Симочка

   
    Рассказ

   Битком набитые автобусы задерживались у  остановки считанные секунды, и не было сил протиснуться к дверям сквозь разгорячённую толпу.
— Пашка, цепляйся! – кричал другу чернявый парень, которому посчастливилось пробраться к передней двери.
— Успею, – донёсся Пашкин голос.
Часы «пик». Все спешили домой, у всех были дома неотложные дела, поэтому никто не хотел уступать право соседу уехать с работы раньше. В сутолоке принимали участие и девушки, находя возню не столько обидной, сколько увлекательной. Только одна из них стояла в стороне, окидывая всех спокойным, почти безразличным взглядом. Но весь её вид говорил о нетерпении, о желании во что бы то ни стало уехать как можно раньше. Однако она и не двигалась, ожидая, видимо, когда схлынет с остановки толпа и можно будет спокойно сесть в автобус.
 Её взгляд, казалось, был направлен на собственные мысли: в нём чувствовались одновременно и тупая отрешённость от внешнего мира и затаённый интерес. Девушка не замечала никого и ничего вокруг. Не замечала, что за нею вот уже полчаса, пропустив четвёртый автобус, следит широкоплечий парень в робе монтажника, которого только что назвали Пашкой. Он настойчиво «стрелял» глазами в её сторону. Но бесполезно. Потеряв надежду на ответный взгляд, парень решительно подошёл к девушке и тронул её за рукав заляпанного глиной ватника:
— Несмелому не достанется…  Пойдём!
Она шагнула за ним к автобусу. Но, по-прежнему, не проявила никаких чувств, ни радости, ни участия, ни благодарности. Словно давно ждала этого момента.
Пашка врезался плечом в толпу:
— А, ну-ка, посторонись…
Все оглянулись, и все как будто оцепенели от такого неслыханного нахальства. Дали дорогу…
В автобусе он разговаривал с другом и не заметил, как девушка вышла. Пожалел. Ему хотелось ещё раз посмотреть в её задумчивые глаза, подбодрить, улыбнуться на прощанье. Но её уже не было.
На следующий день вся бригада ехидно подсмеивалась над Пашкой. «Рыцарь Печального образа. Завёл себе кралю наш Павло. Как бы не женился!» Бригада была дружной, поэтому к каждому увлечению тут относились ревниво, рассматривая его чуть ли не как измену друзьям. Привыкли монтажники к кочевой жизни. Привык и Пашка. С тех пор как он демобилизовался из армии, прошло года три.  На каких только стройках не побывал он! Пашка свято чтит традиции монтажников. И не обижается на шутки. Знает, от доброты гогочут ребята. Все девять человек – водой не разольёшь.
Обеденный перерыв кончился.
 Пашка бодро шагает на монтажный участок, затягивая на ходу предохранительный пояс. Под самым карнизом цеха, метрах в двадцати от земли, Пашка чувствует себя как дома. Высота ничуть не пугает его, но уже и не вызывает восторгов, как в первые годы работы. Он привычно устраивается на перекладине у железобетонной колонны, надевает на голову щиток и начинает варить швы.  Огонь пульсирует перед синим стеклом щитка, искры золотым дождём сыплются вниз на ржавый грунт. Позабыв обо всём на свете, сварщик включается в рабочий ритм. Изредка он поднимает щиток, чтобы посмотреть на шов и дать отдохнуть глазам. Мимо, почти рядом, проплывают тучки,  словно парусники по бескрайнему синему морю. Сварщик грозит им держателем: «Ну-ну, поспешайте,  пузатые!». И смотрит вниз. Взгляд его падает на девушку, остановившуюся под перекладиной. Девушка задирает голову и прищуривается.
— Эй, ты, кукла! – кричит Пашка. - Спрячь глаза – обожгу.
И вновь принимается за работу. Закончив шов, Пашка неторопливо спустился вниз и, к своему изумлению, увидел перед собой ту самую девушку, которой накануне помог сесть в автобус. Это её, значит, он назвал «куклой».
— Ты зачем сюда пришла? – покраснев от неожиданности, спросил монтажник.
— На тебя посмотреть, – спокойно, без тени смущения, сказала она.
— Что на меня смотреть! Кабы я циркач был…
Девушка,   не заметив  недовольства в  неуместной  шутке   парня,         кивнула на его рабочие  рукавицы и  поинтересовалась:
— Там, наверху, холодно, да?
— Не. Жара, аж дрожь пробирает, – иронически заметил Пашка.
— А ты симпатичный.– Она помолчала секунды две–три и добавила: — И весёлый…
— Ха!
Пашка был польщён, но чувствовал себя неловко; он то и дело оглядывался, боясь, как бы ребята из бригады не увидели его рядом с девушкой. «Краля! - подумал он. - Насмешек не оберёшься». Однако парень не знал, на что решиться: то ли повернуться и уйти, то ли… Так раздумывая, он усердно оттирал прилипшую к сапогу глину о кусок швеллера.
— Ты… Как хоть тебя звать-то?
— Сима.
— Ну, Симочка, пошли домой, что ли?
— Угу, – поспешно согласилась она.
Девушка не скрывала своего любопытства. Молча и с большим интересом,  на ходу,  рассматривала она сварщика, словно хотела навек запомнить его вот таким,  в движении.
— Та-ак, значит… – нарушил неловкое молчание Пашка. – А ты не стой больше под сваркой.
— Почему?
— По правилам техники безопасности, вот почему! – горячо, с досадным недовольством сказал сварщик.
— А если красиво. И ты… Ты, как Бог, весь в лучиках.
— Ха! – Пашка от удивления вытаращил глаза. – А ты видела его, Бога-то?
— Зачем его видеть? Его никто не видит. Мне о нём тётка Варя говорила. Моя тётка.
— Во-он оно что, –   хмыкнул парень и подозрительно посмотрел на Симочку. – А ты, девк, сколько классов-то закончила?
— Шесть.
— Шесть? – протянул он, ещё более удивившись. – А почему не восемь?
— Мы с мамкой на Севере жили. Сосланные. Вместе с отцом. Он пришёл в войну домой из окружения. А мамка его укрывала. Вот и сослали нас всех. Мне тогда было всего один годик. Мамка померла, а меня взяла к себе тётка Варвара. Мученица.
— Та-ак. Значит, баптистка?
— Кто?
— Да тётка-то твоя?
— Нет, она хорошая, добрая. Она меня приютила.
—  И где  же работает она, эта твоя добрая тётя?
— Не работает она. Нельзя ей. Вся больная…  Настоящая мученица.
       У девушки навернулись на глаза слёзы, и Пашка почувствовал вдруг, что чем-то обидел её. Стало ему   жалко Симу. Хотелось по-человечески приласкать, а кругом были люди. Как и в прошлый раз в набитом до отказа автобусе.  Так и простоял он молча, держась за поручни. Только с виноватой улыбкой и  нежностью смотрел в её большие, полные затаённой грусти, глаза
Вышли у городского парка. Пашка кисло улыбнулся:
— Ну, вот и приехали! До свиданья!
Сима вплотную подошла к парню и загородила ему дорогу.
— Нет, ты меня проводи.
— Да ведь день же, Симочка!
— Ты проводишь меня, – тихо, но требовательно, произнесла она.
— А если я женатый?..
Девушка сверкнула  глазами, отвела их в сторону, словно тем самым хотела заставить себя подчиниться новой необходимости. Пашка мгновенно оценил её внутреннюю борьбу. Нет, это был не каприз, не обида, не сожаление. Девушка стояла, как тень, непроницаемая и бесстрастная. И с каждой секундой он подпадал под какие-то невыразимые чары  Симочки. Она не была похожа на тех разбитных хохотушек из бригады маляров, которые за своей наигранной весёлостью скрывали коварную душу. Сима была не такой.  Наивная прямота её сбивала с толку, и весь  «этикет», усвоенный им со слов бывалых и опытных в таких делах монтажников,  тут оказался абсолютно не пригодным. Сима не домогалась уважения, но всем своим поведением она заставляла уважать себя, ломала устоявшиеся традиции «обхождения» с женским полом и тем выигрывала в его глазах.
Пашка уже боялся заговорить первым. Прогулка длилась в некотором молчании.
— Других провожают, –   словно оправдываясь, пожаловалась Сима. –  А меня никто… никто не провожает.
Пашке теперь  уже хотелось сказать: «Я всегда буду провожать тебя до самого дома!» Но Симочка, повернувшись, остановила его:
— Хватит. Больше не надо. Иди. Тётка увидит.
Пашка стоял, опустив руки. Он почувствовал себя побеждённым.
— Симочка, приходи сегодня в кино. Приходи. Фильм классный. Американский. «Унесённые ветром». Приходи обязательно! Я буду ждать тебя.
Сима покачала головой. Нахмурилась.
— Нельзя. Тётка говорит – грех!
Вечером Пашка долго чистил праздничный костюм, в котором он совсем недавно ездил к родным на Брянщину. Долго разглядывал на ладонях галстук и пытался разгладить его горячим чайником – электрического утюга в общежитии строителей не нашлось. А думал не о себе, не о наряде, не о кино – о Симочке. Твёрдо надеялся: придёт!
Но Симочка не пришла.
Не пришла она и на следующий день.
Иногда, по вечерам, Пашка бродил по городу, заходил на улицу, где стоял дом Симочкиной тётки Варвары. Останавливался у дома. Окна его всегда пугали чернотой; то ли в них никогда не зажигали свет, то ли наглухо закрывали изнутри ставнями. Исподволь Пашка узнал, что хозяйка дома, вдова Караваева, занимается перепродажей краденой мелкой церковной утвари и дружбы ни с кем не водит. Племянницу свою она быстро определила на стройку «зарабатывать копейку», запретив строго-настрого думать об учёбе.
Симочка теперь  приходила на работу на час позже других и на час раньше уходила. Ей не было ещё и восемнадцати,  и поэтому она пользовалась сокращённым рабочим днём. Пашка очень редко встречал Симу. Он даже как-то попытался остановить её и поговорить с нею. Но Симочка не пожелала разговаривать. Он предполагал, что причиной этого отчуждения были козни Караваевой, но делиться своими подозрениями  ни с кем не хотел. Не было возможности призвать на помощь девчат: у Симочки не было подруг. И всё же какая-то внутренняя сила подсказывала парню, что встреча должна состояться. Пашка почти ежедневно ходил в кино, брал два билета и поэтому даже при переполненном зале место слева от него всегда пустовало.
Как обычно, у входа в кинотеатр   толкалась молодёжь. Подвыпившие ребята считали «шиком» осматривать каждую проходившую девушку, отпускать сальные шуточки, цокая языками и объявляя во всеуслышание: «Вот это кадр!» Когда-то этим грешил и Пашка. Но сейчас он со страхом наблюдал за этими озорными насмешниками, думая: как бы не пришла  о н а,  и как бы эта мелюзга не оскорбила  е ё. Ох, и врезал бы он тогда обидчику!  Знай меру… Особенно вот этому развязному индюку с красным носом. Пашка смирный малый, все это знают, но за обиду спуску не даст.
Он  безнадёжно посмотрел на часы в последний раз перед сеансом – поздно, опять не придёт. Почувствовав на себе чей-то взгляд, он обернулся и заметил невдалеке спрятавшуюся за ствол тополя Симочку. Глаза её, как угли, сверкали из темноты; в них отражался неоновый свет  фонарей, а, казалось, что они светились изнутри.
— Симочка! Идём скорее! – Пашка ухватил девушку за руку. – Начало через минуту.
Девушка в страхе мотнула головой и ещё плотнее прижалась к тополю. Пашка тащил её в возбуждении, она никак не хотела идти, упиралась. Тонкая фигурка её изгибалась у дерева.
— Не надо! Не надо!  – отбивалась Сима.
Парень не отставал. Она зубами вцепилась в его руку. Злость и отчаяние охватили его сразу. Он оставил её.
— Ну, и чёрт с тобой! – в сердцах сказал Пашка.
Шёл фильм  «Пропало лето». В зале смеялись. А Пашка всё ещё не мог придти в себя от охватившего его возбуждения. Что он  ляпнул ей   сгоряча? «Чёрт с тобой». Как он мог  э т о  сказать Симочке!? Ведь это, только одно это слово, может искалечить ей душу. Может быть, Сима уже лежит без чувств на тротуаре… Может она уже… Пашка не в силах был усидеть и до половины сеанса. Он пробрался к выходу и шагнул на улицу.
Симочка стояла одна всё там же, у дерева. Никого вокруг не было. Пашка подошёл к девушке и взял её за плечи. Тело её вздрагивало от беззвучных рыданий, а по лицу катились ручьи слёз. Сима и не пыталась вырываться. Она уткнулась носом в Пашкину грудь, не переставая повторять:
— Не пойду я к ней больше! Не пойду! Не пойду… Паша, спаси меня!
У Пашки навернулись слёзы. Нет, он не оставит Симочку среди улицы. Он не даст никому обидеть её. Прошло несколько минут. Девушка немного успокоилась. Слёзы высохли, и только печаль осталась в глазах немым укором тёткиной совести.
Долго бродили они по улицам города. Изредка Симочка останавливалась, прильнув щекой к плечу парня и, искоса посматривая в его лицо, шептала:
— Паша, ты всё-таки пришёл за мной…  Какой ты хороший! Мне так было страшно, а уйти домой  не было сил… Я очень тебя люблю.
Из бессвязного рассказа девушки Пашка узнал то, чего никак не мог себе представить: его милую Симочку тётка собралась выдать замуж за шофёра, тридцатипятилетнего вдовца, снабжавшего Караваеву свечками, крестиками и даже иконами. Шофёр служил у попа единственной в городе действующей церкви. За непослушание тётка Варвара грозила племяннице «божьей карой».
В эту ночь впервые в своей жизни Пашка пришёл в рабочее общежитие с девушкой. В комнате никого не было. Сосед по койке, старый монтажник, недавно взял отпуск и уехал домой. Пашка включил свет. Вытащил из тумбочки хлеб, колбасу, сыр, бутылку минеральной воды…
— Ешь. Я сейчас приду.
     Симочка поёжилась и умоляющим взглядом посмотрела на парня. Тот улыбнулся ей и скрылся за дверью. Гостья успокоилась. Бросила взгляд по углам комнаты. Икон не было. На столе – стопка книг и круглое  в металлической оправе зеркало. Робко подошла к зеркалу и засмотрелась…
Пришёл Пашка.
— Уф, –  шумно вздохнул он. – пока всех начальников разыскал, запыхался. Договорился… Будешь жить у наших девчат на третьем этаже.
     Изнемогая от усталости, Пашка проводил девушку на третий этаж и на прощанье пообещал ей, что завтра к вечеру окончательно уладит вопрос с жильём.
      И он, действительно всё уладил. Прежде всего,  зашёл в отдел внутренних дел района  и рассказал о «диком», как он выразился, поступке гражданки Караваевой. Дежурный выслушал его внимательно, записал адрес и сказал: «Разберёмся». С человеческим участием выслушали его рассказ и в отделе кадров, куда он забежал в обеденный перерыв. Начальник отдела кадров, энергичная, полная женщина, тут же отправилась с Пашкой к коменданту общежития. Затем – к начальнику участка. Сообща решили: поселить «новенькую» к девчатам-штукатурам с шестого стройучастка.
     У Симы началась новая жизнь. Девушка не выносила беззаботной весёлости своих новых подруг, которые уж слишком часто приставали с расспросами и докучали советами:  как вести себя с парнями, какую руку подавать при встрече, какое платье надевать на свидание и как делать завивку волос. «Вот-вот, - недовольно размышляла Сима, - не хватает только  тени под глазами нарисовать…»
    Болтовня, однако, проходила впустую. Сима не хотела резать косу и делать завивку, приходила к Пашке в чёрном платье с белым воротничком, и никогда не подавала руки, боясь тем самым унизить себя в его глазах. «Пропадёшь ты, Симка, - весело замечали подруги. – Кому ты будешь нужна такая скучная!» Горький осадок оставался в душе после этих разговоров. Однако на работе всё развеивалось. Девчата очень искренне помогали Симочке овладеть специальностью штукатура. И тут они были незаменимы.
      С Пашкой Сима встречалась теперь редко. Пропала её прежняя доверчивость. С тех пор, как впервые она переступила порог общежития, она ни разу не заглянула в комнату Пашки. Постоянное недоверие, внушаемое, видимо, кем-то из подруг, злило парня, оскорбляло его чистую бескорыстную душу. Пашка в ужасе замечал, как постепенно угасал  огонь, улетучивалась светлая привязанность, а сердце наполнялось леденящим холодком.
     Прошло несколько месяцев. В бригаде монтажников уже никто не смеялся над Пашкиной любовью. Не принято было здесь касаться отношений,  которые проходили, по выражению монтажников, «на полном серьёзе».
     Девушка, однако,  при встречах продолжала с подозрением посматривать на Пашку. В движениях её появились неуклюжая театральность, в речи – жаргонные словечки, от которых прямо-таки коробило парня. Никак не вязалось это с прежней, милой и доброй Симочкой, образ которой на всю жизнь запал в его сердце. Словно играла она перед ним чужую и никому не нужную роль.
     Однажды, после очередного такого спектакля, Симочка, почувствовав прилив нежности, спросила:
      — Скажи, Паша, только самую-самую правду. Тебе скучно со мной?
      — Скучно, - чистосердечно признался Пашка.
     Ответ сразил её. Два месяца наперекор натуре она пыталась незаметно перенять житейские правила своих соседок по комнате. Два месяца невыносимых страданий не привели ни к чему. Сима опустилась на стул и беззвучно зарыдала, точно так же, как тогда, у кинотеатра. Пашка ничего не понял. Долго стоял он среди комнаты, не зная, что делать. Вдруг Сима оборвала рыдания и резко выпрямилась:
     — Куда ты меня привёл? Не могу я так, как они! Не могу! И пусть они не суют нос в мою жизнь… Плевала я на них! Слышишь? Да, я плохая, пдохая…
    Отвернулась к окну и тихо, но твёрдо добавила:
    — А тебя – люблю… Хочешь быть со мной – будь всегда. Не хочешь – не ходи, не трави мне душу.
   Голос девушки Пашка воспринимал с затаённой радостью: наконец-то, она сбросила маску и, наконец-то, заговорила своим голосом.
   — Вот ты какая!
      Пашка хотел добавить – сильная, но воздержался. Словно ещё не веря, он метнулся к Симе и с такой силой стиснул её фигуру в своих объятиях, что разом хрустнули все суставы…
     Кончалось лето.
С большим трудом Пашка уговорил Симу пойти в школу. Тёткин голос неотступно преследовал её душу, грозя «божьей карой». И только тогда согласилась она учиться, когда окончательно убедилась, что тётки в городе уже нет. Незадолго до этого Караваеву осудили за незаконную торговлю крадеными иконами.
       Чтобы как-то подбодрить Симочку, парень  и сам начал посещать занятия. Часто он приходил к ней в комнату и  помогал делать уроки. Странное дело: когда Пашка оставался один, ему невыносимо хотелось видеть Симочку рядом, а, оставшись наедине с нею, слишком быстро успокаивался  и начинал упрекать себя за слабость.
     В один из таких вечеров, когда в комнату уже начали заползать сумерки, Симочка встала из-за стола и подошла к окну. Она долго молчала, потом, не оборачиваясь, спокойно сказала:
     — Паша, пойдём  распишемся. Страшно быть одной. И нет у меня никого, кроме тебя.  Слышишь? Никого…
     Пашка не был подготовлен к этому разговору, да и вообще о женитьбе он как-то и не подумал. Разговор о женитьбе не вязался в понятиях  Пашки  ни с какими монтажными традициями. Слишком осторожен он был в выборе, чтобы вот так, сломя голову, решать, по его мнению, самые наиважнейшие дела в своей личной жизни. И то спокойствие, с которым Сима произнесла свою роковую фразу, взбесило Пашку.
— Как  «распишемся»? Ты, что, сдурела? – чуть не заорал он.
Девушка вздрогнула. Повернулась. В полузакрытых глазах – холодное бесстрастие.
— Уходи.
Слово, как молотом, ударило в мозг, и только тут Пашка понял свою ошибку.
— Уходи, - с тою же твёрдостью повторила она.
Пашка не помнил, как оказался в коридоре. Стыд душил его. На прощение он уже не надеялся.
Целую неделю он не находил себе места. Болезненно переживал разрыв. Почти каждый день преследовал Симочку, что-то сбивчиво лепетал, пытался объясниться.  Она не хотела его слушать.
Но случилось вскоре непредвиденное.  Бригадир послал сварщика на самый дальний объект шестого участка. Строили школу.  Пашка, как обычно, включившись в ритм, работал быстро и ловко. И неожиданно он заметил внизу трёх озабоченных женщин, бежавших в сторону бытовок. Там уже собралась толпа. Сердце сжалось: на отделке уже готового к сдаче объекта в бригаде штукатуров работала Симочка.
— Что там такое?
— Человека придавило, – откликнулись женщины.
Пашка мгновенно отстегнул пояс и ринулся вниз по колонне, обхватив её руками.
Предчувствие не обмануло его. Но он опоздал. Симочку, упавшую с лесов, – а в этом он винил только себя, – увезла «скорая помощь». Как угорелый, он метался от одного к другому:
      — Как?  –  спрашивал он у каждого встречного. – Как это могло случиться?
       Работать он уже не мог – руки не слушалась. Не дождавшись следующего дня, Пашка прибежал  в больницу. В палату его не пустили. Пострадавшая потеряла много крови и всё ещё находилась в полуобморочном состоянии.
Вышел врач. «Нужна кровь», – сказал он тихо сестре.
— Доктор! – Пашка ухватил за рукав мужчину в белом халате. – Что с нею? Это опасно? Доктор, ей нужна кровь. Возьмите у меня…
В комнате для посетителей ему дали успокоиться. Сделали анализ крови: не та группа – четвёртая…  А нужна вторая. Нужна срочно. Самое позднее – завтра.
Утром сварщик пришёл на работу чернее тучи.
— Кровь брали? – спросил бригадир.
Монтажники все как один  уставились на Пашку. «Откуда они всё знают?»  ; подумал он и доложил  с горечью:
— Моя не подходит.
Бригадир стал молча отстёгивать предохранительный пояс.
— Кто со мной, ребята?
Все  придвинулись к бригадиру. Все до единого.
— Веди, где кровь принимают, Павло.
Пришла пятница.  Первый день, когда Пашке, наконец, разрешили посетить Симу. В перерыве он поделился радостью с друзьями.
— Нынче иду к ней. Что купить, братцы, посоветуйте.
— Мы в курсе. И сами кое-что купили…  Иван, – позвал бригадир     чернявого  монтажника: – Вытащи-ка там, за столом, свёрток.
     Перед Пашкой выросла гора продуктов: булки, фрукты, колбаса, рыба, маринованные грибы, шоколад…
— Это от нас, –  сказал бригадир. – Неси сейчас.
— Братцы, а я-то как же?
— Цветов купишь, – посоветовал кто-то.
— Ну, да, – протянул чернявый монтажник. – Нельзя. Цветы только в роддом носят.
— Подумаешь! – веско заявил бригадир. – Было б  кому…
Пашка  не отказался от подарков. Но цветов покупать не стал. Купил в ближайшем продуктовом магазине земляничного варенья.
Сестра встретила его, как старого знакомого.
— Ну, как она? – для убедительности спросил Пашка.
— Да что там – пустяк… Голова закружилась, вот и упала.  Небось, сам же и виноват, а спрашиваешь. Муж, что ли?
Пашка  покраснел.
— Ну-ну! Вот халат… Надевай.
И принялась потрошить свёрток, приговаривая: «Грибы нельзя, селёдку нельзя… Понимать надо! Вот мужики! Им бы только своё  мужичье дело справить».
Сима встретила Пашку благодарным  взглядом. Он неуклюже присел на краешек койки.
— Симочка, прости меня…
Окидывая взглядом его сутуловатую в халате фигуру, Симочка улыбнулась. Улыбнулась, наверно, впервые в жизни:
— Какой же  ты  у меня хороший!