Долгие каникулы

Зима пришла на неделю раньше всех прогнозов. Колючий снежный ветер за какой-то час оборвал с деревьев оставшиеся листья, а телефонная связь то и дело прерывалась от перегрузок.
- Лин, дружище, прости, - голос Дениса прорвался сквозь шипение и треск. - Сам понимаешь, выбраться к тебе уже не смогу. Накрылись наши веселые каникулы. Буду всю Зиму торчать с предками, а ты …, - трубка снова зашипела, - … в общем, не спейся там.
Выглянув в окно, Лин понял, что перезванивать бессмысленно. Небо почернело, земля побелела. Даже аккуратно заштукатуренные и покрашенные оконные проемы первых и вторых этажей зданий недвусмысленно намекали, что если уж Зима пришла, то она обоснуется здесь в течение ближайших двух-трех часов. Упрашивать друга пробираться к нему через весь город, сквозь истерию и хаос – нет! Перспектива провести в одиночестве ближайшие месяца три-четыре отнюдь не радовала, но выбирать не приходилось.

1.
 
Это началось всего пять лет назад. Все лето в новостях рассказывали сначала о взрыве на буровой вышке. Потом о долгих и безуспешных попытках заткнуть фонтан нефти, выливающейся в Атлантику. Затем акцент сместился на миллиарды, потраченные на ликвидацию и компенсации. Не обошлось без скандальных разоблачений, отставок и падений курсов акций. Но самую главную новость СМИ не озвучили. Гольфстрим остановился. Теплое течение, обеспечивающее умеренный климат для всей Европы, до континента больше не доходило, распадаясь на фрагменты где-то Мексиканском заливе. Необычайная жара лета заставила города «украситься» блоками кондиционеров. Но никто не был готов к сорокаградусным морозам в ноябре, обледенению в декабре, и снежному шторму, продолжавшемуся с января по март. Стихийное бедствие, полностью остановившее цивилизацию на целых три месяца, тогда окрестили «Зимой». Предав растаявшей земле десятки тысяч жертв холода, голода и болезней, Европа принялась готовиться к следующей Зиме, а прогноз погоды в новостных сводках навсегда переместился на первое место.

Ту первую Зиму Лин помнил хорошо. В первые часы техника пыталась расчистить дороги, а спасатели вытаскивали людей из застрявших в сугробах машин - не смотря на ураганный ветер и снегопад добираться до дома пешком было безопаснее и быстрее. Последнее Лин понял, когда все попытки вызвать такси оказались бесполезны, и он вышел на улицу. Путь, на который уходило от силы минут двадцать, занял полтора часа. И Лину еще крупно повезло. В свои двадцать два он был силен и вынослив.

 Сначала он шел, потом шел медленно, затем утопал в снегу, но все равно как-то двигался. Добравшись до подъезда, руками разгребал снег, чтобы освободить входную дверь, а когда открыл ее, то упал на бетонный пол и минут десять приходил в себя, не в силах пошевелиться. Через час, когда с улыбкой на губах, он рассказывал маме о своих приключениях, ему вспомнились рассказы Джека Лондона. В детстве они волновали, будоражили кровь – Лин тогда еще ни разу не видел снега на улице, но сейчас он понял, почувствовал, что те истории заставляли дрожать, потому что они были правдивыми, потому что призрак смерти, витавший рядом с их героями, имел вполне осязаемые черты – мороз, ветер и снег. Казалось невероятным, что в двадцать первом веке человек может погибнуть от непогоды! Но только не Лину.

Первая ночь Зимы была самой веселой. Тот, кто успел добраться до дома, отогревался и делился впечатлениями. Те, кто застрял на работе или где-нибудь еще, устраивались на ночь и предвкушали новые впечатления. А те, кого не было нигде, ничего не рассказывали и ничего не ожидали.

Наступившее утро принесло сорокаградусный мороз и неожиданные каникулы – для детей и взрослых. Буран продолжался. Даже самые ответственные и отчаянные выйти на улицу не решились. Да и как выйти, если снега больше метра и все двери завалены.

Телевизионная картинка во всей красе демонстрировала огромный циклон, закрывший Европу практически целиком. Из-под белого «одеяла» выглядывал лишь юг Италии, и западное побережье Ирландии. Цепляя холодный воздух из-за полярного круга, а влагу – из Атлантики, циклон крутился на одном месте. Метеорологи бились в истерике – такого раньше никогда не случалось, а улыбчивые девушки из «Прогноза погоды» читали свой текст, обещая скорое потепление.

Через неделю, на местных ТВ-каналах не стало новостных выпусков. Единственную действительно важную новость каждый мог наблюдать из собственного окна. Бесконечные сериалы три раза в день прерывались картинкой ВВС без перевода: снимки из космоса не отличались разнообразием – белое пятно размером с континент.

Всего десять дней потребовалось Зиме, чтобы полностью завоевать большой город. Операторы сотовой связи сдались первыми. «По техническим причинам» гласила массовая смс-рассылка. Телевизионное вещание прекратили без официальных уведомлений. Обычная телефонная связь держалась до последнего – старенькие АТС щелкали своими реле и без участия человека. Энергосистема агонизировала и умирала. А вместе с ней - и все остальные блага цивилизации. Дома, улицы и целые микрорайоны, лишенные живительного тока в проводах, быстро остыли, заставив своих обитателей на практике изучать науку выживания.

По счастливой случайности в доме оказались несколько походных баллонов с газом. Растапливая в кастрюльке снег, мама шутила, что им с Лином давно не мешало бы похудеть, а тут – такой удобный случай. Продуктов почти не было: Лин питался весьма эпизодически – последний месяц он был занят новой работой и переездом в новую квартиру. А мама прилетела в гости всего неделю назад. Она, конечно, постаралась заполнить ящики кухни съестными припасами, но особо не усердствовала, ограничившись необходимым минимумом.
- Мам, я здесь только ночую, - Лин обнимал ее и смущенно улыбался. - Мне нужен чайник и чай. Зачем ты накупила сколько посуды и еды?
- Здесь масло, соусы и специи. А тут – рис, гречка и лапша, - снисходительно улыбаясь ворчанию сына, она раскладывала покупки. - Ты мне еще спасибо скажешь.
Лина действительно интересовал только чай. Отдельная полка, а на ней в строгом порядке расставлено, разложено множество упаковок, банок, брикетов – все с поэтическими названиями. Си-ху-Лун-цзин или «Колодец Дракона озера Си-ху» он обычно пил по утрам; Дун-тин Би-ло, что переводе означало «Изумрудные спирали весны из Дун-тина», заваривал в промозглую погоду; а драгоценный и редкий Юн-ву - «Облако и туман» - доставал, чтобы вдохновиться. В эту вотчину Лин не впустил даже маму.
- Ты прямо святилище Чайных богов здесь устроил, - посмеивалась она. – Молитвы возносишь?
- Все как положено. Три раза в день. По выходным – чаще, – Лин щелкнул чайником. - Не хочешь присоединиться?

 Тогда они пили чай по всем правилам. Лин даже вытащил из коробки новехонький чайный столик, и священнодействовал над маленьким чайником, обильно поливая его водой. Но Зимой стало не до церемоний: элитный сорт чая засыпался в большой термос и заливался драгоценным кипятком. Называть получившийся напиток «чаем» у Лина не поворачивался язык, но каждый глоток этого «продукта» дарил блаженство, потому что был горячим, и потому что несколько смягчал чувство постоянного голода.

Когда многомесячный буран закончился, и невесть откуда взявшееся солнце принялось топить снег на уровне третьего этажа, мама достала из ящика последний кубик бульона.
- Думаю, это стоит отметить, - сказала она.
Лин помнил, как она плакала, держа в руках горячую чашку. Плакала впервые за всю их долгую Зиму. А он сидел как истукан и не мог подобрать слов.

2.

 Опустив роллеты на всех окнах, Лин отправил маме заранее написанное письмо. Интернет еще работал, но в ящике уже лежало уведомление от провайдера, что услуга будет прекращена в течение шести часов. Сотовая связь и телевидение вряд ли продержатся дольше. Да и черт с ними! Электричество куда важнее.

Он был готов к своей пятой по счету Зиме. Дальняя комната, бывшая некогда гостевой, превратилась в склад, способный на полгода обеспечить достаточно комфортное существование двух человек. Его наполнение Лин тщательно продумал, учтя опыт предыдущих Зим. Не пищей единой жив человек! Медикаменты на все случаи жизни, инструменты, батарейки, свечи – ни одна Зима не обходится без сюрпризов. Хотя прошлую они с Денисом прожили практически без приключений, если не считать алкогольного отправления и сломавшегося крана на кухне. Да и вообще, хорошая была Зима, если такой эпитет к ней вообще применим. Длилась всего три месяца с небольшим. Уже в первых числах марта пошел теплый дождь, который в считанные дни разделался со снежными завалами, обнажив горы мусора, брошенные впопыхах машины и мертвые тела. Какой бы мягкой не была Зима, но свою смертельную жатву она собирала неизменно. А всего через две недели жизнь вошла в привычную рабочую колею. Правда, для Лина мало что изменилось – последние три года и зимой и летом он трудился дома. Но летом работал больше. Впрочем, как и все остальные. Раньше люди откладывали деньги на летний отпуск, теперь зарабатывали, чтобы перезимовать.

 На часах еще не было и шести, когда Лин поднялся. За прошедшие месяцы он как-то отвык от этого жуткого завывания, и сейчас оно казалось особенно громким и неприятным. Кроме того, в доме ощутимо похолодало. Расположенное в подвале автономное отопление рассчитано лишь на поддержание легкого плюса - чтобы не дать лопнуть трубам и обеспечить работу водопровода и канализации. Ежась от холода и проклиная вчерашнее плохое настроение, Лин принялся настраивать квартиру на зимний режим: еще раз проверил окна, отрегулировал теплые полы, наполнил и подключил бойлер, педантично повыдергивал из розеток все ненужные электроприборы.

 Заварив чай, он решил, что тревогу нужно вытеснять работой, благо таковой имелось в избытке. Раз уж зимовать приходится одному, то есть все шансы заработать кучу денег.
 Сначала он решил, что ему послышалось. Когда звук повторился, он подумал, что ветер нашел слабое звено в защите окон. Выключив музыку, он снова прислушался. Да, определенно кто-то тихонько стучался. Не издав даже шороха, Лин подкрался к двери и включил камеру домофона. Женщина на экране вновь тихонько и как-то совсем нерешительно постучалась.
«Ага, разбежался», - подумал он со злостью. - «Нашли дурака»! Он слышал много историй о зимних грабежах и убийствах. Усмехнувшись, Лин переключил видеоканал, на сто процентов уверенный, что где-то на лестнице парочка хмурых личностей с нетерпением ожидает, когда очередной добрый самаритянин подпишет себе приговор. Но картинка с четырех камер опровергла его предположения.
 Он поймал момент, когда женщина вновь подняла руку, рывком открыл дверь и втянул ее в квартиру.
- Что? – прорычал он, щелкнув замком. – Что надо?
Невысокая фигурка дернулась, попятилась обратно к двери. Белокурая голова опустилась еще ниже, рука судорожно сжимала уже ставший бесполезным телефон. Лин угрожающе шагнул вперед. И тогда она подняла взгляд и неожиданно спокойно, полным внутреннего достоинства голосом, произнесла:
- Разрешите воспользоваться вашей ванной.
Оторопевший Лин лишь кивнул и показал нужную дверь.

 Когда, минут через десять, она вышла, причесанная и посвежевшая, Лин рассмотрел ее получше. Явно не девочка - лет тридцать с небольшим. Явно не попрошайка – одета неброско, но стильно и дорого. Обручальное кольцо на правой руке.
- Вы живете один? – прервала она его наблюдения, мельком оценив размеры квартиры.
- Допрос вместо банального «спасибо»? – Лин фыркнул.
- Да-да, конечно, - спохватилась она и слегка покраснела. - Большое спасибо. Вы меня очень выручили.
Лин не ответил. Он смотрел, как от волнения вздымается ее грудь, как сжимаются губы. В общем, ему уже все было ясно. Милая леди оказалась в безвыходной ситуации. И сейчас последует предложение, от которого он сможет отказаться. Он внутренне усмехнулся.
- Позвольте мне остаться, - наконец выдохнула она. - Я не останусь в долгу.
Ей было сложно это произнести. Лин видел, как она старается не отвести взгляд, как силится выглядеть достойно, но ситуация не оставляла трактовок.
- Этой Зимой я не заинтересован в компаньонах противоположного пола.
И хотя он не хотел никого унижать, интонация и смысл вышли хлесткими.
- Я не то имела…
- Дверь - там! – оборвал ее Лин.

 Через два часа он не выдержал и нажал кнопку камеры. Положив голову на колени, она сидела на коврике соседской двери. Сотовый в руках, красная куртка накинута на плечи, рядом красный же чемодан.
- Из какой вы квартиры? – спросил Лин, стоя на пороге. - Может быть правильнее просто вернуться?
- Из этой, - она указала на соседскую дверь. – Вернуться я смогу лишь выломав железную дверь.
- Мда… Не повезло, - пробурчал Лин, подергав за ручку.
- Послушай! – она схватила его за руку. - Позволь мне перезимовать в твоем доме! Я успела позвонить, но отлично понимаю, что вытащить меня отсюда уже невозможно. Я заплачу, сколько скажешь.
- Десять тысяч, - съязвил Лин.
- Хорошо.
- Деньги вперед.
- Хорошо, - она открыла сумку, достала пачку в банковской упаковке и протянула Лину.
Он взял деньги автоматически, до крайности удивленный тем, что жестокая шутка таковой вовсе не оказалась. Следующая мысль была радостной: «Десять штук! Самые легкие деньги в жизни! Невесть какой капитал, конечно… Но чтобы их заработать, нужно все-таки поднапрячься».
- Я не рассчитываю на многое, - заговорила она торопливо, как будто опасаясь, что Лин передумает. - Уголок для сна и немного еды, - добавила она тише.

 Она представилась Марией и добавила, что против Маши тоже не возражает. Когда Лин назвался в ответ, она бросила удивленный взгляд, но ничего не спросила. Мало ли сейчас странных имен! Может кличка или интернетовский НИК-нэйм? Этот высокий парень, с черными волосами и глазами вообще выглядел странно. Какой-то он был «чужой». Пока показывал квартиру - говорил хоть и спокойно, но с каким-то внутренним вызовом. Голос как будто не слушался его, выдавая непривычные слуху интонации и оттенки звука.
 Затащив чемодан в отведенную ей спальню, она, не раздеваясь, рухнула на кровать. Хозяин квартиры вполне однозначно дал понять, что не желает видеть ее слишком часто и категорически запретил заходить в кабинет. Поэтому, проснувшись в темноте и полном неведении относительно времени суток, она осторожно выглянула в гостиную. Он сидел за барной стройкой, прихлебывал чай и что-то читал.
- Хватит подглядывать! Иди сюда!
Мария подошла, жмурясь от света. Сквозь завывание ветра за окнами Лин все же услышал ее.
– Я давно жду и прислушиваюсь, - ответил он на ее вопросительный взгляд. – Выспалась? Чай будешь?
- Сколько я спала?
- Около десяти часов. Чай будешь?
- Значит сейчас ночь. Почему ты не спишь?
- Вот же упрямая! Я спрашиваю, чай будешь?!
- Буду. И корочку хлеба, если можно.
Водрузив на стол чайник и коробку с печеньем, Лин снова сел.
- Думаю, что Зимой время суток не имеет большого значения, - заговорил он, когда гостья взяла чашку. – Открывать окна – себе дороже, поэтому в доме перманентная ночь. Когда мне хочется - я сплю. Когда не хочется – занимаюсь чем-нибудь еще. Часы есть только в компьютере, остальные убрал, чтобы не смели диктовать распорядок дня. Надеюсь, я ответил на твой вопрос? – и тут же, без паузы, продолжил. – А теперь удовлетвори, пожалуйста, и мое любопытство.
- Что именно тебя интересует?
- Сначала я решил, что ты «зимняя бабочка»…
- Ну, спасибо! Неужели я произвожу такое впечатление?
- Но потом я подумал, что женщины такого сорта договариваются с клиентами до наступления Зимы, и поэтому открыл дверь. Но ты с такой легкостью рассталась с деньгами, что снова дала мне почву для сомнений. Не хочешь рассказать, как ты здесь оказалась?
- Твою соседку зовут Света. Она переехала сюда всего три месяца назад. Так?
Лин кивнул, и Мария продолжила - спокойно, но явно подбирая слова, чтобы быть максимально точной и лаконичной:
- Мы когда-то вместе работали и дружим с тех пор. Эту Зиму мы должны были провести на берегу Красного моря. Я приехала сюда вчера утром, чтобы оставить машину в подземном гараже. Но наш рейс перенесли на вечер. Света побежала проведать родителей, а я так замоталась в последнее время, что просто уснула в кресле. Когда открыла глаза, поняла, что опаздываю. Вылетела из квартиры, дверь захлопнулась, и только внизу я сообразила, что…
- Что идти тебе уже некуда, - закончил фразу Лин.
- Ну да. Мужу я, правда, каким-то чудом дозвонилась. Но сказать, что буду зимовать на лестничной площадке, не решилась. Подумала, что смогу найти какой-нибудь выход.
- А если бы я тебя не впустил?
- Я стучалась во все двери, на всех этажах. Открыл только ты. И даже когда выставил вон, у меня оставалась надежда, что ты откроешь еще раз, а у меня получится убедить тебя. А деньги?… Ну да, деньги. Я все равно собиралась на них зимовать. Какая разница: потратить их здесь или в Египте.

3.

Еще толком не проснувшись, Лин привычно щелкнул чайником и побрел в ванную. Дверь открылась настолько бесшумно и настолько неожиданно, что получив по голове и отлетев к противоположной стене, он не успел даже вскрикнуть.
- Ты уже проснулся… - Мария наткнулась на его ошалевший взгляд. - Ой, прости! – воскликнула она, когда Лин поморщился и стал тереть лоб, - Сейчас что-нибудь холодное приложу.
- Забей! Сам виноват. Привык, что брожу здесь один.
 На самом деле он просто не думал, что она уже поднялась – в квартире было слишком тихо. Но о том, что рядом с ним теперь живет эта женщина, он отлично помнил. Вчера, когда они закончили разговор и разошлись по своим комнатам, он смотрел на экран компьютера невидящими глазами и размышлял о том, какая модель отношений подошла бы им обоим. Формально они принадлежали одному поколению. Однако по факту, она была на шесть лет старше. Не слишком большая разница, чтобы обращаться по имени-отчеству, но достаточная для того, чтобы внутренне спотыкаться на каждом «ты». Кроме того, она ведь заплатила. И немалые деньги.
- Слушай, - Лин улыбнулся. - Пока я буду зализывать раны, может быть ты приготовишь по-быстрому что-нибудь съедобное и горячее?
- Конечно! Чего бы тебе хотелось?
- Без разницы. Я не привередлив. Продукты – в холодильнике, ну и в ящиках. Думаю, разберешься.
 Очень давно никто не готовил Лину завтрак, и он привык обходиться чаем и бутербродами. Очень давно в этом доме не пахло так вкусно.
- Садись, уже почти готово, - Мария обернулась, почувствовав его взгляд.
Она поставила на стол блюдо с дымящимся омлетом, завернутым в листья зеленого салата.
- Сначала опускаешь в соус. Это можно есть и руками, - объяснила она. - Тем более что вилок я так и не нашла.
- Где-то есть, я потом поищу для тебя.
Ополовинив тарелку, Лин остановился. Мария пила чай, но к еде даже не притронулась.
- А ты почему не ешь? – спросил он.
- Я не голодна.
- Да ну! Если мне не изменяет память, то за последние двое суток ты выпила чашку чая и съела несколько печений.
- Не беспокойся. Я не собираюсь тебя объедать и мне давно не мешало бы похудеть.
Лин ударил рукой по столу и опустил голову. Затем, очень медленно, пытаясь совладать с неожиданным гневом, поднял взгляд и тихо проговорил:
- Если хочешь здесь жить, то у меня есть несколько условий. Во-первых, никогда и ни при каких условиях ты не произносишь подобных слов. Во-вторых, мы всегда едим вместе. И, в-третьих, с этого момента ты берешь на себя все заботы о вкусной и здоровой пище, - он сделал глоток из кружки, поморщился и добавил. - А в-четвертых, заваривать чай могу только я. Или ты – но после долгого и серьезного обучения, - кивнул на чайник. - Эту гадость нормальным людям пить нельзя.
 Лин молчал, пока Мария мыла посуду. А потом заговорил, глядя в потолок:
- Наверное, каждый из нас носит в себе бомбу с часовым механизмом. Не думал, что мою - так легко активировать. Наивно полагал, что пять лет – достаточный срок. Но, похоже, страх голодной смерти из нашей первой Зимы будет преследовать меня всю жизнь. Мама тоже тогда сказала, что нам давно не мешало бы похудеть. Кто знал, что диета превратится в голодовку и растянется на три месяца. Но самое страшное было, когда она упала. Просто обессилела от голода и нервного напряжения. Она пыталась спасти мою жизнь ценой своей собственной, а я этого попросту не заметил… - Лин снова надолго замолчал, потом налил чая и обратился уже к Марии. - Надеюсь, теперь мои мотивы ясны? Не заставляй меня переживать все это еще раз. Даже в воображении.

 Мария ахнула, когда открыла дверь «склада»: стеллажи до самого потолка, коробки, мешки и банки, двухметровый морозильник с прозрачной дверью. На подоконнике под лампой дневного света - ящик с пробивающимися из земли ростками. Она наугад сунула в руку в одну из коробок, достала банку черной икры, улыбнулась и спросила:
- Шампанское тоже есть? А свежая клубника? Или может автомат Калашникова?
- Клубника, извини, только мороженая. Шампанское - в баре, ждет Нового года. А оружие не попало под твою юрисдикцию, поэтому – не скажу, - Лин улыбнулся в ответ. - Что тебя еще интересует?
- Я вот думаю, как мне с этим разобраться. Так много всего, нужна система.
- Здесь все разбито по категориям, каждый блок имеет свое назначение, - Лин вручил Марии папку с бумагами. - Изучай.
Глянув на первую страницу, Мария подняла на Лина изумленный взгляд. Колонки и строки таблиц были заполнены иероглифами.
- Что это?!
- А, черт! – Лин взъерошил волосы. - Просто китайский - более компактный.
- Китайский?!
- Ну да. А что тебя так удивляет?
- Ты хочешь сказать, что это твой родной язык?
- Я одинаково хорошо владею китайским, тайваньским и русским. Японским и английским – чуть хуже, но для работы хватает.
- Погоди, - Мария замялась, - Получается, что Лин – это твое настоящее имя?
- Конечно. Вполне обычное имя.
- Ты хочешь сказать, что ты - китаец?
Лин расхохотался:
- А ты хочешь сказать, что у меня типично европейская внешность?
- Ну… - Мария слегка смутилась, - Черные волосы, темные глаза. Но ты же почти на голову выше меня! И речь у тебя как в книгах русских классиков. Я подумала, мало ли, эхо монголо-татарского ига в генах.
- Вообще-то, мою маму зовут Екатерина Сергеевна. А отца Чжан Вэй Мин. Он родом из Тайваня и тоже полукровка, хотя очень не любит об этом вспоминать.
- А что ты тогда здесь делаешь? Да еще и Зимой. Там ведь у вас нет проблем с климатом.
- Зато других - полно, - Лин неожиданно помрачнел. - У тебя просто фантастический дар вытаскивать наружу крайне неприятные темы. Оставим это. Пойду я лучше «бухгалтерию» переводить.

 Мария выставила время на духовке, Лин заметил, но не возразил. Он вставал на два часа раньше, пил чай и садился за свои переводы. Когда за дверью раздавалось негромкое «доброе утро, завтрак на столе» - Мария не делала даже попыток заглянуть в его комнату - он потягивался, нажимал F2 и выходил в мягкий свет гостиной. Возле его тарелки лежали палочки.
- Ты бездарна! – негодовал он. - Это совсем нетрудно! И палочками - вкуснее.
- Не хочу - не буду, - она упиралась. - Я выросла в других традициях. Нож и вилка – мои инструменты.
После нескольких дней обучения Лин сдался и, потратив почти два часа, все же отыскал набор столовых приборов.
- Давай поиграем в маджонг, - предложил он как-то вечером, но наткнувшись на удивленный взгляд Марии, тяжело вздохнул. - Ладно, тогда в халму. Это проще.
Пробная партия в китайские шашки прошла на удивление легко и быстро. Вторую Мария выиграла. Третья осталась за Лином.
- Слушай, а это здорово! - впервые за месяц, который они прожили вместе, она широко улыбалась, а ее глаза светились восторгом. – Я и в маджонг хочу! Поучишь меня?
- Почему бы и нет. Уж чего-чего, а времени у нас навалом.

4.

Очередным темным утром, выйдя к завтраку, Лин присвистнул. Мария смущенно улыбнулась. Вместо прежних белокурых локонов - короткая мальчишеская стрижка. Джинсы, майка, непривычно голая шея и чуть оттопыренные уши – солидная и сдержанная дама в должности финансового директора безропотно уступила место застигнутому врасплох угловатому подростку.
- Я нашла у тебя ванной машинку, - объяснила она. – Надоели мне эти кудри.
С минуту Лин крутил в руках палочки, молча рассматривая свою обновлённую квартирантку.
- Теперь я с чистой совестью могу звать тебя Машей, - сказал он, одобрительно кивнув. – Ту, прежнюю Марию, я слегка побаивался. Все ждал, что начнет читать морали. А с тобой мы точно уживемся.
Внутренняя пружина их отношений, до сих пор сжатая и напряженная, вдруг ослабела и распрямилась - все стало легко и естественно. По негласному расписанию в 17-00 наступал обед, совмещенный с ужином. Затем они пили чай и во что-нибудь играли.
- Все, мои мозги сейчас вскипят. Я думала, что «Императорским нефритом» я тебя точно одолею, - Маша дулась. Обыграть Лина в этой мудреной китайской игре у нее пока не получилось ни разу. – Так не честно! – она смешала кости. - Теперь будем играть в «дурака».
- У меня карт нет, - усмехнулся Лин.
- Зато у меня есть. В чемодане, - она поднялась, и уже сделав пару шагов, обернулась, - О! Судя по твоему ответу, в «дурака» играть ты умеешь.
- Это было первое, чему я научился в деревне у бабушки. К сведению, мне было всего пять лет. Да и в институтской общаге много практиковался, так что не рассчитывай на легкую победу.
 Из-за стола они переместились на диван. Маша сдала карты.
- На что играем? – поинтересовался Лин. - Насколько я помню, обычно «на раздевание», но это весело только в большой компании.
- На честные ответы.
- Ммм?...
- Играем до трех «дураков». Проигравший честно отвечает на три любых вопроса.
- Давно хотел спросить…- начал было Лин, но Маша оборвала его.
- Козырь – пики, у меня - шесть.
 Два - ноль в пользу Маши заставили Лина слегка нервничать. Он не боялся никаких вопросов, просто не хотел проигрывать. Боги карточных игр прислушались к его желаниям, и счет сравнялся. Решающая партия проходила в напряженном молчании без явного перевеса одной из сторон. Но удача, все же, улыбнулась Лину, он радостно сжал кулаки, выкладывая пару королей и отлично зная, что Маша сможет побить только одного. Свое поражение она приняла с достоинством королевы.
- Теперь у меня есть три желания!
- Три вопроса, - поправила она Лина.
- Один фиг! Главное – распорядиться ими правильно и не остаться у разбитого корыта.
- Так что ты там хотел спросить?
- А! Это… - Лин вдруг засомневался, но потом все же озвучил: - Расскажи про свою первую Зиму.
- Ты все про нее знаешь.
- Шутишь? Не рассказывала ты ничего!
- Это и есть моя первая Зима, - спокойно объяснила Маша.
- Вообще-то она уже пятая.
- Но для меня она – первая. Я никогда раньше не зимовала, и все что здесь происходило Зимой, знала лишь по рассказам и фотографиям.
- Так ты «птица»?! На Зиму в теплые края? – Лин явно был разочарован. Он знал, что те, кто мог себе это позволить, именно так и поступали. Недорогие курорты Египта, Туниса, Марокко разрослись в несколько раз. На Бали, Хайнане или Мальдивах зимовала публика побогаче. Но большинство, все же оставалось дома.
- Когда пришла первая Зима, я как раз была в Америке. Командировка. Вот такое совпадение. Все рейсы отменили, отели забиты, куча людей в панике. Неделю мы сидели в аэропорту, тогда же никто не знал, что это надолго. Думали, что погода наладится и все вернется на круги своя. Потом народ устал и начал разбредаться.
 Виза моя уже давно закончилась, но тогда никто не обращал на это внимания. Хуже было то, что денег на карточке почти не осталось, хотя я жила в совсем недорогом отеле.
В общем, я устроилась на работу. Раскладывала продукты в супермаркете. Хорошая работа была, между прочим. Знакомые дали рекомендации, английский – на уровне, вот меня и взяли. Квартиру я снимала с такими же «зимними эмигрантами». У Адель в Париже было собственное кафе, она устроилась практически по специальности – в пекарню. Саманта у себя в Вильнюсе работала дизайнером, а стала хорошей официанткой. Знаешь, мы стали действительно близкими подругами. Для меня это странно, я никогда особенно не дружила с девочками. Но вот с ними - продолжаю поддерживать отношения.
 А все остальные Зимы - да, ты прав: я была «птицей»! – Маша закончила рассказ. – Давай следующий вопрос!
- Не, я оставлю про запас, - пробормотал Лин, - Дай этот переварить.

 
5.

В очередные 17-00 на предложение посмотреть какое-нибудь кино Лин промычал что-то невнятное, но принес из кабинета несколько дисков.
- Только на китайском, парочка – на японском, - сказал он.
- Ну и ладно. Так даже интересней! Ты будешь мне по ходу переводить. Посмотрим, насколько ты хорош как синхронист.
Это был вызов! Лин не подал вида, но его сердце вдруг застучало быстрее. Десять лет он доказывал себе и всему миру, что он действительно может быть высококлассным переводчиком, что дитя двух культур просто создано для такой работы. И, самое главное, что в семнадцать лет он сделал правильный выбор, уехав из дома отца на другой конец света, следуя иррациональному, но такому сильному зову русской части собственной крови.

Переводить фильм оказалось, на удивление, легко. Уже минут через десять он и сам увлекся действом, озвучивая реплики на полном автомате.
- Вот я не понимаю, - пошли титры, Маша заерзала на диване, украдкой смахивая слезу. - Его фактически принесли в жертву. Свои же! А он все равно остается верен. Не мстит, даже не сопротивляется. Это ведь глупо!
- Да нет, нормально… - Лин пожал плечами. - Просто ты не знакома с понятием «господин».
- Разве? Мне даже реклама приходит с обращением «Уважаемая госпожа …».
- Оно имеет совсем другой смысл и другие исторические корни. Здесь его услышишь на официальных мероприятиях высокого уровня, да и то – для торжественности. Азиатский «господин» – это тип мышления, это – принцип вертикальных связей. Как может прийти в голову обижаться на господина? Никогда! Потому что он лучше знает, как правильно. А у всех, кто «под ним», есть право подчиняться его решениям и, в случае чего, отдать за него жизнь. В исторических фильмах об этом говорится прямым текстом, в современном обществе – лишь подразумевается, но работает по умолчанию.
- Это что-то сродни уважения к старшим?
- Похоже. Но только к старшим, наделенным безграничной силой и властью.
- А ты считаешь своего отца «господином»?
- Сколько себя помню, на людях я всегда должен был называть его «господин президент», - он вдруг помрачнел и, помолчав, продолжил. - Но, по правде сказать, это издержки богатых и влиятельных семейств. В обычных домах детей просто любят, хотя могут и поколотить. И это тоже нормально. Но пойти против отца, против семьи – это очень, очень плохо. Это даже не предательство… Я вот для отца просто умер.
 - Как? Ты что?! – Маша не скрывала потрясения.
- Вот так бывает, когда единственный наследник слишком рано увидел, что жить можно и по-другому, - Лин криво улыбался, в его голосе сквозила горькая ирония. - Но я даже рад, честное слово. Как подумаю, что сидел бы сейчас в небоскребе и занимался компанией отца - становится жутко! Уж лучше здесь, лучше Зима, лучше я как-нибудь сам…
- Но ты ведь справился! Разве для родителей это не повод для гордости за своего ребенка?
- Мама мною очень гордится. И мне этого достаточно. А для «господина президента» я пошел недостойной кривой дорожкой, из-за меня он потерял лицо. Я сейчас понимаю его куда лучше, но не думаю, что когда-нибудь он сможет понять меня. – Лин откинулся на подушки, снова сел и заговорил совершенно другим тоном. - Так! Все, хватит. Ты вечно толкаешь меня в какие-то проблемные темы. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
- А почему они так странно целуются? – пока Лин загружал очередной диск, Маша радикально сменила тему. – Как-то совсем по-детски.
- Что ты имеешь виду?
- Ну, совсем без страсти. Очень сдержанно. А ведь это был кульминационный момент.
- Ах, это… - Лин улыбнулся, – Продолжаем разговор о культурных различиях?
- Наверное... Раз ты так говоришь.
- Здесь все просто. Целуются все одинаково. Но когда дело касается первого поцелуя - есть определенные правила. Это своеобразная декларация о намерениях. Каждый этап имеет символическое значение. Вот смотри: сначала двое стоят и смотрят друг на друга, - Лин повернулся и пристально взглянул на Машу. - Потом сближаются. Могут одновременно, а может кто-то один, - он подвинулся ближе. – А затем очень медленно соприкасаются губами. И не более. Никаких объятий, никаких сплетений рук и тел. Только губы. И только касание.
Маша как завороженная смотрела в черные глаза, которые вдруг оказались слишком близко. Пока Лин говорил, она чувствовала его дыхание. Когда он умолк, то стал еще ближе. Она судорожно вдохнула и отстранилась.
- Правильно! Не хочешь! – Лин засмеялся. - Достаточно всего одного мимолетного движения, чтобы обозначить «да» или «нет». А если любовь неявная, неравная, запретная, то вот такой поцелуй может случиться только по обоюдному желанию. Ну и, кроме того, первый поцелуй - это всегда событие. Даже сейчас.

6.

Целый день у Маши болела голова. Она пыталась улыбаться, но Лин сказал, что ее жалкие потуги не способны обмануть даже младенца. Забросив работу, он целый день отпаивал ее черным чаем. Но, в конце концов, когда из просто бледной, Маша стала прозрачной и начала сливаться с мебелью, он протянул ей большую зеленую таблетку, а на вопросительный взгляд мрачно изрек:
- Лучше не спрашивай. Доверься и просто выпей.
Минут через двадцать, когда она начала впитывать краски окружающего мира. Попыталась встать, но тело ее не слушалось.
- Что это было?.. Наркотик?..
- Да, - Лин не стал врать. – Тебе лучше?
- Очень хочется спать.
«Надеюсь, я не ошибся с дозой, - мысль была неприятной. Произведя в уме нехитрые расчеты, Лин отогнал ее прочь. - Шесть часов действия, не больше».
Укрыв Машу пледом, он погасил свет, оставив «тлеть» лишь настольную лампу.
- Не бойся. Поспи, а я рядом посижу.
 Маша закрыла глаза, а когда с большим трудом открыла их вновь, то ей показалось, что прошло всего несколько минут. Но оценив свое состояние, она поняла, что от мигрени, терзавшей ее последние двенадцать часов, не осталось и следа. Разве что небольшая слабость. А значит, она действительно долго спала.
 Лин тоже спал. Сидя на полу и положив голову на диван. «Таким умиротворенным я его раньше не видела, - подумала Маша. - Он так близко. Густые брови, длинные ресницы, прямой нос. Впервые вижу, какой он на самом деле красивый». Но едва она шевельнулась, Лин моментально подскочил.
- Как ты? – спросил он. В глазах светилась тревога. - Только честно.
- Слишком тихо…
- Что? Не понял?
- Как-то странно. Вокруг действительно нет звуков, или я плохо слышу?
Он прислушался, озадаченно покачал головой и пошел в кабинет. Тишину нарушило негромкое жужжание, еще какие-то странные звуки, а потом донесся голос Лина:
- Выключи свет и иди сюда. На это стоит посмотреть.
Перешагнув порог запретной комнаты, Маша увидела, что Лин отодвинул шторы и поднял роллеты. Огромная луна на чистом небе освещала как будто присевший город – дорог нет, даже большие деревья выглядят карликами, третьи этажи стали первыми. Искрящийся, холодный, безмолвный и неподвижный, словно жизнь действительно покинула его навсегда, а они – последние люди в этом замерзшем мире.
- Даже не представляла, как это прекрасно и страшно одновременно, - выдохнула Маша.
- За бортом – почти минус 50. Действительно, смертельная красота. По всей видимости, мы попали в «глаз циклона».
 - Апокалипсис наяву…
 - Не преувеличивай, - Лин покровительственно похлопал Машу по плечу. - Просто ты впервые видишь настоящую Зиму. А современная цивилизация как таракан - крайне живуча. Я не удивлюсь, если через несколько лет Зима перестанет быть мертвым сезоном. Хотя, с другой стороны, вынужденные каникулы – тоже неплохо. Глядишь, скоро появятся «перелетные птицы» наоборот. Будут специально приезжать на Зиму, чтобы острее почувствовать вкус жизни.
 - Никогда не чувствовала этого «вкуса жизни». А сейчас мне просто страшно.
 - Так это и есть «вкус»! Игра со смертью. Кто - кого? Ты ведь не зимовала никогда. Не боролась за жизнь, не голодала…
 - Да что ты знаешь обо мне! – гневно оборвала его Маша. - За всю жизнь у тебя было два месяца настоящих трудностей! Зима – это здорово?! Это новый опыт? Это здоровый экстрим? Да иди ты к черту! Я ненавижу Зиму! И не важно, видела я ее своими глазами или нет. Она всегда в голове, она сжимает сердце, она не дает дышать! Я больна Зимой!
 - Тише, тише. Чего ты раскричалась? – Лин попытался взять Машу за руку, успокоить, но она лишь отмахнулась.
 - Играешь в благородство, мальчик? Ты уже забыл, что твоя забота и твои улыбки стоят десять тысяч? Я их тоже «заработала», играя роль примерной жены и верной соратницы. Ты хоть представляешь, каково это жить с нелюбимым мужем?! Зима продает и покупает нас с потрохами. Мы озабочены лишь тем, как выжить, а все остальное – по боку. Куда делось сострадание? Где доброта? Про любовь я вообще не говорю! Это ты называешь вкусной жизнью? Да я все на свете отдала бы за пять минут чего-нибудь действительно стоящего, честного, чего не купишь ни за какие деньги!
 - Вот ты и ответила на второй вопрос, - пробормотал Лин. – Абстиненция творит с людьми чудеса. Они начинают говорить правду.
 - Что?!
 - Ничего. Иди спать. Рядом с тобой холодно. Надо было тебя оставить подыхать на лестничной клетке. Чтобы уж наверняка оправдать все ожидания.

7.
 
Новый год они встретили без шампанского - каждый в своей комнате. Лин – тщетно пытаясь связать иероглифы в предложения, Мария – глядя в темный потолок. Больше никаких совместных ужинов, никаких игр и разговоров. В большой гостиной властвовала Зима – безлюдная и темная.
 - Просыпайся, давай вставай, - громкие шаги, стук входной двери, срывающийся голос сплелись в сновидении и, даже открыв глаза, Маша не поверила что проснулась: пятно света на стене, запах Лина и руки, трясущие ее за плечи.
 Много дней она успешно избегала даже случайных встреч и сейчас словно видела его впервые. Взъерошенный, с какими-то безумными глазами, в свете фонаря он казался и выше и чернее. На миг ей показалось, что сейчас он просто свернет ей шею. Но он разжал пальцы, как только понял, что достиг цели.
 - Одевайся. Быстро и очень тепло. У нас проблема.
Рука привычно потянулась к выключателю, пальцы привычно щелкнули клавишами – и ничего! «Так вот почему фонарь, – сообразила Маша и оцепенела. – Электричество! Его нет»!
 В других обстоятельствах она бы ахнула от восторга: десятки расставленных повсюду свечей, отражались в полированных поверхностях мебели. Среди всего этого великолепия вихрем носился Лин, таская со «склада» какие-то железки и канаты.
 - Сколько времени? – он спросил спокойно, но суть вопроса резанула слух чудовищным диссонансом.
Маша вернулась в комнату и принесла свои наручные часы:
 - 8-20.
 - Если я лег в два, то при самом плохом раскладе прошло около шести часов, - Лин размышлял вслух, - Значит, осталось четыре. Или чуть больше, если повезет.
От волнения у Маши пересохло в горле, она достала стакан, повернула кран и обернулась на голос Лина:
 - Насосы отключились, воды тоже нет. Отопление пока на резервном питании. Если остановится, система замерзнет и мы вместе с ней.
 - Что ты делаешь? – Маша наконец обрела дар речи.
 - Если проблема локальная, то собираюсь вернуть нам свет и жизнь. А если глобальная, то совершаю большую глупость. И в том и другом случае мне нужна твоя помощь. Сколько ты весишь?
 - Шестьдесят пять.
 - А я почти восемьдесят, с одеждой и амуницией – все девяносто. Мда... Сюда бы здорового мужика, – он остановился в центре комнаты что-то прикидывая в уме. – Ладно. Все равно ни одна сука дверь не открыла? У меня есть только ты.
 - Ты мне скажешь, наконец, что собираешься делать?!
 - Трансформаторную подстанцию во дворе видела?
 - Да.
 - Нужно до нее добраться и поднять один-единственный рубильник. Он запустит дублирующую систему. Я летом специально все проверил.
 - Но Зима же…
- Всего минус 38. Метров шесть-семь снега под ногами. И только одна длинная веревка. И любительские уроки скалолазания. Но четкий план в голове. Так ты мне поможешь?
 На полу кабинета лежала доска для сноуборда с прикрепленным к ней большим листом тонкой фанеры. Лин привязал веревку к батарее, проверил обвязку и карабины, засунул в карман фонарь, привязал к поясу топорик, надел горнолыжную маску и перчатки, затянул капюшон и открыл балконное окно. Не говоря больше не слова - все инструкции он заставил Машу повторить трижды - вылез наружу.

 Сильный ветер и снег били в лицо, но Маша не отрываясь смотрела, как Лин медленно спускается, останавливаясь и проверяя надежность балконных решеток. Он остановился на третьем этаже, ниже был только снег, зацепился и высвободил свой конец веревки, чтобы Маша затянула ее обратно и спустила вниз доску.

 Получив «средство передвижения», Лин положил его на снег. Осторожно, стараясь максимально распределить вес, он лег сверху и оттолкнулся от стены. Веревка у Маши в руках дернулась и стремительно побежала вниз.
 Дом стоял буквой «П», и поэтому снега внутри «буквы» намело больше. Этим обстоятельством Лин и решил воспользоваться: просто скатившись под углом - прямо к трансформаторной будке, у самой крыши которой, с куском жести вместо стекла, и находилось нужное ему слуховое окно. Доска уткнулась в стену совсем рядом, топор с легкостью прошил хрупкую жестянку – Лин все рассчитал верно.

 Всего этого Маша уже не видела. Красная куртка Лина растворилась в бешеной снежной мгле, а бегущая веревка в ее руках стала единственным свидетелем жизни на другом ее конце. Очень долго ничего не происходило. Но потом что-то случилось, и Маша отлетела к стене, сбитая с ног резко закончившимся и поэтому резко натянувшимся тросом. «Не хватило, - с ужасом подумала она. - Там же пятьдесят метров. Неужели не хватило»? Веревка пару раз дернулась, и натяжение пропало вовсе.

 Лин с трудом протиснулся в окно. Горнолыжная куртка спасла его плечи, пожертвовав собой под острыми клыками разодранной жести. Как добраться до будки Лин придумал, но как спустится внутрь? Болтаясь в воздухе, он включил фонарь: электрические щиты безмолвствовали, бетонный пол метрах в четырех под ним. Лин зацепился за оконный проем, отстегнул карабин и ухнул вниз. Приземлился он на ноги, но не удержав равновесия, завалился набок. Правая рука неестественно вывернулась, приняв на себя всю тяжесть тела, пальцы хрустнули, и пред глазами расцвели фиолетовые цветы боли.
 Летом он сам не понял, что подвигло его спуститься и поболтать с электриками, проводившими техосмотр. Они провели для Лина «экскурсию», попутно объяснив, что все электрические провода за пять лет ушли под землю, но трансформаторную будку в каждый подъезд не запихнешь, хотя такие работы уже ведутся в самых проблемных, или самых дорогих, районах. Их достаточно новая подстанция подлежала переносу только через два года, но место внутри позволяло установить дублирующую систему, которая должна запуститься, если откажет основная. «В крайнем случае, ее можно включить и руками, - ухмыльнулся один из техников. - Если найдется псих, который сможет до нее добраться».
 Минут пять Лин приходил в себя, но потом все же нашел силы подползти к откатившемуся фонарю, сел и осмотрелся. С лета здесь почти ничего не изменилось. Разве что на шкафах появились навесные замки – небольшие, чисто символические. А в углу, вопреки технике безопасности, громоздилась куча всякого хлама. Лин тяжело поднялся и побрел в противоположный угол.
 Замок он сбил с четвертого удара. Правой рукой хватило бы и двух. Рубильник поднялся легко. Тихий щелчок, и железная машина ожила, загудев и засветившись разноцветными огоньками. Немного подумав, Дин повторил эту операцию еще четыре раза, справедливо решив, что «добравшийся сюда псих» миссию Прометея должен отработать полностью, дав огонь всем нуждающимся, коль скоро это в его силах.
 Только в отличие от древнего полубога, Лин не собирался умирать. Пульсирующая болью правая рука была серьезной проблемой, а конец спасительного троса висел слишком высоко. Свет фонарика вновь наткнулся кучу в углу, высветив разломанную пополам стремянку. Лин ее вытащил, поставил к стене, поднял взгляд и слегка улыбнулся. Как ни крути, а безалаберность электриков предоставила ему шанс отсюда выбраться – высоты как раз хватало.

 Сколько прошло времени - Маша сказать не могла. Боясь даже пошевелиться, чтобы не пропустить условный сигнал, она уговаривала Лина не умирать, она просила его вернуться, давала обещания ему и клялась самой себе. Когда за спиной зажегся свет, то где-то глубоко в душе ненадолго вспыхнула и радость: «Он добрался, а значит - живой».

 Где-то далеко, в тридцати метрах от дома, тяжело дыша, Лин лег на доску и два раза дернул за веревку. Маша отозвалась, и чтобы немного помочь ей, он сильно оттолкнулся ногами, обеспечив хотя бы начальное ускорение. «Уклон небольшой, градусов двадцать, карабин внизу я закрепил, и доска скользит хорошо, - успокаивал он себя. – Справится».

 Она тянула и тянула, четко держа в голове инструкции Лина, что останавливаться нельзя ни в коем случае, потому что начинать заново будет куда труднее. Трос ложился под ноги, сворачивался кольцами, а Маша не позволяла себе думать о том, сколько же еще осталось. И у нее получилось! Она посмотрела вниз - Лин уже висел на балконной решетке. «А забраться обратно – плевое дело, - Маша помнила его слова, - Зацепился и подтянулся, и так всего три этажа». Она ждала, что он сейчас так и поступит, но Лин не двигался. Он поднял голову вверх и выразительно покачал головой: «Не могу».

 Утром он уже стучался в дверь этой квартиры. Он точно знал, что хозяева никуда не уехали. Но они не открыли - не смотря на личное знакомство и его долгий монолог о преимуществах третьего этажа в планируемой операции. Глубоко в душе Лин надеялся, что сейчас, когда он дал им свет, они откликнутся, и принялся барабанить в окно. Но опять безуспешно. Сил на злость не осталось, и он поднял взгляд.
 Маша что-то показывала руками. Когда она поняла, что Лин ее видит, она закричала изо всех сил:
 - Толкайся вверх на счет пять! Один, два…
Ее голова скрылась, а Лин продолжил считать. На «пять» он отпустил руки и почувствовал рывок. Несильный, но его хватило, чтобы он смог ухватиться за решетку четвертого этажа. С трудом подтянувшись на левой руке, он зацепился локтем правой за уступ в стене и закинул ногу. Получилось встать. Снова показалась Маша, оценила результат и опять прокричала «один, два…». На это раз Лин знал чего ожидать, постарался максимально использовать толчок и зацепиться поудобнее. Пятый этаж. Опять выглянула Маша.
 - Вот и хорошо. Вот и молодец, - сказала она, тяжело дыша, - Давай в последний раз. Один, два…
 Перевалившись через подоконник, Лин сел на пол. Сердце стучало бешено, и он все еще не верил, что выбрался. Маша заставила его подняться и потянула в тепло и свет. Маску и шапку Лин стянул сам, но перчатки оказались непосильной задачей.
 - Помоги раздеться, - сказал он. - Только осторожно. Кажется, я повредил руку.

8.

Лин не сдержал крика, когда Маша вправляла два вывернутых наружу пальца. Но потом, пока она накладывала шину и перетягивала ушибленное плечо эластичным бинтом – терпел, сжав зубы, а после сразу трех таблеток обезболивающего взял ее за руку и прошептал:
 - Спасибо.
 Почти час Маша сидела рядом. Решив, что он все-таки спит, собралась подремать на диване в гостиной. Но Лин тут же открыл глаза, едва она шевельнулась:
 - Куда ты?
 - Ну… - Маша замялась. - Вообще-то я тоже немного устала.
 - Тогда ложись, - он похлопал здоровой рукой по матрасу рядом с собой. – Кровать широкая, и вдвоем теплее.
 - Только руки помою, - кивнула Маша.
 Она вышла за дверь и поежилась. Открытые окна и двери выпустили наружу тщательно сберегаемое тепло, облачко пара при каждом выдохе красноречиво намекало, что лучше бы вернуться в самую маленькую, самую закрытую и самую теплую комнату.
 Маша сунула руки под воду и поморщилась. Когда она решила все же тянуть Лина наверх, то сняла перчатки. И сейчас раны на исцарапанных, изодранных ледяной веревкой руках неприятно саднили под струями едва теплой воды. «Обработать бы…», - подумала Маша, но аптечная коробка осталась на комоде в спальне, поэтому она лишь промокнула ладони бумажной салфеткой.
 - Я уже подумал, что ты сбежала, - подал Лин голос, когда Маша вошла и закрыла дверь.
 - Не дождешься! – она достала из ящика плед и примостилась на краешке кровати. - И вообще! Это моя комната.
 - Я помню. Разрешишь мне сегодня здесь немного поспать?
Он действительно спрашивал разрешения, не смотря на то, что по сути это была его спальня, его квартира, его территория.
 - Все! Давай поспим лучше, - Маша выключила свет. – Не время решать территориальные вопросы.
 Лин не ответил. Еще некоторое время Маша гадала, уснул он или нет, прислушивалась к дыханию. Но потом усталость и темнота взяли свое.


 Поздним утром, а если точнее, то практически в обед – по местному зимнему времени – Лин вышел из спальни и молча сел за стол. Маша кивнула и поставила перед ним чашку с неизменным утренним чаем. Сделав глоток, Лин удовлетворенно хмыкнул. Но когда на столе появились тарелки с ароматным пловом, он подал голос:
 - У нас какой-то праздник?
 - Это вместо банального «спасибо»? Я подумала, что раненый мужчина не откажется от хорошего завтрака.
Лин взял палочки левой рукой и поднял растерянный взгляд. Маша поднялась, и молча, без тени улыбки, достала еще одну вилку.
 - Спасибо.
 Между ними было столько невысказанного, но они обменивались лишь дежурными репликами. Когда с едой было покончено, Лин решился первым:
 - Я хотел тебе сказать…
 - Я хотела сказать… - она заговорила вместе с ним. И они оба вновь замолчали.
Лин кусал губы, Маша опустила глаза. Они стояли друг напротив друга, не в силах ни разойтись, ни приблизиться.
 - У меня есть третий вопрос. Ты проиграла, и должна ответить честно.
 - Конечно.
 - Вообще-то он был первым…
 - Говори.
Лин поймал ее беспокойный взгляд и все-таки спросил:
 - Ты возьмешь деньги обратно?
 Несколько бесконечных мгновений она молчала. А потом сделала шаг, уткнулась Лину в плечо и обняла его обеими руками.
 - Прости меня, - шептала она. – Прости…