Ночные откровения

               
                Река живет своими берегами
                И брошенными мертвыми на них.
               


Эта одна из немногих ночей, когда хочется быть откровенным. Хочется открыться первому встречному на любой улице этого небольшого города. Облить его своей мечтой, обнять секретами и идти с ним рядом, пока не откажут ноги. Мы еще трезвые и от этого еще удивительнее кажутся наши откровения. Улицы становятся все уже, плечи наши все теснее, и мы не смотрим себе под ноги, - следим, чтобы низкие чуть теплые крыши не задели наших голов.
  Мы по очереди говорим, и по очереди слушаем друг друга. Уличные фонари горят через один, поэтому, бывает,  я не вижу его лица, этих тонких губ, иногда замирающих на фильтре сигареты, чтобы глубоко затянуться. 
Сколько уже идем – не знаю. Но вот впереди маячит долгожданный приют!  Мы молча входим, не касаясь остывающих после жаркого дня металлических перил. Нас встречают раскрасневшиеся лица потных посетителей. Их затуманенные от сигаретного дыма глаза лениво высматривают в нас трезвых чужаков и, пока не найдя ни какого повода для беспокойства, теряют к нам всяких интерес. Худющая барменша, далеко убежавшая от бальзаковского возраста, выходит из-за барной стойки, вытирая грязно-синим фартуком кости рук и кивком голову показывает нам место приземления. Два темных нефильтрованных пива, пережаренные сухари в соли и минутная задержка дыхания, чтобы просто напиться.
Здесь мне ни разу не приходилось бывать. Здесь пахнет человеческой старостью. Локти липнут к столам, где проливалось пиво, где закисшие тряпки это пиво впитали не до конца. Под столом сигареты затушены в смачных желто-зеленых харчках, а жизнь давно остановилась. Она умерла.

Я ловлю взгляд моего спутника. Его обладатель где-то далеко-далеко дрейфует льдиной в холодном океане, вокруг черная вода отражает черноту неба с россыпью рисовых зерен и до проблеска первого маяка еще плыть и плыть.
Только сейчас, после кружки холодного пива и при достаточном свете, мне удается разглядеть «моряка».  Лицо сухое, как руки той барменши, с множеством глубоких оврагов. Беспорядочные канавы, кривые хаотичные линии, словно запившийся художник извивающейся рукой-змеей   набросал автопортрет, а потом скомкал лист. На левом виске шрам в виде зарождающегося месяца. Такие отметины получают в детстве, унося ноги их соседского сада, полного кислых зеленых яблок.    Но тот, кто сидел напротив навряд ли делал в чужих заборах лазы и оставлял на ржавых гвоздях свою кровь!
  - И чего эт вы на меня так вылупились?!
Я аж вздрогнул! Изучая ландшафт своего попутчика, я и не заметил как он выплыл из тьмы океанной. И это его «вылупились»! И глаза какие-то!..
  - …извините… я… я не...
  - Да ничего,- голос снова тихий и певучий,- хочется, так смотрите.
Я отвел взгляд и стряхнул пепел с сигареты в обрезанную пивную банку.
  - Как вы один со всем этим справляетесь? Не тяжело?! – Он вытянул из моей пачки сигарету, оторвал фильтр и закурил, хитро прищурившись.
  - В смысле? – переспросил я. – С чем справляюсь?
  - Я говорю, одному то не тяжело? По близкому человеку не скучаете?
Тут меня кто-то внутри сильно дернул за щитовидную железу. Я быстро спрятал руки под стол, чтобы не показывать вдруг начавшуюся дрожь.
  - У меня нет родных. Я сирота.
  - Ну, близкий человек не обязательно должен быть родным. Случается и нередко, родные люди друг другу чужие. Да ты пиво то пей, а то моча будет.
Я взял кружку и тут же ее отставил. Преступный тремор выдавал меня с головой. Да и что он может знать! Мы знакомы какой-то час! Мы вообще не знакомы!
  - Ни чо не пойму! О чем вы?!
  - Как это случилось! – меня не слышали, я не существовал. – Она долго умирала?!
Рука моя взбесилась. Вылетела из-под стола, описала над головой полукруг и с апломбом смахнула  со стола пустую кружку. Я перестал дышать, и сердце мое сжалось до размеров куриного пупка. Мое тело вскочило и его закружило в дикой пляске отчаяния. Вокруг все кружилось, неслось с бешеной скоростью мимо меня, и только он сидел напротив неподвижно, не отводя своих глубинных морских глаз от своей жертвы.
  - На нас смотрят! – Он отклонился в сторону и посмотрел в зал. – Успокойтесь и садитесь. Я закажу еще...
  - Не надо мне вашего пива! – промямлил я, стекая на стул. Костяшки пальцев побелели, мне их с трудом, один за другим пришлось отрывать от края стола.
  - Вы же сами завели со мной беседу! Подошли, предложили выпить пива. Всю дорогу несли без умолку всякую ахинею. Вам было одиноко и я решил поучаствовать в разгоне облаков. Приношу свои извинения, если я вас чем-то задел и порвал перетянутую струну, но… возьмите вот, вы облились…
Поколебавшись секунду-другую, я взял из его протянутой руки салфетку. Официантка, быстро смела осколки стекла в совок и приняла у него заказ. Я извинился за кружку, она молча кивнула, мол ей не привыкать, и зашаркала обратно за стойку. Пока я втирал пиво в джинсы, он медленно ползал по мне взглядом. Изучал, исследовал, словно я какой-то неизвестный науке вид пресмыкающегося.   
  - Я не пойму, что происходит, а?!
  - А что происходит? Нет, ну что-то, да и происходит! В этом городе, в этой жизни, вот прям в это самое время кто-то кого-то ненавидит или обнимает, проникает шершавым обложенным языком в ротовые помойные полости. Обменивается с прижатым к стене партнером выделениями воспаленных потовых желез. Вы верите в бога?
Ни чо себе переходик! Молчу… На вскидку и не придумаешь что ответить. Молчу…
  - Вопрос стар, как мир и прост. О вашей подруге пока забудем, - меня всего всосало в стул, - пока не будем ее тревожить, ей там и так не сладко. Она же ведь была, ой, не ангел! И мученическая смерть совсем не искупила ее грехов. Ну так, ты веришь в бога, сопляк!
Все это время я сидел с открытым ртом и вывалившимся языком. Пальцы обжигала истлевшая сигарета. Пиво выдохлось и скисло. Прошло триста сорок лет с тех пор, как я отсчитывал в уме ступеньки парадного крыльца этого чистилища. Я умер старым одряхлевшим человеком в одиночестве на обоссаном  матрасе бес простыней и подушек. Кости мои превратились в прах и стали удобрением для злой крапивы, которая оплакивала меня утренней росой.
  Ну ладно… ты глянь лучше что там в твоем правом кармане джинсов. – Он показал пальцем, как будто я не знал где правая сторона, а где левая.
Загипнотизированным кроликом я потянулся в указанном им направлении. Целую вечность залазил в карман и… Господи!
  - А? что там? Покажи ка!
Наконец я достал ее и положил на стол.
Этого не может быть…
  - Не может быть, думаешь! – Он убрал от меня свою морду и комфортно уселся, он приготовился к просмотру занятного представления.
В ушах звенело. Я не мог оторвать глаз от этой гребаной расчески! Не мог принять всего происходящего, но я до сих пор все помнил, и эта память выстрелила прямо в мой сморщенный лоб.
  - Знаешь где ты потерял ее?!
  - Нет! – Это был не отрицательный ответ, это было всеобщее отрицание!
Захотелось вскочить и убежать. Заорать и орать, пока глотка не вывалится наружу. Я обернулся в надежде найти помощь, отогнать от себя наваждение, зацепиться за что-нибудь взбунтовавшимся разумом. Посетителей не было, за стойкой никого. Настенные лампы перегорели, а может и не светили вовсе. Выжила только одна, у нашего стола. Свой тощий свет она отбрасывала на его лицо. Это была совсем не та физиономия, что мелькала передо мной весь вечер. Улыбаясь ста ровными зубами, она говорила, что сейчас все кончится. Никаких угрызений совести, скажем «Нет» бессоннице! Мне не нужно больше бояться, что меня раскроют. Меня раскрыли!
Дьявол!
Он приставил к своей голове указательные пальцы, изображая рога и захрюкал.
Ни чего нельзя скрыть! Даже крошку пивного сухаря, застрявшую в гнилом дупле больного зуба!
  - Лера!
Я был готов, но желудок скрутило. Телефон, поставленный на виброрежим звонил внутри меня без умолку, как сумасшедший!
  - Поговорим о Лере. Ты был в стельку пьян, и не помнишь как потерял эту вещицу. Ты валялся на мокром песке, пуская слюни, а твоя любовь пускала пузыри в десяти метрах от тебя.
  - Нет…
  - Ты захлебывался пьяной слюной, а она грязной водой старой реки!
  - Все не так!.. было не так! – это уже не был диалог. Я говорил с собой. Пытался втолковать этой падле, что на самом деле она все путает. Она на виновата. И прямой вины  на ней нет! 
  - А как?! Ты не оклемался через пару часов и не решил, что она ушла без тебя, не разбудив?! Ты не заметил рядом ее аккуратно сложенные вещи?! Или заметил?! Расскажи, как через двенадцать часов ее выловили из реки! Ты видел все это? Был на рыбалке?!
Я сжался в комок. Речная вода текла из глаз по щекам и в рот. Сопли гирляндами свисали из носа.
  - Блин, я испугался! Я был еще пьяный и испугался! На хера вообще она туда полезла!
  -  Накануне на том месте была гулянка. Когда, катер отчаливал, он вырыл винтом  в дне яму. В нее-то она и шагнула. Испуг, вдох! Бац! Даже крикнуть не успела. Ты в этот момент валялся рядом. А потом струхнул. Чужих следов там до хрена после вечеринки, о тебе никто и не догадался.  Я не знаю в чем твоя вина и есть ли она! Ты как думаешь?
Сквозь слезную пелену я смотрел, как он встает и уходит.
   - Вы не волнуйтесь.  За пиво я заплатил… - раздалось уже за спиной, вдалеке, на другом берегу.
Все закончилось неожиданно и быстро. Я сидел в темноте. В холодной могиле, засыпанной сырой землей. Только часы равнодушно отсчитывали секунды этой ночи. Ночи, когда хочется быть откровенным.

На следующий день рыбацкий катер, на борту которого черной краской было выведено «ЛЕРА»  выловил из реки труп мужчины. Капитан, недавно похоронивший дочь, контролировал поднятие утопленника. Одной рукой он тянул его за штанину, а другой отмахивался от назойливых мух.  Мокрые волосы  липли к лицу кэпа и он их раздраженно убирал, приоткрывая на виске шрам в форме зарождающегося месяца.
Молодой юнга, стоявший в стороне и активно борющийся с тошнотой, смотрел на капитана преданными псиными глазами. Это лицо, думал он, всегда держали навстречу ветру и мусору, что тот несет в себе. Таких лиц мало где встретишь. Их обладателей нужно любить, иначе и быть не может!