Постигая белый свет. О книге Марии Марковой

Антон ТЮКИН

ПОСТИГАЯ БЕЛЫЙ СВЕТ.
О КНИГЕ МАРИИ МАРКОВОЙ “СОЛОМИНКА”

Только что окончил чтение сборника Марии Марковой “Соломинка”, вышедшего в московском поэтическом издательстве “Воймега” в 2012 - м… Ощущение озноба, восторженной, сладостной боли и страха. Ощущение, что прикоснулся к чему-то интимному, скрытому, очень личному, выставленному на показ художником – мастером слова: “Смотрите!” А еще: ощущение чуда. Ощущение дара, подарка невиданной щедрости.
Давно стали расхожею фразой слова Маяковского о том, что “поэзия – езда в незнаемое”… Однако, от неловких и нелепых повторений великолепные слова поэтов не становятся банальностями, нет. Иногда слова эти, как большие суда в дальнем плаванье зарастают ракушками – правда. Но войдет такое судно в док, отскребут хорошенько его, хорошенько продрают борта – и опять оно живо, живет. И опять оно дышит и пышет. И опять оно смело стремится вперед – по волнам поэзии, как жизни… Почему?
Потому что на мостике судна поэзии капитан Мария Маркова.
Почему плывет ее “Соломинка” по волнам слова русского?
Потому что большую и чудесную работу провела Мария Маркова со словом, чтобы снова звучало и пело оно. Было свежим, как белое платье, как халат медсестры или доктора, что спасает от грязи наши души и наши сердца. Скажем же “спасибо” за это Марие.   
* * *
“Соломинка”…
Трагедия потери. Страх и смерть, неизбежность огромных утрат, боль взросления, как законная плата за постижение ужасно пугающего нас на пороге жизни, горестно - несовершенного мира… Хрупкий лед под женским сапожком. Белый день, одиночество в доме. А вне? То же самое – пустота, тишина и забвение.
Белеющее платьице воспоминаний промелькнувшего детства. Нескладная девочка Ирочка, и вот… уже белый потолок палаты, хрупкость, сон наползает, черной пропастью провал в небытие… Сон и явь сплетают нитку парки.
Это мир Марии Марковой. Вот он – хрупкий, невесомый мотылек на раскрытой, до поры, ожога и боли доверчивой, детской ладони. Мир тончайших увеличительных стекол. Мир алтайского, странного слова – от бабушки. Мир разлитый молочным миражем тончайшего облачка, дымкой над темнеющими водами всепоглощающего Стикса. Так страшно.
Страшно?
Нет. Не страшнее взросления – побега из детства. Смотрите: 

Когда ещё, от тесноты и гама
избавившись, считаешь раз-два-три —
звезда гори — и лес, и волк, и яма, —
идёшь квартал, не сомневаясь, прямо,
уже меняется всё.
Повтори:
дом, дом, киоск, два дерева…

Это – поэтесса ХХI века Мария Маркова, ее путь из детства в отрочество, во взорсолость. Детский путь через мир, как предчувствие грядущего в мир. Припомним иное, тоже детcкое, в верней – уже “детское крайнее”:

Сусальным золотом горят
В лесах рождественские елки,
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят.

Это – Осип Мандельштам, поэт у которого с Марковой есть перекличка как у двух настоящих поэтов. Вот она пьет разреженный воздух, почти что парит невесомо над бездною и бытием:

Так тесно — обними меня до смерти,
пока не прерывается поток
и бабочек испуганные черти
летят под потолок.
Ещё сверкни и выхвати из мрака
(как точен обжигающий прицел)
лицо и сигаретку. Мир, однако,
меняется, меняется. В конце
не остаётся времени заплакать,
но что-то есть — прозрачное — в лице.

Объятия через век. Не странно, чудесно, знакомо. Знакомо всякому, кто жил и кто дышал разреженным воздухом первой весны, подростковой свободы.
Еще?  С кем еще перекликнулась Мария Маркова через век? Ну, конечно, c Мариной Цветаевой. Вот, читаем прекрасное, чудно – пьянящее, это:

Что ты плачешь, сестра?
Разве можно оплакивать это:
простоватую жизнь, опалённое горькое лето,
кухню с видом на ветки сухой аскетичной рябины,
половицы поющие, быстрые всполохи света,
пищу скромную, праздники-именины?..

Пусть стихотворение и называются “Томе”, мы то знаем, мы то чувствуем сердцем, объемлем всем разумом, что та Тома, Марина, Мария… - те же вечно живые, вечно ждущие, всеблагодарные, вечно чуткие души, опаленные с краю огнями жестокого века, но все тянущие, тянущие друг – ко - другу свои тонкие руки чрез барьеры, века, времена. Через разность писмен и племен – все едино. Протянули, схватили покрепче, поймали и обняли. Обоняли, увидели, поняли мир. Приняли и преломили по - цветаевки. Донесли, рассказали другим. Даже интонационно близко две – Марина и Мария, вот:

Хлеб ли надвое преломить,
вслух ли что-то произнести…
Приходящим — болеть и жить.
Уходящим — всегда цвести.
Ничего не зная о том,
в гибких пальцах травы, в песке
жук ползёт в невесомый дом
над рекой, а ещё в реке
можно, к солнечному пятну
наклонившись, на самом дне
видеть рыбу, всего одну,
глубоко. Повезёт — и две.

* * *
Так свершается чудное диво – волшебство, колдовство, чародейство над словом. Так не спешно ступает поэзия в мир. Как по облаку – белому – белому. Так врачует, баюкает, холит, жалеет она. Не крикливая, наглая тетка в сагогах - кирзачах, вечно и про все твердо знающая “как делать надо”, всех к чему то зовущая, поучающая глупой “моралью” своей, а смиренная, мудрая, светлая. То ли грешница, то ли святая? Скорбная, страдающая, тихая. На кошачьих, осторожных лапках, c легкими, еле различимыми хрустальными звонами, но никогда не под “медь”. 
А еще: какая она? Как ее нам узнать? Как почувствовать? Как отыскать?
Только сердцем одним, у кого оно есть. Ведь она – неуловимо сложная и безмерно простая – такая бесхитростно странная. Вечно новая, всегда постоянная в главном, в сердцевине саднящею болью своей. Болью и восторгом одновременно. Перехватом дыхания, комом в гортани. Это словно прыжок с парашютом, вы поняли?..  Сладкая на языке поэта, очень часто - соленая, всем задаром глаголящая истину.
Смертная и все же - бессмертная, всепобеждающая в дивном своем естестве и словесной всеполновесной, всепобеждающей правде, вечно новая, словно майский зеленый листок и переменчивая, словно жизнь человеческая, хрупкая, трагически – непрочная, ненадолго влетевшая бабочка в мир, словно общая наша судьба – вот она – поэзия Марии Марковой. Ловите…