Глава 1. Судьбоносная гроза

Тоскливый вой поднимает ночь,
Врываясь в мирные сны,
Закрыла небо стая леточ…
Этой ночью порвётся первая нить.

- А дальше в Летописи Трёх Королевств рассказывается о первой девушке, победившей дракона. Выпив его кровь, она обрела демоническую силу. Её звали Варга Монциро, - увлечённо рассказывала Рэсси, юная девушка с большими и по-детски любопытными янтарно-карими глазами. Она шла по полю, внимательно глядя себе под ноги и иногда наклоняясь, чтобы рассмотреть какую-нибудь травинку. - И это имя, звонкое, как лязг оружия, не покидало страницы летописи в течение доброй сотни лет! Да и до сих пор многие помнят его. Столько хроник конца Второй Эпохи связано с именем Варги – а ещё больше песен и легенд, невероятных, но таких красивых…

Рэсси остановилась и, выпрямившись во весь свой небольшой рост, подняла глаза к темнеющему небу – и в причудливых силуэтах облаков, окрашенных закатными лучами в цвета крови и пламени, для неё, верно, снова кипели битвы давно минувших времён. Порыв ветра ударил в лицо девушке, отбросив назад жидкие тёмные волосы. Одетая в тонкое платье из голубого льна, грязное и рваное, Рэсси вздрогнула от холода и снова опустила острые смуглые плечики. Привычным движением она дёрнула вниз подол, пытаясь натянуть его как можно ниже, но всё равно платье смотрелось на ней так, словно Рэсси давно выросла из своей одежды, но из-за бедности не могла обзавестись новой - а так оно, скорее всего, и было.

- Вскоре все людские короли хотели заполучить Варгу в свою армию, - продолжила Рэсси, - но даже их лучшие солдаты никак не могли найти и поймать её. По своей силе она была равна сотне воинов, а с властями всегда враждовала. И тогда её назвали бунтаркой, сумасшедшей и опасной. И назначили награду за её голову, но её так никто и не получил.

Потом пришёл Шен Тениран, злой человек. Он хотел быть королём всего подлунного мира, но принёс в него только кровь и смуту. И когда Варга, одной из первых вставшая под знамёна Риису, повела за собой народ, мнение о ней немного переменилось. Но после войны она бесследно исчезла, и никто даже не знает наверняка, выжила ли она в последней битве...

И знаешь, даже то, что Летопись подаёт как непреложную быль, больше походит на небылицы или волшебные сказки. И верится, и не верится, - Рэсси опустила глаза, и в её голосе зазвучала тоска. – Неужели всё это и вправду случалось, здесь, на этой же самой земле, где мы стоим сейчас с тобой, и не далее, чем пару веков назад? И где тогда всё это сейчас? Куда ушли герои минувших времён, навсегда унося с собой эпоху огня и меча и оставив властвовать лишь золото, это чёртово всемогущее золото, звон которого заменил теперь нам звуки битв?..

Брат и сестра направлялись к северу, где, сливаясь с сумерками, темнел лес. По левую руку ещё догорал закат, озаряя последними алыми полосками молодые всходы пшеницы, ячменя и льна, в несколько дней нежной зеленью покрывшие поля, ещё недавно чёрные и голые. А по правую небосклон уже темнел, наливаясь синевой, и бледно мерцал молодой месяц. В душистых луговых травах громко стрекотали кузнечики. Серыми, бурыми и зелёными брызгами они разлетались из-под ног, раскрывая прозрачные крылышки, и, приземляясь в паре шагов, продолжали свою песню.

Вечер выдался на удивление тихим и тёплым, ветер налетал лишь временами, и даже роса не выпала, чего боялась Рэсси - она была в плетёных сандалиях на деревянной подошве, одетых на босу ногу, а искать травы им предстояло долго.

Илиан в ответ на вопросы сестры только пожал плечами. Мнения её он не разделял. Он был серьёзным и, хоть и совсем не учёным, разумом взрослым не по годам - так взрослели многие дети, особенно мальчики, в бедных семьях, потому что с самого раннего детства им приходилось помогать по хозяйству, чтобы заслужить свою корку хлеба. Грамоте он не учился, Летопись не читал, да и рассказы Рэсси слушал без особого интереса. Сказки о временах героев как-то совсем не увлекали его, казались глупостями. Рэсси же всё равно продолжала рассказывать - она была не в силах удержать в себе целый мир, открывающийся ей на жёлтых страницах.

- И что бы ты делала, если бы перенеслась во Вторую эпоху? Ну, во время последней войны, о которой ты так красиво рассказываешь? - насмешливо поинтересовался мальчик, вытаскивая застрявшие листья и комочки земли из косматых русых волос. Кисти его загорелых и исцарапанных рук были заметно светлее – такие «перчатки» знак того, что Илиан наравне со взрослыми мужиками выполнял много грязной работы, подолгу не снимая рукавиц.

Во всём, даже внешне, он был полной противоположностью своей старшей сестры. Самый обычный северянин – уже довольно рослый для своего возраста, хоть и ниже Рэсси, светлокожий и сероглазый. Одежду он явно донашивал за кем-то, и она довершала его нищий и нелепый вид – пыльная льняная рубаха, перевязанная широким поясом, была явно длинна и висела на нём мешком, а штаны, напротив, казались слишком коротки для его роста. Мальчик шёл налегке, помогая сестре собирать травы.

Рэсси задумалась.

- Я не знаю… Да, я понимаю, что из меня никогда в жизни не получится воин. Да и не нужна Ашору вторая Варга. Но ведь это не единственное, чем жили люди тогда! Наверное, я научилась бы слагать песни…

- Песни? - тут уж мальчик засмеялся, - да кому они нужны?

- Как это – кому? – возмутилась Рэсси. – Всем! Это же... красиво... Ты не знаешь, какая сила может быть в словах... Люди бы слушали и…

- Может, и слушали бы, - согласился Илиан. - Чего не послушать, когда все дела сделаны?.. Только кто бы стал платить тебе за это? Похлопают в ладошки и пойдут дальше...

- А ведь и правда… Но ведь легендарные менестрели… На что-то же они жили, ведь даже Иноки Дрожащего Леса не могут питаться лунным светом!

- Воровали, - предположил мальчик, наклоняясь к травам и указывая на небольшую куртинку, выделявшуюся сочной светлой зеленью среди мятлики и полевицы, - смотри, это не медовый колос?

- Да, это он. Какой ты молодец, - Рэсси радостно потрепала брата по голове, бережно сорвала несколько травинок и положила их в корзинку. Возвращаться к разговору о менестрелях ей уже не хотелось. Она не любила, когда кто-то влезал в мир её иллюзий и разрушал их. Ей было с ними легче.

- А почему он "медовый", а, Рэсь? – спросил Илиан, задумчиво крутя между пальцами небольшой зелёный колосок, покрытый маленькими прозрачными каплями.

- А ты лизни.

- Странно, он сладкий... Капельки эти - сладкие... А почему?

- Ну, это одному Риису ведомо! - засмеялась Рэсси, - Ты ещё спроси у меня, почему небо голубое или почему на дубах листва зелёная... Но о медовом колосе ходят легенды, будто этим самым нектаром и питаются полевые феи. И вообще трава эта волшебная, я верю!

- Ну-ну. И она поможет нам вылечить бабушку?

- Надеюсь, - отведя в сторону взгляд, Рэсси уткнулась в свою корзинку и стала пересчитывать всё собранные стебельки, корни и листья. Но Илиан успел заметить влажный блеск в глазах сестры. - Кажется, теперь нам осталось найти только краснолист. Идём в лес, а то не успеем до полуночи. Не забывай, что темнеет теперь всё позже. Как говорят у нас про луну первых гроз: солнце на небосклоне, полночь на пороге.

- Расскажи ещё что-нибудь, что ли, - попросил Илиан, чтобы увести разговор подальше от болезни Варги.

- А что? – замялась Рэсси, - да я, вроде, уже рассказала всё, что успела вчера прочитать. Чтение мне плохо даётся, я же ещё не все руны выучила, а бабушка, сам знаешь, и раньше очень не любила рассказывать, особенно про Варгу и про последнюю войну. Не пойму, почему... Это же так интересно... Ну, теперь-то ей и вовсе тяжело говорить...

После этого какое-то время оба молчали, потом Илиан снова задал вопрос:

- Ты и вправду предпочла бы судьбу бродячего певца своей теперешней жизни? Урожаю пшеницы каждую осень и дому с тёплой печью?

- Да стоит ли об этом говорить, - грустно ответила девушка, - если этому никогда не бывать? Скорее всего, всю свою жизнь я проведу здесь. Да и не думай, что я только и грежу о том, чтобы что-то переменилось в моей судьбе. Жизнь мила мне любой, мила и жизнь в этом краю. Но когда я вспоминаю о тех, кто стал героями песен и летописей, мне становится тоскливо от моей ничтожности. Да, я понимаю, что мне не написано на роду совершить ничего великого, но я часто думаю… Ведь в «Правде Риису» говорится, что все живые существа равны меж собой. Что Богиня всех равно дарит своей милостью... Так почему одни сидят на золочёных тронах, а другие пашут поля в лохмотьях? В чём тогда различие между нашей Хиной и Мирисой, женой короля? И знаешь, мне стало казаться, что и вправду нет никакой разницы, кроме слабости и ленности, трусости и нерешительности. И это значит, что я вдвойне ничтожна.

- У тебя вся жизнь впереди... Кто знает, как она сложится? – пожал плечами Илиан. - И что, по-твоему, должна была ты успеть свершить в таком возрасте?

- Варга выросла в лесу, среди разбойников – и ей было шестнадцать лет, когда она решила, что этот путь не для неё, украла коня и сбежала! Шестнадцать, как и мне сейчас! - одновременно с восхищением и с досадой на саму себя воскликнула Рэсси. - А я вчера даже побоялась подойти к стойлам коров Дуна!..

- Ну, ты же не Варга... А что он от тебя хотел-то?

- Предлагал пасти их за плату. Ну, ты ведь знаешь, что у его жены должен скоро появиться ребёнок, и она не может больше работать...

- То есть, тебе давали работу, и ты отказалась? – перебивая сестру, с досадой воскликнул мальчик. - Отказалась работать у Дуна, который платит едой, а не деньгами!?

Рэсси устало выдохнула, не глядя на брата.

- Всё равно, я бы не справилась.

- Да уж, между тобой и легендарной демоницей и впрямь бескрайняя пропасть, - проворчал Илиан, а после, помолчав и успокоившись, добавил, - кстати, а почему их назвали демонами? Они же вроде наполовину драконы...

- Ну, по легенде, в конце Второй эпохи какой-то алхимик пустил слух, что драконья кровь даёт всесилие и бессмертие. Это оказалось не совсем так – выпивший кровь дракона и вправду становился сильнее любого человека в разы, и жил долго, старея за три десятилетия, как мы за год – но непобедимым она сделать не могла. И, кроме того, человек сам становился похож на дракона – у него вырастали рога, клыки и огромные кожистые крылья… А потом… У какого-то дикого народа, который жил в предгорьях на юге Эниль, было поверье о злых духах, демонах, дошедшее до земель праведных уже в виде не то сказки, не то шутки. И, с лёгкой руки одного из летописцев, грозные крылатые люди, вероятно, схожие с его представлениями о языческих божках, и стали зваться демонами...

- Ясно… Ой, а это что, холвянки? Как они рано пошли в этом году! - воскликнул Илиан, раздвигая травы. Ровным рядком в поле стояли небольшие желтоватые грибочки с мягкой, бархатистой поверхностью шляпок.

- Не трогай, это не они! – остановила его сестра, - посмотри получше, они же растут ровным кругом. Это ядовитые грибы, холвы.

- Они так похожи… - удивлённо протянул мальчик, отходя и осторожно обходя стороной образованный холвами круг.

- Ещё бы не были похожи... Бабушка говорила, что холвы прорастают кругами на полях, - снова начала рассказывать Рэсси, - там, где ночью водила хороводы нечистая сила. Они страшно ядовиты, и это хорошо всем известно. Но однажды так случилось, что возлюбленный одной ведьмы отравился холвами, выросшими там, где она плясала ночью. В глубокой скорби ходила она по тёмным лесам, и там, где слёзы её падали на землю, появлялись грибы, точь-в-точь похожие на холвы, но лишённые яда. Отсюда их второе название – «ведьмины слёзы», хотя чаще мы называем их холвянками.

- Чего только не придумают, - усмехнулся Илиан, но вдруг замолчал.

Они и не заметили за разговорами, как подошли к опушке. За это время успели сгуститься сумерки, и травы под ногами слились в пёстрый ковёр. Лишь на западе пламенеющие облака ещё боролись с ночной тьмой. Лес же стоял перед детьми огромным сгустком темноты, и Рэсси поёжилась, представив, какие опасности он может таить.

- А нам обязательно идти в этот лес ночью? – вполголоса спросил Илиан. Но Рэсси в ответ лишь серьёзно кивнула, проявив не свойственную ей обычно твёрдость.

- Я тоже боюсь, но нет у нас дороги назад. Сам-то неужели сможешь сейчас вернуться домой, к бабушке без лекарства?

И мальчик, тяжело вздохнув, шагнул под полог леса.

Вскоре после того, как они вошли в лес, густые кроны сомкнулись над их головами, и последние розовые искорки заката мигнули и погасли. Рэсси держала в руках свечку, но маленький дрожащий огонёк высвечивал тропу лишь на пару шагов вперёд, а там, куда уже не достигал свет, темнота стала казаться ещё гуще и страшнее. Она словно окружила детей со всех сторон и постепенно сжимала кольцо. Помимо того, вскоре на свет прилетели крупные мотыльки. Они бились вокруг огня, закрывая половину света и бросая на стволы зловещие тени, и Рэсси не могла их отогнать, боясь неосторожным взмахом руки погасить свечу.

- Тебе страшно? – вполголоса спросила она брата.

- Вот ещё! – задиристо фыркнул Илиан, постыдившись ответить честно, - не все же такие трусливые, как ты!

Рэсси, впрочем, всё прекрасно поняла и не стала отвечать, и ещё долго они шли молча. Потом она вдруг присела на колени и поднесла свечу к лесным травам.

- Кто там? – испуганно шепнул Илиан.

- Никого здесь нет, не бойся, - тихо ответила Рэсси, - подойди сюда, я покажу тебе кое-что.

Илиан наклонился, но не увидел ничего особенного, кроме крупных коричневатых листьев папоротников, или лесунов, как они зовутся на диалектах северных деревень. Он вопросительно посмотрел на сестру.

- Здесь начинаются бурые лесуны, - улыбнулась она, - значит, мы пришли, и здесь можно начинать искать краснолист. Это мелкая травка с резными листьями цвета красной глины и с тёмными пурпурными прожилками. Он вырастает ровно в полночь и успевает отцвести и исчезнуть за несколько минут – и всё это время прячется под листьями бурых лесунов. Так что лучше нам разделиться, так будет больше шансов его найти. Только слишком далеко от меня не уходи.

С этими словами Рэсси достала из корзинки небольшой засаленный огарок и попыталась зажечь его от первой свечи. Но, мучаясь с этим, она перестала смотреть под ноги и споткнулась о муравейник. Пытаясь сохранить равновесие, Рэсси взмахнула руками и выпустила свечу – маленький огонёк отлетел куда-то в сторону и погас ещё в полёте. Детям захотелось сжаться от звуков леса, которые, казалось, стали в разы громче в зловещей темноте, сомкнувшейся вокруг.

- Ну вот, всё как обычно. Я же говорю, несчастливая я… - безнадёжно сказала Рэсси, и тут же вздрогнула от звука собственного голоса. Даже шёпот сейчас казался пугающе громким. - И почему я не взяла с собой огниво?

Илиан не стал использовать возможность пошутить над сестрой, а лишь молча прижался к её руке. Но, как только они немного успокоились, а глаза попривыкли к темноте, пришла новая беда. Сверху раздался невнятный шум, такой знакомый, заставивший детей мысленно проклясть судьбу – пока ещё редкие удары крупных капель по листьям.

- Ну... не переживай, дождь – это не так уж стра…

Слова Илиана заглушил далёкий глухой раскат грома.

- Умею же я выбрать самое неподходящее время… - с уже тщетной досадой прошептала Рэсси, - Ведь видела же я, что роса не выпала, а это самое верное предсказание дождя. А во время ночных гроз на лесные тропинки выходят невиданные и опасные создания…

- Чего уж теперь? – подбодрил её Илиан, заставив себя улыбнуться, - выживем – учтём. А сейчас давай лучше поищем хоть какое-нибудь укрытие.

Не найдя ничего лучшего, они спрятались в овраге, заваленном валежником и заросшем кустами терновника, сжавшись и прикрывшись крупными листьями лесунов. Конечно, это нельзя было назвать надёжным укрытием, но было лучше, чем ничего. Шум над их головами всё нарастал, и вскоре первые капли, пробившись сквозь густые кроны, упали на лесную подстилку. И после этого ливень, пронзительно свежий, холодный, каким он всегда бывает в начале луны первых гроз, быстро разошёлся. Лес закипел. Сквозь шум дождя пробивалось уханье, шипение, вой, сливаясь в единый неистовый хор, меж стволов слонялись неясные тени, носились совы и леточи, шумели и скрипели деревья – всё выло, гудело, звенело…

После, заглушая все иные звуки, громыхнуло совсем близко, и казалось, будто и земля, и небо содрогнулись. И всё в лесу затихло в ожидании грозы.

И вот с оглушительным треском ударила молния в дерево. Полыхнуло пламя, на миг озарив ночной лес, но ливень не дал ему разгореться. Следующая огненной стрелой прошла совсем рядом, разрезав чёрное небо надвое. Вспышки и раскаты грома, казалось, непрерывно следовали друг за другом, грохот не замолкал, ливень не утихал, ветер, прорвавшийся сквозь изодранные кроны, срывал листья и даже целые ветви.

Светопреставление длилось долго, но вот гроза, наконец, стала удаляться. Ветер быстро затих, затих и лес, дождь стал спокойным, ровным – но прекращаться не торопился.

Вскоре Рэсси решилась открыть глаза. Всё было спокойно, тихо, и, окончательно осмелев, она высунула голову из укрытия. Дождь всё так же мерно лил, ледяная вода бесконечно струилась по тёмным стволам – и, как назло, вся стекала в овраг, в котором сидели дети. Рэсси стала осторожно выбираться, увязая в грязи и цепляясь платьем за колючий кустарник, за ней вылез Илиан.

- Наверное, сейчас нам лучше не пытаться найти дорогу домой, только окончательно заблудимся. Придётся дожидаться рассвета здесь. Попробуем найти место посуше? – дрожа, слегка охрипшим от холода и долгого молчания голосом, спросила Рэсси, похожая на мокрого замёрзшего котёнка. Дождь, наконец, стал затихать, и казалось, что в чаще стало светлее, чем было до грозы – сквозь растрёпанные кроны деревьев просвечивало небо и лился лунный свет, в огромных лужах, оставшихся после дождя, качаясь, отражались звёзды…

- Давай, только мне кажется, здесь такого всё равно нет.

- Ну, вон там хотя бы нет глубокой лужи, - кивнула девушка на корни большого вяза.

Там и просидели до утра. После грозы в чаще было на редкость тихо, лишь дважды мимо детей со смехом и песнями проходили миквары, и тогда девушка сжимала обеими руками аль’сиррх, священный талисман в форме листа серебристого тополя, висевший у неё на шее, на простой верёвке. Серебряные прожилки тончайшей работы, сияя, вились по светло-голубой бирюзе, совершенно не соответствуя бедной одежде девушки, но талисман, подаренный ей бабушкой, она, по её же завету, никогда не снимала и верила, что он хранит её от бед и нечистой силы. Хранил или нет - никто не знает, но, так или иначе, миквары их не замечали.

Прошло немного времени, и Илиан, убаюканный тихими шорохами ночного леса, задремал, прислонившись к стволу – а Рэсси всё не могла сомкнуть глаз.

«Старый глухой лес… - думала девушка, глядя в лесной сумрак рассеянно-зачарованными глазами, - никогда ещё мне не доводилось видеть его таким. Как он грозно шумел, как бунтовал против обрушившейся на него стихии, словно вольный дикий зверь… Наверное, вот так и приходит новая эпоха – когда одна большая битва решает ход истории. И всё-таки, это была очень сильная гроза. Она точно не просто так. Чья-то жизнь теперь изменится… Чья?»

- Иди на работу, я позабочусь о бабушке. Жаль, конечно, что мы не нашли краснолист, но другие травы тоже должны хоть немного помочь… - с надеждой сказала Рэсси Илиану, когда дети подошли к деревне.

Мальчик свернул к реке – он промышлял и ловлей рыбы – а Рэсси прошла через деревенские ворота и направилась к своей избе. Не прошло и получаса, а яркие рассветные лучи разбежались уже по всем окрестностям. Перед рассветом снова прошёл маленький дождик, и сейчас, ещё мокрая, листва сияла, и блики света весело прыгали по земле. Но у Рэсси, пока она шла через сад, на душе камнем лежало тяжёлое предчувствие.

И, как оказалось, не напрасно. Не успела девушка подняться на крыльцо, как из избы вылетела Хина, жена деревенского кузнеца, резко распахнув дверь перед самым её носом.

- Ну, рассказывай, и где это тебя всю ночь носило? – грубо поинтересовалась высокая и крупная северянка с красными натруженными руками.

- Так мы… Собирали травы для лекарственного снадобья…

- У вас головы вообще есть или нет? Кто же на целую ночь оставляет лежачего больного без присмотра?

- Но мы же… - Рэсси прервалась и виновато опустила голову, не видя смысла оправдываться, - А что, бабушке стало хуже?

- Да нет, - выдохнув, Хина заговорила уже мягче, - сейчас твоей бабушке как раз очень хорошо, хотя бы потому что ей больше никогда не придётся терпеть свою нерадивую внучку.

- П-почему?

- Померла она, глупая. И мы её уже схоронили, только что, перед рассветом. А тебя и рядом не было.

Рэсси пошатнулась и села на землю.

Акираса или, как все привыкли её звать, Рэсси, по-южному смуглая, темноволосая и кареглазая, всегда казалась белой вороной среди северян. Каким чудом её, хрупкую и тоненькую, как виноградная лоза, забросило на суровый, неприютный север, не понимали ни жители деревни, ни она сама. А уж как она выжила там и прожила почти семнадцать лет - того не знала, наверное, сама Богиня.

Они с Илианом росли без родителей. Мать их, арисская куртизанка, не сумела переменить свой нрав и стать верной женой, и вскоре после рождения второго ребёнка она покинула мужа. Рэсси почти ничего не помнила о ней, плохо помнила и отца, четыре года спустя оставившего дом, чтобы уйти на войну с Южным Королевством. Он так и не вернулся домой, да его и не ждали назад - все поняли, что он ищет смерти как избавления от душевных мук. Рэсси и Илиана взяла на воспитание Варга, бабушка по отцу, и, по иронии судьбы, тёзка знаменитой демоницы, кумира Рэсси. Так они втроём и жили уже несколько лет.

Жили в глуши, перебиваясь с хлеба на воду, хотя от Златограда, богатой столицы Северного королевства, их отделяла всего неделя-другая езды на хорошем коне. Впрочем, откуда ему было взяться? Благородный конь, привыкший к твёрдой земле или мощёным камнями улицам, научился бы сыпать отборной бранью, доведись ему проходить дорогами того края. А что уж говорить о всадниках? Правда, последним здесь в любом случае ловить было нечего, и они позабыли сюда дорогу. Даже разбойники давно оставили деревенских жителей в покое, потому как уже много лет на богатую добычу здесь никакой надежды не было.

А вообще, надо сказать, в последние годы Дорога совершенно опустела. Не только здесь, в любой области королевства, да и, пожалуй, всего Ашра, уже давно не встретить в пути ни менестрелей, ни бродячих актёров или иллюзионистов, ни даже беглых преступников. Разбойники попрятались в лесах, лишь иногда карауля путников вдоль самых крупных торговых путей, а кто-то из них и вовсе подался в города, где хотя бы есть, что грабить; свободные певцы, которых когда-то было полным-полно на Дороге, продали свои струны и голоса богачам, предложившим горсть звенящих монет, чтобы стать для них развлечением наподобие шутов, а те из них, у кого ещё осталась хоть капля гордости, ушли за Предел открытого севера, в стан иноков Дрожащего Леса. Что же касается таких легендарных личностей как Шалл Лучезарный, славный воин, в котором текла кровь Богини; Анадель Син, повелительница драконов; или всё та же Варга Монциро, знаменитый «меч справедливости», все они… просто исчезли. Летописец перевернул исписанную страницу, и она стала историей.

А на новой странице подлость и грязь разгулялись с невиданной прежде силой. Фиары, миквары, сонницы и другие волшебные существа почти перестали показываться людям – и те оттого вскоре перестали верить в них, и заветы Риису стали постепенно забываться. Гнев Всадника Камилуна и немилость Богини стали пустым звуком, правители всех трёх людских королевств почувствовали свободу и, не страшась более ничего, творили, что хотели.

В руках аристократии вновь оказалась львиная доля богатства стран, простые же люди позабыли, что такое деньги. Словно ради того только, чтобы развлечься, короли Южного, Северного королевств и Края Заката вели меж собой бесконечные войны, в ходе которых лишь иногда на несколько шагов, в которые на картах не попасть иголкой, изменялись границы. Войны эти не то чтобы были разрушительными, однако известно, что никакая война вообще не являет собой добродетель, за исключением редких случаев.

Впрочем, битвы кипели на границах, и до маленькой деревеньки на противоположной окраине Северного королевства с народным названием Малая Трясина не долетали даже их отзвуки. Здесь жизнь текла своим чередом.

Малая Трясина была небольшим селением примерно в полсотни дворов, ветхие деревянные избушки, крытые соломой, стояли беспорядочно по разным берегам речки. Жили во поле чистом, леса не было, разве что прозрачные берёзовые рощицы, в которых и белке не спрятаться – и только, поднимаясь на юго-западные холмы, можно было разглядеть вдали лес, тёмно-синей лентой обвивающий окоём, а далеко на юго-востоке из голубой дымки возвышались острые пики гор, хранящие северную границу горной страны Син. Но это всё для местных были сказочные дали, в которые они не уносились даже в мыслях - да им обычно и не до того было, чтобы предаваться грёзам.

Нет, был, конечно, лес и рядом, как не быть ему совсем - северная страна всегда была богата на леса, чем издревле и славится. Но столько древних поверий, мрачных и ужасающих, витало вокруг него, окутывая тёмной тучей, что деревенские приближались к нему лишь по крайней необходимости, а о том, чтобы промышлять в нём лесорубам или охотникам, и речи не шло.

Разделяя деревню пополам, текла на северо-восток по своему неглубокому, зато на диво извилистому руслу речонка, которую местные жители называли Зорой, на ней деревушку когда-то и поставили. Теперь уж не узнать, быть может, некогда она была полноводным широким потоком. Но в настоящее время толку от неё было немного – крупной рыбы в реке не водилось, в щедрые на дожди годы она выходила из берегов и заливала пшеничные поля, а в иное время её можно пешком было перейти. К северу же Зора и вовсе разветвлялась на сотни ручейков и питала болотные топи.

Так что жили здесь только своим трудом да милостью земли, да и то, скупа была земля на милость. Как уже сказано, местность лежала в низине, к северу была заболочена, и единственное, в чём редко имели нужду жители деревеньки – так это грязь и вода. Порой урожай просто сгнивал на корню – и тогда наступал голод.

Впрочем, здесь никому не приходилось к этому привыкать. Люди, рождённые и выросшие в этой глуши, позабытой и Богиней, и королём, всё равно не знали иной доли. Потому они были сильны телом и тверды в вере, и смиренно несли свой крест, не ропща на судьбу. И жизнь вокруг них текла спокойно и размеренно – обычной тропой с востока приходили сумерки, с начала луны гроз стоял несмолкающий стрёкот в полях… И если течение чьей-то жизни прерывалось, он уходил тихо. Постепенно скрываясь во тьме веков, ничего не изменяя вокруг себя и оставляя лишь недолгую память.