Сразу после конца света, часть первая

   Однажды проснешься утром. А за окном ледяные стены,

опоясавшие твое жизненное пространство. И нет воды,

электричества, газа. Разрушен весь твой удобный и теплый

мирок. И надо как-то выживать в этих новых, непривычных

условиях.
      А тут еще оказывается, что многие знакомые, которых ты

знаешь как добрых и щедрых людей, на деле оказываются не

такими уж и хорошими. И открываются с другой стороны.

Порой, самой ужасной...
      И ты понимаешь, что все в этом новом мире сдвинулось... И

надо как-то устраиваться в этой жизни, и помогать другим...

Просто потому, что иного не дано...               


                Часть первая.
               
                Глава первая.

                В ЗАПАДНЕ


Весь вечер по телевизору и в Интернете основной темой обсуждений была вспышка какой-то новой энергии, теперь стремительно приближающейся к нашей солнечной системе. Ученые выдвигали свои гипотезы и предположения. Прорицатели всех мастей наперебой вопили о конце света. Эта тема в последнее время стала прямо-таки модной и наиболее востребованной из нескончаемого потока информации, которой промывали мозги обывателю. Короче, шло обычное словоблудие, подстегиваемое единственным желанием привлечь к теме как можно больше заинтересованных читателей и слушателей, обеспечивающих повышение рейтинга программы или сайта. Никто ничего не знает, а вариантов ужасных последствий столкновения Земли с таинственной энергией хоть отбавляй.

Сколько раз уже нас пугали вспышками на солнце, что-то невообразимое творилось в дальнем космосе. Сколько выдвигалось разных предположений и делалось предостережений. И в результате все сводилось к одному: освободитесь от своих кровно заработанных денежек в нашу пользу, приобретите для предохранения от последствий вспышки… ну, и дальше перечислялись предложения в зависимости от фантазии, эрудиции и наглости владельцев сайтов и руководителей различных сект и обществ.

Полина с сожалением отключилась от Интернета. Что толку бродить по новостным  сайтам, если все строят только предположения. Решила, что завтра все равно узнает, чем дело кончилось.

Спалось ей неспокойно. Ночью шумел ветер, гремел гром, ослепляли молнии, выли собаки, кричали чем-то всполошенные куры. Но в последнее время ливни с грозами стали настолько привычным явлением, что местные жители уже не обращали на них никакого внимания. И Полина давно уже не устраивала бессонные бдения с детьми по поводу очередной грозы.

Проснулась она все-таки в каком-то непонятно подавленном состоянии. Все вроде бы нормально. Дети здоровы и сейчас спят в соседней комнате. Муж тоже только позавчера вернулся из рейса и обещал побыть дома денька два. И все же на душе вроде как кошки скребут. И еще ощущение разбитости и опустошенности. Нет, определенно надо выпить чашку кофе, чтобы взбодриться, решила она.

На кухне ее ждал сюрприз: не было электричества. Видимо, гроза все-таки натворила бед в районе. Недовольно поворчав на энергетиков, которые явно не торопятся устранять последствия стихии, Полина включила газовую конфорку. Что за ерунда?  Газа тоже не было. Уж газовому хозяйству буря точно не помеха.

В досаде выплеснув всю свою негативную энергию на бездействие вышеупомянутых служб, достала походную портативную газовую плитку, которую обычно брали с собой в поездки, и, убедившись, что в баллончике есть топливо, вскипятила кофе. Привычно щелкнула пультом телевизора, хотела включить новостной канал, послушать очередные бредни по поводу конца света, но тут же вспомнила, что электричества нет.

Выпила кофе, потом приготовила себе бутерброд. Странно, но хотелось есть. Глянула на часы. Они стояли. Посетовала на себя, что опять батарейку просроченную купила. И месяца не отработала. Пошла в зал: там часы тоже не работали. В спальне, где громко похрапывала ее половина, развалившись поперек кровати, взяла со столика мобильник. Он был мертвее мертвого. И никакие действия не могли его реанимировать. Неужели разрядился? Не мог так скоро. Ну, что за ерунда, честное слово.

За окном было странно сумеречно для утра. Судя по давно и прочно выработавшейся привычке вставать на работу, сейчас должно быть не менее семи утра. Пора кормить живность, поднимать детвору и мужа. Летняя пора короткая. Надо заняться неотложными делами, пока есть время и возможность.

Дел по дому было запланировано много. Полина ждала мужа, чтобы с ним решить кое-что из задуманного. Но тот, приехав, сразу сообщил, что останется только на пару дней. Работы у перевозчиков много, каждый день дорог. Привез денег, которых должно хватить на предполагаемый ремонт дома. Но делать его придется наемной бригаде.

Полина вышла во двор и почему-то безотчетно забеспокоилась. Что-то в окружающем мире было не так. Вернее, все было таким же, как и вчера, и месяц назад. И все-таки в этой знакомой повседневности было что-то чуждое. Непонятно почему, волновались в сарае куры. Выли собаки…  И никаких других звуков. Ни музыки, ни отдаленного грохотания проезжающих по разбитому шоссе тяжелых фур…

 Ее старший пес Шарик забился в глубину своей будки и оттуда глухо и угрожающе рычал. Младший пес Чейзик, помесь таксы с неизвестной дворовой породой, увидев хозяйку,  заюлил, выпрашиваясь погулять, но стоило ей только отстегнуть привязь, пулей кинулся вглубь дома.

В воздухе ощущался непривычный для этого времени года снеговой запах и прохлада не по сезону. И этот странный свет. Сумеречный. Странная  темнота неба. На тучи эта мутная пелена, окружавшая весь горизонт, совсем не походила. А ведь солнце давно уже должно  было появиться из-за горизонта.

Насыпав зерна курам, которые встревоженно закудахтали, Полина вышла на улицу. Возле общественной водяной колонки собралось несколько соседок. Они с опаской оглядывались по сторонам и почему-то перешептывались.

Увидев Полину, ее ближайшая соседка Галина тут же не преминула затронуть ее.

-- Полина Алексеевна, что за ерунда вокруг? Света нет, газа нет, воды тоже…

Только тут Полина обратила внимание на то, что все женщины с пустыми ведрами. Машинально нажала на рычаг, но из колонки не появилось ни капли воды.

-- Что удивляетесь? Ночью буря была. Видимо, провода где-то оборвало. А наши доблестные энергетики пока не проснулись. Сами знаете, насосы в водоканале без электричества не действуют. Вот и нет воды в колонках… -- предположила она.

-- Полина Алексеевна, вы, как депутат, звоните в ГОиЧС, пусть шевелятся… Всем на работу надо собираться, а тут ни завтрак приготовить, ни умыться…

Внезапно у одной из соседок удивленно расширились глаза, и она испуганно пискнула:

-- Глядите… Что это?

Все головы повернулись в указанном направлении, и женщины пораженно замолкли. Высоко над горизонтом, почти  в зените, края непонятной темной массы стали светлеть, потом розоветь… и вдруг сверкнули яркими брызгами света. Солнца не было видно, но то, что принимали за темную пелену, неожиданно засверкало, заискрилось. Там, высоко-высоко все веселилось и играло яркими красками. И было ощущение, что все стоящие на улице, были словно бы в глубоком колодце…

Легким ветерком на женщин пахнуло ароматом только что внесенного с мороза высохшего  белья. Они невольно переглянулись.

-- Ой, что-то творится странное, -- пробормотала толстая Татьяна из третьего дома.

-- Давайте-ка, девки, по домам. Неровен час, что случится. Послушайте, как тихо, даже птицы не гомонят.

-- Полина Алексеевна, вы бы  в городскую администрацию наведались. Разузнали бы, что все это значит… -- попросила испуганным голосом Вика. Она сейчас в декретном отпуске, сидит дома с ребенком. Муж ее работает в пожарной части, сегодня как раз на суточном дежурстве. Так что Вика дома одна с ребенком, и ей страшно.

Все доводы соседок резонны. Действительно, пора наведаться на работу и сбегать в горуправу. Может быть, там что-либо известно. Хотя, вряд ли. Электроэнергии нет. Домашний телефон не действует. Возможно, что и кабель телефонной линии поврежден. И мобильная связь не работает.

Вернувшись домой, Полина попыталась растолкать девчонок, которые так и не проснулись. И она бросила свою затею. Потом добралась  до Артема. Тот недовольно пробурчал, что нечего его в такую рань будить. В кои-то веки явился домой, чтобы отдохнуть, но и тут нет ему покою. Будильник еще не звонил, нечего поднимать ни свет ни заря…

Артем работает дальнобойщиком. С тех пор как на юге локальные военные действия завершились, его воинские способности государству больше не требовались, и его коленом под зад выпихнули из армии.

Лишившись любимого дела, Полинин супруг замкнулся, вернулся в лоно семьи, хотя раньше бывал только наездами из-за длительных командировок в горячие точки южных регионов страны. Но в городе его знания тоже не были востребованы. Там, где он мог бы приложить свои силы, уже давно и прочно сидели очень полезные для местной власти люди. Кто-то благодаря связям, а кто-то умело поспособствовал финансовому благополучию вышестоящего руководства.

Артем впал в запой. Полина боялась, что от безысходности он пополнит и так большой список спившихся и опустившихся мужчин города. Редко какой находил в себе силы вернуться к нормальной жизни. И солидные отцы семейств, и необтесавшиеся еще юнцы не видели смысла в своей провинциальной жизни и просто гробили себя. Но Артему повезло. Неожиданно позвонил один из бывших сослуживцев и предложил работу в Москве. Не по профилю, понятно. Столичной фирме автоперевозчиков требовались водители, умеющие владеть оружием и в случае необходимости способные дать отпор бандитам.
Теперь Артем таскает «сундуки» по просторам страны и за ее пределы. Дома бывает только наездами. Заскочит на денек, привезет семье деньги, и опять в дорогу.  Вот и опять заскочил по пути. Дальше ему гнать машину  за Урал. Потом недельку отдохнет в кругу семьи, если только не подвернется срочный заказ.

Супруг недовольно повозмущался тем, что его рано подняли, потом по поводу отсутствия воды в кране. На что Полина резонно заметила: сам виноват, она же вчера просила закачать воду в бак для душа.

Почесывая одновременно заросли на груди и остатки таковых на голове, Артем отправился в сад к колодцу. Полина права, вчера он расслабился с двумя приятелями, одно время вместе служившими в Афгане, перебрал пивка, вот и поленился накачать воды. А сегодня электричества нет, так что придется дедовским способом доставать, благо, не успел в прошлый раз ворот с колодца снять. Привычно кинул ведро вниз. Зазвенела раскручиваемая цепь. Но звука всплеска, когда ведро соприкасается с водной поверхностью, не услышал. Вместо этого, донесся шлепок о сырую поверхность. Наклонившись над срубом, он заглянул вглубь и не увидел знакомого маслянистого отсвета колышущихся вод. Вместо них был сырой песчаный грунт, на котором и покоилось сброшенное ведро.

-- Что за черт? В колодце воды нет… Куда она подевалась? – рявкнул он раздраженно и окончательно проснулся.

-- Полин, что вообще происходит?  -- осведомился он спустя минуту, оглядывая окрестности. Та уже присмотрелась к необычной картине нынешнего утра. К этой непонятной темной серости на горизонте, окружавшей город со всех сторон и вздымавшейся куда-то высоко вверх, где виднелся кусок яркого голубого неба, который увеличивался в размерах на северо-востоке. Но и там его окружала эта самая серость, только была несколько ниже.

-- Откуда я знаю? Ночью буря была, вот и натворила бед,  -- дернула плечом супруга.

-- Нет, это не буря виновата. Что-то мне все это не нравится. Ой, как не нравится. Мне… кстати, сколько сейчас времени?

-- Часы стоят, --  уведомила его Полина. – У соседок тоже. Но по ощущениям где-то около семи…

-- Твои ощущения… Засунь их, знаешь куда… --  она увидела, что ее дражайшая половина чем-то очень обеспокоена. Артем пренебрежительно махнул рукой, сбегал в дом, покопался в вещах и вытащил на свет божий хронометр, тоже бездействующий.

Последовала тирада эпитетов и пожеланий, явно не предназначенных для детских ушей.

-- Успокойся. Сейчас схожу в редакцию. Там, наверное, уже все собрались. Потом позвоню…

-- Интересно, каким образом? – ядовито осведомился Артем, --  телефон городской тоже не работает…

В это время из крайнего дома выкатилась «Ауди» соседей. Сами они давно уже живут в столице, но летом почти все время проводят здесь, на даче, чтобы не мешать недавно женившимся молодым. Сейчас соседи были явно чем-то озабочены. Понятно. Торопятся домой. Волнуются, что там с детьми, с квартирой.

-- Мне тоже пора ехать, -- задумчиво глядя на отъезжающих соседей, произнес Артем. – Но уехать сейчас, не узнав, что случилось, в чем тут дело, не могу. Вот что, я сейчас сгоняю туда, к этой серой стене, посмотрю, что там и как. Давай, собирайся, подброшу к редакции…

-- Я с тобой. Молчи. Знаешь ведь, что не отстану… Да и что там могут знать наши?… Только ты что, на своей громиле туда?

Артем любовно оглядел свою «вольвушку», занявшую собой добрую часть улицы,  похлопал по бамперу и с сожалением отошел.

-- Нет. Что без толку гонять? Сейчас «японку» выведу. Как там девчонки?

-- Да спят еще. Им в школьный лагерь к девяти.

Минуту спустя они катили к федеральной трассе, рассекающей город на две части. Кудеяров -- городок небольшой, не то чтобы уж старинный, но и не шибко современный. Правда, купеческих усадеб и храмов в нем не осталось. В Великую Отечественную его основательно опустошили боевые действия. А в послевоенное время было не до восстановления старых зданий. Ремонтировали и подстраивали то, что еще можно было использовать для  тогдашних нужд, остальное разваливали. Так что дома в городе в основном одноэтажные, частные, даже в центре. Дорога, когда-то стратегического значения, в последнее время стала активно использоваться для проезда всех видов транспорта, но пока ни качественного ремонта, ни расширения ее не предвидится. Да и куда расширяться, когда полотно дороги от домов отделяет лишь узкая полоса тротуара?

Так вот, дорога эта в сторону столицы была запружена автомобилями всех марок. Кое-кто загрузил на багажник тюки со скарбом, кто-то на прицеп взгромоздил холодильник и диван…

-- Эх, черт, -- опять выругался Артем, -- не проедем. Надо же, как дачники  всполошились…  Вот что, едем через брод и полем выберемся к мосту…

Он дал задний ход, они резво развернулись и покатили вниз, к броду. Но такие же мысли посетили головы еще нескольких водителей. Хорошо, что городская речка в этом году почти пересохла, так что все благополучно перебрались на тот берег, попетляли по наезженным колеям на поле, потом выбрались на окраинные улицы нового коттеджного микрорайона и за постом ГИБДД выехали на трассу. Впереди мелькали на спусках и подъемах дороги огоньки едущих впереди машин. Но основная их масса  осталась позади, в заторе у поста. Как всегда, видимо, кто-то кому-то не уступил дорогу. И теперь со всем этим разбирались работники ГИБДД.

Дорога за городом была проложена прямой стрелой сквозь массив леса. И над всем этим возвышалась серая непонятная масса, вырастающая  все выше и выше прямо на глазах.

Вдруг Артем резко свернул к обочине и остановился. Впереди было что-то непонятное.

-- Сиди здесь, -- приказал он голосом, которого просто невозможно было ослушаться, и выскочил из машины. Полина нырнула следом за ним. Артем скрипнул зубами, заходил желваками, но пререкаться не стал, просто схватил жену за руку и поволок к скоплению машин. Там слышались крики, стоны, проклятия.

Полина вгляделась в сероватую массу, преграждающую путь. Солнечные лучи пока не проникали в эту покрытую сосновыми лесами ложбину и оценить, что собой представляет преграда, было трудно. Тем более, что подобраться к ней ближе было   невозможно. Всю дорогу запрудили машины и мечущиеся меж ними людские фигуры. Но издали преграда казалась неровной и одновременно блестящей стеной. Вот очередная машина спустилась с пригорка, чиркнула по стене светом фар. И поверхность заискрилась.

Артем, все также держа Полину за руку, стал протискиваться к стене. Он словно бы не видел и не слышал всего того, что творилось вокруг. Подошел к преграде, уперся в нее ладонями, постоял с минуту и опустился на корточки, обхватив голову. Потом вдруг закачался из стороны в сторону и тихо прохрипел:

-- Господи, что же теперь будет. У меня товаров на миллионы. Как же я теперь расплачусь…

Полина тоже подошла вплотную к преграде. Это был лед. Но не такой, как бывает на реке. Это была огромная ледяная стена, которая словно бы вырастала из земли и поднималась ввысь. И от этой ледяной массы шел ощутимый холодок, который перемешивался с теплом, исходящим от словно бы прогретой  полуденным летним солнцем земли.

Что могло произойти за ночь? Почему выросла эта стена? И насколько она толстая? И почему земля такая теплая, даже рядом со льдом?

Этим же вопросом были озадачены еще несколько человек, которые пытались подручными средствами пробить преграду. Лед крошился от ударов, но монолит стены был непоколебим.

-- Словно оплавили стену чем-то… -- произнес кто-то рядом. Это Артем справился с первым приступом отчаяния и шел теперь вдоль исполинской преграды. Ему навстречу двигался какой-то мужчина, удрученно покачивая головой.

-- Она везде такая, -- сообщил он в пространство, ни к кому не обращаясь, -- там дальше болото. И стена вырастает прямо из болота, из воды…

-- Возвращаемся назад, -- приказал Артем. – Здесь мы никуда не пробьемся.

Они сели в машину, с трудом развернулись, лавируя среди подъезжающих машин, и покатили к городу. Их примеру последовали некоторые из наиболее здравомыслящих и не потерявших голову от безысходности людей. А навстречу им ехали из города те, кто задержался в пробке, и с удивлением поглядывали на возвращающихся. Скоро и они поймут, что в столицу здесь дороги нет.


Вторую попытку вырваться из ледяного плена Артем и  Полина Мезенцевы  сделали, свернув на южную дорогу, ведущую к областному центру. Там, казалось, стена пониже. Но это был просто оптический обман. Спустившись со взгорка в низину, и не доезжая до границ района они вновь столкнулись с уже знакомой им картиной. Отчаяние людей, столпившихся перед отрезавшей их от остального мира ледяной преградой. Здесь, под лучами уже взошедшего солнца стена казалась голубоватой и даже несколько прозрачной. Из-под нее сочилась вода, заполняя углубления в земле…

У самой преграды в истерике бились женщины, потеряно молчали мужчины. Полина многих из них знала и понимала их отчаяние. Там, за этой ледяной преградой остались их дома и квартиры, их рабочие места, но, главное, их дети, их родные…

Полина почувствовала себя радостной идиоткой, потому что в этот момент осознала, что все ее родные рядом. Дома спят в неведении о случившемся ее близняшки. Муж, вот он, только протяни руку, рядом. Потом пришло чувство потери. Ведь сестры и братья остались там, по ту сторону ледяного рубежа. Но она пока не ощущала чувства утраты. Она не потеряла голову от страха в первые минуты осознания отрезанности от остального мира, как Артем или бьющиеся в истерике женщины. Ее мозг работал холодно и отстраненно, анализируя ситуацию. Подавая своей хозяйке сигналы, что все нормально, что она адекватна.

-- Поехали, нечего здесь делать, -- приказал Артем. Он в это утро удивительным образом преобразился. Куда делось безразличие к жизни и ко всему его окружающему. Полина давно уже не слышала от него этих командных ноток, этого тона человека, берущего на себя ответственность за все происходящее вокруг.

-- Теперь по западной поедем? – уточнила она.

-- Ни к чему бензин тратить попусту, и так все ясно. Едем домой…


В элитном поселке, чудом возведенном в самом центре национального парка и захватившем лучшие пляжные места района, царила своя паника. Обычно, в поселке отдыхали семьи влиятельного чиновничества столицы, пока главы трудились на ниве государственной. Теперь родственники бились в истерике, пытаясь дозвониться до своих половин. В поселке было несколько спутниковых телефонов. А в семье одного из сотрудников генштаба и сверхсекретная разработка связи нового поколения. Но ни один из аппаратов не мог связаться с внешним миром…

Наталья Михайловна Гербовая в это утро проснулась разбитой и усталой. Сказался вчерашний перелет из московской квартиры на дачу. Днем она поскандалила с мужем в очередной раз. Тот предъявлял довольно странные претензии. Ему, видите ли, нужен наследник. Мало их у него от прежних жен? Разве она для этого выходила замуж за  оборзевшего старикашку, чтобы портить свою идеальную фигуру ради его  маразматических желаний.

 Наталья Михайловна кривила душой, называя мужа стариком. Конечно, он старше её на тридцать лет, но может дать фору любому молодому щенку. Впрочем, ни его физические достоинства, ни ум, ни энергичность её не интересовали. Главное внимание было приковано к богатству. Её давней мечтой было иметь много денег и  тратить их по своему усмотрению без оглядки на указания других.

Имея неординарную внешность, она очень скоро поняла, что незачем заниматься изучением ненужных и скучных предметов в школе, затем в институте, как планировали родители. А потом горбатиться целыми днями на нелюбимой работе.

 Она очень любила и ценила только себя. Могла часами любоваться в зеркале отточенными, аристократическими чертами лица, изгибами великолепной фигуры, длинными изящными ногами, великолепно очерченными руками с выпуклыми длинными ногтями. Считала, что совершеннее её тела ничего просто не может быть. И ненавидела мать за то, что та гнала её в огород пропалывать грядки, копать картошку, сушить сено. На родителей её истерики и имитации сердечных приступов ничуть не действовали. А ведь она действительно впадала в прострацию, стоило только представить, что её идеальное тело может пострадать от любого незначительного воздействия грязной земли, грубой травы…

Таша, как в семье все звали её, хотя она ненавидела это прозвище и уже в подростковом возрасте требовала от всех, чтобы ее звали не иначе, как по имени и отчеству, поставила целью выйти замуж за миллиардера, раз уж природа её так щедро одарила. Она считала, что свою красоту надо продать как можно дороже. Как это ей удалось, она старалась не вспоминать.

И вот она получила все, к чему так стремилась. И теперь всё это могла потерять только потому, что этому старому козлу, её мужу, требуется какой-то наследник. Он откровенно пригрозил ей, что не станет снабжать  деньгами, если она не родит сына. Совсем с катушек съехал старый маразматик. Он что, действительно решил, что она будет портить свое  тело ради какого-то сопливого крикуна?

Но подумать над создавшейся ситуацией всё же было необходимо. Муж не такой уж и дурак, как она представляла его в своих мечтах. Провести его будет нелегко. И отсудить себе на содержание столько средств, сколько бы она  хотела,  не получится. Она, дура, подписала, не читая, контракт, в котором четко прописано, что она должна родить мужу сына, в таком случае она до конца своих дней будет получать солидное содержание и сможет жить в свое удовольствие. Это ей её личный адвокат разъяснил подробно и доходчиво. Поэтому она и отпросилась у всесильного супруга съездить на дачу, которую они оба совсем недавно, в пору медового месяца, придумали и, не откладывая в долгий ящик, построили в родных для нее местах. Уж очень ей хотелось утереть нос своим родным и знакомым, которые не верили в силу ее красоты и везения.

Наталья Михайловна взяла с прикроватного столика изящный колокольчик и, тряхнув им несколько раз, залюбовалась атласной кожей своей руки. До чего хороша. Розовые ноготки  гладкие и идеальные по форме. Никто не поверит, что они покрыты дорогущим лаком. Ежедневно ее личная  помощница Татьяна занимается её кожей и волосами. Главное условие: хозяйка должна всегда выглядеть свежей, отдохнувшей и готовой очаровывать окружающих. За это помощница получает огромные деньги.

На звук колокольчика никто не откликнулся. В душе Натальи Михайловны сразу вскипел гнев. Это еще что за новости? Как посмели проигнорировать ее приказ? Ну, ничего, эта мерзавка горничная  умоется слезами. Где она еще заработает столько?

Наталья Михайловна спустила ноги на  пушистый ковер, поводила изящной длинной ступней по щекочущему ворсу и решительно встала. Накинула пеньюар на коротенькую ночнушку из нежнейшего шелка и направилась к двери, готовая устроить головомойку этой дурище горничной.

Неожиданно ей навстречу распахнулись створки двери, и в спальню ввалилась горничная, за ней пилот вертолета и её помощница Татьяна и еще несколько слуг. Все  с выпученными глазами, встрепанные, а женщины еще и заплаканные.

-- Наталья Михайлов… -- начала горничная Света, но хозяйка ее зло оборвала.

-- Что за новости? Я за что плачу тебе такие деньги? Чтобы самой идти и  выяснять, где ты прохлаждаешься?  А эти что здесь, в моей спальне, делают? Где моя одежда? Татьяна, вы забыли, что мне нужен массаж? – хозяйка накручивала себя, всё больше раздражаясь.

-- Наталья Михайловна, простите, бога ради, за вторжение, но ситуация критическая, -- прервал ее излияния вертолетчик Игорь. Хозяйка  хотела было уж наорать на него, но вспомнила, что Игорь работает на мужа и вполне может быть приставлен к ней соглядатаем. А с таким ухо держи востро. Еще неизвестно, что хозяину расскажет. Потому она сбавила тон, но все же пренебрежительно осведомилась:

-- В чем дело?

-- В природе что-то странное. Вокруг нас льды…

-- Какие еще льды? Что ты несешь? – вновь вскинулась хозяйка.

-- Ох, Наталья Михална, страсти какие, -- плачущим голосом зачастила Света. – Вокруг поселка везде льды. Высокие. Я уж всех соседей обежала. Елена Львовна из соседнего дома дозвониться мужу не может, а у нее военный телефон. И Виктория Васильевна, и Рада Акоповна тоже…   мне их люди сказали… Что нам делать? Как быть?

-- Наталья Михайловна, нам надо возвращаться в Москву, -- встревоженно сказал Игорь, -- что-то в мире не так. Может быть, война…

-- Какая война, что вы все панику нагнетаете, -- взвизгнула хозяйка.

-- А вы посмотрите в окно, -- предложила доселе молчавшая помощница Татьяна.

-- Татьяна, вам уж не престало впадать в истерику, -- жестко осадила ее Наталья Михайловна. Она подошла к полукруглому во всю стену окну и отдернула штору. Вышла на балкон. На улице было серо и неуютно. Только в самой вышине виднелось яркое небо. Все вокруг источало тревогу. На улице слышался непривычный шум и гомон.  Из гаража соседнего дома выезжали два «хаммера». Бронированный мерс уже стоял у порога. В него загружали какие-то тюки.

Наталья Михайловна взглянула на стоящих у дверей своих работников и впервые поняла, что никогда  они не посмели нарушить заведенный ею распорядок, если бы не крайний случай. Они верят, что приключилось что-то страшное. Но это… Наталья Михайловна вдруг поняла, что все это позволяет оттянуть неприятный разговор с мужем о ребенке. Уверена, ему сейчас будет не до своего предложения… А там, еще неизвестно, что будет. Но все-таки стоит слетать в столицу, узнать, что произошло. Льды какие-то…

-- Хорошо, -- решила она. – Собирайтесь, Игорь. Слетаем в Москву, но потом обратно.

Через час всё необходимое было собрано, хозяйка разместилась рядом с пилотом, и вертолет взлетел в небо. Он покружил над рекой. Сверху было видно, что недалекий город, утонувший в лесных массивах, редкие деревни, расположившиеся на проплешинах полей, окружены высокой серой стеной, поднимающейся ввысь. Улицы полны народа. По двум шоссе, перекрещивающимся в черте города, в разные стороны несутся машины. Они скапливаются у самой стены…

Вертолет поднялся еще выше, чтобы перевалить за эту стену… Но дальше была сплошная белая равнина, которая тянулась вдаль до самого горизонта… 


                Глава вторая.


                МЫ ОДНИ В ЭТОМ МИРЕ


   В здании районной  администрации, несмотря на ранний час, царила паника. Личный водитель главы собирал на внеочередную сессию депутатов районной думы. Здесь же, в малом зале, планировалось заседание штаба местного ГОиЧС. Его начальник, Александр Викторович Гончаров, родственник главы района, потерянно курил одну сигарету за другой. Лихорадочно листал инструкции. По образованию зоотехник, он давно уже не работал по специальности, был у своего влиятельного родственника на побегушках, привык выполнять только спущенные сверху циркуляры и приказы и сейчас просто не знал, что ему в сложившейся ситуации делать и о чем говорить в штабе. Ждал подсказки от своего вышестоящего руководства.

Глава района Виктор Сергеевич Поздняков пребывал в противоречивых чувствах. Он только вчера вечером отправил в столицу свою единственную дочу, девицу взбалмошную и непутевую, строго приказав ей в дела фирмы не влезать. Понимая, что от беспутной дочери толку в бизнесе мало, одни убытки, собирался к осени сдать дела в районе проверенным и прикормленным людям и перебраться поближе к столице, благо там уже заготовлен запасной аэродром, в смысле удобного тепленького местечка в одной из  провластных общественных структур.

 Он собирался сам руководить фирмой, которую тихо создал и взрастил за годы работы в районной администрации. Сколько бюджетных денег туда ушло и чего это ему, как главе стоило, ведомо одному богу. Виктор Сергеевич не один год создавал в столице свое тыловое прикрытие для последующей спокойной и сытой жизни на пенсии. Построил великолепный коттедж в элитном поселке, наладил там быт. Фирма приносила ощутимую прибыль. Требовался лишь постоянный жесткий контроль и умение чувствовать конъюнктуру рынка сбыта. А для этого просто необходимо его присутствие во властных структурах, мельтешение в кулуарах власти, постоянное напоминание о себе…

К сожалению, дочь  не унаследовала сметки и хватки отца. Пошла в мать. Ее интересовали тряпки, побрякушки из драгметаллов и мужики. Причем, последние, в наибольшей степени. И были бы стоящие, а то обычные жиголо, прожигатели жизни и чужих денег.

Сидя в своем кабинете, Виктор Сергеевич предавался тревожным размышлениям. Ему нужно было срочно ехать в столицу. Последний жених дочери, которого она привезла на смотрины к отцу, его встревожил. Этот не за понюшку табаку может оттяпать бизнес, прибрать к рукам все, что столько лет строилось и налаживалось. А тут  какой-то катаклизм природный. И что, вообще-то, приключилось? Почему именно в тот момент, когда ему просто необходимо уехать. И, как назло, некому доверить свое место.

 Сам человек авторитарного склада характера, Виктор Сергеевич не допускал к рычагам власти людей энергичных, имеющих собственное мнение, умеющих решать сложные вопросы, видя в них потенциальных конкурентов своей должности и благополучию. Потому окружал теми, кто был ему чем-либо обязан, или бедными родственниками, которые с восторгом заглядывали ему в рот, ловя каждое слово благодетеля. Но никого из них в такой сложный момент нельзя оставить вместо себя.

Невеселые размышления прервала вошедшая без стука его первый заместитель  и  правая рука, высокая, грузная, несмотря на молодой возраст, Наталья Ивановна. Она хорошо знала своего начальника и умела улавливать все нюансы его настроения. Для нее всегда главным делом было угодить своему патрону, предугадать его желания. Но сейчас она ничем  помочь не могла. Просто потому что не знала, что делать.

Ее патрон сидел за своим помпезным столом, уставленным дорогущими побрякушками – свидетельствами чиновного раболепства и подтверждениями покорности всех подведомственных ему структур не только в бюджетной сфере, но и в малом бизнесе. Все хорошо знали его пристрастие к дорогим подаркам и не забывали преподнести что-либо этакое на день рождения. Попробовали бы не преподнести, мелькнула злорадная мысль в голове Натальи Ивановны, но она тут же ее загасила.

А Виктор Сергеевич в это время, склонив голову на руки, думал о том, что ему делать. Не было никакой возможности посоветоваться с высокопоставленным другом-наставником, который долгие годы пестовал его, взращивал, чтобы посадить сначала в кресло главы района, потом, глядишь, повыше. Хорошо быть под крылом у сильного, умного покровителя, который вовремя подскажет, кому и сколько откатить, когда известить об аукционах на денежные бюджетные работы или пристроить к месту нужного человечка…

Себя Виктор Сергеевич считал в меру жестким и принципиальным руководителем, радетелем за народные нужды. Правда (в душе он это признавал),  принципиальность его была однобокой. Он давно жил по принципу – все гребут под себя, и только глупые куры от себя. Но он себя к таковым не относил. Потому всегда брал нахрапом. И там, где дело не касалось личного обогащения и работало на его авторитет, был беспощаден к противникам, критичен и тверд  в своих убеждениях и поступках.

Он отдавал себе отчет в том, что окружение его постепенно превратилось в толпу блюдолизов, ну и родни, понятное дело, которую он, придя во власть, умело и с дальним прицелом распихал на хлебные места. А они за это оказывали ему неоценимую поддержку и в ходе выборных кампаний, и в случаях трений с пришлыми предпринимателями, пытавшимися гнуть свою линию и начинавшими качать права. Этих он с помощью областного начальства сразу приставлял к ногтю. И только их в районе и видели.

Проблемы жителей его не особо интересовали. Нет, конечно, он изображал заботливого руководителя, эмоционально выступал в их защиту на праздничных совещаниях. Но в обыденной жизни проблемы горожан, а уж тем более, селян его мало волновали. Больше заботило то время, когда он, наконец, бросит весь этот кошмар и уедет  в свой новый дом, отстроенный на бюджетные деньги (он даже мысленно   старался не вспоминать, сколько же было потрачено на его возведение из районной казны), и будет руководить своей  собственной фирмой. А здесь пусть рулят другие, пусть крутятся… Осталось совсем немного до этого приятного события…

И вот сегодняшняя неприятность…

-- Ну, что там, Наталья Ивановна? Узнали что-нибудь? – прервал он затянувшееся молчание. Замглавы, стоявшая у его стола так долго, что уже затекли ноги, от неожиданности вздрогнула.

-- Да, Виктор Сергеевич. Я отправила водителей по всем дорогам. Они вернулись с неутешительными новостями. На севере дорогу ледяная стена перекрывает чуть не доходя до административной границы с соседями, на западе и востоке тоже, а на юге захватывает часть соседей, в основном их поля и лесной массив, ну, тот, где обычно туристы плутают. К сожалению, часть наших деревень оказались за ледяной чертой.

-- Вернее сказать, под ней… -- задумчиво произнес глава района, затем поинтересовался, -- что думаешь по поводу случившегося?

-- Не знаю, -- честно призналась Наталья Ивановна. К чему сейчас юлить и делать глубокомысленные заключения. Ситуация серьезная, если не сказать, трагическая.

-- Но хотя бы какие-то соображения на этот счет есть? – настаивал Виктор Сергеевич.

-- Никаких… -- замглавы почувствовала себя ненужной и бесполезной вещью. Она не могла угодить патрону, а это приравнивалось к преступлению. Но что она могла в создавшейся ситуации сообщить? Вдруг она встрепенулась. Есть ведь на кого стрелки перевести, -- может быть, эмчээсник в курсе…-- с надеждой в голосе произнесла она.

-- Ага, он знает, -- Виктор Сергеевич поднялся из своего объемистого уютного кресла и подошел к шкафу с затемненными стеклянными дверями, достал початую бутылку коньяка и две рюмки.

-- Да не мельтеши ты, Наталья. Давай, выпьем. Может быть, в голове прояснится, -- предложил он вполне спокойно и доброжелательно. У Натальи Ивановны на некоторое время отлегло от сердца. Может, все и образуется. Глава на то и поставлен, чтобы решать серьезные вопросы. Глядишь, сейчас дозвонятся до области, там все разъяснят, пришлют вертолет… Он глотнула приятно ожегшую гортань жидкость и потянулась за ломтиком лимона.

-- Виктор Сергеевич, все уже собрались, -- сообщила заглянувшая в дверь секретарша. Раньше она такого себе не позволяла, звонила по внутренней связи. Но сегодня ничего не работает…

-- Через пару минут буду, --  ответил глава, наливая вторую порцию коньяка, потом закусил шоколадной конфетой и направился к выходу. Замша ловко опрокинула вторую рюмку и вновь закусила лимонной долькой. Она вдруг отчетливо поняла, что ее патрон, всегда все знавший и на все имевший свою точку зрения, сейчас пребывает в полнейшей растерянности.



Точно в такой же растерянности находились и все сотрудники аппарата администрации. В одночасье поломался их отлаженный и уютный мир, который создавался на протяжении вот уже двух десятков лет. Тот мир, где ровно в десять утра проводилось обязательное чаепитие с конфетами, принесенными посетителями, и с ароматными булочками из ближайшего отдела кулинарии. Которое не отменялось, даже если под дверями  собиралась толпа посетителей. Где можно было расслабиться перед монитором компьютера и полазить в социальных сетях, изображая при этом бурную деятельность с перелистыванием принесенных на проверку бумаг. А если повезет, смотаться под выдуманным предлогом в областной центр в командировку. Конечно, там придется потратить некоторое время, отчитываясь перед вышестоящим отраслевым руководством, которое, впрочем, обычно заметно смягчалось, получая кое-что в конвертиках, если дело зимой, или в лукошках и бидончиках, если летом. Зато в командировочном удостоверении ставилась отметка, что чиновник провел в областной администрации весь день. Все этот механизм хорошо изучили, но закрывали глаза, принимая условия игры.

Зато потом целый день можно посвятить реализации своих планов и желаний, бегая по областным магазинам. А они, эти желания, обычно возрастают эквивалентно премиям по итогам работы за месяц. Глава района бывает щедр к тем, кто проявляет преданность.

И вот этот устоявшийся порядок нарушен. Все развалилось. Нет света, нет воды, нет связи. Ни выпить утренний чай, как давно заведено, ни уткнуться в экран монитора, изображая активную деятельность с кипами документов. И, о ужас, негде справить нужду. Туалеты в здании за отсутствием воды управделами мгновенно запер, чтобы не возиться потом с их чисткой и промывкой системы канализации. А уличные еще лет десять назад демонтировали под предлогом того, что они портят вид из окон администрации. Хотя ситуация была много прозаичнее.

 В те годы, когда у населения денег было мало, по субботам на центральной площади разворачивался вещевой рынок, куда приезжали торговцы не только из соседних областей, но и из ближнего зарубежья. Естественно, что городскими уборными  пользовались и они. И скажем так, не всегда аккуратно. А  чистить их никто не хотел. Вот и приняли решение убрать эти строения. Со временем под рынок определили площадку на краю города, там и удобства минимальные для торговцев предусмотрели. Но возвращать городские туалеты в центре не стали, мотивируя тем, что город маленький, горожане и до дома дойдут, да и в каждом учреждении есть свои удобства.

Вроде все тогда распланировали, а вот не учли, что это непродуманное решение когда-нибудь  вернется бумерангом к ним самим.

Убивало и сознание того, что нет больше привычной мобильной связи. Многие то и дело к уху прикладывали мобильники, щелкали крышками, тыкали пальцами в мониторы дисплеев, проверяя, не включилась ли связь. Все было глухо.



В малом зале собрались депутаты, специалисты и руководители районных служб, по совместительству являющиеся и членами штаба ГОиЧС, и предприниматели, кого удалось в этот час собрать.

Глава района ввел всех в курс дела. Впрочем, к этому времени все уже были ошарашены слухами и домыслами, один другого страшнее  и нелепее.

-- Что случилось, еще предстоит выяснить. Надеюсь, областное руководство сейчас занято вопросом связи с районом. Возможно, вскоре прибудет вертолет со специалистами. А пока надо успокоить население. Объяснить им, что ситуация под контролем. Это поручаем сделать редакции. А где редактор? – глава окинул взглядом собравшихся. – Полина Алексеевна, вы, как всегда на посту, а где Елена Ивановна? Впрочем, неважно. Передайте ей мое поручение  заняться оповещением населения.

-- Каким образом, Виктор Сергеевич? – возмутилась журналистка, -- у нас теперь одни компьютеры, которые, как вы знаете, сейчас бездействуют.

-- Так напечатайте листовки, не мне вас учить, что делать… -- нервно отреагировал глава на возражение. Он не привык к проявлениям неподчинения и почувствовал подкатывающий к горлу комок раздражения. Но эта непочтительная журналистка не унималась.

-- На чем? Не вы ли несколько лет назад объявили нашу типографию неперспективной и всю старую печатную технику отправили в утиль? Кстати, сейчас бы старая «американка» здорово выручила…

Глава очень не любил, когда  напоминали о его промахах. Их у него было много, и он  об этом знал. Но в тот момент ему нужно было срочно избавиться от старья. Он всегда все делал в угоду личному обогащению и по указке областного благодетеля, подсказывавшего, каким образом можно получить внушительные гранты от определенных кругов за рубежом. То был период, когда требовалось устроить дочь в престижное зарубежное  учебное заведение, чтобы потом с ее помощью осесть где-нибудь на побережье Атлантики. Кто ж знал, что все так обернется…

Но эти, уставившиеся на него преданными глазами его ставленники ничего знать не должны. И уж тем более, подавать свой голос какая-то редакционная шавка. Редакторша опять решила спрятаться за спинами подчиненных, подставить под удар кого попроще…

-- Нечего переваливать с больной головы на здоровую. Решайте сами, как будете оповещать население. Это ваша работа, -- жестко отчеканил он, показывая, что не намерен больше распространяться на эту тему.

-- Может быть, это война? Может быть, американцы применили свое новое климатическое оружие? – подала голос тучная обладательница тройного подбородка и по-лягушачьи выпученных глаз из отдела по землеустройству.

-- Была бы война, мы бы здесь не сидели, -- отрезал начальник районного отдела внутренних дел Селезнев. – Это что-то другое. Надо решать, что делать.

-- Я объявляю чрезвычайное положение. Надо взять под контроль все наиболее значимые объекты. Назначить ответственных за их охрану. Учесть наличие продовольствия, воды, подготовить карточки, только без паники, и, главное, исключить случаи мародерства. Да, все, у кого в торговых точках, -- это он уже обращался к предпринимателям, жавшимся у дальней стены зала, -- есть спиртное, уберите. Не хватает еще пьяных бунтов…

-- Что делать? Продукты портятся, электричества нет. Убытки несем, -- подал голос один из торговцев. – Может, можно как-то наладить подачу энергии?

-- А почему я не вижу начальника районных электросетей? Где Кузовлев? – встрепенулся глава, вновь обежав взглядом участников совещания.

-- Они же монополисты. Им местная власть не указ, -- пренебрежительно заметил негромко, но чтобы слышал глава, один из работников администрации.

У Виктора Сергеевича мелькнула мыслишка, что он сейчас бы с готовностью поступился своим имиджем, лишь бы кто-нибудь вошел в зал и известил, что все кончилось, что все вернулось назад. Пусть даже это был бы ненавистный ему Кузовлев. Но он понимал, что ничего не изменить. И никто не придет и не решит за него все эти хозяйственные вопросы. Во все надо вникать самому. Так, что делать с подачей электроэнергии? И с водой? Кстати, а где начальник водоканала?

Наверное, он это произнес вслух, потому что Наталья Ивановна, сидевшая  по правую руку от него, подобострастно ответила:

-- Да вот же он, Виктор Сергеевич.

-- Александр Евгеньевич, в чем дело? Почему нет воды? Где ваши люди?

Импозантный начальник водоканала, сердцеед и мечта всех дам бальзаковского возраста, нехотя повернулся в сторону начальственного голоса, отрываясь от приятного общения с директрисой швейной фабрики, протер белейшим платочком стекла дорогущих очков, затем водрузил их на переносицу. Эту процедуру он производил всегда, давая себе время на обдумывание ответа. Вот и сейчас, зная, как это бесит многих, лишь завершив свой традиционный ритуал, он взглянул на главу района и поинтересовался:

-- Как, собственно, я смогу подавать воду в водопроводные сети, если электричества нет, а насосы, как известно, без него не работают…

-- Да воды нет даже в обычных колодцах, там, где ведром достать можно, -- в сердцах выкрикнула директор первой городской школы.

-- Ну, надо обсудить этот вопрос. Считаю, надо пробираться в область, там искать ответ, -- глава района впервые начал терять свое знаменитое красноречие. Впервые столкнулся с неразрешимой проблемой. Конечно, он знал, что в случае любого природного катаклизма необходимо принимать решения о мобилизации людей и ресурсов, думать о помощи пострадавшим. Все это подробно прописано в объемистом положении. Но одно дело все это прописывать виртуально, и совсем другое – оказаться в условиях природного катаклизма.

 Виктор Сергеевич раньше предпочитал думать, что за время его правления ничего подобного не случится. Нет, формально все документы были подготовлены, сирена каждую среду проверялась. Вот только деньги, отпущенные на создание убежищ для людей, приобретение средств спасения и  обучение добровольцев, были в свое время окольными путями выведены из района и давно потрачены на личные нужды главы.

Он ведь как думал: ну, что может произойти в провинциальном  городке, расположенном в центре сельскохозяйственного района, где городского населения не более пяти тысяч и чуть поболее в деревнях района. Какие тут могут быть катаклизмы? Речка разольется, подтопит выстроенные в низине дома? На этот случай разработана программа помощи, определены места отселения…

О войне думать не хотелось. В последнее время у него наступила самая благодатная жизненная пора. Жена устроилась в столице на престижную работу в крупном банке, дочь на какое-то время успокоилась и обзавелась новым бойфрендом. И сейчас рулит семейным бизнесом. На этой мысли лоб у Виктора Сергеевича покрылся испариной. Он подумал, что если в ближайшее время не вырвется из города и не окажется рядом с ней, дочь такого нарулит, что потом годы придется восстанавливать созданное его кровью и потом. Нет, надо любыми путями вырваться из этой западни, кто бы ее ни устроил. Тем более, что он особо и не представлял, что делать в данной ситуации.

-- Вы, Александр Евгеньевич, -- он уставился на начальника водоканала тяжелым взглядом, очень надеясь, что его паника не заметна окружающим, -- должны были предвидеть подобные случаи. У вас должны быть разработаны способы решения сложившейся проблемы. Начинайте претворять их в жизнь.

-- Интересно, каким образом? Если моторы бездействуют, а глубина скважин более сотни метров? – возмутился начальник водоканала.

-- Это ваши профессиональные заморочки. Решайте, и как можно скорее. Люди без воды не должны быть. Кстати, где энергетики?

В этот момент в зал вошел чумазый и какой-то взъерошенный заместитель начальника участка районных электрических сетей  Островерхов.

-- В чем дело, Александр Петрович? В чем причина? Почему в районе нет  электроэнергии?

Островерхов  сумрачно взглянул на главу.

-- Вы вообще-то на улице были? Ситуацию в районе знаете? О чем спрашиваете тогда? – непочтительно осведомился он, чем вызвал целую волну возмущенных реплик со стороны работников аппарата районной администрации. Со всех сторон слышалось: «Что за наглость? Да как вы можете хамить главе района? Совсем распоясались эти энергетики…»

Но пришедший даже не обратил внимания на эти реплики. Он был чем-то потрясен и находился под впечатлением  от увиденного:

-- Мы отрезаны стеной льда от остального мира. И еще вопрос, есть ли он там, за этим льдом, остальной мир… Все линии электропередач высокого напряжения как ножом срезаны… Мы не можем получать электроэнергию, как раньше…

-- Так начните получать здесь! -- возмущенно повысил голос Виктор Сергеевич. -- Мне что, учить вас тому, что вы сами обязаны знать?

Островерхов вскинулся, но остановленный рукой сидящего рядом начальника комитета по природным ресурсам Щербакова, проглотил готовую уже было вырваться фразу. Понял, что бестолку сотрясать воздух.

-- Всё. Все по местам. Займитесь прямыми обязанностями согласно требованиям чрезвычайного положения. Я вынужден покинуть вас. На время моего отсутствия вся полнота власти в руках Натальи Ивановны. Я наделяю ее чрезвычайными полномочиями, -- глава прихлопнул ладонью по столу, как бы ставя точку в своем распоряжении, и торопливо покинул зал, в душе негодуя на бестолковых и безынициативных помощников.



Водитель БМВ главы администрации быстро домчал своего хозяина до серой стены, перегораживающей дорогу в областной центр. У ее подножья скопилось до полусотни машин, большей частью легковушек, принадлежащих дачникам, но были среди них и автофургоны местных предпринимателей, занимающихся  торговлей. Эти ехали, по всему видно, за товаром.

Виктор Сергеевич ценил своего водителя Толика за расторопность и умение предугадывать желания хозяина. Глава администрации еще и рта не раскрыл, а водитель уже принял решение. Он попытался объехать выстроившиеся в плотную колонну машины, но несколько человек преградили дорогу и довольно грубо оттолкали машину на место.

Очень не хотелось Виктору Сергеевичу светиться  перед этой растревоженной толпой народа. Он вопросительно взглянул на Толика. Тот согласно кивнул и выбрался из машины.

Ледяная стена была совсем рядом, только руку протяни. От нее веяло холодом. Толик добрался до самой ее границы. Она своей гладкой поверхностью уходила далеко вверх. Где-то рядом надрывно ревела пила. Это добровольцы пилили ледяные кубы, которые скидывали тут же  неподалеку. Кто-то решил таким образом пробиться сквозь  ледяную толщу.

 Но Виктор Сергеевич  был человеком практичным, недаром сумел так долго удержаться у руля власти, потому сразу понял, что ничего из этой затеи не получится.



Когда истерия в городе достигла определенного накала, в небе над Кудеяровом послышался стрекот вертолета. Он то угасал, то нарастал. Отражаясь от ледяных преград, он десятикратно усиливался. И казалось, что к городу приближается целая эскадрилья. В условиях заполнявшей до этого момента все окрестное пространство первозданной тишины, прерываемой разве что очередными воплями обезумевших женщин, звуки вертолета стали громом среди ясного неба, показались чем-то сверхъестественным.

Люди побросали свои дела, выскакивали на середину улиц, прикрыв козырьком ладоней глаза от яркого света, с надеждой вглядывались в небо. Все в этот момент поверили, что они не забыты, не брошены страной. Вот, наконец, отряд спасателей МЧС прорвался сквозь созданные природой препоны, чтобы вызволить людей из ледяного плена.

Виктор Сергеевич высунулся из окна своего кабинета, куда только что вернулся из поездки к границам района, долго прищуривался, вглядываясь в голубой небосвод. Сейчас, сейчас машины опустятся на поле городского стадиона, как обычно, когда прибывало высокое начальство.

«Слава тебе, Господи!» -- возблагодарил он Всевышнего.  Хотя никогда не верил ни в бога, ни в потусторонние силы. Но сейчас был готов лизать пятки хоть кому, лишь бы только убраться из этого проклятого места.

Наконец горожане смогли разглядеть винтокрылое чудо. Оно было в единственном экземпляре и направлялось отнюдь не к городу. Покружив над рекой, рукотворная стрекоза повернула в сторону ледяной стены.

Только что радостно и восторженно вопившие люди, словно дети, бегавшие по улицам и махавшие руками, разочарованно притихли. Вертолет этот, красно-белый, пучеглазый, совсем не походил на те машины,  каковые давно привыкли видеть на экранах телевизоров в репортажах о событиях из районов бедствий.

Виктор Сергеевич, увидев, наконец, вертолет, в бессилии стукнул по подоконнику. Расцветка была ему хорошо знакома. Еще бы. Принадлежала эта машина жене одного крутого олигарха, в годы раздрая страны сколотившего  на спекуляциях с нефтью и лесом многомиллиардное состояние. В последнее время он развлекался тем, что ежегодно женился на молоденьких манекенщицах, а потом громко разводился. В остальное время эпатировал публику тем, что скупал сверхдорогие яхты, машины ручной сборки, самолеты и вертолеты последних разработок.

Этот красно-белый был из его коллекции. Недавно олигарх в очередной раз женился на топ-модели с роскошной гривой волос, ногами от ушей и полным вакуумом под черепом прекрасной головки. Там присутствовало только несколько инстинктов, помогающих ей определять, заманивать и проглатывать свои жертвы. Все поражались тому, как в семье сельских педагогов, заметим, прекрасных педагогов, вкладывающих душу в духовное воспитание чужих детей, могло произрасти такое существо.

Ташенька умела манипулировать всеми: и родителями, и братьями, и дедом с бабкой. Возомнила себя великим дарованием, обремененным множеством талантов, которые в сельской глубинке невозможно проявить, и потребовала продать дедовский дом. А потом с вырученными немалыми деньгами рванула покорять столицу.

Через некоторое время родные узнали, что ее красотой пленен один из ну очень известных богачей.

Потом в престижном коттеджном поселке, что в десятке километров от Кудеярова, был возведен дворец в сказочно-русском лубочном стиле, а от территории национального парка оттяпан значительный кусок леса и прилегающего речного берега. Все это обнесли высоченным частоколом. Олигарх, может быть, и побывал там разок-другой. Точно никто не знал. Виктор Сергеевич, лелеявший надежду на такое высокое знакомство, чем только не ублажал новоиспеченную жену богача. Та обожала приезжать в этот свой дом, но местное начальство не жаловала. Подарки принимала, а в дом не приглашала. И теперь, оказывается, в момент катаклизма оказалась на территории района. И у нее было средство, которое могло бы перекинуть главу района через эту ледяную преграду.

-- Почему мне не доложили, что эта шалава была в поселке? Сколько времени потеряно. Ведь давно бы уже были в области. А теперь эта лохудра улетела в столицу.  О нас она там и не вспомнит. Нужны мы ей…– взвился он на заглянувшую в дверь Наталью Ивановну. Та, от неожиданности такого напора, захлопала густо накрашенными ресницами.

-- Но вы же сами велели о ней не упоминать… -- напомнила она о событии недельной давности, когда очередная попытка главы наладить контакт с женой олигарха потерпела фиаско.

Виктор Сергеевич только скрипнул зубами. Кивнул замше на шкаф. Та поняла с полуслова. Достала непочатую бутылку «Хеннеси», ловко вскрыла, плеснула в подставленный стакан.

-- И себе налей, -- буркнул глава, залпом выпив содержимое стакана и пододвинув его для новой порции.

Они вдвоем еще не оприходовали вторую бутылку, как в небе опять раздался звук вертолета. Виктор Сергеевич высунулся из окна. Его разом окатило кипятком радости.  Аж взмокли ладони, и по спине покатились щекотливые ручейки. Он чуть не выпал из окна, пытаясь разглядеть в сияющем небосводе рукотворную стрекозу. Наталья Ивановна, более трезвая и потому менее восторженная, постаралась урезонить не в меру радостного патрона. Усадив его в кресло, сама сбегала на улицу узнать, кто прилетел.

Всех ждало разочарование. Вернулся красно-белый вертолет. Покружив над рекой, он опустился на взлетно-посадочную площадку элитного коттеджного поселка.



В  отделе внутренних дел в отличие от всех остальных учреждений и предприятий района паника задавлена была быстро и на корню.

 Когда в кабинет начальника отдела ворвался без соблюдения условий  субординации бывший начальник ГИБДД, а ныне  юрист районной адвокатской конторы  Анатолий Ибрагимов, в определенных кругах известный больше под кличкой Ибрашка, хозяин  лишь холодно взглянул на него. Селезнев был тщательно выбрит, подтянут и благоухал дорогим парфюмом.

-- В чем дело? – осадил он не в меру взвинченного коллегу.

-- Валерий Вадимович, что делать? Что случилось? Как мы теперь? Меня ведь в области ждут. Наши там, вдруг дадут показания…

-- Цыц, -- прихлопнул ладонью по столу Селезнев, -- что развопился? Что тебя волнует? Отрезаны от остальных? Так это для нас очень хорошо. Глядишь, все и утрясется само собой, не надо будет мер никаких принимать.

Известие о том, что над городом кружит вертолет, оба восприняли с разными чувствами.

Узнав, чья это техника, Ибрагимов только зубами скрипнул:

-- Эх, надо было пощипать эту шлюшку. Знал бы, что у нее такая машина, сразу же рванул бы туда. Теперь улетела…

-- Зачем тебе это?

-- Как зачем? Вырваться из этого ледяного плена. Что мы здесь? Там все базы, там…

-- А ты уверен, что там, за этими стенами что-то есть? – снисходительно, как у маленького, поинтересовался Селезнев.

-- Да… как же, там же все остальные… -- от неожиданности такого предположения растерялся  Ибрагимов. – Как же нам жить здесь?

-- Как всегда, -- отрезал хозяин кабинета. Потом помолчал и добавил, -- даже лучше. Только вот кое с кем надо перетереть некоторые темки. Да, и еще вот что. Собери наших. Надо с ними пообщаться… на темы их поведения.

Информацию о том, что вертолет вернулся назад, Селезнев воспринял вполне  философски. Лишь проворчал под нос:

-- Что и требовалось доказать. Не придется голову ломать, как все объяснять…

Вскоре он в сопровождении Ибрагимова на своем «лендкрузере» выехал в сторону элитного поселка. Охрана, узнав машину начальника ОВД, без помех пропустила на территорию поселка. Сегодня им приходилось то и дело открывать ворота для машин своих жителей. Вначале выезжающих, а немного погодя, возвращающихся назад. Над поселком стоял плач, слышались причитания, а кое-где и скандалы. Все хотели знать, что произошло, но узнавать было не у кого. Предпринятую попытку выяснить новости у прибывших,  Селезнев пресек на корню.

-- Ребята, сам ничего не знаю. Как что станет известно, вам сообщат.

Он подвел машину к воротам сказочного дворца, крякнул в клаксон. Створки, стилизованные под деревянный частокол, стали медленно расходиться.

В гостиной сидела хозяйка дворца, изящная, как фарфоровая куколка, нарядная и благоухающая, но смертельно бледная и трясущаяся. Вокруг нее кружили две ее служанки. Одна прикладывала к вискам ватные диски, чем-то смоченные, другая готовила какой-то напиток.

-- В чем дело? Я никого не приглашала, -- недовольно отстранив протиравшую ей виски женщину, хозяйка тяжелым взглядом уперлась в незваных гостей. По опухшим векам и красным глазам было видно, что такой холодный тон давался ей с трудом.

-- Вы совершили облет нашей территории. Хотелось бы уточнить кое-какие детали… -- начал Селезнев, но хозяйка дома его оборвала:

-- С этими вопросами обращайтесь к пилоту…

Пилота нашли за дворцом, на обширной поляне, служившей посадочной площадкой. Тот сидел под вертолетом, обхватив голову руками, и о чем-то думал. Услышав шаги, поднялся навстречу, но было видно, что общаться ни с кем он не хочет.

Селезнев, не замечая его недовольства, сразу приступил к расспросам. Почему вертолет не передан в ведение милиции, раз уж произошло что-то непонятное? Почему самочинно взлетели без разрешения? Почему, наконец, вернулись, если уж подняли машину в воздух?

Пилот долгим тяжелым взглядом обвел фигуры пришедших, потом пренебрежительно бросил:

-- Да, пошли вы… -- и вновь опустил голову. Селезнев с Ибрагимовым, поняв, что так у них разговора не получится, сели рядом. Через несколько мгновений пилот заговорил:

-- Хотите знать, что я видел? Кругом ледяная пустыня на сотни километров. Никаких провалов, подобных нашему. Везде бело и холодно… Мы летели до точки невозврата. Тогда повернули. Топлива хватило только долететь и посадить машину… Мы одни в этом мире…


                Глава третья.

                СХОДКА НА РЕКЕ

Артем Мезенцев  вышел за калитку, чтобы проверить в очередной раз, надежно ли запечатаны двери фуры. Это давно уже стало для него ежедневным ритуалом.  Его «вольвушка» горой высилась рядом с домом, занимая всю лужайку вплоть до соседнего палисадника.

Прошла всего пара дней с того страшного утра, перевернувшего мир с ног на голову,  а как все изменилось.  В первую очередь, взаимоотношения людей, их мироощущение. Всегда в основном миролюбивое и законопослушное население города сейчас прямо-таки  напиталось агрессией. Такого Артем не видел даже в столице, хотя там страсти по самым разным причинам довольно часто бывают накалены до предела и периодически выплескиваются наружу по любому, даже малозначительному поводу.

Почему-то вспомнилось, как  в то первое утро, вернувшись от ледяной стены  в город,  он сразу отправился в районную администрацию, чтобы предложить посильную помощь в организации жизнедеятельности населения в условиях чрезвычайной ситуации. Все-таки кое-какие практические навыки у него в этом вопросе имелись.

 На всех этажах здания была видна лихорадочная суета. Служащие  бегали по коридорам из конца в конец, откуда-то подъезжали машины, какие-то люди разгружали коробки, мешки, которые работники администрации быстро растаскивали по кабинетам.

Мезенцев  зашел в приемную главы. На месте оказалась лишь его заместитель. Она холодно и безразлично  выслушала его предложения и заявила, что ни в чьих   советах и помощи  администрация района не нуждается. Уже ему в спину, когда он выходил из приемной, она презрительно процедила, обращаясь к секретарше, но слова предназначались непосредственно ему:

-- Из армии турнули с хлебного места, так он и на гражданке нехило пристроился. А   теперь, когда случилось такое, рассчитывает у нас в тепле и сытости отсидеться. Сначала заработать надо… Губа не дура. Много их, таких умных,..  нахлебников…

Слова ножом резанули по сердцу. Это он-то нахлебник? Он, прошедший сквозь ад трех войн? Но сдержался. Не в его правилах оскорблять женщину, даже если она говорит такие вещи. Вот только боль от этих слов, словно от  удара под дых, захлестнула сердце так, что долго не мог продохнуть, ничего не видя, прошел по коридору и почти на ощупь добрался до дома. Сразу замкнулся в себе. Не хотелось ничего говорить жене, дочерям. Старался все делать как прежде, но не мог. Постоянно возвращались на память слова той, из администрации. Потом подумал: «И, правда, что сотрясать впустую воздух и трепать себе нервы, если моё искреннее желание  помочь людям,  подсказать, как им вести себя,  никому не нужно, а бескорыстная помощь воспринимается как нечто меркантильное». Это он уже проходил во время второй чеченской войны, когда его забота о сохранении солдатских жизней, требование тщательной проработки операции по зачистке предполагаемого лагеря боевиков в горном ущелье вызвало бурю негодования в верхах, отстранение от операции и, в конечном счете, завершилось увольнением.



Теперь Мезенцев  считал себя только водителем. И все, что ему было нужно, это, в первую очередь, думать о том, как  сберечь доверенный груз, стоимость которого, случись что, выплатить он  просто физически не в состоянии. Значит, надо создать условия для его сохранности. А об организации безопасности населения пусть думает районное начальство, принял он радикальное для себя решение. Но в душе скребли кошки. То, что он видел вокруг, его страшило. Он просто кожей ощущал приближение беды.


Мезенцев только что сопроводил жену в редакцию. Он считал и не скрывал от Полины своего мнения, что сейчас работать там, где ничего нельзя сделать полезного, бессмысленно. Ну, в самом деле? Какая польза от езды на велосипедах по улицам и  выкрикивания в мегафон распоряжений руководства района? Полнейшая ерунда. Тем более, что распоряжения эти никакого толку не имели. Извещать о введении продовольственных карточек, когда прилавки всех магазинов опустели в первый же день? Полнейший идиотизм, к тому же отнюдь не безопасный. Потому что на «черном» рынке все магазинные продукты сразу же всплыли и мгновенно выросли в ценах до заоблачных высот.  В этих условиях большинству горожан невозможно было купить даже куска хлеба. Все это рождало агрессию, но не в отношении власти, до которой простому люду не добраться, а как раз в отношении глашатаев распоряжений этой власти.

 Жители растащили из магазинов по домам все, что не успели конфисковать власти и припрятать владельцы, и что были в силах  унести.  В некоторых местах возникли спонтанные потасовки, кое-где переросшие в серьезные конфликты. Милиция, как всегда, стала на защиту властьимущих, которые предъявили в довольно категоричной форме права на большую часть продуктов и товаров.

 Полина пришла домой в тот первый день в растрепанных чувствах. Еле сдерживая слезы, рассказывала об увиденном  в магазинах, когда пыталась купить в запас хоть что-то из продуктов.

 Пока народ давился в километровых очередях за тем, что еще оставалось на прилавках, крутые машины местных «шишек» подъезжали к задним дверям и загружались мешками и ящиками с продуктами. Когда возмущенные горожане потребовали справедливости, то услышали из уст одного бизнесмена, что не хватало еще, мол, всякому быдлу указывать, что ему делать. А если хотят есть, то пусть приходят к нему работать.  За их послушание и выполнение всех его требований, он, так и быть, будет их кормить, но за это надо еще как следует поработать. Так что, мол, нечего здесь права качать.

Не так уж и давно этот самый бизнесмен приехал в район из одной из республик Закавказья, спасаясь от процветавшей там  междоусобицы.  Быстро сообразив, как в местных условиях можно продвинуться, Сурен Сароян очень скоро подвизался в сфере строительного бизнеса, потом перевез  в эти места большинство односельчан и своих родственников, из них организовал строительные бригады. С помощью взяток и  неприкрытой лести сблизился с главой района и потеснил от денежных заказов местных строителей, вынуждая  их выезжать на заработки в соседние районы, а то и за пределы области.

 И вот уже на правах хозяина положения, в ответ на претензии стоящего в очереди народа, с презрением высказался им в лицо в том смысле, что не пристало всякому сброду местному указывать ему, что делать.

 Завязалась драка. В результате несколько человек  из очереди оказались в кутузке.  Коллективу редакции было приказано ездить на велосипедах по улицам и зачитывать распоряжения руководства  о том, что частная собственность неприкосновенна, и что каждый должен заботиться о своем пропитании сам, а любые проявления непочтительности к властьпредержащим и владельцам крупной собственности будут строго пресекаться.  Нарушителей ждет наказание по всей строгости закона.



Артем проверил целостность пломб, присел на подножку машины и задумался о своем положении. Груз у него не скоропортящийся, но задержка, если этот природный катаклизм скоротечный,  может обернуться для него огромными штрафными санкциями и увольнением с работы. Ведь пока никому не известно, что в действительности случилось в мире и как долго  продлится эта ледовая изоляция, а ему совсем не хотелось терять пусть и тяжелое, но денежное место. Теплилась надежда, что кошмар последнего времени скоро закончится, и все вернется на круги своя.


 Разговоры о том, что же на самом деле произошло, велись разные, предположения делались самые абсурдные – от проказ пришельцев, вроде как захвативших кусок Земли с населением для своих экспериментов, до секретных разработок военных, придумавших способ ограждать территории от посягательств возможного противника с помощью ледовых стен. Все эти предположения Мезенцев считал ересью, но придумать других, более достоверных объяснений не мог.

 Его невеселые размышления были прерваны возгласом:

-- Михалыч, вот вы где. А мы вас по окрестностям ищем.

К нему подошли несколько знакомых горожан.

-- В чем дело, мужики? – Артем сейчас не был расположен к философским беседам о смысле жизни и о том, почему и как все произошло. Что он мог сказать  другим, если даже для себя ничего не  уяснил. И это понимание было для него горьким и  беспросветным.

-- Батя, что делать будем? Командуй. На тебя одного надежда, -- неожиданно послышался голос из-за спин окруживших его мужчин. Вперед протолкнулся хромой и несколько кособокий Олег Одиноков, воевавший под его началом еще в первую чеченскую. Мезенцев  тогда на своих плечах выволок его из окружения, всего израненного и не подававшего признаков жизни. В отряде, которым он командовал, было жесткое правило: своих, даже мертвых, врагу не отдавать. С тех пор, уже на гражданке, куда вернулся после многолетнего мытарства по госпиталям, Олег по солдатской привычке звал его только Батей и не переставал рассказывать байки о прошлой войне, в которых бывший командир представал чуть ли не в роли самого господа бога.

-- Действительно, Артем Михалыч, на тебя одна надежда, -- поддержал Олега Виктор Петрович Самохин, водитель из бывшей Сельхозтехники. С ним Артему пришлось служить еще в Афганистане. Оба они тогда после выпуска из военного училища молодыми лейтенантами поехали выполнять свой интернациональный долг. И выполняли его с честью. Но потом Самохин попал в передрягу под Кандагаром и был комиссован по состоянию здоровья.

--  Михалыч, только ты здесь из настоящих спецов, -- теперь уже начал говорить сосед с параллельной улицы. – На нашу власть надежды нет. Им лишь бы себе побольше урвать, о народе никто не думает. Милиция обвешалась оружием и теперь заботится только о том, чтобы ее не трогали. На любые просьбы и жалобы людей у них один ответ :  «У нас нет никаких распоряжений руководства на сей счет. Нам закон не позволяет…». Словом, защищать население от произвола им ни руководство, ни закон не дозволяют. Только поборы устраивать с тех, кого в чем-то заподозрили. А этих воровских шаек, что нас терроризируют, они сами боятся. То в здании сидят, то дома забаррикадируются, не достучишься. Но нам-то что делать, как безоружным оградить себя от бандитских набегов? Ты же боевой офицер, полковник…

-- Бывший… -- машинально поправил Артем, хотя строй мыслей уже приобретал ту цепкость и хватку, которые выручали его в ходе военных операций.

-- Бывшими не бывают, особенно такие, как ты. Ну, представь, что это война, что это америкосы напали… -- подступил еще один из соседей. Обычно Артем видел его всегда навеселе и очень удивился тому, что сейчас он был трезв, и в глазах его поблескивал какой-то злой огонек. С такими держи ухо востро. Они с пол-оборота умеют заводить народ, и очень важно, куда его направят.

-- Какие американцы? Не порите чушь. С чего решили? Что за ночь возвели вокруг нашего района ледяную стену? Нет на Земле еще таких умельцев, и техники нет. Может быть, со временем и будет, но не сейчас. Нет, это что-то связанное с природой…

-- Да я это образно. Нам что америкосы, что природа --  до одного места. Нам, живущим здесь и сейчас, что делать? Нет воды, нет электричества, нет газа… Нет хлеба, в конце концов… Что вырастили на огородах, отбирают лихоимцы. И никакой надежды на власть. Наш законно избранный глава Витька только говорить горазд. Да и то сейчас заткнулся. Забился в своем доме в деревне и носа в город не кажет. Да и что ему здесь делать? Резервный движок, что привезли из области для подачи электричества в случае сбоев  во время выборных кампаний, он приказал отправить на свою дачу, топливо, сколько смог, тоже уволок. Остальное расхватали те, кто посильнее, да похитрее. Теперь сидят в своих домах за высокими заборами. Что им мы? А кто о нас позаботится? Михалыч, ты мужик тертый, вас, военных, ведь учили выживать в экстремальных ситуациях. Подскажи, что делать… -- не отступал сосед. Его гулом одобрения поддерживали остальные.

-- Нет, мужики, вы что безрукие? В армии не служили? Забыли то время, когда без удобств жили? Неужто вам поводырь нужен? – Артем оглядел хмурые, встревоженные лица собравшихся и отчетливо понял, что он им нужен. Что они давно и прочно привыкли к тому, что кто-то берет на себя инициативу по организации и сплочению разрозненных индивидуумов в единое целое. Что в каждом из этих вполне самодостаточных, умных и умелых людей в час испытаний прорезается древнее чувство единения с сородичами, понимание того, что только вместе, сообща можно победить врага, решить проблему выживания. И желание выбрать во главу себе наиболее опытного, знающего и бывалого.

-- Ну, глядите, мужики, -- усмехнулся Мезенцев, -- не говорите потом, что тяжело.

Окружившие его мужчины облегченно загудели, стали что-то предлагать, каждый свое, но в едином шуме понять каждого в отдельности было невозможно. Артем поднял руку, призывая к тишине и отметил, что все почти мгновенно смолкли.

-- Одиноков, я знаю, ты состоишь в комитете ветеранов войны, сколько у вас по спискам тех, кто участвовал в военных операциях?

-- Ну, человек полста будет…

-- Вот что, первое задание. Собери из них наиболее адекватных, тех, кто согласен действовать. Через три  часа жду вас всех на «бабьем» пляже. Там как раз места хватит.

-- Оружие брать? Неровен час, нарвемся на лихоимцев…

-- Вы все здравомыслящие люди. Я полагаюсь на ваш ум и сознательность. Давайте пока обойдемся без применения силы. Да и власть незачем провоцировать. Обсудим ситуацию спокойно. Хотелось бы представить приблизительную картину происходящего в районе…

Когда все, кроме Одинокова, разошлись, Артем со вздохом произнес:

-- Знать бы, что там, за этими ледяными стенами. Не напороть бы горячки…

-- А что, можно узнать. Все же слышали, что вертолет летал. Пилот уж точно знает, что там.

-- Ты и с ним знаком? – удивился Артем.

-- Сейчас съезжу, приглашу…

-- Давай, лучше я туда с тобой. Что ж ты молчал о таких знакомствах. Возможно,  уже договорились бы облететь окрестности…

Вскоре Одиноков остановил машину у высокой стены, перегораживающей старую дорогу. Бросив свою инвалидскую «Оку» у стены, он  двинулся вдоль забора. Метров через десять Мезенцев  увидел в стене калитку. Одиноков помахал рукой перед видеокамерой, потом нажал незаметную кнопку, и калитка распахнулась. Внутри оказался довольно обширный двор, в центре которого стояла красно-белая стрекоза вертолета. Навстречу им шел пасмурный и какой-то внутренне погасший человек. После взаимных представлений и приветствий Мезенцев сообщил пилоту о цели прихода.

-- Вам как, откровенно или приукрасить?

-- Ну, я не девица, чтобы патоку разводить. Так что там, за стеной?

-- За стеной-то? А ничего там нет… И стены там нет. Голая снежная равнина. Один наш провал зияет…

-- То есть, там ледяная пустыня? И далеко она тянется?

-- Я летел столько, сколько позволили запасы горючего. Везде одна картина. Ничего нигде нет… Со мной была хозяйка. Теперь в трансе дома сидит… Там к ней по этому же поводу начальство местное недавно являлось. Тоже думали на вертолете драпануть… Да некуда… одни мы в этой пустыне…



В назначенный срок на «бабьем» пляже, где обычно в былые времена купалась детвора, собралось десятка два мужчин разного возраста. Многие Мезенцеву были незнакомы. Вряд ли и они что о нем знали. Краем уха он услышал, как молодой парень в милицейской форме спросил: «Кто этот лысый? Это он что ль позвал?». В ответ ему мужчина постарше жестко отрезал: «Командир наш. Ты в армии служил? Или увильнул? А в командировку в Чечню посылали? Вот и молчи. Есть такие командиры, которых солдаты батями называют за отеческую заботу о них. Вот и наш такой же». Молодой что-то нелицеприятное пробормотал в ответ, но остался.

Собравшиеся расположились на высоком берегу реки, там, где недавние отдыхающие вытоптали в густом бурьяне довольно обширную поляну. Мезенцев  помнил с детства эти берега всегда выкошенными и выбитыми копытами многочисленного городского стада. Ребятишки тогда знали все потаенные местечки в этих нависавших над рекой обрывистых берегах, где в самых недоступных местах строили свои земляные норки стремительные щуры и ласточки-береговушки.

С тех пор, как горожане, уверовав в незыблемость заморского благополучия, вывели со дворов всех коров и овец, берега реки заросли так, что в некоторых местах можно было только с великим трудом спуститься к воде, не рискуя сломать себе шею. В этих зарослях наиболее практичные горожане, чтобы не платить за сбор мусора, прятали мешки с отходами в надежде, что в традиционные весенние и осенние месячники очистки зон отдыха учащиеся школ города и работники бюджетной сферы соберут и вывезут скопившиеся отходы на городскую свалку. Сейчас берега реки выглядели неприглядно замусоренными. Вокруг вытоптанной площадки валялось то, что осталось от последних отдыхающих.

Мезенцев  поморщился. «Везде бесхозяйственность. Вот и души людей также замусорены. Им кажется, что они свой двор очистили, снесли отходы к ничейному берегу, а ведь весь этот хлам у них в душах осел. Совесть и честь под собой похоронил».  Глазами обежал собравшихся. В большинстве своем заросшие, давно не бритые, с опухшими, покрасневшими лицами, стекленеющими глазами. Верный признак продолжительных запоев. «Где только берут водку, -- вздохнул с досадой.-- Что за привычка, чуть что, заливать сложности горькой».

Сейчас ли думать о спиртном? Такие проблемы свалились на плечи, что не залить их ничем. А ведь не понимают пока. Хотя, те, что явились сюда, сознают, что ситуация критическая.

В городе нет воды. Нет ее притока в городской пруд. Оттого он скоро превратится в одну большую лужу. В реке вода тоже исчезает. Неоткуда ей течь. С обеих сторон она перерезана ледяными стенами. Нет воды в колодцах, перестали бить ключи по берегам рек…

Для  жителей равнины это тягостное испытание. Ведь тысячелетиями жили по берегам рек и среди болот. И вдруг вода ушла…

Раздумья Мезенцева прервал приближающийся гвалт множества голосов. Все повскакивали с мест. Из-за поросли бурьяна выскочил хромающий Одиноков в окружении нескольких сверстников. Всех их Мезенцев помнил в годы своей молодости, хотя никто из них не служил под его началом. Понял, что это ветераны последних военных событий.

-- Ребят, что делается! – перешел на вопль Одиноков, -- Черные совсем оборзели. Собираются в банду, отобрали оружие у наших доблестных ментов и пригрозили, что всех нас, местных, перережут, если будем рыпаться…

Ответом ему стал возбужденный гул вскочивших мужчин. Некоторые подхватили принесенные с собой палки, а кое-кто и топоры.

-- Неча здесь сидеть, идем бить черных! – тут же взвился давешний парень в милицейской форме. Его призыву последовала почти половина собравшихся. Но дорогу заступили пришедшие последними ветераны, осаживая первый напор  негодующей толпы.

Мезенцев встал со своего места на бугорке, так что оказался на голову выше всех собравшихся. Он отметил, что от города по дороге к поляне приближаются еще несколько групп мужчин. Поднял руку, призывая к вниманию.

-- Мужики, вы что, с ума посходили? Кого бить? Какие черные? Вы что, не понимаете ситуации вокруг нас? Мы ведь все  в одной лодке, и рядом нигде нет земли и других, подобных нам людей. Мы не знаем, что произошло. Возможно, мы, наш кусочек земли, это единственное, что осталось от остального мира. А вы призываете к междоусобице. Очнитесь!

-- Нам что, всем шею в ярмо к этим пришлым засунуть и хлыст им в руки дать.  На, мол, погоняй! Так что ли? – злобно сверкнул глазами еще не старый, но какой-то изможденный мужчина в десантной куртке. Артем вспомнил, что учился с ним в параллельных классах. Сейчас он вроде работает в охранном предприятии, слывет так многодетный отец. Кажется, у него их человек восемь.

-- Да мы давно уже в ярме ходим. Что нам прикажут, то и делаем. Вот и доходились, сейчас нас на цепь посадят, а потом и совсем сгноят, чтобы под ногами не мешались этим богатеям… -- выкрикнул еще один не в меру полный, одышливый старик.

-- А кто вас заставлял подставлять им шею? Ведь сами уступали место. Зачем бороться, проще залить за воротник и злобиться по углам, чем требовать справедливости. Сами впустили чужих в свою жизнь, сами позволили им командовать. Так вам было проще. Вот теперь и расхлебываете… -- жестко пресек Мезенцев вздымающийся в груди каждого праведный гнев. – Но это ваша беда, а не тех, кто пришел. Вы не потребовали от них жить по вашим законам. Сами разрешили на вашей территории играть по их правилам, не установили своих, не пресекли их первые попытки поработить вас. Сейчас пришло наше время, но это не значит, что мы пойдем на них войной. Мы все люди, мы все одной крови, и нам надо договариваться. Не думайте, что им, тем, кого вы называете черными, сейчас легко. Они тоже боятся. Боятся вас, хозяев этой земли. Их ведь горстка. И они понимают, что если начнется между вами война, вы просто сметете их своей массой. Надо договариваться, надо совместно налаживать новую жизнь. И вот тут  не подставляйте свои шеи под чужое ярмо. Сами смотрите, не надейтесь на любые предложения и посулы легкой жизни. Ее теперь не будет.  Забудьте и о принципе «Моя хата с краю». Нет у нас больше края. Все мы находимся на передовой. И от слаженности действий каждого зависит, выживем ли мы в этом катаклизме. Бог ли, высшие ли силы решили испытать нас, нам неведомо. Но ничего не дается такого, чего бы мы не вынесли. Бывали на Руси времена и похлеще. Так что хватит распускать нюни. Нам надо жить, растить детей, воспитывать внуков…

-- Для чего? – выкрикнул опять вскочивший нетерпеливый юнец в милицейской форме. На него зашикали, насильно усадили на место.

-- А зачем мы все живем? Для того, чтобы жить. Мы приходим в этот мир для того, чтобы выполнить поставленную перед нами задачу. Многие ли выполняют ее до конца, не нам судить. Это испытание нам дано свыше. И мы обязаны его выполнить. Потому что мы люди. Нам многое дано. От нас зависит, сумеем ли мы выжить в этих условиях, останемся ли людьми. Вы не задумывались над тем, что может быть, мы оказались единственным осколком нашей цивилизации? А может быть, таких осколков на Земле, вкрапленных в ледяной панцирь, много. Мы ведь ничего не знаем. Значит, надо собраться с силами и обустраивать свою жизнь, приспосабливаться к окружающей среде…

-- А если где-то рядом живы другие, как мы узнаем? – подал голос седой мужчина, сидевший чуть поодаль. Потом Мезенцев узнал, что он в прошлой жизни был директором небольшой московской фирмы. В  район приехал на приемку построенной для семьи дачи. Собирался наутро возвращаться в столицу. Не пришлось. Ни родственников, ни знакомых у него в районе нет.

-- Придет время, наладим жизнь здесь и пойдем искать других. Но пока надо думать о том, чтобы сплотить людей, дать им цель жизни, а многих и научить жить в условиях минимальных удобств, -- ответил Мезенцев.

Пока он говорил, подошли еще несколько человек. В общей сложности набралось, действительно, около полусотни. 

--  Мы собрались здесь для того, чтобы понять, что вся дальнейшая жизнь  зависит только от нас с вами. Мы все сможем, если захотим. Но надо только проявить инициативу, показать остальным, как действовать. Все сейчас страдают от недостатка воды. Но оглянитесь. Ее же вокруг переизбыток. Над нами нависают миллионы кубометров, -- Артем повел рукой вдоль горизонта, -- вон она, только бери.

-- Интересно, как вы это себе представляете? – пробурчал негромко парень в толстовке и бейсболке козырьком назад. – Топлива ни на бензопилы, ни на вывоз нет. На чем лед возить, как его откалывать?

-- Как наши предки делали. Пилу-двуручку в руки, топоры – и пилить да вырубать. И везти тоже дедовским способом. Сельчане уже, наверное, давно сообразили.

-- Сообразят они, -- взвился знакомый Мезенцеву водитель молоковоза. – Богатей, что купил наше хозяйство, местных на работу не брал, говорил, что все пьяницы, только денег требуют, а работать не хотят. Привез из Средней Азии работников. Они у него за копейки горбатились. Пока в местном пожарном пруду вода была, еще поили скот. А теперь приказал весь скот под нож пустить, пока еще не передохли. Хочет хоть какую-то выгоду получить. Работники его ничего делать не хотят, домой рвутся. В  загонах скот ревет от жажды, а никто пальцем не пошевельнет, сволочи… -- уже еле сдерживая слезы скрипнул он в бессилии зубами. Вокруг все возмущенно зашумели.

Мезенцев поднялся с места, призвал к тишине.

-- Я вижу, сюда пришли неравнодушные люди. Нам надо брать инициативу в свои руки. Пока наша власть проснется и, наконец, решит позаботиться о нас с вами, пройдет много времени. А если сейчас уничтожат весь скот, у нас уже не будет возможности его возродить. А он сейчас является одним  из гарантов нашего дальнейшего существования. Власть сейчас в замешательстве. Она не знает, что делать. Ее этому не учили. И как выживать в условиях чрезвычайных ситуаций  никто не знает. Кроме нас, тех, кому довелось принимать участие в боевых действиях. Так давайте применять свои знания и опыт. Вот первое задание – спасение скота. Давайте начнем с малого. Второе, покажем людям, как и где добыть воду. Вам, Сергей, -- обратился он к водителю молоковоза, -- предлагаю организовать местных мужчин в хозяйстве и возить лед на ферму на бычках. Заодно и население водой обеспечите. Не забывайте, спасем скот – будут наши дети и старики с молоком.

Тут поднялся до того сидевший в дальнем ряду невысокий мужчина с усиками и в очках:

-- Прошу прощения! Шел сюда, думал, что за собрание такое. Вижу, дело предлагаете. В нашей деревне старухи то же самое говорили. Не поверил им. Теперь понимаю, правы они. Надо ехать…

-- Кто это? – спросил Мезенцев у Одинокова.

-- Председатель сельхозартели. Тоже из наших. У него лучшее хозяйство в районе. На прошлых выборах главой районной думы избрали… Приехал в город, а в администрации никого. Все по углам разбежались… Он за день до катаклизма домой вернулся… Дочку в институт отвозил. Теперь сам не свой… Что с ней, да как… -- шепотом давал пояснения Одиноков.

Следом за председателем поднялся начальник водоканала.

-- Слишком затратное это дело – возить лед с окраин, -- начал он. Но его сразу же перебили несколько голосов:

-- А вы что предлагаете? Ждать, пока вода в реке появится, или из ваших ржавых труб потечет?...

-- Я не об  этом, -- отмахнулся говоривший, -- вопрос, где брать бензин, дизтопливо, на чем возить? Это же не одну ходку в день делать…

-- А может быть, проще по реке сплавлять лед? Она хоть и обмелела до предела, но льдины-то будут держаться на воде, вот на плотах их и буксировать к городу… -- предложил Мезенцев. Он этот вариант уже не единожды в уме прокрутил, прежде чем предложить вслух.

-- Это вообще-то мысль, -- ухватился за предложение начальник водоканала. – Нужно все просчитать. Ребята, идем, -- позвал он своих работников, -- нам есть чем заняться.

-- Может быть, и как электричество получать, научите, -- язвительно осведомился Островерхов. С ним Мезенцев учился в одном классе. Но потом их пути разошлись. Артем поступил в военное училище, а Сашка Островерхов пошел в электротехнический.

Однажды, когда уже Мезенцева уволили в запас, а проще говоря, турнули из армии, как очень неудобного, вечно качающего права командира, чтобы не умничал, и ему пришлось какое-то время сидеть без работы, Артем попытался устроиться в районные электросети. Но  и там получил ощутимый пинок под зад. Организация эта в районе считалась очень престижной в плане зарплаты, и устраивали туда только родственников и полезных знакомых.

Артем встретился с Островерховым. Поговорили за жизнь. Потом Сашка, отведя глаза в сторону, нехотя признался:

-- Не возьмут тебя туда. Сам должен понимать. Не одобрят сверху твою кандидатуру…

-- Даже обычным электриком? – удивился тогда Артем.

-- А ты что, хотел сразу на руководящую должность? – оскорбился  Сашка. – Ее еще нужно заслужить… -- и выразительно потер пальцы.

Артем не стал больше ходить по предприятиям в поисках работы. Тем более, что большая часть их развалилась, а что осталось, ушлые дельцы под шумок обанкротили и растащили по кускам. Теперь здания предприятий сдавались в аренду, в основном, торгашам под склады.

Тут подоспело предложение сослуживца, и Артем уехал в Москву, где и устроился в транспортное предприятие.

Теперь, увидев  Островерхова, почему-то вспомнил тот эпизод. Усмехнулся внутренне. Но ответил так, как считал нужным:

 -- Что мне вас учить. Сами кумекайте. Спросите стариков, кто еще жив, как полвека назад электроэнергию в городе получали. Кто-то же помнит. В архиве покопайтесь. Не мне вам советы давать…

Островерхов пожал плечами, но неожиданно взбодрился, пробормотал:  «А почему бы и нет», и заторопился в направлении города.

Наиболее сложной темой обсуждения оказалось обеспечение жителей топливом. Не так давно сельское население центральной части страны было, наконец, облагодетельствовано --  началась газификация. Люди, уставшие от постоянных проблем с добычей топлива, с радостью приступили к газификации своего жилья. Ломали привычные в домах печи, устанавливали водяное отопление. Ладно бы, в городе. Тут пусть и малоэтажные, но многоквартирные дома есть. С удобствами захотели жить и сельчане. И без сожаления расставались с такими привычными русскими печами, заменяя их импортными котлами и газовыми плитами. Сейчас, когда не стало электричества, и прервалась подача газа, молодежь просто растерялась. Что делать, как приготовить еду, постирать? Хотя в условиях отсутствия воды этот вопрос потерял актуальность. Артем  и сам в первый день потерялся. Что делать, как обустроить быт семьи? Потом замесил глину и сложил во дворе летнюю печь, устроил из подручных материалов навес, вот и получилась кухня. Но многие, сам видел, готовили на кострах. Дело это опасное и хлопотное. Но еще сложнее для многих обстояла ситуация с топливом.

Артем  подивился тому, что собравшиеся на встречу не смогли сразу сами решить ее. Сказалась многолетняя давящая сила высшей власти, отбивающая у основной массы людей желание мыслить и созидать не только для всего общества, но даже для себя. Казалось бы, что проще, иди в лес, собирай сухостой, заготавливай дрова. Но многие сразу задались вопросом, на чем их вывезти, как распилить. Такое впечатление, что прожили жизнь не в районном городке, а в столичном мегаполисе. Труднее всего было дачникам и многочисленным жителям больших городов, приехавшим в район на отдых.

Впрочем, совместное обсуждение дало свои результаты. И вот уже собрана бригада из добровольцев, готовых  организовывать население на сбор топлива.

Проблема заключалась в том, что постоянных жителей учесть было можно, а сколько в районе приезжих, одному богу ведомо.

-- Думаю, этим МЧС займется, -- предположил Мезенцев.

-- Ой, не смешите меня, Михалыч. Кто там работает? Наш аграрник, который в рот своему родственнику Витьку заглядывает, да три бабы, типа они дежурные. Что они знают и умеют? По телефону сводки собирать, что где случилось? Сейчас инструкции по углам мусолят, да указаний ждут из области. У телефона сидят, а вдруг заработает, вдруг какие указания пришлют, -- ехидно засмеялся начальник пожарного подразделения Виталий Васин.



Остался самый злободневный и трудный вопрос – обеспечение безопасности населения. Судя по тому, как неуверенно чувствовали себя стражи порядка на улицах города даже днем, у них не было никаких директив по охране населения. Значит, и этот вопрос приходится брать в свои руки. Дело в том, что в городе небольшая часть жителей продолжала заниматься огородничеством. Кто в силу привычки, кто просто для удовольствия. Но вот земельные участки, в  начале девяностых выделенные населению для выращивания  овощей, почти полностью заросли бурьяном. Лишь  наиболее настойчивые из владельцев пытались что-то вырастить в этом буйстве зарослей сорняка. Остальные, сопоставив затраты на удобрения, вспашку, уборку, да еще и выросший налог за аренду участков, благоразумно от них отказались.

А некоторые жители не только Кудеярова, но даже и деревень превратили дворы в уютные места отдыха с цветниками, небольшими водоемами. А на местах прежних грядок устроили лужайки с беседками, гамаками и причудливыми дорожками. Люди уверовали, что такой образ жизни в комфорте и есть тот самый рай, о котором грезили предки. А продовольствие всегда можно купить в супермаркете. Так зачем же париться на огородах? Пусть этим занимаются другие.

Никто даже не задумывался о том, что в один момент все это показное благополучие  может рухнуть. Ведь оно зиждилось лишь на  уверенности в неизменности бытия. Теперь же, когда подвоза товаров в супермаркеты больше не предвиделось, а  все продовольствие там распродано, поневоле глаза людей обратились к тем огородам, где пока еще зреют  посаженные весной овощи… И начались атаки на чужое добро. При этом, если на собственность властьимущих было наложено табу, то трудами обычных горожан и сельчан желающих поживиться оказалось довольно много.

Собравшиеся на берегу реки мужчины признались, что теперь никто из них не ощущает себя защищенным даже за трехметровыми заборами.

-- Я не считаю себя идеалистом, потому предлагаю заняться организацией добровольных отрядов  охраны порядка. Хорошо знаю природу человеческого общества. В нем всегда найдутся те, кого будет интересовать в первую очередь принадлежащее  соседям или тем, кто не может защитить свое добро. Уверен, что уже есть первые проявления мародерства. И вскоре может пролиться кровь. Надо вооружаться. Не всем это по нутру. Но кто-то же должен охранять покой людей, – подвел итог своей речи Мезенцев.

Большинство собравшихся, как ни странно, с ним согласились. Но были и такие, кто откровенно сказал, что ни в каких сомнительных мероприятиях принимать участие не будет. На это есть избранная власть, она пусть и занимается вопросами благоустройства граждан и охраной порядка. Удивило только, что речи эти прозвучали из уст тех, от кого  Мезенцев ожидал получить  поддержку. Первым высказал эту мысль его родственник по линии жены, в прошлом моряк, прослуживший на военном корабле  более десятка лет. Он жестко раскритиковал начинание Мезенцева и рекомендовал ему изучить законы, прежде чем нести отсебятину. С ним вместе ушли еще несколько человек. Что ж, это их право. Они надеются только на власть, да на собственные силы в построении  новой жизни.

Мезенцев подождал, пока разошлись почти все пришедшие на пляж. Оставил только пятерых. Среди них двое были ему хорошо знакомы по боевым действиям  еще в Афгане, а трое – по Чечне.

-- Ребята, ситуация очень сложная. Власть самоустранилась, а большинство жителей района просто не понимают  трагизма ситуации. Мы оторваны от остального мира.  Не будем вдаваться в подробности, почему это произошло. Надо думать над тем, как нам выживать здесь в этой ситуации. Сейчас лето, а вы чувствуете, как похолодало? Впереди зима. Надо запасаться топливом. Надо разъяснять людям, что лафа кончилась, что надо упорно работать для того, чтобы выжить в долгие зимние месяцы. Не скрывать от людей правды о том, что нам не выбраться в ближайшие месяцы из этой западни. Продовольствия в районе вряд ли больше, чем на два-три месяца. Да и то с большой натяжкой. Хлеба нет, потому что свой хлебозавод еще в девяностые  закрыли, элеватора нет, потому что выращивать стали кормовое зерно, да и то отправляли на пивзаводы. Муки в обрез. Надо объявлять военное положение.  Я встречусь с руководством воинской части…



                Глава четвертая.

              Первые трения, первые проблемы

Первые недели жизни внутри ледяной клетки стали для всех тяжелым испытанием. У некоторых, вполне адекватных людей,  неожиданно начинались истерики. Было зарегистрировано несколько суицидов. Тяжело было тем, у кого там, за ледяной стеной остались родные. Таких было большинство. Кто-то отправил детей на учебу в крупные города. У кого-то, отучившись, дети осели в этих городах, предпочтя сытую жизнь и наличие работы  безденежью и неустроенности в своем родном городке.

Много оказалось дачников. В летний период они приезжали сюда отдохнуть от суеты городской жизни, накупаться в чистой воде речек, собрать в лесу грибов и ягод. Были студенты, работавшие на практике в дальнем конце района, в самой глухомани. А кроме них, в районе оказалось несколько сотен приехавших на заработки из других регионов страны и даже из зарубежья. Неожиданно стало известно, что в одном из благополучных сельскохозяйственных предприятий трудится чуть ли не сотня китайцев, а в дальней деревне отдыхает японец. Есть фермерское хозяйство, основали которое немец и голландка. Такие открытия приходили ежедневно, по мере того, как создавались списки проживающих в черте ледяных стен.

Полина помогала мужу, чем могла. После первых дней хаоса и безвластия, когда каждый творил все, что хотел, было объявлено военное положение. Всю полноту ответственности за налаживание жизни в это сложное время взял на себя комитет по чрезвычайным ситуациям, во главе которого стал Мезенцев. Не потому, что так уж рвался к власти. Но в условиях паники, когда одни  боялись взять на себя ответственность, а другие ринулись  творить беспредел, нужны были  жесткие действия.

Основой новой власти стали отнюдь не чиновники, в эти страшные дни больше заботившиеся о сохранности своей собственности, а те, с кем Мезенцеву довелось в разные годы служить и воевать. К ним присоединились некоторые руководители служб района,  не растерявшиеся в первые дни катастрофы, начавшие на обломках старого мира благоустраивать жизнь района.

Штаб новой власти находился теперь в здании районной администрации. Сюда стекалась информация обо всем, происходящем на свободной ото льда территории. Старики-связисты, ушедшие на пенсию еще до реорганизации узла связи, теперь помаленьку восстанавливали порушенное, реанимировали старую телефонную станцию. В городе уже можно было звонить в некоторые предприятия и учреждения. С селом связь происходила пока только через гонцов-велосипедистов.

Экономисты и бухгалтеры старшего поколения вспомнили свои навыки и на допотопных счетах составляли опись запасов продовольствия, горючего, медикаментов. Словом, всего, что еще осталось после разграбления магазинов, складов и аптек.

Старосты деревень передавали уточненные списки годных для проживания в зимний период домов и количество находящихся в деревне постоянных жителей и иногородних, прибывших на отдых.

Картина вырисовывалась нерадостная. Население  свободного ото льда пятачка земли было вдвое больше официально заявленного. При этом сельского населения, хоть что-то смыслящего в земледелии и животноводстве  было раз в десять меньше. Почти половину составляли пенсионеры и лишь десятую часть дети. При этом большинство совершенно не принимало во внимание случившееся. Каждый требовал внимания к себе и конкретных привилегий, доказывая, что его положение в обществе обязывает местные власти оказывать ему не только почести, но и содержать в соответствии с его статусом. Как всегда на Руси, на одного с сошкой приходилось семеро с ложкой. Словом, назревала обычная в такие моменты гражданская напряженность, к тому же подогреваемая изнутри к неповиновению власти определенными слоями общества. Люди словно бы и не видели, что весь их мир висит на волоске. Что достаточно небольшого усилия, чтобы все это равновесие рухнуло, и мир скатился в хаос.


 На северном краю свободной ото льда территории, где  ледяная плотина перегородила русло реки Русянки, рядом с деревней Николаевкой уже многие годы действует филиал столичного университета. Там в палатках и коттеджах в летний период   обычно проходят практику студенты геологического факультета. Недавно они совершили восхождение на ледяную стену. Увиденное их потрясло.

В деревню Полина Мезенцева  прикатила на велосипеде, отмахав более двух десятков километров. Попутно побывала в трех деревнях, расположенных вблизи от дороги. Завезла несколько экземпляров газеты. Распространять ее приходится таким вот способом, с любой оказией, со всеми, кто из города направляется в дальние деревни.

Свое право быть полезной людям в это страшное время Полина вытребовала у мужа с большим трудом. Тот очень откровенно и красочно описал ей, что может произойти, если она окажется в руках его недругов. А эти люди ни перед чем не остановятся. Честно признался, что для ее спасения он поступится всем, чем может, но это не такой уж и большой список. Потому что, если потребуют сейчас бросить все и уйти от  командования комитетом и частью, он этого не сделает. Слишком много поставлено на карту. Позволить безнаказанно хозяйничать бандитским группировкам он не сможет. Это равносильно тому, что загнать весь народ в концлагерь и смотреть, как людей целенаправленно уничтожают.

Полина пообещала быть осторожной, а заодно предложила сделать вид, что они развелись. Девчонок, правда, оставила в части, с Артемом. Тот только посмеялся над ее выдумками, но, в конце концов, согласился, что она взрослый и свободный человек и имеет право заниматься тем делом, которое для себя выбрала. Поэтому она уже дважды побывала в дальних деревнях. А теперь добралась и до Николаевки.

Руководителя студенческого лагеря она нашла в столовой. Высокий, если не сказать длинный как жердь мужчина с несколько запущенной бородкой и остатками былой шевелюры, прихваченными сзади в хвостик канцелярской резинкой, казался заметно озабоченным и что-то серьезно выговаривал повару. Увидев Полину, довольно неприветливо поинтересовался:

-- Ну, какие новости? Что там еще на наши головы?

-- Николай Николаевич, извините за беспокойство. Давайте пройдем в ваш кабинет.

В маленьком закутке за столовой, громко именуемом кабинетом начальника лагеря, Полина присела на топчан, заменявший владельцу помещения кровать.

-- Я к вам с неутешительными вестями, -- начала она. Но собеседник ее тут же прервал:

-- Я иного и не ждал. Что там думает местная власть?

-- Местная власть, к сожалению, пока устранилась от общения с народом. Хорошо командовать, когда можно получать поддержку сверху и обирать покорное население. А вот когда наступили тяжелые времена, власть побежала в кусты…

-- Ну, это не ново. А кто за нее командует?

-- Выбрали самоуправление, из тех, кто хоть что-то смыслит в организации жизни  населения в условиях чрезвычайного положения…

-- Полина Алексеевна, прежде чем вы проведете беседу с жителями деревни, думаю, вы за этим приехали в наши края, я должен сделать заявление. На наш лагерь не далее как вчера напали  проживающие в помещениях бывших ферм хозяйства так называемые лица азиатской национальности в количестве десяти человек. Их жалко, они совершенно голодные, но в результате их нападения пострадали несколько студентов. Пришлось нападавших нейтрализовать, запереть в сарае. Но нынешний владелец  хозяйства, тот, что скупил окрестные земли, завез таких работников несколько десятков. И значит, в ближайшее время можно ожидать еще волну непрошенных гостей. Что мне с ними делать? Ставить на довольствие? У меня и так студенты недоедают. Что я скажу их родителям? Как отчитаюсь перед руководством?

-- Николай Николаевич, вы все-таки ученый. Скажите, что вы думаете о случившемся? Вы верите, что все вернется когда-нибудь в нормальное состояние?

-- Верю ли я? – профессор вздохнул. – Вера, это то единственное, что поддерживает в человеке желание жить и бороться.  Что я думаю об этом? Если  бы я мог объяснить это простым языком… Но, предполагаю, что перспективы у нас нерадужные… По моим наблюдениям, в ближайшей перспективе ничего не изменится… Идемте,  я вам кое-что покажу.

Профессор вывел Полину из лагеря, и они пошли  к сверкающей на солнце ледяной стене. Чем ближе подходили  к ее подножью, тем сумрачнее  становились окрестности, лес казался мрачным и неприветливым.

-- Смотрите, -- показал профессор на стену. У подножья образовалась огромная лужа воды, от которой многочисленные ручьи сбегали  к поляне, а оттуда к недалекому руслу  Русянки. Под ногами уже заметно чавкала размокшая почва, превращаясь в болото. Здесь, в непосредственной близости с глыбами льда, ощущалась знобкая прохлада, но чувства холода не было, как можно было бы предположить.

-- Что это? — удивленно поинтересовалась Полина.

-- Таяние. Что очень странно. Сейчас время приближения к осени. Прямые лучи сюда проникают разве что на короткие минуты, однако основание стены подтаивает. Студенты ведут наблюдения за состоянием льда и окружающей почвы. Боюсь, еще несколько месяцев, и здесь образуется непролазная топь. Температура почвы нелогично высокая, словно ее кто-то подогревает изнутри. Кстати, вы обратили внимание на ночное небо? Или повседневные заботы исключают такой вариант?

-- Ну, теперь телевизора и Интернета нет. Так что за их неимением смотреть на звезды…

-- Ну и  как? Ничего необычного не заметили?

-- Мы как-то с мужем и детьми попытались найти знакомые созвездия… и почти ничего не угадали…

-- Мои студенты мне тоже задавали вопросы по созвездиям. Даже атлас небесной сферы принесли из сельской библиотеки. Такое впечатление, что звездный небосвод с одной стороны слегка растянули, а с другой сжали. Я не астроном, но, по моему мнению, земная ось явно сместилась. Мы наблюдаем небо в другой проекции. Конечно, стоило бы провести точные вычисления, но мешают ледяные горы. Создается впечатление, что мы находимся много южнее, чем должны бы по логике. Не буду вдаваться в рассуждения, из-за чего все произошло. Гипотез много. Но ни одна не имеет подтверждения. Надо изучать… Прошу вас передать руководству наши наблюдения, вот, я подготовил записку. Нам еще думать о том, как зимовать, какая будет зима, и не придется ли эвакуироваться всем лагерем из этой низины…

Профессор сопроводил Полину в сельский дом культуры, к этому времени уже заполненный народом. Люди читали оставленные ею газеты, тихо переговаривались. Студенты, как обычно, заняли места на галерке и по-детски галдели, переговариваясь с местными подростками. Было среди собравшихся несколько дачников, а основную массу составляли пенсионерки, в прошлом всю жизнь отработавшие в бывшем хозяйстве, получившие пенсии и теперь доживающие свой век в покое. Хотя какой покой может быть, если дети и внуки  постоянно на выезде в поисках работы. Некоторые живут только за счет пенсий своих престарелых родителей.

Многих из этих пожилых женщин Полина знала еще по  их трудовой деятельности. Она успела захватить тот период, когда хозяйство было передовым, гремело в области, когда на центральной усадьбе создавались молодежные ударные бригады, а доярки лидировали по величине надоев молока от коровы. Теперь они сидели, покорно сложив свои натруженные руки. Но этот покой был только кажущимся. У каждой было свое мнение, свое мироощущение. И они готовились выплеснуть их на приезжую. Полину все здесь хорошо знали. Так что сход получился эмоциональным и даже буйным.

Советы Полины о том, что необходимо запасаться продуктами на зиму, используя возможности ближнего леса, приняли с явной насмешкой. Ей ли учить сельский люд добыче пропитания? Потом Полина предложила студенческий лагерь перенести на возвышенность, в бывшие помещения ферм и оборудовать их под жилье. Советовала всю живность, которая осталась в деревне, сберечь, поставить в загоны, постараться заготовить побольше корма, беречь картофельные посадки от потравы дикими животными…

-- Девк, ты лучше скажи, когда этот бардак кончится, -- подала голос  сгорбленная старушка, бывшая когда-то передовым бригадиром полеводческой бригады. Не жалея сил становилась первой метать стога сена. Однажды надорвалась, схватив на вилы неподъемный пук сена, долго лежала без движения, потом все-таки встала, но уже не разогнулась, -- когда эти наши правители перестанут над народом издеваться, икспирименты  ставить. Все друг с другом соревнуются, кто сильнее, наши али Америка… А мы опять впрягайся, как в войну, вкалывай, бейся, чтобы прокормить вот этих… -- старушка махнула в сторону стайки малышни. – Сперва обманули, хозяйство развалили, скот продали, потом все, что осталось, на паи поделили, и опять обманули, хозяйство обанкротили, людей по миру пустили, чужаков навезли. Хотять нас извести. Люди добрые, да шож это деиться-та?

Ее шамкающий монолог поддержали такие же, как и она, пожилые товарки.  Молодые, те, кто оказался без работы в разваленном хозяйстве, задумчиво молчали. Более говорливыми оказались дачники, выдвинувшие требования к власти обеспечить им необходимые условия проживания, еженедельный проезд до райцентра и подвоз продовольствия. Полину они не столько удивили, сколько озадачили. У нее создалось впечатление, что эти люди просто пока  не поняли всего  трагизма ситуации. Прошло уже несколько недель с момента катастрофы, а некоторые жители воспринимают ее как какой-то очередной спектакль, который им устроила власть.

Молоденькие девчонки с накрашенными ноготками и в вечернем макияже дожевывали привезенную еще из дома жвачку, стреляли глазками в понравившихся ребят и ничего не соображали. Они уже прошли период истерик, слез и скандалов с требованием отправить их домой и теперь жили  надеждой, что скоро за ними приедут их родители. А пока воспринимали случившееся, как какое-то приключение наподобие тех, что пачками выпекают западные кинокомпании.

       Этим ребятам и девчонкам, в отличие от их деревенских сверстников придется в дальнейшей жизни здесь очень несладко. Тяжелым будет  понимание происходящего и для тех из дачников, которые пока что возлагают надежды на свой авторитаризм и умение манипулировать людьми. Их мнение, что все решают в этом мире деньги, уже не прокатывает. Вряд ли сельчане позарятся теперь на их тугие кошельки. Там, где для выживания необходим тяжелый, каждодневный труд, пустые фантики денег уже ничего не значат.

Провожая Полину после встречи с жителями деревни, Николай Николаевич попросил передать руководству района, чтобы в деревню прислали толкового организатора, который сможет помочь в процессе подготовки деревни к зиме.

-- А участкового не пригласить, чтобы забрал тех, кто на вас напал? – напоследок поинтересовалась она у профессора.

-- Не надо, сами справимся, -- отмахнулся тот.



Вечером Полина рассказала о своей поездке в Николаевку забежавшему перекусить мужу.  С тех пор, как они договорились о мнимом разводе, видеться им приходилось нечасто. Полина занималась газетой, девочки работали в местном школьном лагере, а Артем носился из края в край по всему району. Такие вот встречи случались изредка, да и то  разве что вечером.

Соорудив на скорую руку салат из того, что нашла на дачных грядках – огурцы и второй урожай редиски явно удались, поставила  вареную картошку, полила растительным маслом, благо оно еще было в бутылке. На огне очага закипал чай. Девчонки, получив миски с едой, устроились в гамаке и о чем-то тихо хихикали. А Полина  передала мужу записки профессора, рассказывала об увиденном в деревне, о нападении на лагерь.

-- Что-то надо решать. Если так и дальше пойдет, скоро люди перебьют друг друга…

-- Да посадить этих азиатов, и дело с концом, -- возмущенная безразличием, с которым воспринял рассказ муж, припечатала Полина, -- а то распоясались совсем…

-- Ага, а потом москвичей, которые приехали сюда на отдых? А местную диаспору дагестанцев куда? В кутузку? А армян, азербайджанцев, чеченцев?  Их куда? Думай, что говоришь… А то потом договоримся до того, что и всех переехавших из соседнего района тоже надо посадить… Люди все еще не понимают того, что произошло. Они пытаются устраивать свою жизнь так, как удобно им, не заботясь о мнении и удобстве окружающих. Каждый старается только  для себя, потому это непонимание. Все злятся друг на  друга, подозревая окружающих в том, что это они создают нехватку продуктов, напряжение в обществе. Не понимают, что выжить мы сможем, если только будем действовать сообща. И все эти нападения друг на друга, разжигание вражды приведут только к обострению конфликтов. И так ведь чувствуется, что в районе действуют несколько криминальных и полукриминальных группировок, которые сейчас под шумок  пытаются делить власть и сферы влияния. И не факт, что они состоят из представителей национальных диаспор.  Далеко не факт. Если бы только знать, что нас ждет дальше…



Через несколько дней взрыв недовольства на межнациональной почве все-таки произошел. Кавказцы, компактно проживавшие в двух соседних деревнях и до того мирно сосуществовавшие с местным населением, вдруг всколыхнулись. В один момент вытеснили дачников из их домов, а оставшихся местных жителей согнали в бывший зерновой склад.

Глава диаспоры, когда-то приехавший по распределению в бывший местный колхоз зоотехником, за тридцать лет перетянул сюда большинство родственников, а в перестройку прибрал к рукам и само хозяйство. Теперь в бывших коровниках зимой стояли овцы, поля быстро залужились. Те, что еще сохранялись, засевались кормовыми травами, а в глуши, подальше от любопытных глаз, коноплей. Своих единоверцев глава диаспоры учитывал не только в районе, но и за его пределами, и всех держал в кулаке. Пренебрегал только теми, кто заключал браки с представителями других конфессий. Считал таких предателями национальных интересов. От своих единоверцев требовал строго придерживаться обычаев предков, детей заставлял отсылать на воспитание в горы, чтобы с младенчества усваивали родной язык и обычаи. От молодых, вернувшихся в район, требовал устраивать семейную жизнь только с соплеменниками по выбору родителей.

Для коренных жителей деревень в первые годы работы в хозяйстве он был лучшим начальником. Если свой местный председатель колхоза заставлял беспрекословно подчиняться правилам хозяйства, особенно в период летней страды, то Марат Алиев закрывал глаза на пьянство комбайнеров, возчиков зерна, доярок на ферме. В суровые девяностые ссуживал жаждущих поправить здоровье бутылкой-другой водки. Те в благодарность потом безропотно и бесплатно выполняли любую работу и по дому, и в огороде, и на приусадебном участке.

Поговаривали, что открыл в дальней деревне хозяйства подпольный цех по изготовлению водки. То было время, когда спирт с Северного Кавказа гнали в центральные области  страны цистернами.

Местная верхушка власти была им тщательно облизана и проплачена. Поэтому на сигналы населения внимания не обращала. Куда интереснее были другие темы. Но потом в нескольких деревнях района и за его пределами произошли массовые отравления спиртным со  смертельными исходами. Разбираться в случившемся приехали следователи из области, стали раскручивать ниточки. Тогда и всплыли предупреждения некоторых жителей. Ниточки потянулись в Прудищи. 

Алиеву пришлось спешно избавляться от продукции, закрывать цех, заметать следы. Шум в районе быстро замяли. Ни к чему было областной власти  привлекать внимание к проблемам какого-то сельскохозяйственного района. Тем более, приближались очередные выборы.  В районе, правда, народ не поддержал прежнего главу. Выбрали своего, местного, несколько лет отработавшего в одном из хозяйств председателем, всем хорошо знакомого Позднякова.

Когда страсти немного поутихли, и ажиотаж жителей чуть спал, Алиев перевел  свой цех  в воинскую часть. Там служил заместителем командира по тылу его дальний родственник. С ним они и проворачивали нехитрое дело снабжения спиртным окрестных районов. Правда, спирт брали теперь пусть и самый дешевый, но не технический.

Жителей своих двух деревень Марат давно уже превратил в безропотных рабов, заставляя трудиться с утра до ночи за бутылку водки не только в хозяйстве, но и на своем обширном подворье и огородах многочисленной родни. Однако бельмом в глазу были, пусть и немногочисленные, дачники. От этих избавиться было трудно. Новые дома посторонним в деревнях Марат строить не разрешал, участки земли, если кто продавал, выкупал сам. Но ведь у каждого местного жителя где-то да находились родственники. И не все соглашались продавать наследуемые участки. Всех детей местных жителей он, как руководитель хозяйства, уговаривал уезжать после школы на учебу, платил стипендии. Если после обучения возвращались в отчий дом, устраивал на работу в соседние хозяйства, иногда за пределы района. А потом с родителей требовал выплаты денег, потраченных хозяйством на учебу детей. Обычно брал дарственную на дом и участок и переоформлял на своих единоверцев.

Уже близилось то время, когда можно будет выселить всех оставшихся еще иноверцев, когда-то считавших эти земли своими и, наконец, осуществить  давнюю мечту – построить мечеть, создать для своего народа здесь, в чужих местах, ставших теперь его владениями, тот рай, о котором мечтал столько лет.

 И вот этим надеждам не суждено осуществиться. За что аллах покарал его? Зачем воздвиг эти ледяные стены, отрезав ото всего мира? Там, за этими горами ждут приказа десятки водителей груженых фур, которые должны привезти материалы для строительства мечети. Долгими часами размышлял Марат над случившимся. Что произошло? То ли аллах против того, чтобы его народ осел в этих местах? То ли наоборот, сделал так, чтобы никто не помешал воплощению мечты Марата. Как узнать об этом?

Одно бесспорно. Что бы ни произошло, необходимо обернуть это себе на пользу. Пока не очухались эти бездельники, как он презрительно называл бывших односельчан, превратившихся в жалкие подобия людей, надо брать власть в свои руки. А то придут другие, алчные и завистливые, считающие, что у них больше прав на эти земли, и захватят все с таким трудом отвоеванное. Этих он знал очень хорошо. Не раз пересекались их дорожки и по поводу водочного бизнеса, и еще по кое-каким вопросам. До сих пор удавалось откупаться. Но теперь он готов сразиться за свое.

Приняв решение, Марат Алиев раздал  припрятанное до поры оружие своим доверенным, которые и произвели захват домов дачников, выдворив их, в чем были, за границы своих владений. По периметру была выставлена охрана.



В администрации района стояла обычная теперь рабочая суета. В большом зале заседаний собрались депутаты, представители добровольных отрядов охраны порядка, милиции, прокуратуры, старосты деревень. Прибыл  на встречу и самоустранившийся было глава района Виктор Сергеевич Поздняков.

В зал стремительно вошел Мезенцев. Следом за ним шел профессор Синельников из студенческого лагеря в Николаевке, женщина-историк, обычно отдыхающая летом в этих местах, и лохматый физик из Новосибирска, который со своими столичными приятелями в этом году решил сплавляться на байдарках по  притокам Волги. В момент катаклизма они были в зоне отдыха для туристов на противоположном от города берегу.

Прошедшее время позволило многим придти в себя, оценить ситуацию, понять, что  изменить что-либо  невозможно и надо принимать все случившееся как данность.

-- Уважаемые земляки, -- начал Мезенцев, когда ему предоставили слово. – Некоторое время все мы находились в состоянии стресса, паники, непонимания того, что свалилось на нас с вами. Многие до сих пор живут надеждой, что вот сейчас что-то произойдет, и все вернется назад. Должен разочаровать таких. Ничего не изменится. Время вспять не повернуть. Нам предстоит смириться со случившимся и строить свою жизнь в соответствии с тем миром, который нас окружает. Мы намеренно не успокаивали вас несбыточными обещаниями и не тешили какими-либо надеждами. Но время нас торопит, период стрессов и оплакивания прошлой жизни прошел. Надо продолжать жить, надо думать, как готовиться к предстоящим холодам. Но прежде надо понять, что может ожидать нас в дальнейшем. По воле случая  в районе оказались  вместе с нами специалисты, которые, возможно,  нам объяснят, что  же случилось на самом деле с миром вокруг нас.

Первой выступила женщина-историк. Звали ее Тамара Семеновна Корзановская. Она не первый год летом отдыхала в Кудеярове, писала диссертацию о расселении индо-ариев, а потом и славян на центральной части страны, и конкретно об их быте на территории района.

Тамара Семеновна не стала скрывать своей обеспокоенности о дальнейшем существовании людей в границах ледовой изоляции. Рассказала, какова ситуация была в этих местах в предыдущий ледниковый период. Чего стоит опасаться и к чему быть готовыми. Особенно ее беспокоило подтаивание ледника.

Лохматый физик изъяснялся на таком странном языке, изобилующем научными терминами и цифрами, что у всех поголовно после его выступления глаза сделались оловянными и совершенно бессмысленными. Но все поняли одно, физик ничего хорошего не обещал. Как-то без внимания осталось и его предупреждение о том, что таяние льдов в границах района может привести к подтоплению низин, хотя объяснить, почему земля теплая, он так и не смог.

 Потом слово предоставили профессору Синельникову.

 -- Друзья мои, -- Синельников встал, снял очки, протер стекла, потом покрутил в руках дужки, -- у меня скверные новости. Боюсь, я разрушу ваши тайные надежды на то, что все происходящее вам только снится, и вскоре вы проснетесь. Мне самому хотелось бы в это верить. Но реальность жестока. Кто из вас любит смотреть на ночное небо? – неожиданно задал  он вопрос.

Большая часть собравшихся уже давно перешагнула тот рубеж, когда тянет на романтику, когда хочется любоваться всем, что видит глаз. Когда глубина звездного ночного неба завораживает так, что, кажется, еще миг, и ты взлетишь в эту звездную высь.

-- Понятно, -- правильно истолковал молчание Синельников. – Думаете, чудит старый дурак. Ан, нет. Если бы чаще глядели вверх, давно бы поняли, что карта звездного небосвода изменилась. Она стала немного другой. Но, самое главное, в небе больше не видна Луна. Мы настолько привыкли к мысли о том, что она должна быть на своем месте, что даже не допускаем мысли, что ее может не быть. Я сейчас выскажу крамольные мысли, но иного ничего предположить не могу. Так вот,  меня сложилось впечатление, что мы находимся или в ином временном пространстве, или на другой планете, или нас выдавило в параллельный мир…

Его прервал всплеск прямо-таки истерической агрессии. В поднявшемся гвалте откровенно проскальзывали слова угроз, обвинение в сумасшествии, но всеми эмоциями, в конечном счете, правила истерика…

-- Тихо! Молчать! – приказал Мезенцев. – От того, что вы закатите истерику, ситуация не изменится. Прошло уже достаточно много времени, чтобы у каждого могли возникнуть подобные предположения. Тем более, что реальность такова, какова она есть. И нам жить именно в этой реальности. Не прятать подобно страусу голову в песок в надежде, авось, обойдется. Не обойдется. Нас всего горстка людей в этом непонятном мире. Хотелось бы надеяться, что таких вкраплений, как наше, в этом новом мире несколько. Но… надо учиться выживать и продолжать жить дальше.

-- Зачем? --  прохрипел сидевший во главе стола Виктор Сергеевич Прокушев. Он приобрел синюшный оттенок и надсадно дышал. Только сейчас этот ненавистный ему выскочка Мезенцев произнес вслух те слова и предположения, которые подспудно рождались в голове Виктора Сергеевича уже давно. Но он с негодованием отметал их, уверяя себя, что это издержки какого-то эксперимента, проводимого военными. От них всего можно ждать.

 Он был готов ко всему. Лишь бы вырваться из этого ледяного ада, добраться до своего любовно выстроенного коттеджа рядом со столицей, убедиться, что с фирмой ничего не случилось. А все остальное пусть горит в адском огне. Потому что, если все не так, то к чему тогда были все его потуги вырваться из этой сельской рутины, пробиться вверх? Ловчить и пресмыкаться перед вышестоящим начальством, устраивать махинации и бояться ежеминутно быть разоблаченным ради ощущения власти, своей сопричастности к тому классу могущественных людей, которые правят этим миром. Чувствовать себя уникальным, отличным от этой серой массы быдла.

Он стал лихорадочно расстегивать ворот рубашки, потому что воздуха ему уже не хватало. Главврач районной больницы тут же подскочил к нему, распорядился, чтобы его вынесли в холл, где прохладнее и воздуха больше, подозревая, что главу администрации хватил удар.

Едва суета прекратилась, Мезенцев продолжил речь:

-- Необходимо дойти до каждого, разъяснить людям ситуацию. Предполагаю, что картин, подобной сегодняшней, будет много. Люди не хотят верить в неотвратимое, все еще надеются на благоприятный исход. Но эта надежда их и расхолаживает. На полях поспевает зерно. Его надо собрать до зернышка, потому что это наш запас еды и посевного материала на следующий год. А что мы видим пока? На любое предложение руководители хозяйств отвечают, что они только менеджеры и без разрешения хозяев ничего делать не позволят. Но пройдет совсем немного времени, зерно осыплется, и люди останутся ни с чем. Непонятна и позиция населения. Почему они не хотят идти в поле? Почему ждут, что кто-то за них будет работать, а они станут только потреблять? Настало время объявить о необходимости введения трудовой повинности, как в Великую Отечественную. Всем от мала до велика выходить в поля и заниматься заготовкой сена, пока еще есть возможность, уходом за скотом, пока его не свели под нож. И уборкой зерновых…

-- Еще чего, не много ли на себя взял? --  презрительно протянул один из собравшихся, кажется, предприниматель средней руки, занимавшийся поставками стройматериалов.

-- В самый раз, -- отрезал Самохин. Меж тем Мезенцев продолжал:

-- Судя по раздающимся с мест репликам, не все еще осознали глубину случившегося. Многие предполагают, как обычно, отсидеться за чужими спинами. Пока самые добросовестные и ответственные будут заниматься работами, некоторая часть, как всегда, устроится в тепленьких уголках и будет изображать бурную деятельность, а то и вообще объявит себя верховной властью. Так вот, этого не будет, не надейтесь. Мы, инициативная группа, этого не позволим. Требуем прекратить всяческие междоусобицы и этнические разборки. Особенно это вас касается, Марат Магомедович. Ваш спиртоводочный завод конфискуется. Сейчас каждый человек на счету, вводится запрет на распространение любого спиртного. Наказание будет осуществляться по законам военного времени.

-- Да кто здесь за так будет работать? – подскочил с места Алиев. – Кто будет скот стеречь, огороды обрабатывать?

-- А вы на что? Или думаете отсидеться в конторе? Вы чем будете заниматься? Пироги есть да указывать работникам, где их место? Нет, все получат наделы, на которых будут учиться выращивать овощи и ухаживать за скотом. За посягательство на чужое добро будем применять адекватные меры воздействия.

-- Это что же, мою землю раздадите этим голодранцам? Этим вонючим ишакам, которым только бы горло залить? – опять взвился Марат.

-- Это когда же она твоей стала? – вступил в полемику молчавший до сих пор начальник электросетей. – Кем ты сюда приехал? Голодранцем с гор. Когда это успел здесь землей обзавестись?

-- Всю жизнь эта земля принадлежала тем, кто жил на ней испокон века. Многие на нее зарились, да не всем она доставалась. Это ты в последние годы пообтерся, в друзья к Витьку затесался. Под его покровительством у народа доли за бутылку скупил, всех поспоил да в рабов превратил. Навез родни, решил, что мы, как рабы, на вас пахать будем, -- закричала вдруг всегда молчаливая глава Прудищенского сельсовета. – Всех мужиков наших поуничтожил, споил их отравой. Насажал на все командные места своих. Они и говорить-то по-нашему не умеют, сколько дважды два будет, не знают. Только и могут, что деньги считать. Им, значит, все, а нам шиш? Да еще мечеть строить на нашей земле задумал… Вот наш бог вас и покарал. И нас вместе с вами, нечестивыми…

Эмоциональный напор молчаливой обычно женщины оказался настолько велик, а может быть, отвечал тайным мыслям многих из собравшихся настолько точно, что в зале начался гвалт, а руки мужчин непроизвольно потянулись в сторону Алиева. Тот откровенно не ожидал такого отпора. Ведь, презирая в душе каждого находившегося в этом зале, он на словах всегда старался держать себя с ними по-дружески.

Началась словесная перепалка, готовая перерасти в рукоприкладство. Мезенцев кивнул головой на безмолвный вопрос подошедшего к двери Самохина. Тот отступил в сторону, кого-то пропуская.  В зал вошли несколько военных с оружием. Крики сами собой сразу же утихли. Мезенцев поднял руку, призывая к тишине.

-- Спокойно, граждане. Прибыл отряд из Прудищ. Доложите обстановку, -- обратился он к одному из военных.

-- Обстановка в населенном пункте Прудищи и прилегающих к нему деревнях накалена до предела, -- начал человек в камуфляже с капитанскими звездочками на погонах. – В воинскую часть прибыли несколько человек из этих населенных пунктов с просьбой защитить их. В указанных мною населенных пунктах начались насильственные действия против части жителей. Их незаконно выселили  из принадлежащего им жилья, применили к ним угрозы их жизни и здоровью. Несколько домов было взорвано. В других начались пожары. По их просьбе нам пришлось вмешаться. Нашему отряду было оказано вооруженное сопротивление на подступах к данным населенным пунктам. Вскоре сопротивление неизвестных вооруженных людей было сломлено. Задержать никого не удалось. Все были в военном камуфляже и масках. Бандиты растворились в ближнем массиве леса. Нами проведены повсеместные обыски в оставшихся домах этих населенных пунктов. Обнаружены несколько арсеналов оружия, взрывчатки, исламистской литературы террористической направленности. Поразило то, что  местное население находится в ужасающих условиях…

Тут говоривший взглянул впервые на Алиева и поинтересовался вполне дружески:

-- Если бы не этот ледяной катаклизм, ты бы всех нас к чертовой матери разнес? Или все-таки планировал из нас рабов сделать, а сам шахом себя возомнил? Или кем там еще? Удобно устроился. Точно по революционному гимну: кто был ничем, тот станет всем. И власть тебе потворствовала. Завод, где он паленую водку производил, мы уничтожили. Спирт вывезли под охрану в часть.

-- Когда же успели? – подивился Мезенцев. – Молодцы, запасы спирта нам в медицине пригодятся. Что с населением?

-- Коренное население возвращено из сараев в свои дома. Родственники этого, -- кивок в сторону Алиева, -- арестованы. Мужчины, пойманные с оружием, отправлены в часть под усиленной охраной, женщины и дети погружены на телеги и отправлены в город…

-- Правильно, так им и надо… -- опять возмущенно закричали несколько человек разом. – Еще бы и узбеков с таджиками…

-- А завтра татар, а потом белорусов, вон их сколько осталось у нас после субботнего рынка, потом украинцев, а там и до выходцев из соседних районов дойдем. Москвичей давайте отселять… -- съерничал  глава Краснинского сельсовета Александр  Егоров, -- это мы уже в истории проходили…

Мезенцев некоторое время помолчал, слушая возмущенные возгласы. Наконец, пар был выпущен. И он заговорил:

-- Никто никого никуда не собирается убирать. Нас слишком мало, чтобы устраивать междоусобицы и бездумно гробить население. Но за любое проявление экстремизма будет следовать суровое наказание. Кавказцы в Прудищах обосновались недавно, обманом завладев имуществом коренного населения. Те, кто приезжал сюда с документами об окончании сельхозинститутов, будут направлены в деревни, где требуются специалисты данного профиля. Компактно проживать никто из них не будет во избежание межэтнических трений с коренным населением. Тех, кто прибыл сюда без направлений и не имеет никакой специальности, расселим там, где есть пустые дома. Все они будут под контролем местной власти. Первые же проявления агрессии или поползновения на изъятие чужого имущества будут пресекаться по законам военного времени. Что касается так называемых узбеков и таджиков. Тут  ситуация сложная. Согласитесь, это несчастные люди. Они приехали сюда, чтобы заработать средства на жизнь семье. Не их вина, что используются они не там, где что-то умеют делать. И уж, тем более, они не виноваты в том, что их берут на те рабочие места, которые могут быть востребованы коренным населением. С этими претензиями лучше обращаться к нынешним так называемым владельцам хозяйств и предприятий. А  теперь эти несчастные люди оказались здесь отрезанными от своего мира. Местное население также страдает от изоляции, но оно хотя бы находится  на своей земле, рядом близкие люди…

-- Ага, понаехали, а теперь  наших подростков еще и приваживают к наркотикам, -- недовольно бросила крупная, ярко накрашенная блондинка. Мезенцеву приходилось с ней уже сталкиваться. За броской и несколько вульгарной внешностью скрывался явно мужской аналитический ум и умение бороться. Он уже подумывал о том, чтобы привлечь эту особу в комитет по чрезвычайным ситуациям. Эта может сподвигнуть даже самое пассивное население на общественные работы.

-- К сожалению, без издержек не обходится. Я не сомневаюсь, что и среди прибывших из Средней Азии есть скрытые ваххабиты, которые вполне могли готовить подрывную деятельность в наших местах. Но тогда грош цена нашей доблестной милиции. Куда она-то смотрит, в таком случае? Или все уже привыкли жить по принципу моя хата с краю? Пока жареный петух не клюнет, никто не шевельнется? С молодежью надо работать. А ее в последние годы бросили насамотек. Вот наши великовозрастные детки и начинают блажить, что им скучно, что делать нечего. И от этого ничегонеделания превращаются в бездумных и бездуховных зомби, которым только бы выпить да уколоться. А там и трава не расти.

А с уроженцами из Средней Азии и недавно прибывшими с Кавказа придется вести разъяснительную работу. Сейчас учителя в отпуске, пусть организуют курсы по изучению русского языка, по истории нашего края. Этим людям придется жить рядом. И неизвестно, сколько времени…


На следующий день по городу разнеслась весть, что жители дальнего сельсовета, проживающие компактно у южной границы ледника, на своем собрании приняли решение выделиться в сельхозобщину с собственным самоуправлением. Главой выбрали Наталью Владимировну Веселову, крупную блондинку с мужским характером и несгибаемой волей. Она тут же привезла районным властям меморандум о выходе из состава района. Жители решили сами распоряжаться выращенным урожаем, тем более, что в отличие от многих других сельских предприятий, здесь были в наличии и топливо, и техника, и склады для хранения зерна и кормов. Мало того, мужская часть населения этого сельсовета организовала добровольную дружину по охране правопорядка, а заодно и от посягательств на свою собственность.

Мезенцев, узнав о выделении этой общины, только головой покачал.

-- Вот, гром-баба, -- восхищенно протянул, -- с десяток бы таких, и проблем на земле не было. А то, гляжу, мужики перевелись совсем.

Однако, в свете случившегося, надо было думать о тех, кто оказался в районе случайно и не имел своего пристанища. Если такие сельхозобщины начнут организовываться и дальше, многим на территории района места не останется. Значит, чрезвычайному комитету следует и на это обратить внимание.


                Глава пятая.

                Чтобы выжить, надо работать

 Трудно приживалось распоряжение комитета по чрезвычайным ситуациям об обязательности ежедневных общественных работ. Большинство членов коллективов предприятий, закрытых по причине отсутствия электроэнергии, топлива, материалов или спроса на продукцию, с удовольствием ходили на эту, своего рода трудовую повинность. Проблема была с административными кадрами. Те предпочитали сваливать свои обязанности на кого-либо другого, устраивали подтасовки в ведомостях. Но почему-то упускали из виду, что чувство справедливости и желание наказать тех, кто умеет химичить исподтишка, у местного населения в последнее время стало проявляться с особой силой.

 Из числа наиболее ответственных, требовательных членов отрядов назначались или избирались бригадиры, которые вели учет отработанного времени и качества работы. Стимул усердию многим придавала ведомость, по которой в конце рабочего дня выдавались талоны на хлеб. Это был наиболее востребованный продукт наравне с солью. Те, у кого были запасы продовольствия, пока что с превосходством посматривали на остальных. Но постепенно начинали ощущать себя изгоями, вычеркнутыми из жизни общества.  В условиях, когда радиоточки вели вещание лишь несколько минут в день, сообщая наиболее значимые новости, а телевизоры все также чернели пустыми экранами, основные сведения черпались лишь на обычных сборищах – у колодцев, на летучках по утрам, да в перерыв на общественных работах.


Довольно быстро были очищены от сорной травы все окрестности города. Мужчины добросовестно перекопали заброшенные уже немало лет огородные наделы, женщины и дети убирали корни и мусор, скопившийся вокруг участков. Безнадзорные наделы были закреплены за новыми владельцами, размечены кольями с написанными на них фамилиями. Вокруг города ежедневно поднимались  многочисленные дымовые столбы.

Работники лесхозов вместе с общественными помощниками впервые за многие годы начали прочесывать близлежащие лесные угодья. Выпиливались сухостой и сорные деревья, очищались поляны от завалов многолетних бесхозных свалок. 

 Началось движение за наведение порядка и в деревнях. Там, правда, пришлось прежде поработать активистам с оставшимися дачниками и наемными работниками хозяйств. Впрочем, к людям постепенно приходило понимание, что только сообща они смогут решить свои проблемы. Иного им просто не дано.

 Южане, бывшие в районе на заработках, тоже делали попытки вносить свою посильную лепту в дело наведения порядка. Правда, в лес ходить опасались. Темные, полные завалов леса их пугали. Но заготовка топлива предполагала в поисках сухостоев прочесывать все  лесные массивы. Для этого создавались мобильные отряды, куда входили солдаты части, коренное население и те из приезжих, кого не пугали глухие чащобы. Одновременно учитывалось и лесное население. Этим занимались входящие в отряды лесники. Раз уж люди и зверье оказались в едином замкнутом пространстве, нужно было знать  своих лесных соседей, заранее предполагать возможные с ним встречи и  позаботиться, чтобы эти встречи не нанесли населению урона.

 Так, в дальнем углу свободного ото льда массива  леса была обнаружена неучтенная ранее берлога. И, судя по следам, там обитала медведица с двумя медвежатами.

Еще несколько лет назад охотники категорично утверждали, что только в лесах западной части района обитает один довольно старый, матерый медведь,  ленивый и не желающий видеть никого из  посторонних на своей территории. Места  его обитания были полны ягодников и орешников, которыми интересовались  дачники окрестных деревень. Никто из людей ни разу не пострадал, но страху натерпелись около десятка любителей сбора ягод, когда бурая громада неожиданно возникала в поле  их зрения или слышался характерный шум и фырчанье.  Дальше этих знаков недовольства дело не доходило. Непрошенные гости опрометью удирали из опасных мест. И вот вместо старого самца найдены следы самки. Это добавило забот и охотоведам и лесникам.

Кроме того, в ледяной западне вместе с людьми оказалось несколько семей волков. Вкупе с одичавшими собаками они могли представлять серьезную угрозу в зимнее время для жителей деревень и скота на фермах. Расплодилось много диких кабанов. Но это не было таким уж диковинным открытием. Они  доставляли много хлопот и в былые времена, устраивая потравы на полях.

 Были замечены несколько ланей и следы, казалось бы, давно уже истребленных в этих местах лосей. Беспокойство вызывало большое число лисиц. В этих местах  часты вспышки бешенства. А лисы являются основными разносчиками этой заразы. Потому было решено вновь возродить несколько лет назад до минимума сокращенную санэпидслужбу.

А совсем недалеко от Кудеярова, в лесном массиве, примыкающем к элитному дачному поселку, образовавшемуся на берегу реки  в черте национального парка, обнаружили вместо заповедника огороженную территорию, предназначенную для охоты привилегированным владельцам охотничьих билетов. Охранники даже угрожали оружием непрошенным посетителям. Пришлось применить меры воздействия.

В этой охранной зоне оказалось довольно много кабанов, несколько лосей, дикие козы. И спецплощадки  с прикормом, куда заманивались животные на потеху влиятельным гостям. Владелец этих охотничьих угодий скрывался за кипами подставных документов. Но чувствовалось, что лицо это не из простых. Не так легко что-то сделать в черте национального парка без определенных санкций и множества согласований.

 Местные охотники, работавшие на расчистке леса, оказавшись в этой зоне, только качали головами да цокали языками. Такого обустройства охотничьих территорий им видеть не приходилось. И запасов кормов, заготовленных уже на новый охотничий сезон.


В кабинет начальника  районного отдела внутренних дел стремительно вошел Ибрагимов. Вальяжно развалился на диване в углу. Селезнев поморщился. Никак не может обойтись без дешевых понтов. Словно пацан, все демонстрирует свое превосходство. А как щелкнешь его по носу, сразу присмиривает и начинает по-щенячьи преданными глазами заглядывать начальству в рот.

-- Ладно, не тяни, никого твои выходки не вдохновляют. Куда  Полкан чурок загнал? Кстати, я приказал привезти сюда Витька. Почему до сих пор его нет?

-- Обделался твой Витек. Говорил же, надо было делать ставку на другого…

-- Кого другого? Да никого другого и не  выбрали бы. Этот хоть местный, трибун, так сказать. С младых ногтей любил по трибунам шастать и ораторствовать. Население привыкло к нему. Доверяло. Ладно, с этим потом. Так, где наши чурки?

-- А то не знаешь. В части. Там их просеяли. Самых тупых в стройотряды определили.

-- Где Аматулла?

-- Вот, где это чмо, не знаю.

-- Падаль. Так и не сказал, где спрятал наркоту. Сейчас бы она пригодилась. Надо, надо сейчас устроить небольшую встряску. А то уж очень все тихо, чинно и благородно. Надо молодежь завести на какую-нибудь драчку. Пощипать этих черных, совсем оборзели. Забыли, с чьих рук ели…

--  Валер, а в чем проблема? У меня есть спиртишка. Паленый, правда. Да кто будет разбираться, от чего загнулись эти сопляки?  Спишем все на чурок. Да и потом, если трюк получится, кто будет спрашивать, всех к ногтю, чтоб не тявкали…

-- Не спеши, -- осадил Ибрагимова Селезнев. – Все надо продумать  и просчитать. Не забудь, что Полкан тоже умеет просчитывать на несколько ходов вперед. Как он драпанул в часть? Другой бы не придал значения, а этот  мигом улетел. И все хозяйство с собой уволок. Не на чем зацепить. Да, впрочем, и не таких ломали. Пусть пока потешится со своими прожектами о мирном сосуществовании народов. А мы ему бомбочку… Начнем с сопляков, с тех, кому западло ходить на работу. И девок пригони. Этих тоже надо приучать к делу. Ну, тут не мне тебя учить… -- Селезнев потянулся в кресле, вытянул из-под стола длинные журавлиные ноги, закинул за голову руки, на мгновение прикрыл глаза. В мозгу четко проскочила мысль: вот и дождался, пришла моя пора. Только бы не ошибиться, только бы не сплоховать, своевременно просчитать все ходы наперед и выйти в дамки.

-- Да, кстати, где сейчас этот наш законно избранный?

-- Где, где. В больнице, у своего дружка нервы лечит. Обещал прибыть на совещание. Но, думаю, увильнет. Сейчас опять придумает себе очередную хворобу. Чует, падаль, что дело пахнет керосином.

-- Ладно, пока будем без него. Его потом привлечем. Ничего, покажу кое-какие бумажки, никуда он не денется.



Ночью полыхнули дома в нескольких концах города. Загорелись вполне современные недавно отстроенные усадьбы. Люди выскакивали на улицы, слышался разноголосый гомон, перемежавшийся криками о помощи. Но в очень редких случаях  соседи спешили  помочь. Заранее созревшее, вернее, вскормленное слухами и домыслами сознание части жителей, а также не слишком приветливое, несколько высокомерное отношение к соседям нынешних погорельцев, спровоцировали людей на безразличие к чужой беде и даже неприязнь к пострадавшим. Не было ни обычной в случае пожара суеты, ни сочувствия к тем, кто прямо из постели выскакивал на улицу.

Пожарные просто разрывались между огненными факелами. Воды катастрофически  не хватало, чтобы залить бушующий огонь. Приехавшие из части две машины ничем помочь не могли. К утру, пять усадеб выгорели полностью. С десяток удалось отстоять. Специалисты, проведя обследование, пришли к выводу, что во всех случаях произошли поджоги. В огне сгорели несколько человек.

Сароян стоял у закопченного остова своего дома, понуро смотрел на родственников, выносящих кое-какие обгорелые пожитки. Жена Сусанна пыталась плакать, но он на нее прикрикнул. Жгло душу, что никто из соседей не пришел на помощь. Он здесь чужой, также,  как и в Азербайджане, откуда  пришлось бежать во время межнационального конфликта. За что бог так суров к нему и к его семье?

-- Может быть, за то, что ставишь себя выше окружающих. Слишком возомнил о себе? Захотел  стать богатым за счет несчастья других?

Услышав голос, Сароян вздрогнул. Он, наверное, говорил сам с собой, а кто-то подслушал его. Рядом стоял водитель из бывшей Сельхозтехники. Как-то он приходил наниматься на работу, но Сароян был твердо уверен, что добросовестно работать могут только свои соплеменники, а эти местные так, все пьяницы и воры. Потом он видел этого водителя в администрации, тот давал бригадам наряды на общественные работы. И сегодня на тушении пожара был в первых рядах  тех, кто кинулся помогать погорельцам.

-- Я всего лишь хотел, чтобы мои дети жили в достатке, чтобы им не пришлось горбатиться на чужбине…

-- К сожалению, за счет коренного населения. Ты ведь отнимал у местных жителей кусок хлеба.

-- Я всегда был добр к соседям…

-- Что я могу сказать? Ты сам породил такое к себе отношение. Вы, приезжие, глубоко заблуждаетесь, когда, пуская здесь корни, чуждаетесь  местных  традиций. Не чтите наши обычаи, презираете наш образ жизни. Думаете, что любой местный Ванька обязательно алкаш и бездельник. Так зачем ему землю коптить? Пусть сдыхает, туда ему и дорога. Для вас место очистит. А коренное население, это люди, чьи предки жили на этой земле тысячи лет. И они не так безобидны, тупы и ленивы, как вы себе представляете. Иначе бы давно уже их место заняли другие. Сколько их за тысячелетия сюда рвалось. Да все зубы обламывали. Не по зубам никому эти земли.

 Да, есть среди нас и уроды, и изверги, и изгои. Впрочем, как и среди вас. Но вы по таким отщепенцам судите обо всех жителях этой земли и презираете их.  Они это понимают и  молчат. Пока.  Но в ответ на ваше невнимание, не придут на помощь в случае беды. Ты это сегодня увидел. Твой дом они отстояли бы в один момент, но ты презирал их, они в ответ – тебя. И ты теперь без дома. Ты оказался на одном уровне с ними. Сумеешь приспособиться к ним, к их миропониманию, к их обычаям, они примут тебя в свой мир. Не сумеешь, ты и твоя семья станете изгоями, что еще страшнее, так как бежать тебе больше некуда…



-- Странные это поджоги, -- покачал головой Самохин, когда все члены комитета по чрезвычайным ситуациям собрались в  администрации района. – Такое впечатление, что дома и постройки вначале основательно почистили от вещей, а потом облили чем-то горючим и подожгли. Людей заперли в домах. Только у  Сарояна горело все подряд.

-- Ну, этого, понятно, в назидание остальным показательно наказали за его пренебрежение к местному населению. Показали, что им даже его добро не нужно. А других? Странно как-то. Если бы одних его родственников, то можно было бы предположить, что это месть тех, кого он  ни в грош не ставил, лишил работы, перешел дорогу в бизнесе. Но среди погорельцев двое, хоть и приезжие, но выходцы из этих мест, а один и вовсе коренной. Правда, его дом и отстояли соседи почти полностью.

-- И все же, -- Мезенцев облокотился о спинку стула, задумчиво постучал пальцами по столешнице, -- это ничего не объясняет. Подбор нынешних погорельцев ничего не говорит. Кто и почему? Кому на руку эти поджоги? Зачем поджигать тех, кто сейчас ничего не решает и никаких действий против населения  совершить не может?

-- Вы заметили, что никто из азеров не пострадал? И даги не пострадали? – встрял в разговор Одиноков.

Мезенцев поморщился:

-- Олег, брось ты эту блатоту. Какие азеры, какие даги? Мы сейчас все на одной чаше весов, все люди, из каких бы стран они не были. А на другой чаше – неизвестность. Нам ли  делиться на племена и кланы? Но замечание правильное. Думаю, есть в районе силы, которые хотят столкнуть лбами представителей разных диаспор. Вот только почему, и главное, зачем, не могу взять в толк. Не время делиться, устраивать разборки…

-- Зато власть взять в свои руки и прижать всех, чтоб даже  пикнуть не могли, самое время. Забыл, что где-то в этих местах начинаются корни одной довольно известной в столице  бандгруппировки. Она, конечно, в районе не светится, зачем в своем гнезде гадить? Но, был слушок, был, что не все здесь так гладко и тихо. Были звоночки. Вспомни того гаишника, что в соседней республике завалили при попытке ограбить инкассаторов. Замяли ведь все. И подельники соскочили… -- Самохин покачал головой. – Тяжеленько придется, если окажется, что они остались среди нас. Эти властью делиться не будут…

-- Это  предположение многое проясняет, -- Мезенцев встал из-за стола, прошелся по кабинету. – Вначале решили нейтрализовать дагестанцев. Не просто так тогда стукнули в часть на бесчинства Алиева. И дома их порушили. Не нужен им под боком такой воинственный клан. Нашими руками с ними расправились. То-то этот юрист все интересуется, где Алиев. И куда делись его родственники… Очень подозрительно интересуется… Вот кто за ним стоит, нам и предстоит узнать. Человек это умный, хитрый и хищный. Его если и встряхнула эта история с оледенением, то всего на минуту, не больше. Для него главное, получить безраздельную власть над всеми его окружающими…

-- Боюсь, мы столкнемся теперь еще и  с представителями других так называемых ОПГ. Сколько их могло  у нас оказаться просто по стечению обстоятельств? – Самохин оглянулся на молчаливых членов комитета. – Ну и как? Не сдрейфите, не соскочите на ходу?

-- Петрович, когда мы дрейфили? – усмехнулся один из бывших десантников, в последние годы работавший охранником в столице, Александр Клейменов. – Уж против духов не качнулись…

-- Тут, Саша, похлеще будет. Тут они, вроде бы, как и свои. Не вычислишь. По национальному признаку не различишь… -- Мезенцев повернулся от окна к собравшимся. – Это меня беспокоит больше всего. Не хочу, чтобы подозревали друг друга в предательстве, но… постарайтесь не распространять все, что здесь говорилось, на стороне. Всегда могут рядом оказаться чужие уши. Все, с этим решили. Приступим к делу. Как быть с погорельцами?



К вечеру пострадавшим было подыскано жилье. Не обошлось без кривотолков. По городу поползли слухи, что вот, мол, своим, коренным, русским хорошие квартиры не светили, а этим черным сразу нашлись. Шепоток этот бежал от дома к дому, обмусоливался на женских посиделках вечером и днем у колодцев, где обычно организовывались стихийные собрания поневоле, пока стояли в очереди за водой. Но была в этих разговорах  и доля уважения к тем, кто принял такое решение. Местный люд, веками живший на этой земле, чего только не вынес. Потому оказался на удивление мудр и сострадателен. Это когда ему в глаза плевали, он отмахивался и злобился. А когда увидел горе людей, потерявших свой кров, стал проникаться сочувствием. Самым удивительным оказалось то, что, не принимая участия в тушении пожаров, потом люди поделились с погорельцами самым необходимым.

Семьи  пострадавших заселили в коттеджный поселок, который строила подрядная организация аж из Владимира. Дурацкая затея проводить аукционы и объявлять тендеры на любые работы, в которых будут задействованы государственные деньги, была доведена до полного абсурда. Ставились настолько невыполнимые условия для фирм, не интересных тем, кто любит пилить бюджетный пирог, что в тот раз даже единственная строительная организация, на которую областным руководством делалась ставка, не смогла удовлетворить требованиям аукциона.

 Зато всем условиям соответствовала другая, совершенно незнакомая компания. Хотели прокрутить дело назад. Но в ход пошли подковерные игры, и заказ оказался у владимирской фирмы. Не ближний свет возить рабочий народ в Кудеяровское захолустье. Но руководство фирмы по обычному пути --  привезти гастарбайтеров из Средней Азии – не пошло. Набрали из местного населения. И не просчитались. Коттеджи возвели в сроки даже меньшие, чем указывались в договоре. Теперь в двух полностью отделанных  коттеджах устроились представители владимирской компании, оказавшиеся в период катаклизма на территории района. Еще несколько почти готовых домов предоставили погорельцам. Остальные малыми силами  продолжали отделывать.

Сердобольные женщины, которых в средней полосе России, особенно в деревнях, пока  еще можно встретить, собрали и принесли пострадавшим то, без чего погорельцам  просто не обойтись в первые дни, поделились своими скудными запасами продуктов.



Сусанна принимала от совершенно незнакомых женщин вещи и продукты, и слезы лились из глаз. Сейчас она начинала верить, что сможет найти с этими людьми общий язык. Раньше ей казалось, что все эти местные женщины озлоблены на её семью, ненавидят и завидуют её благополучию, и сторонилась их общества. Казалось, что и  общих тем для разговора у неё с  соседками нет. Да и о чем говорить? И когда? Теперь вдруг поняла, что все они такие же, как и в её родном городе детства. И темы для разговора такие же, как и там. И проблемы те же. И также есть среди этих людей добрые, отзывчивые, а есть и злобствующие, завистливые. И нельзя судить о народе по отдельным его представителям. Муж презрительно называл их, переходя на родной язык,  бездельниками и пьяницами. Да, были среди соседей и такие. Но вот случилась беда… да, их наказали за небрежение к местным обычаям и порядкам, но ведь потом и  пришли на помощь…

Теперь Сусанна ежедневно ходила на общественные работы вместе с окрестными женщинами, наводила порядок на улицах, собирала скошенную траву, чистила заросшие огороды. Молча сносила упреки свекрови, которая постоянно повторяла, что место женщины должно быть только в  доме мужа. Там она должна наводить порядок, ухаживать за мужем и детьми.

 Но после пережитого ужаса во время пожара Сусанна не могла оставаться в четырех стенах. Она вдруг поняла, что только в кругу этих женщин, не всегда приветливых, иногда злословящих, порой устраивающих скандалы на пустом месте, она чувствует себя спокойно, такой же, как и они, равной им.

 Рядом с ней постоянно оказывалась Айгун Муратова, чей муж многие годы торгует на рынке овощами. Она азербайджанка. В другое  время их пути не пересеклись бы, слишком много претензий было у каждой стороны.  Но здесь, на общественных работах, они неожиданно сдружились. Сусанна подумала однажды, что узнай об этом свекровь или мать, не миновать ей скандала.

 Местные женщины снисходительно, но дружелюбно помогали им на первых порах, пока они учились работать  так, как принято в этих местах, незлобиво посмеивались, если у них что-то не получалось, но из своего женского круга не выталкивали и ничем не выделяли. Ни разу не назвали лентяйками или неумехами. И если кто-то со стороны позволял себе некоторые шуточки в их адрес, быстро ставили  того на место.

Нашлось дело и  мужчинам. Сарояна пригласили в комитет по чрезвычайным ситуациям и предложили продолжить строительные работы. Нужно было возвести  животноводческие помещения в непосредственной близости от города. Зима не за горами, в деревнях рабочих рук по уходу за животными почти нет, но погубить скот в условиях изоляции равносильно самоубийству.

Теперь в строительных бригадах кого только не было. Приходили и старики, помнившие еще те годы, когда в районе полным ходом шло строительство ферм, и выпускники школ, не успевшие уехать на учебу. Возводили стены из подручных материалов, внутри обустраивали стойла с учетом того, что придется применять ручной труд. Каждый ставил себя на место будущего скотника и делал так, чтобы было удобно самому.



Артем неделями не появлялся в доме. Точно, где он в данное время находится, не знал, наверное, никто. По крайней мере, Полине казалось, что семья для него перестала существовать. Она сама целыми днями была занята в типографии. Редакционные подруги остались в городе. В часть тексты привозили с оказией. Хорошо, что в городке оказались женщины, которые хотели бы научиться верстке газеты. Пригласили старую наборщицу тетю Катю и последнего метранпажа бывшей городской типографии. Теперь они учили молодежь сложному делу набора, верстки и правки. Полина вычитывала гранки, потом полосы. А  ночью два солдатика, которым оставалось до дембеля всего-то месяца два, и они совсем недавно считали дни, оставшиеся до того счастливого момента, на «американке» прокатывали тираж одностраничной газеты. Утром ее на велосипеде отвозили в город, а почтальоны с удовольствием бежали по адресам, прежде чем уйти на общественные работы.


Мезенцев в это время с некоторыми из членов совета объезжал поля бывших колхозов. Большинство из них давно были в частной собственности. Небогатые земли новых владельцев интересовали лишь в перспективе как возможность разделить на участки и продать под дачи, когда опять всколыхнется бум дачного строительства среди столичных жителей. А потому пока делали вид, что занимаются растениеводством и животноводством, перепахивая земли и засевая их кормовыми травами, а то и залужая поля под пастбища. Лишь в пяти хозяйствах на полях зрело зерно, был посажен картофель. В агрофирме, что на юго-востоке района, овощи выращивали по договору китайцы. Чуть дальше, уже за границей района, но в черте ледяного кольца, были обнаружены поля с поспевающей пшеницей и ячменем. Весь созревающий урожай надо было своевременно убрать и сохранить.

С Мезенцевым ездил и новый знакомый Петр Викентьевич Береговой. Сам он руководил небольшой артелью земледельцев. Выращивали в основном кормовые культуры. Но в былые годы был знающим агрономом, которого стремились переманить в свои хозяйства именитые в те годы председатели колхозов. Береговой подсказывал, с чего начинать в уборочной страде, где стоит подождать, а где требуется срочно приступать к делу. Он советовал, какую технику использовать, кого из комбайнеров привлечь к работе. Но горючего в районе было в обрез. Его хоть и аннексировали у хозяйств и охраняли пуще зеницы ока, но было его очень мало. Как обычно, денег сельчанам на уборочную банки задерживали, а без средств особо солярки и не добудешь. Вот и оказались хозяйства без горючего.

Обсудив положение в комитете по чрезвычайным ситуациям, участники совещания приняли решение технику отправить в дальние углы района, куда трудно добраться населению, там первым делом скосить и вывезти зерно на тока ближайших хозяйств, а на полях рядом с городом убирать с помощью привлеченных жителей.

Страда началась с конфликтов и претензий. Горожане и особенно приезжие, те, кто оказался в ледяном плену в силу каких-либо причин, отказывались идти на общественные работы. Считали, что они не для того учились, чтобы теперь горбатиться на полях. Но кому были нужны многочисленные менеджеры, юристы, бухгалтера, системные администраторы, владельцы оставшихся где-то  там, за ледяными горами, фирм?

 Очень многие считали, что раз уж они согласились на общественный труд, то не обязаны пешком добираться до мест новой работы, требовали, чтобы им был обеспечен транспорт. Словно не понимали, что каждый литр горючего был на вес золота, потому что добыть его здесь, в этой ледяной впадине было негде.


Сусанна и Айгун безропотно шли на любые участки, куда бы их не послали. Они постоянно жались к ворчливой и громкоголосой бабе Варе, которая их взяла под свою опеку. Баба Варя  когда-то была бригадиром полеводческой бригады, потом, когда хозяйство развалилось, было обанкрочено и продано, устроилась техничкой в школу. А когда и ту закрыли, как неперспективную, перебралась в город к сестре. С ней и доживала свой век. Благо дети сделали пристройку к дому, чтобы сестры очень уж не досаждали друг другу.

Поле бригаде бабы Вари выделили недалеко от города, где-то километрах в пяти. Но идти по пустому шоссе все равно было тяжело. Молодежь по дороге дурачилась, придумывали считалки, иногда обидные, но по большей части смешные. Женщины среднего возраста и старше то и дело затягивали песни, но так как в большинстве никто до конца их не знал, постоянно перескакивали с одной на другую. Лучше всего знали те, что пели еще их матери и бабки. Да и мелодика их как раз подходила под монотонное движение.

Несколько молодых мужчин, выделенных в помощь бригаде, одновременно были и ее охраной. На всякий случай.

Полина, наконец, уговорила Артема разрешить ей работать в поле. Она считала, что в такой момент ее место рядом с теми, кому сейчас труднее всего. Да, газета – это серьезное дело, требующее внимания. Но специалистов, на самом деле, оказалось хоть отбавляй. Были проблемы лишь в том, что типография могла находиться, из соображений безопасности, только в части. 

Полина чувствовала завистливые и порой злобные взгляды кое-кого из тех, кто раньше считался приятелем, если не сказать другом. Одних злобило ее неожиданное возвышение. Хотя какое возвышение? В чем? Другие считали, что не по праву заняла руководящее место в редакции. Вот и решила одним махом разрубить этот клубок домыслов и зависти. В бригаду к бабе Варе напросилась потому, что знала, бригадирша спуску никому не даст, не посмотрит ни на какие звания и регалии.

Путь к полю хоть и недалекий, но достаточный для того, чтобы члены бригады постепенно разбились на небольшие группки близких по духу, по возрасту, ну, и по интеллекту.

Как-то так получилось, что вскоре к Полине прибились Сусанна и Айгун. Их сближало то обстоятельство, что у всех троих дети учились в одном классе. Так что нашлись общие темы для разговоров.

На поле  баба Варя вначале обозрела фронт работ, потом расставила людей по порядку, стала показывать, как жать, как складывать в сноп, как его перевязывать жгутом. Полине казалось, что все просто. Наверное, и другие испытывали такое же чувство. Но когда приступили к работе, поняли, что одно дело смотреть за действиями других, и совсем другое -- делать самому. Руки совсем не слушались головы. Снопы рассыпались. Жгуты оказалось не так-то и просто скрутить, чтобы ими можно было  перевязать сноп. Баба Варя ходила среди жнецов, постоянно подсказывала, показывала, иногда отстраняла от полосы и делала сама.

То, что казалось вначале таким легким, очень скоро отозвалось болью в спине. С непривычки у многих уже через час поясницы заломили от непрерывных наклонов и подъемов. Кое-кто стал все чаще отлучаться то в кустики на окраине поля, где сложили свои нехитрые запасы, то чуть подальше.

Бригадирша устала предупреждать, что частое питье до хорошего не доведет…

Полина со своими напарницами старалась успеть за передовыми мастерицами. Но это у них не очень получалось. Баба Варя посмотрела на их работу и ворчливо предупредила:

-- Чего горячку порете? Вас никто кнутом не подгоняет. Работайте спокойно, ровно, тогда и скорость придет…

Мужчины в это время стаскивали снопы к дороге и укладывали на подъехавшую телегу, в которую была запряжена черная с белыми пятнами кобыла. Рядом с ней резвился маленький жеребенок. Обычно эта кобыла  использовалась во время городских или сельских праздников, на ней катали во время гуляний детей. Теперь и её стали использовать на трудовых работах. Уложив, на их взгляд, достаточно снопов, мужчины отправили телегу с возницей к зернохранилищу.

Через какое-то время, когда все жнецы уже чувствовали, что еще немного, и они просто рухнут посреди поля, баба Варя объявила перерыв.

Полина с напарницами уселась в облюбованных кустах с желанием наконец-то приступить к трапезе. Айгун выложила на расстеленную газету огурцы и помидоры.

-- Откуда у тебя? – удивилась Полина.

-- Муж выращивает. Он совсем помешался на экологически чистых овощах. Я ему говорила, зачем сажать, когда на базе берешь для продажи. А он говорит, нет. Продажа, это одно, а дома кушать -- это другое.

Сусанна выложила тонкий лист лаваша, сложенный в несколько раз и пучки зелени. Потом на газете появились яйца, куски отварной курицы. Ее приготовила Полина, пожертвовав одной  из тех, что вывелись в прошлом году. Жалко было. Но понимала, что  столько птицы, как  раньше,  не прокормит.

За трапезой обменивались своими предпочтениями в еде. Беззлобно посмеивались друг над другом. Поглядывали на поле, где проплешина, сжатая за первую половину дня, казалась такой маленькой заплаткой на золотистом одеяле колышущихся стеблей.

Вдруг из кустов высунулся ствол автомата. Полина невольно протянула руку в его сторону, проверяя, не мерещится ли ей это. Сусанна инстинктивно прижалась к Айгун. Она еще помнила предназначение этого предмета по своей прошлой жизни там, за Кавказскими горами. Обе они взвизгнули.

Из кустов послышался шипящий шепот:

-- А ну, заткнулись, суки. Вы, чурки, быстро сюда. А ты, падаль, только вякни. Изрешечу…

Из кустов показалась мужская фигура в камуфляже и в черной маске. Женщины решили, что он один. Айгун неожиданно швырнула ему в голову свою объемистую кожаную сумку. От неожиданности он выронил из рук оружие, закрывая лицо руками. В этот миг все три женщины с криком вылетели на край поля, где обедали остальные работники.

Охранники от неожиданности растерялись, но потом схватили оружие. Однако, что значили три карабина, против десятка вооруженных до зубов камуфляжников.

-- Заткнулись все. Бросьте оружие. Нам нужны только эти две чурки и эта, -- кивок в сторону Полины, -- а вы продолжайте убирать зерно. Оно нам пригодится.

Слова сопровождались вполне понятными жестами и щелканьем затворов. Полина сразу вспомнила предупреждения Артема. Прав он, тысячу раз прав. А она, дура, как всегда, решила настаивать на своем. И что теперь делать? В голове пронеслась вереница мыслей о девочках, о муже, о том, сколько еще не сделано…

Их прервал окрик бабы Вари:

-- Ах, вы, фашисты. Сволочи, бандитское племя. А тебя я признала… А ну, пошли отсюда. Забыли, что вас, бандитов и мародеров, всегда били, а надо убивать, -- старая женщина с вилами наперевес надвигалась на главаря, который стоял несколько в стороне, отдавая распоряжения.

-- Всегда знала, что из тебя ничего путевого не вырастет. И мать твоя была непутевая. Значит, решил, что время твое пришло, ирод. Теперь можно не котов с собаками мучить, а и людей, басурманин…

Натиск бабы Вари был настолько энергичен и мгновенен, а крик ее столь пронзителен, что все замерли, как завороженные.

-- Бегите, что стоите, спасайтесь, -- были последние слова старой женщины. Она уже вплотную подскочила к опешившим захватчикам, замахиваясь вилами. И в этот момент раздалась автоматная очередь.

Женщины с визгом шарахнулись в стороны. Мужчины-охранники вспомнили о своем предназначении и бросились  к оружию. Защелкали выстрелы. Им в ответ затрещали автоматные очереди.

-- Кончай стрелять. Поджигай поле. Пусть подохнут в огне, кто выскочит, добьем, -- приказал, уже не скрываясь, предводитель.

Двое с канистрой подскочили к краю поля, стали плескать и бросать зажженные пучки сена. Мгновенно полыхнул огонь, загудел, но без ветра быстро не распространялся. Это увидели и те, что спрятались в посевах. Оттуда щелкнули два выстрела. Один из поджигателей вскрикнул и рухнул ничком прямо в огонь, другой бросился в кусты.

 Но тут раздался рев пожарной  машины, летящей на огонь. Только пожарникам да комбайнерам пока выдавали горючку. Увидев подоспевшую подмогу, бандиты скрылись в густом кустарнике. Преследовать их не стали, да и некому было. Все, кто остался жив, бросились сбивать и затаптывать огонь.

В результате часть поля была вытоптана и сожжена. На краю леса сложили погибших. Бабу Варю изрешетили так, что никаких шансов у нее не было. Погиб один молодой парень из охраны. Еще двое были серьезно ранены. Несколько женщин получили легкие ранения.

Полина отыскала Сусанну и Айгун. Обе они, вцепившись друг в друга, молча смотрели на происходящее вокруг, но были в этот момент где-то далеко.

Мужчины разглядывали погибшего бандита. Он обгорел, но узнать  было можно. Раньше служил в милиции, потом его оттуда за что-то выперли. В последнее время работал на пилораме у частника. Поговаривали, что истинным владельцем пилорамы является бывший начальник милиции, ушедший с поста по выслуге лет. Но сам он в Кудеярове уже давно не жил, приобрел дом в области, там и обретался.  Доходили сведения, что держит банк, есть у него и какая-то фирма.

На звуки стрельбы прибыли и члены городского добровольного отряда охраны порядка во главе с Самохиным. Он только покачал головой, увидев вымазанную в саже Полину. Оглядев поле и убитых, он с отрядом углубился в лес.

Полина посмотрела на тех, кто остался в живых. Только сейчас она стала понимать, что   время, которое она считала тяжелым, несправедливым и ублюдочным, останется в ее памяти как самое лучшее и беззаботное. А впереди всех ждет тяжелая борьба за выживание, за место под солнцем. Спокойная, безоблачная жизнь кончилась. Ее уничтожили очереди из автоматов, убившие старую женщину, но, кажется, пробившие сердце каждого из бригады.

Выстрелы разорвали сознание на две части – до и после. И это после не предвещало ничего хорошего.



Жилой городок воинской части постепенно превратился в малый научно-исследовательский центр. Сюда перебирались все, кто имел опыт работы или по роду деятельности мог помочь,  придумать или подсказать, как  из имеющегося в наличии оборудования  хотя бы по минимуму благоустроить  повседневную жизнь населения, а в дальнейшем, возможно, создать для каждого те элементы необходимого благополучия, к  которым привыкли люди.

 На отдыхе в районе оказалось достаточно представителей научной среды. Ведь по берегам Русянки уже на протяжении десятилетий действовали базы отдыха не только московских, но и  санкт-петербургских вузов.

Теперь те, кто уже полностью осознал трагизм ситуации, но не потерялся в этой новой жизни, собрались в части для того, чтобы сообща решать, что делать, и прогнозировать ситуацию, как жить дальше. К сожалению, таких активных было очень мало. Большинство предпочитало, как страусы, прятать головы в песок, как мантры повторяя, что все наладится, что скоро из столицы прибудут спасатели, и этот кошмар кончится.

В мастерских мехчасти собрались инженеры и механики. Уже не первый день шло обсуждение, на чем лучше подняться над ледовой преградой и осмотреть окрестности. Потому что уже были предприняты две попытки совершить пешую экспедицию. Но оба раза их участники вскоре возвращались. Сверху была непогода. Дули ветры, гнали снеговые заряды. То и дело преграждали путь ледяные торосы и трещины. Оценить ситуацию дальше двух-трехдневных переходов не удавалось. Сподручнее было бы облететь окрестные места на каком-нибудь летательном аппарате, но… в районе ничего такого не было. Одно время теплилась надежда использовать для этой цели вертолет. Но пришедший в часть пилот Игорь мгновенно её потушил.

-- Машина, конечно, первоклассная. Элитная. Но, не для нашего случая. Топливо ей требуется высококачественное. Такого здесь нет. В баках  пусто. Я все выработал, -- сразу сообщил он, предваряя напрасные вопросы.

Днем раньше Игорь пришел  в мастерские воинской части. Перед этим они с Татьяной встретили Одинокова, попросили посодействовать с обустройством.

 Татьяне сразу предложили работу в больнице. Народу в ледяной западне осталось много, большинство с хроническими болезнями, которые из-за стрессов обострились, а вот в лечебных корпусах персонала, как и в былые времена, не хватает.

 Предлагали работу в больнице многим. Но одни считали для себя неприемлемым работать с больными, другие просто боялись вида крови, а кто-то откровенно заявлял, что не собирается подвергать свою жизнь опасности заразиться какой-либо болезнью.

Таня не стала привередничать. Тем более, что ей тут же предложили и жилье. Так что их пути с Игорем разошлись. Тот отправился в часть, где надеялся найти себе дело по специальности.