Смешное православие или последний рубеж

  В два часа на верху у Ц. - Не опаздывай, - буркнул мне по телефону Андрей Андреевич,    у о. Иоанна опять дочка родилась. Андрей Андреевич, бывший полковник, человек угрюмый и неразговорчивый. И хотя он давно уже у нас работает, мы о нем практически ничего не знаем. Но делать нечего идти надо – «бывшие» наладили у нас празднование разных более или менее значительных событий. Но впрочем, к о. Иоанну я пойду с радостью   уважаю.  В два часа я поднимаюсь по лестнице, там уже собралась вся старая гвардия: Анатолий Сергеевич бывший поэт 70 лет, его жена Мария Николаевна того же возраста. Андрей Андреевич наводил порядок на столе, раскладывал колбасу, резал не нарезанный в  магазине сыр, и прочее. Андрей Андреевич несмотря на свою угрюмость был двигателем подобных мероприятий. Остальные сотрудники щебетали о чем-то своем. Обсуждали недавний закон Магницкого и наш ответ Чемберлену. У одного из наших полковников сын жил в Америке и это весьма повлияло на его патриотическую позицию. Осенью он провел два месяца у него в  Техасе и  про ответ Чемберлену теперь отмалчивался. «Зачем наших детей продавать наших детей за границу»,   покрикивала Мария Николаевна, в советское время возглавлявшая женский журнал. «Но нельзя же из-за  этого Магницкого отвечать испорченными судьбами наших детей»,   сказал еще один бывший Иван Сергеевич, но на него тут же все зацыкали и он замолчал.
Беседу оборвал о. Иоанн, принесший роскошный торт. «О. Иоанн мы вас поздравляем с рождением дочери»,    снова выкрикнула Мария Николаевна – разговаривать она давно уже не могла, только выкрикивать отдельные слоганы. Диакон Андрей, поражавший окружающих своей худобой, злые языки говорили, что у него грудная клетка сужается к верху, по сигналу сослуживцев возгласил о. Иоанну «многая лета». Сослуживцы диакона хотя и работали в церковной организации были людьми маловерующими или вовсе неверующими, но очень любили из всего церковного наследия, петь «многая лета» за столом. Такова уж особенность русского постсоветского человека, что-то принимающего в церкви, а что-то вовсе не желающего принимать. Большинство из них видит в церкви благотворительную организацию, к тому же исполненную патриотизма и хранящую множество приятных для них традиций.
  Какой же вы герой, о. Иоанн,   выронила Елена Петровна после естественной паузы, вызванной приемом веселящей жидкости, запрещенной в отделе, но разлитой сегодня благодаря о. Иоанну и отсутствию начальства. Елена Петровна – последний не представленный вам человек, вернее полковник и тоже бывший.
  Пятеро детей,   представить себе невозможно добавила она.
  Да, поздравляю вас! Хотя не понимаю, как вы уже с ними справляетесь. Ведь матушка же в роддоме,   сказал  Андрей Андреевич, сворачивая лист ветчины, которую он так недавно раскладывал рядом с колбасой.
  У нас у одной  в Челябинске, где я служил, было две девочки. Муж очень парня хотел. Ну, забеременела. Аборт надо делать. А УЗИ показывает, что будет мальчик. Ну, решила она на подвиг пойти и сохранить ребенка. Рожает она ребенка, а это девочка. Вот, так залетела, потом с тремя мучилась.
  У нас одна сотрудница в больнице рожала, Там у них была женщина , которая двойню родила, а  у нее уже один ребенок был. Она заявила, если не дадите мне квартиру, я из больницы никуда не уйду. Месяц в больнице была и квартиру дали.
  И правильно, так и надо, молодец. Шутка ли трое детей. Надо своего добиваться,   выкрикнула Мария Николаевна, говорить-то она не умела. На рубеже перестройки она объездила весь мир с российским феминистским движением, но затем узрела непреложную истину, что  представительницы этого движения  на 100% являются лесбиянками.
  А ты Толя посиди пока опустила она обратно за стол мужа, собиравшегося было порадовать нас новыми стихами на тему любви и дружбы. И Толя  смирено сел, впрочем,  давно уже разучившись подавать свой голос в присутствии жены. Но, лирические стихи всегда были исключением, он рисковал в присутствии жены делиться ими с окружающими.
 И Мария Николаевна долго и очень пламенно понесла о подвиге о. Иоанна.
Я намаявшийся по разным церковным организациям с этими «бывшими», в основном полковниками, думал о том, что православие никогда не гналось за числом, и миссии возглавляли настоящие подвижники, не ставившие  целью рапортовать о своих успехах высокому начальству и тем более уж не просиживавшие штаны в Москве, а жившие в чумах и  шатрах. И порою, кончавшие свою жизнь трагически. Зачем нам эти церковные организации, где «бывшие» даже не знают двунадесятых праздников и по духу недалеко ушедшие от советской эпохи? Вспоминал я и о том, как и у меня родилась двойня, но родилась она после того, как на меня свалилась достаточно большая для советского времени квартира, в которой мы оказались втроем с моим маленьким тогда старшим сыном. А через годик открылся и смысл падения квартиры – двойня. Мне почему-то была неприятна история с дамой, выбивавшей себе  таким образом квартиру. А  сколько людей в то и позднейшее время ютились, чуть ли не в одной комнате с пятью, шестью, семью детьми? Хотя Бог  знает, может так, и верно. Может, на нее не падала квартира, и она не верила в Того, Кто один реально решает вопросы  многодетных семей.
  А у меня была знакомая, у которой было 11 детей. И мало, того года младшие были еще малышами, трое отморозков напали на него в подъезде. Избили и через годик –другой он умер. И все равно все выросли прекрасными, активными дружными, кстати, очень заботящимися о своей матери детьми,    не выдержал я , когда Мария Николаевна закончила. У настоятеля нашего храм семеро детей. Знаю, я священников, у которых по 14 детей. А если посмотрим в историю, то окажется, что Менделеев был двадцатым ребенком в семье. А у нас после третьего намекают, что надо делать аборт иначе у вас родится идиот. Так говорили  моей многодетной знакомой, когда она носила,  по-моему, шестого ребенка.
Я выпалил это и вернулся к своим мыслям не слушая охи и ахи моих сослуживцев, которые уже давно меня считали сумасшедшим, и не улавливал их историй, сыпавшихся одна за другой.
А в мыслях было то, что Россия, как вор, сменила окраску и, из красного перекрасившись в белый цвет,  сути своей не изменила. Хотя все больше и больше встречаешь многодетных мам, счастливых семей с четырьмя, пятью, шестью детьми. Но, боюсь я, что встречаю их,  только в своей православной среде. Сфера обитания этих сумасшедших детопроизводителей не велика. А остальные пытаются жить по-европейски эгоистично, не думая ни о будущем, ни о своей стране, в любви, которой не так давно клялись, потом с новым курсом слегка охладев к ней. Мне всегда удивляло в этих людях чутье, которое дает им точно определять новый, единственно верный партийный курс, хотя уже нет  партии, и задачи  некому ставить. И все-таки они находят этот курс, подхватываемый новыми партиями и новыми лидерами. И пробираются как опытный грибник чащей, одному ему заметной тропинкой. И  чувствуют они, что православие скоро закончит их кормление, обанкротившись и лишившись сил оплачивать их счета. Для них это не беда, они уже различают  тропинку, которая выведет их к морю, и переправившись через  него, они обретут счастливую жизнь  в странах, так недавно ими проклинаемых.
 Вспомнил я  и о том, что наш демографический спад, о котором теперь говорят все, начался с этих моих полковников. В моем классе в основном ни у кого не было  ни братьев, ни сестер. У кого-то, как у меня, был брат или сестра, и только одна девочка, у которой были  и брат, и сестра. «Плодить нищету», «жить для себя»    эти выражения я хорошо запомнил с детства, когда частенько наметившегося второго ребенка услужливые кумушки и родственнички готовили на заклание, по-дружески рекомендуя делать аборт. И во время моего детства население СССР увеличивалось в основном за счет азиатских республик, а русское население обескровленное войной и репрессиями,  убивалось безжалостной коммунистической идеологией, готовившей процветание союза республик за счет все той же обескровленной России. И не так просто изменить суть, а не окраску. На это нужны годы, нужны подвижники. Не миссионеры, вдалбливающие прописные истины, а своей жизнью  показывающие, что можно быть другими. И думал я о том, что беды наши во многом истекали из лживого советского времени, когда говорили одно   делали по-другому. Когда вся партийная верхушка, показывавшая нам миражи коммунизма и социализма, сама смотрела на Запад, и не потому, что там прячется солнце, а потому, что больше шмоток и можно потратить наворованные денежки. И за чем нам эта ложь сегодня? Может им как-то поможет смиренно промолчавший весь праздник о. Иоанн или тот же  узкогрудый, словно в насмешку ходящий в диаконах много лет, о . Андрей, кажется, все годы своего служения,умудрившийся проходить в одних ботинках? Как дать им  понять, что несмотря на  трибуны, пространные речи, банкеты, встречи с всякими иностранными  министрами, православие – это не новая партия, где можно получить выгодное место или пост, а иной мир, где чем-то живут эти оборванцы: о . Иоанн, о. Андрей, много терпящие от  партийных лидеров, наверное, за то, что стараются делать как думают? И именно ими, а не партией живет Россия. Как объяснить им предавшим здесь уже почти все, и готовые предать то единственное, что предавать нельзя   это смешное православие со своим «голоданием» по средам и пятницам.
  А вы подготовили тезисы для конференции? Из министерства уже звонили,   прервал мои мысли, обращаясь к Андрею Андреевичу, Иван Сергеевич. И все потекло своим чередом