21

<i>Кап-кап.

Кровь из разорванного горла тихо падает на пол, рисуя на каменных булыжниках причудливые кровавые цветы.

Рядом лежит сам живописец – миловидная венгерка из соседней деревеньки. Что примечательно - любит выращивать красные маки. Точнее, любила.

Кровь ее пахла хвоей, лесными ручейками, вытекающими из-под замшелых камней и чуть прогнивших осенних листьев.

Все то, что я не могу почувствовать самостоятельно, я получаю через кровь своих жертв.

Любовь. Жалость. Гнев. Животный страх.

Жизнь, в конце концов.

«А ведь все начиналось с такой малости, - думаю я, с каким-то остервенелым отупением стряхивая капли крови со своего жабо. «Всего лишь умер мой самый любимый человек».</i>

Это случилось 13 лет назад. После очередного изнуряющего похода мы вернулись домой с победой. Пир, устроенный в этот же вечер, собрал не только князей, участвующих в походе, но и их жен и дочерей, по такому случаю нарядившихся особенно торжественно. Казалось, весь зал утопал в океане шелка и парчи.

Поросята и куры угрожающе смотрели на пирующих мертвыми глазами, из полуоткрытых пастей  торчали листики петрушки и сельдерея.

- Вино графу! – выкрикнул толстенький князь, прославившийся  победами в любовных боях.

Смуглая девушка в темно-фиолетовом платье подбежала ко мне, скаля зубы в полупочтительной улыбке. В ее руках был золоченый кубок, наполненный наполовину искрящейся алой жидкостью.
Она с насмешливым поклоном протянула мне кубок и исчезла в рядах безликих, но прекрасных женщин, приглашенных на бал.

Даже сквозь толпу я продолжал видеть украшение в виде золоченой летучей мышь в ее волосах.

Не сводя с нее глаз, я сделал большой глоток. Потом еще один. И еще.

Лишь потом я понял, что это была кровь.

Гости заулюлюкали, захлопали мне. Чернобородый солдат вскочил со своего места и завопил:

- Так будет со всяким врагом, покусившимся на наши земли!

Я, уже оправившийся от потрясения, осушил кубок до дна.

- Его слова – истина! – закричал я, обводя взглядом весь зал. Люди притихли.

По моему подбородку стекала струйка крови.

*   *   *

Возвращаясь в свои покои после шумного вечера, я думал о трофеях, отобранных у перепуганных жителей завоеванных нами поселений. Вдруг в голову пришла мысль об украшении в виде летучей мыши. И о его обладательнице.

Влад…

Легкий шепот из крайней ниши, прикрытой статуей уродливой горгульи.

Бесшумно подойдя к нише, я заглянул в засасывающую темноту.

Там стояла моя знакомая с пира, злобно поблескивая карими глазами.

- Ты не боишься гулять тут одна? – машинально спросил я, в растерянности взирая на девушку.
Она снова оскалилась.

- А ты не боишься пить человеческую кровь?

Она расхохоталась своей, на мой взгляд, неудачной шутке и легко выскользнула из своего убежища.
- Имя! – закричал я ей вдогонку.

Она обернулась. Лицо ее показалось мне страшным.

- Нежена! – выкрикнула она и прыгнула в темноту коридора.

*   *   *

Следующие три месяца стали самыми ужасными и притягательными в моей жизни. Утром Нежена была свежим воздухом, один глоток которого пьянил не хуже вина столетней выдержки.

Только потом я понял, что она отравила меня своей детской наивностью, как оса, впрыснула яд в мою кровь. Когда я осознал это, было уже поздно.

Мне требовалось противоядие, которого не существовало. Или, все же, оно было?

Вечером она превращалась в чудовище. Била служанок по щекам, кидала турецкие кинжалы в портреты моих предков. Всегда попадала. Чуть что не по ее, переходила на визг.

Вечером, когда снежинки падали на землю в поисках смерти, я ее почти задушил. Остановился в последний момент, когда ее карие глаза уже убили меня. Почувствовав близость победы, Нежена прорычала:

- Отпусти…

Я разжал руки. Полчаса мы лежали рядом, на смятых парчовых  покрывалах.

- Нам нужно расстаться, - жалобно прошептала она, привстав и глядя прямо на меня.

Я закрыл глаза, чтобы не видеть это обреченное  выражение жертвы. Эту фразу она произнесла в двадцать первый раз.

*   *   *

Через три дня ее убила собственная служанка. Нежене не понравились ее длинные густые волосы, и она неровно обкромсала их кинжалом. Служанка обезумела и (ирония судьбы!) воткнула этот же нож прямо ей в сердце – но перед смертью моя мучительница схватила пресс-папье и размозжила несчастной девочке голову.

Почему я так спокойно об этом говорю? Потому что когда я узнал о ее смерти, я ничего не почувствовал. Выходит, она не очень-то была мне дорога – до определенного момента.

Когда я вошел в покои, служанку уже убрали.

Нежена лежала на турецком ковре с гордой улыбкой на лице и с кинжалом в сердце. Я остановился и, склонив голову набок, стал внимательно ее рассматривать.

Мысль, которую мне нашептала Нежена, была ужасной.

Я твердым шагом подошел к столу и взял кубок, украшенный сапфирами. Некоторые злопыхатели утверждали, что он сделан из человеческого черепа.

Подойдя к Нежене, я вытащил из ее сердца нож и точным движением перерезал ей горло. Подставил кубок и, пока кровь набиралась, смотрел на золотую мышь, отлетевшую в сторону. Откуда она появилась у Нежены, я так и не узнал …

Поднеся кубок к губам, я отхлебнул солоноватую жидкость. Она холодила язык и затапливала душу.

- За твое здоровье, Нежена! – провозгласил я, поднимая кубок вверх.

Уверен, ей бы понравилось.

*   *   *

С тех пор, как я отравился Неженой, моим противоядием стала кровь всех людей. Как будто она не ушла в небытие, а растворилась в мире, напоследок рассыпав серебряными звездами свою душу.
Самое ужасное, что раз в год туман сползает с меня, и вынужден повторять свою исповедь какой-либо жертве.

Вот и на этот раз я очнулся от удушающего дурмана, чтобы девушка – живописец смогла проиллюстрировать мою историю своей кровью.

*   *   *

<i>Я тихо выхожу из комнаты, словно боясь разбудить ее, и начинаю бродить по замку. Без цели. Его каменные стены удерживают меня цепями жутких воспоминаний, которые полупрозрачным шлейфом тянутся за мной.

Кажется, я знаю, что случилось с Неженой. Она стала этим замком и теперь никогда не отпустит меня. </i>