятком, и, рассвирепев, грозно двинулась на обидчицу. Обхватив котенка сильными, натренированными лапами, придавила к полу. В бешеном вихре они закрутились. Подоспевшая на подмогу Милка в бой не вмешивалась, а, сидя в сторонке, с интересом следила за исходом состязания.

Вырвавшись из крепких лап, Ласка наскочила на Милку, сильно рассердив и ее. Бабушка бросилась на котенка. Шипя и изворачиваясь, киска что было мочи била кошек. Острыми, едва подросшими зубами, драла им шерсть. Она была ловкая и легкая, но силы были неравными. Мешая друг другу в схватке, больно царапаясь, кошки хрипели от злости, азарта и удовольствия. Запутавшись в клубок, с наслаждением трепали Ласку-котенка, как мышь, добычу. Было слышно, как лязгают зубы. От слез, боли и обиды рыженькая задыхалась. Обессилев, поджала хвост и пустилась в бегство на кухню. Здесь она привычно запрыгнула на любимый шкафчик, и всклокоченная, с рваным носом, свесилась с него, как птичка.

Зализывая раны, кошки уселись на полу неподалеку. Ждали, когда, проголодавшись, Ласка спрыгнет к тарелке.

И хотя рыженькая спустилась вниз, лишь когда в доме появились хозяева, произошедший событие заставило кошек изменить свое отношение к новенькой и уступить ей место рядом с собой у тарелок.
Теперь утром, заслышав шаги Хозяина, Ласка первая устремлялась завтракать, а кошкам-старожилам ничего не оставалось делать, как нехотя расступить ряды и, недовольно рыча и ворча, поспешить вылакать молоко и проглотить корм – пока шустрая Ласка не залезла к ним в миску.

Ласка спешила, жадничала, хотела наесться впрок. Ей по-прежнему казалось, что еды не хватит и настанет час, когда ей снова придется подбирать с земли пустые колосья и грызть кору замерзших деревьев, а от голода у нее будет протяжно гудеть в животе. Никому не уступая свою порцию, она, урча, совала нос во все миски; выхватывала сухари из-под носа у нерасторопного Васьки, стягивала кусочки мяса с тарелки у строгой Белки и даже слизывала вкусное желе у Милки-бабушки, которые лишь возмущенно рычали от наглости рыжей бестии. Ласка все еще опасалась, что кошки прогонят ее и торопилась первой подобрать с пола остатки еды; до последней вкусной капельки вылизать все тарелки.

БЕДА

Маленькой Ласке было неясно, какая между хозяевами пробежала кошка, но в чудную новогоднюю ночь смутное предчувствие приближающейся опасности пронзило ее сердечко. Огорчившись размолвке супругов, она поняла, что над домом, где прижилась и который полюбила, нависла беда.

Беду звали Олечка.

Звонкий смех Олечки Ласка услышала из-за забора.

Наблюдая за воробьем, прилетевшим в беседку поклевать хлеба, рыженькая с неудовольствием отметила, что Хозяин накрошил птицам, даже не подстелив газеты, и удары их твердых клювов повредили деревянную поверхность стола. И эти неблагодарные птицы еще его и запачкали!

Воробей был начеку. С опаской посматривая на притихшую Ласку, он мелкими прыжками-перебежками приближался к еде, воровато хватал крошку и тут же, боясь угодить кошке в лапы, отскакивал от кормушки на приличное расстояние; усаживался на перила, чтобы проглотить хлеб. Стоило Ласке дернуть усами или же стрельнуть ушами, воробей и вовсе взлетал на елку – пока голод не заставлял вернуться обратно.

Олечка вошла во двор и стала всему удивляться: и елке в сверкающих снежинках, и высокой березе, и ясному небу над головой.

– Небо-то! Небо! Посмотрите-ка! – Олечка вскинула руки, отчего ее заячья шубка задралась и стала еще короче. – В городе небо серое, утомленное… А воздух! Боже мой, воздух! – Олечка глубоко вдохнула и закружилась по дорожке, восторженно запрокидывая голову к небу.

Ее вздернутый носик и круглые щечки от мороза порозовели, светлые пряди волос выбились из-под шапки и лежали на лбу завитками. От легких невесомых шагов запел-захрустел снег.

– В городе серые будни, совсем нет солнца. Да, да! Я заметила, – она серьезно посмотрела Хозяина, который восторженно следил за ее движениями, любуясь свежестью гостьи, ее молодым задором, радуясь и яркому дню, и радости Олечки, – уже целый месяц я не вижу солнца. Все время на небе тучи. Тучи ли? Мрачные улицы в сизой дымке... Ой, киска! – вдруг увидела Олечка Ласку. – Хорошенькая… Рыженькая… – Она потянула руку в варежке, чтобы погладить котенка.

Холодная кисть гостьи остро ткнула Ласку в бок, и она нехотя спрыгнула с перил беседки на заснеженный пол.

– Это Пиня, – сказал Хозяин. – Новенькая, прибилась недавно, прижилась… Может, кто подкинул…

– Как же рыженькой повезло! – громко охнула Олечка. – Попасть в такой дом, к таким людям! Прямо как в сказке! Пиня, – Олечка наклонилась к кошке, – ты хоть понимаешь, глупенькая, как тебе повезло?

– Думаю, не понимает, – засмеялся Хозяин. – Свои кошки недобро встретили, затрепали беднягу – врагу не пожелаешь. Многое киске испытать пришлось… Пиня – боец.

Ласке стало обидно. Оказывается, для Хозяина Милка, Белка и Васька – это «свои» кошки, а она, златоглавка, Хозяину до сих пор чужая? Почему он так говорит?

– Но как без солнца жить? – Гостья вопросительно посмотрела на Хозяина из-под пушистых ресниц. – Дома темные, деревья серые, тротуары закопченные гарью. Угрюмые люди мчатся, как роботы, ничего не видя перед собой, вжав голову в плечи…

Олечка широко расставила ноги и согнулась крючком, показывая, как ужасно в городе бегут по делам люди-роботы, зашагала по тесной дорожке, едва почищенной от снега, серьезно рискуя поскользнуться на льду и свалиться в сугроб.
Она показывала отвратительную картинку городской жизни, а яркое солнце блестело в ее глазах и зубах, играло завитками волос на лбу и золотом переливалось в капроне чулок на коленках. Острые носы и высокие голенища сапог дразнили сиянием.

– А куда бежим – сами не знаем… и остановиться не можем. Почему так? - обратилась она к Хозяину. - Скажите! Вы такой человек… Есть ли то, о чем вы не знаете?! – Олечка пылко взглянула.

– Суета… – протянул Хозяин и расплылся в улыбке.

Внезапно Ласка почувствовала злобу.

Когда на высоких каблуках Олечка засеменила по дорожке, рискуя упасть в сугроб, она заметила, как у Хозяина восхищенно поползли вверх брови и широко распахнулись глаза. Взгляд затуманил дурман, а губы сложились в странную улыбку – нет, не ту улыбку, которую она так любила в своем человеке-горе: тихую, теплую улыбку родного существа, а в азартную усмешку беспощадного охотника, увлеченного жертвой.

Он кивал и охотно соглашался с Олечкой, говорил о том, что человеку противоестественно жить в мегаполисе, и никакие блага цивилизации и культурный потенциал большого города не восполнят необходимости дышать чистым воздухом, ходить босиком по траве, слышать по утрам пение птиц, – а лишь это делает его нравственно богатым. Земля, закатанная в асфальт, сизый городской дым, окрашенные выхлопами сугробы – среда, в которой человек постепенно превращается в бездуховную сущность.

– Представь себе, Олечка, – восклицал Хозяин, – наша одинокая планета – маленький шарик - мчится в ледяном пространстве черного космоса, и лишь на расстоянии трех или четырех километров от нас… Каких-нибудь три с небольшим километра, ты понимаешь, сверчок? – спрашивал он растроганно, протирая увлажненные от умиленья глаза. – Представь себе… во-он до того леса, – нежно взяв Олечку за плечи, он развернул гостью к лесу, показывая вдаль. – Лишь это пространство и пригодно для жизни… Все остальное – жёсткое излучение, вакуум, смерть…

Вглядываясь вдаль, гостья замерла, и на секунду ее сияющее лицо омрачила тень. Вслед за Олечкой и Ласка задирала голову к небу, пытаясь представить вверху над собой те таинственные километры, где сосредоточена жизнь.

– Как же люди глупы! Боже мой, как глупы! – восклицал Хозяин, – Думают, что природа – чистый воздух, вода и пение птиц… Это душа, сердце…

Хозяин говорил умно и пламенно о чем-то очень возвышенном, а сам плотоядно смотрел на красивую гостью, и из глаз его лился хищный космический блеск. Ласка-глупышка, которая впервые услышала про излучение, вакуум и страшный мегаполис, в котором живут бедные люди, вдруг сильно занервничала, уловив в словах дорогого Хозяина схоластику, страшную ей. И от волнения у нее зачесались и бок, и спина.

Потом рыженькую до глубины души возмутило, как смело Оля-сверчок хозяйничала на кухне: резала хлеб, доставала с полки сахар и чашки, запаривала кипятком в чайнике траву. Убирая непокорные пряди с лица, гостья смеялась над шумно влетевшими с мороза кошками, которые терлись о ноги, попрошайничали, не давая ступить. И этот веселый смех Олечки – гортанный, призывный, клокочущий – неприятно рвал пространство жилища, разбивая уют в доме.

Когда Олечка наклонилась к Ласке в намерении угостить колбасой, рыженькая укусила ее за палец.

– Ух ты, злая! – Олечка отдернула руку и сердито толкнула Ласку ногой.

– Пиня, не дерись! – пристыдил киску Хозяин. – Больно цапнула? – Он взял в свои руки Олечкину ладошку и осторожно подул на розовый пальчик.

На обиженном лице девушки застыла недовольная гримаса, а в ярко-синих глазах проступили слезы-горошины.

– Дурешка! Не плачь! – Хозяин с нежностью погладил Олечку по щеке. – Глупая Пиня! Привыкла нападать и обороняться. Столько невзгод вынесла. Не сладко было, коты драли… Робкая, зашуганная, по стеночкам на полусогнутых пробиралась, зато сейчас – смотри-ка! – подросла, осмелела… Не обижайся на нее, сверчок! Пиня хорошая… – Он потянулся под лавку, собираясь вытащить киску, но Ласка, зашипев, укусила и его.

– Надо рыжую наказать, – сдвинув брови, сердито сказала Олечка. – Давайте выставим дерзкую на улицу. Смотрите-ка! Она мне чулок порвала… – Олечка показала дыру на коленке.

– На улице холодно, – нерешительно произнес Хозяин и виновато посмотрел на гостью.

– Тогда дверь в гостиной закроем, пусть рыжая в коридоре посидит, подумает над своим поведением.

И Ласка очутилась в темной прихожей.

От оживления веселой Олечки дом, тишину и спокойствие которого лишь изредка нарушали скандалы, устраиваемые кошачьим семейством, споры Хозяйки с мужем да Сонечкины забавы, пришел в движение. Захлопали двери, застучали каблучки, загремела музыка. Беспокойный смех Олечки переливался из кухни в прихожую, от порога – в зал, повсюду слышались ее шаги, удивленные вскрики и оханья. Подпрыгивая и пританцовывая, она весело заскользила по паркету в гостиной, но вот уже скрипнули половицы, и Олечкин голосок взлетел от лестницы к чердаку, звонким эхом раздался в сводах крыши. Оттолкнувшись от балок, снова вернулся вниз, оглушив зал.

Ласка угрюмо сидела за дверью и видела сквозь щель лихорадочное мельтешение света. Ее маленькое сердечко колотилось от негодования. Она сердилась на Хозяйку и Сонечку, которые долго не возвращались домой из страшного мегаполиса, хотя уже пришло время. Рыженькая очень ждала их и знала, что только противный голос Хозяйки мог разом прекратить и Олечкин безумный смех, и дикие шаги по паркету, и вскрики, и умиления, и оханья.

Чтобы заглушить тревогу, Ласка встала на задние лапы и со злостью принялась драть когтями дверной косяк. Она чувствовала, что живая, веселая гостья не прочь поселиться в их доме – как и Ласка совсем недавно страстно желала того же –, и ради этой возможности нацелена биться до смерти не только с Хозяйкой и Сонечкой, но и с самим Васиссуалием. И кому, как не Ласке было знать, что если новенькая всерьез задумает здесь остаться, никакие коты и кошки ей не станут помехой.

На крючке в прихожей болталась Олечкина заячья шубка, и эта чужая шубка и черные сапоги с острыми мордами, так похожие на свирепые морды собак, от которых Ласка недавно спасалась, очень беспокоили. Впервые рыженькая сердилась на своего обожаемого Хозяина – и невыносимо тяжело было у нее на душе.

Хотелось скулить – совсем, как собаке.

ХИЩНЫЕ СЛЕДЫ

В тот день, когда гостила Олечка, Хозяйке до позднего вечера пришлось задержаться в городе. Когда она вернулась, то с самого порога почувствовала в доме неладное. И хотя в прихожей не было Олечкиных сапог с острыми мордами, дом погрузился в тишину и покой, а в трубе по-прежнему заунывно пел ветер, чутким носом из воздуха Хозяйка вдохнула опасность.

Насупившись, Васька сидел на ковре в гостиной и, сердясь, драл шерсть с собственного брюха. Он не лег, по обыкновению, рядом с Хозяином на диване, хотя тот листал любимый журнал. Белка с Милкой свернулись в клубок у батареи, но слишком отчаянно лизали друг другу морды, стараясь угомониться.

Услышав, что Хозяйка с Сонечкой затопали по крыльцу, Ласка с пронзительным писком выскочила из-под лавки, куда в непонятной тревоге забилась, ожидая их возвращения, и что было прыти помчалась к порогу, на звук шагов. Жалуясь и возмущенно крича, она терлась о ноги, не отходя от женщины ни на минуту. И Милка с Белкой прибежали следом, радостно мяукая. Как ни сердилась на кошек Хозяйка, ни хваталась за тряпку, чтобы надоедливых от себя отогнать, они путались под ногами, не давая ступить, а потом выскочили за ней во двор, несмотря на темноту и стужу.

Всматриваясь в ночное небо, слушая, как где-то вдали, на окраине поселка, согреваясь, ухают собаки, Хозяйка пила-вдыхала сладкий морозный воздух.

Когда из-за тучи выплыл месяц, на снегу стали видны маленькие отпечатки Олечкиных сапог, острые гвоздики-шпильки. И хотя Васька-толстяк развалился поперек дорожки, загородив проход, а потом заелозил, пополз, поднимая снежный вихрь, а на него сверху прыгнула Белка, и они заигрались, закувыркались у ног женщины, заметая хищные следы, Хозяйка увидела зловещие отпечатки и громко вскрикнула. Судорожно схватив воздух, безвольно бросив вдоль тела руки, медленно спустилась в сугроб. Вокруг прыгали кошки, а она сидела в темноте, окутанная лунным сиянием, и из глаз ее по бледным щекам, к мертвенно-синим подрагивающим губам текли горячие ручейки. Застывая, стеклянные слезы превращались в сосульки – казалось, Хозяйка покрывалась льдом.

Выплеснув в космос обиду и боль, она вернулась в дом и замолчала. И всем стало еще тоскливее.

ЛЮБОВЬ

Солнце лизало снег, рисовало тонкий узор в сугробах, земля освобождалась от ледяного панциря – и вскоре с пригорка шумно помчались ручьи, оглашая деревню веселым журчанием. В запрудах отражалось глубокое небо – сверкающие лужицы казались бездонными.

А.Зайцев "Весна" Иллюстрация к повести О.Толмачевой "Ласка"
А.Зайцев "Весна" Иллюстрация к повести О.Толмачевой "Ласка"
В беседке-столовой сменились постояльцы. Поклевать хлеб прилетали не только привычные Ласке воробьи и голуби, но и совсем незнакомые птицы с забавными хохолками, которые шумно хлопали крыльями и ликовали – по воздуху плыл звон колокольчиков.

Приближение весны Ласка уловила по радостному, оголтелому крику пернатых, которые радовались теплу, и по щекотанью в носу сладковатого запаха талого снега.
Горизонт раздвинулся. Влажное дыхание земли волновало, возбуждало кровь, влекло к приключениям. Внутри живота Ласка вдруг ощутила тревожную истому и странные толчки – словно кто-то неведомый поселился в ее чреве и прогонял прочь со двора за высокую ограду, на едва прогретый весенний воздух. Рыженькую тянуло на поляну, обласканную солнцем, под яркую лазурь неба, куда в полдень приходили понежиться измаявшиеся от долгой зимы четвероногие.
Сидя у порога, она ловила с улицы дразнящее дыхание весны и терпеливо ждала, когда распахнется дверь и незаметно от домашних ей удастся улизнуть на волю.

Утопая в грязи, прыгая через лужи, Ласка радостно помчалась к проталине. На трухлявом дереве, с которого сошел снег, лежали Милка и Белка, а неподалеку, на подсохших комьях глины, дремали незнакомцы – коты и кошки всех мастей, сбежавшие на поляну с округи. Они жмурились, грели бока, вдыхали сладкий воздух, лениво потягиваясь от удовольствия. От земли шла испарина.

Когда Ласка несмело приблизилась к компании, четвероногие раздвинули ряды, уступая место.
За зиму Ласка подросла и похорошела. Бока округлились, тонкие позвонки скрылись под плотным подшерстком, а рыжая шерсть на спине, причудливо переплетясь с большим черным пятном, ярко заполыхала. Кошечка стала красавицей. Она пристроилась на пеньке рядом с Васькой. Сверкнув глазками, которые в лучах солнца казались изумрудными камешками, с любопытством осмотрела незнакомцев.

Васька линял, чесался, шерсть клоками сползала с его длинного тела. Пытаясь избавиться от ненужных волос, он кусал себе лапы, живот и везде, где бы ни пристраивался, оставлял после себя шерстяную подстилку.

Когда на проталину приковылял Черт, четвероногие расступились. Сиамец задирался, перескакивал с кочки на пень, с места на место, что-то по обыкновению бормотал, жуя обкусанные усы, но никто с ним не спорил. Все привыкли к причудам кота и не замечали его дурного характера: воздух был напоен негой и ленью.

В один из весенних дней на поляне Ласку заприметил лоснящийся Борька – тяжелый породистый кот с серебристой шерстью и бойцовскими лапами. Борька был крупный, но мягкий и плюшевый, как сонечкин медвежонок. Ласка не знала, куда спрятаться от настырного взгляда Борьки, который смотрел на нее так же дерзко, как Хозяин на Олечку, когда зимой в заячьей шубке она прыгала по дорожке.

Странное дело! Теперь этот плотоядный взгляд беспощадного охотника кошечке был приятен. От Борьки на Ласку надвигался волнующий жар. Купаясь в его животном тепле, она таяла, сочилась и чувствовала, как с током соков в ней пробуждались дотоле неизвестные желания.
Очень хотелось, чтобы бесконечно долго плыл день, грело-нежило солнце, а плюшевый Борька сидел рядом на проталине и, подрагивая усами, ласкал ее темным взглядом бездонных пристально-хищных глаз с поволокой.

Ласка влюбилась.

Когда наступал вечер, ей делалось нестерпимо одиноко, сердце разрывала тоска и чтобы заглушить ее, рыженькая рвалась на улицу, в голубую дымку сумерек – к Борьке.

Всю весну Ласка бегала к коту на свидания.

Борька терпеливо поджидал ее в густых ветках горько пахнущей туи. Радостью наполнялось сердечко, когда киска спешила в темный сад, навстречу горящему взгляду влюбленного друга. Сияли звезды над головой - далекий космос был таинственен и страшен, но оттого не менее прекрасен, от земли шел дурман разнотравья. Кот мурлыкал, пел-токовал – Ласка от счастья сочилась.

ПРЕДАТЕЛЬ

Когда в саду буйно расцвела сирень, а ночи стали светлее и короче, Борька исчез. По-прежнему до самой зари Ласка ждала его под кустами, вдыхая липкий запах цветов, смешанный с горечью хвои, с тоской вглядывалась в космическую даль – блистательную, и обманчивую. Орал Черт, пищали комары, в зарослях шиповника затаилась Белка-охотница. Природа пробуждалась от спячки и одаривала кипящим благоуханием каждого, а душа маленькой Ласки изнывала от печали – в эту весну рыженькая впервые познала горечь разочарования.

Спустя время она увидела Борьку токующим на поляне – кот ласково смотрел на черненькую Одри.

Все, как могли, Ласке сочувствовали.

За измену подлецу Борьке кошки устроили бойкот. Теперь, направляясь на поляну, обольстителю приходилось делать большой крюк по деревне. Чтобы не попасть под тяжелую лапу свирепого Васьки, он задворками обходил улицу и дом, где жила Ласка. Василий хоть и был чрезвычайно умен и понимал в теории неизбежность случившегося, чутким кошачьим сердцем всецело разделял горе рыженькой – может, потому, что сам был бездетен?

Жалея Ласку, Милка охотно уступала ей место подле отдыхающей в кресле Хозяйкой. Белка первой угощала теплой, свежесловленной мышью, а Васька, на удивление домашним, вдруг подружился с Чертом: причуды и дурной характер сиамца в сравнении с коварством непутевого Борьки теперь казались забавами и детской шалостью.

И к зудящей Хозяйке Васька стал проявлять снисхождение, хотя недавно в сердцах – за то, что сметану вылакал – она лупанула кота скрученным полотенцем. И очень тосковал Васиссуалий по временам, когда женщина была ласковой и замечательно смеялась. Шерсть чесала ему – не сильно драла. И на коленки брала посидеть – приголубить.

Дни были наполнены хлопотами, суетой. Во дворе кипела жизнь, которая и отвлекала рыженькую от тяжелых мыслей о Борьке. Многое для Ласки было в эту весну впервые.

Земля прогрелась, и из норок на солнышко вылезли майские жуки и толсто зажужжали – она с любопытством наблюдала за их перелетами. В канаве веселились лягушата, и их квакающее многоголосье забавляло. Привлекая бабочек и шмелей, на клумбе мощно рванули маки. Ласка видела, как сначала на тугих стеблях, похожих на стрелы, набухли пушистые коробочки. Наливаясь соком, цветы с каждым днем тяжелели и однажды взорвались, не выдержав натиска силы. Из белесых коробочек выглянули трепетные лепестки. Цветки быстро расправились и вскоре, как факелами, клумба заалела яркими языками пламени – казалось, в саду вспыхнул огонь.


Вскоре в гнездах появились птенцы, и двор огласился тревожным щебетом – это забеспокоились синички, не спускавшие с Васьки глаз, который прогуливался по дорожкам.

Под яблоней завелся крот, и Хозяйка стала отчаянно хлопотать, принимая срочные меры к спасению дерева: заливала водой нору, чтобы прогнать грызуна за ограду.

Особенно тоскливо и одиноко Ласке делалось с заходом солнца. День затухал. Как туманом, сад заполняли сумерки. На конце деревни грустили собаки. Шелестела – лепетала – листва.

Поджидая мужа, в беседке тихо вздыхала Хозяйка. Куталась в теплый платок, вслушивалась в пустоту усыпанного звездами неба. Муж задерживался. Эти безысходные вздохи почему-то больше всего расстраивали Ласку.

Уж лучше бы Хозяйка шумела и гневалась, думала Ласка. Замахнулась бы тряпкой на Ваську – из-за дружбы с сиамцем, рассердилась бы на нее – за горшок с цветком, который с подоконника скинула на пол. Или Сонечку бы поругала – за платье, которое дочка испачкала глиной. Хозяйка тихо вздыхала, будто всхлипывала, смирившись с неизбежным одиночеством, и с каждым глотком воздуха, казалось, из нее уходила жизнь.

У Ласки чесался бок. До слез было жаль, что дорогому Хозяину зачем-то понадобилось любить весь свет, каждого в городе, хотя и без страшного мегаполиса им прежде неплохо жилось.

Тоскуя о предателе Борьке, она прижималась к Хозяйке, а та нервными, слегка подрагивающими пальцами щекотала рыженькую за ушком, у шейки, стараясь пригреть. А Ласка, в свою очередь, хотела утешить строгую женщину, очень понятную ей, и о многом сказать, хотя не была так умна, как ученый кот Васька. Но рыженькая была пытлива. Наблюдая, как каждый день над лесом поднимается солнце и, набираясь сил, тянутся вверх ростки, Ласка безошибочно уловила, что в подобном течении событий заключен неодолимый ход времени.

Сердиться на подлого Борьку, непутевого Черта или на любимого Хозяина за то, что они полны жизни и любят весь мир без границ и заборов – все равно, что протестовать против прихода весны. Как бы ни свирепствовал мороз, тоскливо ни завывало в трубе, все равно после долгой стужи раздвинется горизонт, яростно зазвенит капель, и на теплую поляну со всех концов деревни потянутся коты и кошки – и в этом ничьей нет вины…

В этом – замысел жизни…

Драчунья Ласка – неразумный котенок – о многом могла бы поведать. Вслушиваясь в тишину печального сада, колючим языком скребла-лизала Хозяйке руку.

Сказала же Сонечка – незлая киска, хоть и дерется… Ласковая…