Интеллигентская революция XXI

- Нет, господа, вы не сделаете вид, что их нет. Люди, господа, всегда будут, даже когда они будут меньше похожи на людей, чем башка вот этого красавца.
- Оставьте в покое чучело, товарищи, оно не казенное. 
- Надо что-то делать!
- Поскакал!
- Да заткнетесь вы когда-нибудь со своими делами, черт бы вас взял!
- Вы знаете, Мария Алексеевна, я намедни увидела в магазине голубое платье с рюшками... Если бы только у меня было такое платье, все было бы хорошо.
- А эту кто сюда привел?
- Да кто знает, таскается кто хочет. Вам какое дело?
- Во время революций всегда были такие люди, которых хотелось послать подальше.
- А теперь их нет?
- Помолчите, Толмачев, а то как бы вас самих не послали.
- Вы не понимаете. Поставить человека в положение, при каком любое его чувство и действие будет приравнено к пыли - значит допустить унижение, которое нельзя простить.
- Что же, и не простите? Ну-ну, не смотрите зверем - знаете же, что не убьете.
- Вы не могли бы поставить просто музыку? Не понимаю эту привычку толкать в нее слова. Музыка тем хороша, во-первых, что действует бессмысленно преимущественно на нервы, а во-вторых тем, что никакой критик голыми руками не возьмет, в том числе и мой мозг, и Пал Палыча мозг. Спасибо, дорогуша. Пал Палыч, а Пал Палыч!
- Да, я мог бы бегать по улицам, подобно обезьяне, но из этого вряд ли получится что-то толковое...
- Ха-ха-ха! Пал Палыч, оставьте вы этого дурака. Вот скажите лучше, что вы понимаете в этой музыке?
- Ничерта не понимаю.
- Как же так, Пал Палыч? О чем-то ведь она написана?
- О том, как ты, Иван, вчера водку со звездами распивал.
- Вот черт! Послушайте этого старого пройдоху! А ведь угадал, ха-ха-ха!
- А я говорю, что это надо прекратить, в конце концов! Должен быть конец концов или нет? Я вас спрашиваю? Что вы смотрите на меня, как баран на новые ворота?
- Как вы думаете, Митя, о чем думает тот молодой человек в углу?
- О том, что, если бы вы любили его, Оленька, синий, беспредельный и до тошноты надоевший мир стал бы желтеньким и нескучным, как ваши перчатки.
- Фу, всегда вы такое скажете! Как не стыдно!
- Ах, Оленька, у вас дырочка на пальчике. Уже заношенные - какая жалость.
- Да я на вас и смотреть после этого не буду!
- Нет, мне ничего не удалось узнать. Такие люди, вы знаете, имеют привычку пропадать. Возьмите уголовную хронику. Дата рождения есть, дата смерти... пфф.
- Все это только воспаленный мозг, господа! Вы забыли...
- Слушайте себя, дорогой вы человек, слушайте вы себя. Вот идете вы по улице. Заметили вывеску "Самовары Самарские" - пропащий вы человек. А все почему? Да потому, что жизнь нужно не снаружи брать, а из себя выпускать - из воли да на улицы, в межзвездное пространство. Вы на город с Николаевский колокольни смотрели? Главное у нас что? Свобода главное. Только, скажу я вам, для этого нужно бы быть сумасшедшим, вроде Дон Кихота. А то жизнь штука тушующаяся, а там и вывески одолеют, так что главное утеряете.
- Если есть в кармане револьвер - значит, все не так уж плохо на сегодняшний день!
- Так вот сидишь, господа, и думаешь: что сидишь?
- М-да... уж.
- Ну вы, господа, ничего умнее сказать не можете. Совсем мозги-то пропили. Вам бы хватит пить, Степан Николаевич.
- А вы, Марья Алексевна, скажите умнее-то.
- Да лучше бы конца света ждали - вон, на улицах говорят. И то было бы дело.
- Эх, Мария Алексевна, ждать-то все равно сидя придется.
- Вот так всегда. Соберутся, напьются и давай болтать. А что наболтают - черт бы их не слышал. Мочи моей нет!
- Да вы что, матушка, Марья Алексевна, да вы наплюньте. Ну, вот заплакали! Из чего она плачет, скажите пожалуйста?