Контрудар. Первый

Алабино... Учебно-пристрелочный полигон в Подмосковье. 21 июня 1941 года.
      
- Вас срочно к телефону! – запыхавшийся ординарец тревожно смотрел на генерала, который, прильнув к стереотрубе, наблюдал в окуляры за разрывами снарядов и делал пометки в блокноте.
      
...Казаков, будущий знаменитый маршал артиллерии Советского Союза, спешно направился в штаб. Приказ был: стрельбы прекратить и срочно собираться в дорогу.
      
7-й механизированный корпус, в котором служил Казаков, выдвигался на Запад.
      
Вскоре командиры узнали: конечным пунктом была Орша.
      
7-й механизированный считался одним из элитных подразделений Красной армии. В его составе были две танковые дивизии, в одной из которых – 14-й - проходил службу сын Верховного Главнокомандующего И.Сталина – Яков Джугашвили, а на вооружении имелись новейшие Т-34 и КВ. Поддержку танковым соединениям обеспечивала 1-я Московская пролетарская мотострелковая дивизия.
      
Вслед за 7-м из глубины Советского Союза, из Забайкальского военного округа, в том же направлении, двигался второй механизированный корпус – пятый по нумерации, также в составе двух танковых дивизий, правда, имеющий наполовину меньше современных боевых машин, но зато прошедший закалку в военных действиях на Халхин-Голе.
      
В обоих корпусах насчитывалось, судя по последним источникам, 1345 танков  восьми модификаций.
      
Концентрируясь в междуречье Днепра и Западной Двины, за естественной преградой в виде цепочки озер, что тянулись с севера на юг в районе Сенно, оба корпуса создавали своеобразный броневой щит немецкому вторжению в СССР.
      
Секретность проводившейся операции была настолько высокой, что даже армейское руководство, в подчинение которому передавались означенные выше корпуса, не знало всех деталей. «Сейчас трудно даже поверить, - писал Казаков в своих воспоминаниях, - но тогда – это было действительно так: генерал Бодров (начальник артиллерии 20-й армии – авт.) и начальник штаба полковник Н.П.Любимов не знали, где находятся артиллерийские склады».
      
Как же вышел из положения Казаков? Он отправил на поиски своих разведчиков. Склады, пишет он, были недалеко.
      
«2.7.41. Из Лепеля вернулся транспорт с боеприпасами. Получено 200 000 45 мм снарядов и 76 мм...», - отмечено в журнале боевых действий 14-й танковой дивизии.
      
Cвежие танковые соединения подставляли плечо Лепельскому гарнизону, который выполнял ответственную задачу – вывезти в безопасное место склады и эвакуировать из критической зоны минометное училище, созданное на 116-м километре Оршанской железной дороги и переведенное накануне войны в Боровку. Эвакуацией руководил начальник гарнизона, он же - начальник Лепельского минометного училища, генерал-майор Б.Терпиловский.
      
Но справиться с поставленной задачей в полной мере Терпиловский не успел. Склады достались врагу, хотя приказ был: их уничтожить. Помешали диверсанты, а также прорвавшиеся обходными путями – старыми заброшенными дорогами - моторизованные части Гота. Прорыв был настолько неожиданным, что слабо вооруженные курсанты оказались под ударом, а танковые полки, стоявшие под Оршей, прийти на помощь не успели.
    
«Терпиловскому грозил расстрел, - рассказывает исследователь истории Андрей Барановский, - но каким-то образом ему удалось выпросить у Сталина прощение, и он был сослан в Действующую армию...» Вся последующая карьера Терпиловского весьма туманна.
      
А немцы, захватив важную базу в Лепеле, двинулись дальше: на Витебск и Оршу.
      
Было очень удобно встретить их в междуречье, укрывшись за естественной преградой в виде озер, в дефиле, где Западная Двина делает крутой поворот. Но танкисты получили иную вводную: атаковать, не засиживаясь в обороне. Предстояло нанести танковой армаде Гитлера встречный удар. 
      
Нельзя сказать, что идея атаки в условиях, когда фронт откатывался на восток, вызывала полную и безоговорочную поддержку. А. Еременко, исполнявший обязанности руководителя Западного фронта, настаивал на оборонительных действиях: «В той обстановке целесообразно было бы сосредоточить 5-й и 7-й корпуса в треугольнике Смоленск — Витебск — Орша».
      
Но Ставка был непреклонна. Это была первая наступательная операция Красной армии такого масштаба, а  мандат на ее проведение, видимо, давал сам Сталин. Операция была озаглавлена как «Лепельская», впоследствии получившая обозначение «Лепельский контрудар».
      
Почему "Лепельский"?
      
Устремившись на запад, навстречу танковой мощи вермахта (один – слева, по оршанской дороге, другой – справа, по витебской), 5-й и 7-й советские корпуса должны были смять атакующие порядки гитлеровцев и достичь Лепеля, возвратить утраченные позиции и военные базы. А далее, уже совместным броском, выйти к «линии Сталина» – оборонительным сооружениям на Березине, к старой советской границе, после чего часть сил развернуть на север и прийти на помощь бойцам,  самоотверженно оборонявшим полоцкий редут.
      
Идея была неплохая. Уже само наличие крупных сил Красной армии на главном направлении заставляло гитлеровцев нервничать, искать обходные пути и распылять силы. Герман Гот, командующий 3-й танковой группой, которая действовала в обозначенной полосе, позже сетовал:
      
«...Успех был бы несравненно большим, чем это получилось, когда силы, распыленные на 130-километровом фронте, наносили удар в двух местах».
      
Гитлеровцы  не желали отдавать завоеванные позиции и расставаться с лепельской военной базой, которая становилась их опорным тыловым пунктом в продвижении на Москву.
      
А русские рисковали - в случае провала их части оказывались в кольце. Немцы могли затянуть узелки слева и справа, и был бы мешок.
      
На сегодняшний день итог той операции таков: вступив в единоборство, советская сторона потеряла до половины своих танков и продвинулась незначительно.
      
Поражение?
      
Если судить по сожженным боевым машинам и тому диагнозу, который вынесли историки, то да: первое танковое сражение Красной армией было проиграно. А с немецкой стороны –  успех? Если судить по перелому, происшедшему после сражения, то – да, гитлеровцы пошли дальше. Но почему тогда в немецкой историографии боям под Лепелем и Сенно практически не уделено внимания?
      
Заходя в книжные магазины, я видел на полках мемуары немецких полководцев, читал их сборники, но все они почему-то начинались с боев на Юго-Западном фронте, под Дубно.
      
События под Сенно и Лепелем почему-то обходили стороной. 
      
Историки Советского Союза тоже всерьез не рассматривали эту операцию, ограничиваясь скупыми «трепанациями», которые носили совершенно поверхностный,  локальный и даже противоречивый характер. Одни говорили, что наши танкисты вклинились в порядки фашистов всего на 40 километров, другие, как, например, в последних белорусских энциклопедических изданиях, приводились утверждения, что их передовые отряды все же достигли Лепеля.
      
Но, так как пришлось отступить, то рассматривались пораженческие аспекты: неподготовленность удара, несогласованность действий, отсутствие точных данных о противнике и полное его господство в воздухе.
      
И тема как бы закрывалась: мол, все ясно. Попытки углубиться, поискать другие составляющие наталкивались на глухую стену отторжения. Я недавно беседовал с жителем Сенно, исследователем края В.Бондаревичем, который занимался также темой Лепельского контрудара и подготовил краеведческие очерки. Он показал изданную в 2008 году книгу, но предупредил: «Здесь много чего нет, цензура вычеркнула...»
      
Последним, наиболее солидным исследованием этой темы, стала монография кандидата исторических наук С.Новикова «Лепельская операция летом 1941 года: попытка научной интерпретации», опубликованная в «Белорусском историческом журнале» №11 за 2012 год. Автор пошел дальше, привел не только уже известные факты, но и коснулся немецких источников. Вот один из них:
      
«Что касается потерь личного состава, то они были следующие. Немецкие войска потеряли 544 офицера... и 10162 унтер-офицеров и рядовых...»
      
Мало? Я считаю, что для начального периода войны это более чем убедительно: 3-4 пехотных полка вермахта прекратили свое существование. При этом отметим, что  цифры касаются только одной части войск  –  3-й танковой группы Гота. А ведь была и еще одна - 2-я. Командующий ею, Гудериан, тоже отмечал: «Под Сенно нас крепко били...». 
      
Нет пока точной картины об убыли Красной армии, но «согласно документам 5-го советского механизированного корпуса, - пишет автор, - в результате боев с 8 по 11 июля общие потери составили 646 человек...»
      
Чувствуете разницу: 10600 и 600?
      
Так что важнее: сохранить человеческие жизни или стальные махины? Ответ, думаю, однозначен: конечно, жизни - машины можно восстановить. Не надо забывать также, что в ходе Лепельской контроперации выручались из стального обхвата  курсантские жизни – будущие выпускники минометного училища.
      
Поэтому рассматривать первое танковое сражение в ходе Отечественной войны как абсолютную неудачу советской стороны совершенно беспочвенно.
      
Так почему же существовало некое табу на характер сражения?
      
При знакомстве с опубликованными материалами по теме первое, что бросалось в глаза: огромное количество погибших советских танков. Где, на каком участке наступления? В основном, ссылались авторы, на реке Черногостница, в дефиле, что связывает цепь озер с Западной Двиной.

Черногостница невелика – протяженностью каких-то 5 километров, да и  неглубокая – наподобие  ручья. Но именно она стала, судя по высказываниям, основной преградой для наступавших элитных подразделений Красной армии. Якобы немцы предусмотрительно разрушили плотину на ней, туда хлынула вода, и танки не сумели с ходу преодолеть рубеж, были, как орехи, расщелканы спрятанными в засаде артиллерийскими расчетами противника.
      
Когда я такое прочитал, передо мной встала картина: танки один за другим, как скот на убой, двигаются на западный берег Черногостницы, а их по одному уверенно расстреливают вражеские орудия.
      
Но такого не могло быть! Это же преступление! Тем более, картину мог наблюдать сын Иосифа Виссарионовича – Яков, дивизия которого действовала  на этом направлении. Он бы не стал скрывать от отца «явное недомыслие».
      
И я стал искать объяснение. Спросил исследователя этой темы – В.Бондаревича: что явилось основной причиной поражения наших танков?  «Так ведь очень просто,  – не долго думая, ответил Василий Викторович, - свое черное дело сделала авиация. Немецкие асы были специально подготовлены Гитлером для уничтожения русских танков».
      
Действительно, против двух советских механизированных корпусов был брошен практически весь 2-й воздушный флот нацистской Германии, в составе которого воевал знаменитый авиакорпус Рихтгоффена. Авиация доминировала в воздухе. Но я снова представил невероятную картину: как немецкие летчики точно сбрасывают бомбы в люки советских танков, и те выводятся из строя. Такого тоже не могло быть! Если бы так было, то немецкие асы разбомбили бы все союзнические караваны, шедшие под флагом антигитлеровской коалиции по водам Атлантики.
      
Так в чем причина? А ведь горели танки, еще как! «Как свечки», - рассказывал один из участников тех боев, фронтовик, орденоносец, командир экипажа журналисту Алексею Буткевичу.
      
И я снова стал искать вывод. И наткнулся на донесение генерал-майора А.Борзикова в Москву сразу же по следам боев. Он занимал должность помощника командующего Западным фронтом, и к нему стекалась вся достоверная информация.
      
Справка. Генерал-майор Борзиков Арсений Васильевич. Командир 25-й отдельной легкотанковой бригады, участник освободительного похода в Западную Белоруссию. С 4.06.40 г. командир 13-й танковой дивизии 5-го механизированного корпуса. Начальник управления боевой подготовки ГАБТУ (Главного автобронетанкового управления – авт.). С 1 июля 1941 г. помощник командующего Западным фронтом по автобронетанковым войскам. Помощник командующего 20-й армией Западного фронта по боевой подготовке. С января 1943 г. начальник Ленинградских краснознаменных бронетанковых курсов усовершенствования комсостава РККА. Умер от болезни 7 июля 1943г.
      
Интересная деталь: Борзикова словно специально отозвали с преподавательской деятельности на время проведения контроперации, в которой принимал также участие его бывший коллега – организатор Лепельского артиллерийско-минометного училища полковник Иван Петрович Корчагин. Что это – случайность, простое совпадение? Наверное. Не об этом сейчас речь.
      
В июле 1941–го Борзиков сообщал в Москву: корпуса дерутся хорошо, но – внимание! – «противник применяет поливку зажигательной смеси... танки горят. Самые большие потери от авиации».
      
Так вот в чем дело! Вот что стало основной причиной воспламенения наших боевых машин! Немцы применили новшество –  «поливку» поля боя некоей смесью.
    
Что же это могло быть? В докладе Борзикова после слов «зажигательная смесь» стоит многоточие. Цензура и здесь поработала? Не мог же генерал-майор в своем сообщении выглядеть недосказанным. Ну никак!
      
Тогда давайте поразмыслим. Что в ту пору понималось под «зажигательной смесью»? О применении зажигательных бутылок можно судить по инструкции как вести  уличные бои, данной командиром 1-й гвардейской танковой бригады генерал-майором М.Катуковым 6 декабря 1941 года: «Противник... часто пропускает передовые части и потом ведет огонь с тыла по нашим войскам, сбрасывает бутылки с горючим на наши танки». Неужели бутылки - «коктейль Молотова» подразумевался под «поливкой»? Возможно. Уже 7 июля 1941 года появилось постановление ГКО «О противотанковых зажигательных гранатах (бутылках)». А может, напалм? Но его впервые применили американцы в 1942 году. Термит или фосфор? Да, есть сведения, что один из этих материалов использовался в качестве наполнителя для зажигательных бомб в Ленинграде, которые в огромных количествах сбрасывались на город. Кстати, Герман Гот в одном из своих воспоминаний замечает, что Гитлер планировал взять Ленинград практически одной авиацией.
      
Что же было применено под Сенно?
      
Интересные сведения содержатся в интервью с летчиком-штурмовиком, Героем Советского Союза В.Титовичем:
      
"— Какое вооружение штурмовика Вы лично считали наиболее эффективным?
      
- Ну, как вам сказать, это зависит от того, какая цель. Если по танкам,- мы возили и маленькие бомбочки, малюсенькие. Полный ящик, как сыпанешь… И «ВАПы» даже использовали.(«ВАП» — выливной авиационный прибор). Это гранулированный фосфор, залитый водой. При контакте с воздухом он загорается. Даже танки горят от этого фосфора..."
    
Неправда ли, характерная деталь? Титович воевал уже в 43-м году на Ил-2. Но очень похожий случай. Ниточка к нему протянулась из 41-го, от немцев?
    
Конечно, требуется уточнение, что же на самом деле применили гитлеровские летчики, но сейчас ясно одно: советские танки горели «как свечки» потому, что поливались с самолетов воспламеняющимся составом. А так как основную массу – 1100 – составляли машины БТ–7 и Т-26 с карбюраторными двигателями, на бензине, то они моментально вспыхивали.

Картину дополняет историк А.Исаев, рассказывая легенду о «пожаробезопасном дизеле», когда обсуждалась необходимость его применения:
      
"- Все без исключения иностранные танки имеют бензиновые моторы. Целесообразно ли для наших танков вводить особый сорт горючего? Это затрудняет снабжение войск, машины не смогут заправляться бензином со складов, захваченных у противника... - возражали противники дизеля.
      
В разгар спора конструктор Николай Кучеренко на заводском дворе использовал не самый научный, зато наглядный пример преимущества нового топлива. Он брал зажженный факел и подносил его к ведру с бензином - ведро мгновенно охватывалось пламенем".
      
Но если причина поражения танков под Сенно понятна, то откуда шокирующие цифры вражеских потерь в личном составе?
      
Отметим, что советское командование тоже очень серьезно рассматривало «зажигательный» аспект в перечне боевых средств Красной армии. Достаточно привести выдержку из директивы №16 войскам Западного фронта, подписанную новыми «назначенцами» Сталина – Тимошенко и Мехлисом: «В ночь на 5.7.41 г. зажечь леса в районе Лепель, Глубокое, Докщицы».
      
Однако не это стало основным средством в борьбе с оккупантами.

Дадим слово немецкому ефрейтору Гельмуту Клаусману: «...Очень мощным оружием был «шталин орган» - реактивные установки. Особенно, когда русские использовали снаряды с зажигательной смесью. Они выжигали до пепла целые гектары».
      
Высказывание ефрейтора не относится напрямую к Лепельскому контрудару, однако наталкивает на мысль: а не были ли там применены «катюши»? Определенных данных пока нет. Но давайте рассмотрим предположения. Помните, будущий маршал артиллерии Советского Союза В.Казаков недоумевал по поводу артиллерийских складов, а армейское руководство не знало, где они находятся. Трудно поверить, чтобы не знали, когда они были «под носом». Тогда почему скрывалось? Может, потому, что на лепельских складах было что-то необычное, а в курсе было только высшее командование? Ведь известно сегодня, что к началу войны было изготовлено 4,5 тысячи реактивных снарядов. Могли они быть там, где готовили будущих командиров минометных расчетов? Вполне.
      
...Перенесемся снова в Подмосковье, в Алабино, с чего мы начали рассказ и где застало Казакова известие о войне. Именно там формировались будущие гвардейские части реактивных минометов - «катюш». Именно там создавался минометный полк под командованием А.Нестеренко - будущего начальника космодрома Байконур.
      
«Ну, и что? – скажет скептик. – Какое отношение Лепельский контрудар имеет к «катюшам»? Ведь первый залп они нанесли под Оршей...»
      
И он будет прав, но не совсем. Во-первых, связь с Лепельской операцией однозначная. Хотя бы уже потому, что Орша находилась в сфере деятельности 20-й армии, а ей подчинялись названные выше подразделения. Во-вторых, как пишет один из участников первых залпов «катюш» конструктор Алексей Попов, первая батарея реактивных минометов под командованием капитана Ивана Флерова вышла из-под Подмосковья (не из того же Алабино?) и расположилась под Борисовом. Почему именно там? Да потому, что березинскую переправу в районе Борисова прикрывала 1-я Московская мотострелковая дивизия, входившая, как мы помним, в состав того же 7-го механизированного корпуса. Она занимала левый фланг, не давая просочиться немцам с юга. "Расположились под Борисовом"... Когда? Уже в начале июля мост через Березину в этом месте был захвачен немцами. Есть документальные сведения, что его пришлось уничтожать с помощью авиации. 2 июля мост был разрушен прямым попаданием бомбы с самолета ТБ, и сделал это лейтенант Василий Лебедев - стрелок-бомбардир 128-го авиаполка. Сколько фрицев успело просочиться на левый берег Березины, доподлинно неизвестно. Однако напрашивается разумная мысль: разве могло советское командование направлять сюда секретное оружие, когда в зону расположения проник противник? 
      
Теперь рассмотрим первые залпы советских «катюш». В Википедии в одном случае написано, что в 1941 году под Оршей состоялось «одно из первых применений в бою РСЗО «Катюша», в другом -  что по Орше был нанесен второй залп.
      
А где же был первый?
      
Пока что картина совершенно непонятная. Начнем с воспоминаний конструктора А.Попова, который якобы сопровождал дивизион Флерова. Там очень много противоречий и сомнительных утверждений. Допустим, что батарея двигалась от Москвы до Борисова – а это 644 километров – шесть суток (если предположить – для того, чтобы предотвратить обнаружение разведкой противника и нанесение бомбового удара) и расположилась вдоль дороги Минск – Москва, с обеих сторон, в ожидании противника (для первого залпа столь странная позиция, может быть, и будет оправданной). Но далее высказывания конструктора ни в какие рамки не лезут. Во-первых, он пишет, что позицию облетал вражеский разведчик, а бойцы не выдержали и открыли по нему огонь из стрелкового оружия. К чему тогда вся маскировка предыдущих дней? Ведь приказ был ни в коем случае не обнаруживать себя.
      
Далее Попов говорит вообще странные вещи: «В ночь с 12-го на 13-е июля нас подняли по тревоге. Наши пушкари выдвинули вперед пушку. Подъезжает бронемашина: «Что за часть?!» Оказалось, что нас так засекретили, что заградотряды, которые должны были держать оборону, ушли. «Через 20 минут будет взорван мост, уезжайте немедленно!» Опять-таки - про какой мост говорит Попов? Если о борисовском на Березине, то он был разрушен нашими летчиками...
      
Это уже похоже на преступление – оставить столь секретное оружие без прикрытия. А далее не менее странное рассуждение: «Мы уехали под Оршу. 14 июля вышли в район железнодорожного узла, где было сосредоточено много эшелонов: боеприпасы, топливо, живая сила и техника. Мы остановились в 5-6 км от узла: 7 машин с РУ и 3 машины со снарядами для повторного залпа. Пушку не взяли: прямая видимость».
      
Какая прямая видимость с расстояния 5-6 километров? И про какой мост говорит Попов? Березинский под Борисовом отпадает: я уже говорил об этом... Если предположить, что это мост через Днепр в самой Орше, то да: река делит Оршу на две половины, минометчики заняли позицию на противоположной стороне города и дали залп по вокзалу, где пристрелочное орудие не требовалось. А туда уже входили передовые немецкие отряды, и тогда снимается вопрос с «живой силой». Не могли же они лупить по своим, по красноармейцам.
      
А если предположить несколько иной расклад событий?
      
Изучая армейские документы тех лет, я наткнулся на странные обстоятельства. Из журнала боевых действий 14-й танковой дивизии за 26 июня 1941 года:
      
«На перекрёстке шоссе Смоленск-Орша, Смоленск-Витебск, начальник штаба 20 А отдал приказ НО-1 Штадива 14 капитану Ларионову: в связи с боем 1 МСД у Орша, колонну колёсных машин дивизии перегруппировать, выдвинув вперёд все бронемашины и МСП для форсированного марша...»
      
«В связи с боем МСД у Орша...» Что за бой 26 июня у Орши? И хотя далее идет пояснение в скобках – «(как позднее выяснилось, подобной обстановки не было)», что же там происходило? Упоминание об этом есть и в других источниках. Десант? Диверсанты? Вполне возможно. И на это указывает факт неожиданного захвата переправы на Березине - на важнейшем направлении к Москве. Как я уже сказал, авиаторам пришлось выручать саперные части, которые не сумели предотвратить проход противника.
      
А теперь перенесемся на мгновение в Лепель, в те дни, когда шла эвакуация складов и имущества минометного училища. Заместитель начальника артвоооружения  училища воентехник 2-го ранга М.Буткевич вспоминал:
      
«В последние дни июня … получил приказ отвезти две машины имущества артмастерской, уже загруженных, на рампу ст. Лепель, разгрузить и оставить часовых. По телефону уточнить у военного коменданта время прибытия эшелонов для эвакуации училища. По прибытии в Лепель был удивлён тем, что не встретил ни одного жителя. Улицы были пустые. Следы бомбёжки, оборванные провода, выбитые стёкла окон и витрин магазинов… Появился пожилой железнодорожник, который показал, с какого телефона можно позвонить в Оршу. Связь сработала сразу. Комендант поинтересовался положением в городе и пообещал до вечера прислать эшелон. С этим я и возвратился в Боровку, доложил начальству.
      
Стали загружать ещё две машины... Перед отправлением прибежал один из оставленных в Лепеле часовых. Доложил, что, как только мы отъехали от вокзала, по ним открыли огонь с пролетающей «рамы», с чердака вокзала и водонапорной башни...»
      
Выходит, что и железнодорожный вокзал Орши с забитыми до отказа эшелонами и вывезенным из Лепеля имуществом (частично) мог оказаться в руках врага уже в самом начале войны. Не разобравшись, где его главные силы, командование приказало 1-й мотострелковой дивизии выдвинуться к городу и залпом «катюш» накрыть фрицев. Что и было сделано? Далее батарея направилась вслед МСД и заняла позицию за спиной стрелков, у Березины...
      
Но это вряд ли был первый в истории «катюш» выстрел. О первых залпах рассказывает также командир пристрелочного взвода лейтенант М.Науменко. Да, утверждает он, «это было под Оршей». Но не говорит, где конкретно. Понятие «под Оршей» растяжимое, и далее – «особенно мне запомнился удар по переправе через реку Оршица». Что значит – «особенно»? Значит, их было больше? Противоречивые высказывания у Науменко и относительно времени убытия на фронт. Сначала он говорит, что «решение о формировании первой батареи реактивной артиллерии было принято 28 июня 1941 г., и уже через четверо суток, в ночь на 2 июля, она своим ходом убыла на Западный фронт».  А в другом месте, что очень странно: «в ночь на 4 июля батарея выступила на фронт...» и уже «через два дня после начала марша батарея вошла в состав артиллерии 20-й армии...»  И выходит, что как раз к началу Лепельского контрудара.
      
Сейчас подвергается сомнению и обрисованный ранее первый залп «катюш». На информационном портале «Оружие России» опубликовано мнение ряда историков, что еще в 1938-39 гг. были проведены испытания механизированных установок залпового огня, а несколько их типов использовались на танках при прорыве «Линии Маннергейма». И к началу Великой Отечественной выпускались уже серийно.
      
Наш герой, будущий маршал Казаков, которого известие о передислокации застало на полигоне в Алабино, вспоминал, что «в конце июля к нам прибыла 16-я батарея «катюш»...» 16-я уже!
      
Цифра поражения живой силы противника в ходе Лепельской операции наводит на мысль, что и там могли быть использованы первые ракетные установки. Где именно?  И здесь снова всплывает речка Черногостница, переправа через нее 14-й танковой дивизии, в которой служил Яков Джугашвили. Это наиболее вероятное место для применения установки. В «Книге памяти Лепельского района» А.Стельмах пишет о переправе так: «Артиллерия нанесла по позициям противника мощный удар. Раздался необычайной силы взрыв».
      
Что это было? Стельмах указывает: взорвался артиллерийский склад. А не скрывался ли за «необычайной силы» взрывом именно ракетный удар? Вслед за которым наши танки опрометчиво ринулись вперед, не ожидая неприятностей с воздуха...
      
Конечно, не имея всех документов об использовании ракетного оружия, трудно судить, что происходило на самом деле. Но ясно одно: верховное командования  Красной армии делало очень большую ставку на Лепельский контрудар. В район операции были стянуты наиболее боеспособные и хорошо вооруженные на тот час подразделения. Даже вывели в резерв потрепанные подразделения. Так, 128-й ближнебомбардировочный авиаполк, базировавшийся в Улле, в прибрежье Западной Двины, после 7 июля свернул свою деятельность. Потому что аэродромы оказались в руках противника и полк потерял боеспособность? Отчасти, да. Советские бомбовозы ТБ не могли успешно "тягаться" с фашистскими стервятниками, и какой смысл был их дальше применять? Уже первые дни войны показали, что нужны новые, более современные машины и способы доставки разрушительных средств.

Прорыв, наверняка, состоялся бы. В сражении лоб в лоб и перевес, и выдержка были на стороне русских. Не учли одного: мобильность танковых клиньев врага, его изощренность в применении хитроумных комбинаций и воздушную безнаказанность. Возможно, что передовые отряды И.Корчагина достигли лепельских складов, но  танки Гота пошли в обход позиций, которые занимали наши бойцы. Они переправились через Западную Двину в районе Уллы и по правому, северному берегу, двинулись на Витебск, захватив его. А слева 1-я Московская дивизия не смогла удержать восстановленное положение на переправе через Березину, и дивизия отступила, открывая левый фланг. Нависла угроза над всей группировкой, участвовавшей в Лепельской операции. Поэтому 10 июля был отдан приказ – свернуть наступление и уходить в сторону Смоленска, под прикрытие днепровских круч.
      
Но демонстрация советской мощи расстроила планы немецкого командования, заставила его уклониться от первоначального плана. Растаяли надежды на быстрый прорыв к Москве, о чем впоследствии очень сожалел Герман Гот:
      
«..."Перешеек" между Оршей и Витебском, где в июле 1812 года русские дали сражение французскому императору, имел все же ширину 70 километров, так что пространства для действий трех танковых дивизий было вполне достаточно. Если бы трем танковым дивизиям была поставлена задача наступать через этот "перешеек", а моторизованным дивизиям — прикрыть их на Западной Двине, на участке Улла — Витебск, то успех был бы несравненно большим, чем это получилось, когда силы, распыленные на 130-километровом фронте, наносили удар в двух местах...»

Результат показал сильные и слабые стороны как одних, так и других. В.Казаков по следам события отмечал, что в составе соединений надо «иметь более мощные артиллерийские и минометные (!) подразделения...»
      
Спасли остатки курсантов, которые затем были эвакуированы в Барнаул, доучились и возглавили гвардейские минометные расчеты.
      
Все участники операции приобрели неимоверный опыт ведения боевых действий. Недаром целый ряд советских военачальников стали выдающимися деятелями. За бои под Оршей орденом Ленина был награжден капитан С.Ниловский, ему было поручено затем командовать всеми установками БМ-13, которые поступали в войска в 1941 году. А в мирное время С.Ниловский, уже генерал-лейтенант и Герой Советского Союза, занимался первыми ракетами противовоздушной обороны СССР и был первым комендантом ракетного полигона «Капустин Яр». Ну, а наш герой, будущий маршал Казаков Василий Иванович, стал в мирное время начальником всех войск противовоздушной обороны Советского Союза.
      
Так что Лепельский контрудар должен занять более существенное место в истории Великой Отечественной войны.


На фото: в память о Лепельском контрударе танк в белорусском Сенно (Витебская область).

24.02/13