Шоколад. Hazel

...и снова.
А я смотрю. Смотрю на квадратики шоколада.
У меня ступеньки в глазах. По ним поднимается кофейный запах – в коричневом шарфе, с царапинками и рисунками на руках.
Всё очень спокойно сейчас. На моём запястьи выстроены города прямоугольников. Пять фломастеров на столе. По спине ползёт шёлк. Аллилуйя – поёт стекло в тишине. Аллилуйя.
Начинается дождь. У стекла ухудшается зрение. Оно не любит прямоугольники, потому что прямоугольное и ценит индивидуальность. На прорисованных ве’нках остаются поры подтаявшего шоколада. Мои города пахнут тёмным деревом. Каждое движение в них отсчитано наручными часами. Раз-два-три – выдох. Щелчки пальцами отдаются до висков, немного качнуло назад. Балансируешь, удерживая мир на запястьи.
Сирия врывается в каждое очертание Твоего жёлтого. Она звенит в очерке арабской монеты, дышит сквозь ладонь. Бродяга с деревянным крестиком, приколотым к одежде. Безбожник, обошедший все храмы и помнящий все молитвы.
Твоя коричневатая одежда горит. Расползается кожа. Запах пепла. Не может быть…
Сплетаются капли. Джа’илларэ помнит дождь. И ничего, кроме дождя.
Слышащий лес. Так тебя звали эти смешные люди, рисующие красный иероглиф на правой щеке? Тиканье. Все часы всегда идут в синхрон. Я не знаю, как у них это получается, но я слышала об этом. Слышащий лес. А я даже дождь не слышу.
Смотрю на шоколад.
Если бы...
Если бы можно было поменять квадратики местами, ничего бы не изменилось. Плитка осталась бы цельной, прямоугольной и так же не нравилась бы ни стеклу, ни дождю, ни тебе, ни мне. Может быть, я люблю именно это. Наблюдать, как не состоялся очередной мой мир.
И тебе удачи, Бродяга.
Ничего не изменится при перетасовке. Надламываю геометрию карих квадратиков. Аккуратно раскладываю рядом с фломастерами. Мозаика. Которая всегда будет собрана правильно. Смириться?
...и снова.
Тикают часы. Катаются по столу фломастеры. Всё отмерено точно по силам нашим.