Ирия из Нернсты и чужедальнец

 Мне повезло, что я потащилась с раскладной тележкой, надеялась набрать побольше снегу в коробки, привезти домой и растаять его в тазики. Я увидела сначала глаз и клок волос, чёрт, если бы долбанула своей лопаткой... но, скорей всего, и так уже нет никакого смысла с ним возиться. Но глаз притягивал какой-то жалкой тоской, или я придумала её. Присела, рассматривала, убрала снег с лица, -  не страшный, даже вполне себе ничего. Два часа аккуратно откапывала, чтобы не повредить, не отрубить лопатой пальцы, да, руки особенно аккуратно - зачем? Вспотела сама, ветер пронизывающий, заболею из-за гада, зачем он мне попался. Привязала верёвкой, оставила свои драгоценные коробки, вернуться за ними не будет сил, да и растащат уже. Везла домой вечность. Пару придурков пришлось шугануть Рррыком, в одного выстрелила из арика, орал и чертыхался, ползая и собирая себя разлетевшегося на куски, вопил, что пожалуется, и меня аннигилируют. Фиг. Некому.
 Приволоклись, сначала отогрелась сама, потом отдышала этого гада - трать на него дыхание, воду и жратву, если не подохнет. Не подох...
 Оживал медленно. Через неделю начал шептать, ещё через неделю петь песни и обещать мне земной и небесный рай. Я делала вид, что верю, слушать его было приятно, и я привыкла постепенно - зря, ведь ему всё равно придётся уйти, когда сменится парадигма. Он восторгался моей сиреневой шёрсткой, сам же был отвратительно голым и кое-где торчали непредсказуемыми клочками волосы дрянной пегой расцветки. Голос его это лучшее, что в нём было, такой урчащий, непривычно низкий, воспринимаемый мной на пределе моих возможностей восприятия. На октаву выше умудрялась ему подпевать, это приводило его в неописуемое веселье. Я бегала вокруг, а он рокоталсмеясь, рокоталсмеясь.
 Прошло всего пять лет, он очень за это время окреп, но поскучнел вдруг сильно. Парадигма сменилась. Ему надо уйти, я его готовила к этому шагу. Собирала привычную ему пищу, он построил сани, я приручила к нему пару своих, спящих в дикий холод и отмёрзших наконец, дреев. Они помогут добраться до границы Нернсты. Грустно смотрит на меня, нельзя ли меня с собой забрать, глупенький, я там, откуда его занесло к нам, не выживу.
 Уехал, я не тосковала. Я не тосковала, ведь я жила тысячу лет без него, оставил мне пятерых полусиреневых-полубесшёрстиков смешных глупиков, сколько лет им быть? Испортил он или улучшил нашу породу - время придёт, станет понятно. Пока же мои крохи нарасхват, все их приглашают, дабы насладиться их переливчатым пением. Я не тосковала. Лучше бы он никогда не появлялся в моей жизни. А как же мои пять крох? Их не было бы тогда тоже. Пусть появился. Лучше бы не появлялся. Пою его любимую песенку. Ах, мой роз, мой роз. Не знаю что это, смеялся и говорил красная, как кровь его, живая, но молчаливая огромная с кулак снежинка. Врал, конечно. Шёрстка моя стала скучного голубого цвета. Скоро мне, наверно, умирать, лет 200 всего осталось. Ну, ничего, лет сто потрачу на обучение малышей магии и жизнелюбию, и остаток на нежное тихое усыпление и память о счастьях. Надеюсь, мне удасться рассыпаться на совсем ничто, хотелось бы сиреневого цвета.